Переходя все границы

Глава 11

Они научились жить вместе. Кайла обнаружила, что ее муж обходится всего лишь несколькими часами сна. Ему нравилось засиживаться допоздна, но на следующее утро он просыпался чуть свет и при этом был бодрым и полным сил. Ее пробуждения были долгими и мучительными, вне зависимости от того, отдыхала она три часа или тринадцать. Тревор обходил жену стороной до тех пор, пока она не выпивала, по крайней мере, одну чашку кофе.

Он имел склонность развешивать одежду на спинках стульев, попадающихся ему на пути, когда возвращался с работы домой, и повсюду разбрасывать уже прочитанные им страницы газеты, а также постоянно оставлял на столе стаканы. Но после Тревор добросовестно убирал за собой и помогал Кайле справиться с работой по дому, даже если она не просила его.

В первую неделю их брака Кайла изо всех сил старалась утихомирить Аарона и заставить его рядом с Тревором вести себя хорошо, потому что тот не привык к постоянному присутствию в доме маленького ребенка. Кайла очень боялась, что неуемная энергия малыша и его постоянные проказы побеспокоят мужа.

Но Тревор никогда не выказывал признаков раздражения, даже если Аарон капризничал. Он уделял ребенку много времени, играл с ним на настиле во дворе, пока Кайла готовила ужин, читал ему сказки, купал перед сном. Кайла не могла не признать, что из Тревора Рула получился прекрасный отец.

Так же как и прекрасный муж. Ей просто не на что было пожаловаться! Он вел себя деликатно и тактично, каждую ночь оставляя ее спать одну в спальне, а сам ночевал в комнате для гостей. Но он никогда не стеснялся переодеваться в ее присутствии. Они часто заставали друг друга в разной стадии неодетости, в самый неподходящий момент открывая дверь спальни. Подобные происшествия всегда смущали Кайлу, но Тревор, казалось, относился к этому спокойно.

Он никогда не скупился на поцелуи и объятия. Сторонний наблюдатель наверняка бы подумал, что Кайла с Тревором по уши влюблены друг в друга и очень счастливы в браке. Он часто обнимал ее сзади за талию и ласкал ее шею, делал комплименты ее волосам, фигуре. Он никогда не спрашивал разрешения на поцелуй, расценивая их как свое законное право. Часто его поцелуи перед сном настолько возбуждали Кайлу, что, закрыв дверь спальни и оставшись в одиночестве, она ругала себя, называя не иначе как идиоткой.

— Он мой муж. Я должна исполнять свой супружеский долг перед ним. Если это поможет облегчить тягостное ощущение внизу живота, к чему отказываться?

После этого она обычно выдвигала ящик комода, в котором хранила фотографию Ричарда. Щадя чувства Тревора, она не выставляла ее в открытую. Рассматривая черты любимого лица, она снова и снова обещала ему, что он всегда будет жить в ее сердце, что она никогда не предаст его память, влюбившись в другого мужчину, что он единственный навсегда останется ее настоящим мужем.

Но убедить в этом тело Кайлы было совсем не так просто. Лежа в одиночестве на большой пустой постели, она представляла себе вовсе не лицо Ричарда. Перед ее мысленным взором стояло лицо Тревора, его улыбка, его волосы, его загрубевшие на солнце черты, его поцелуи. Эти образы и ощущения были очень живыми.

Дни слагались в недели, и напряжение, зреющее в ее теле, неминуемо должно было прорваться наружу, как пар из кипящего чайника.

Это произошло после одного особенно тяжелого рабочего дня, когда она повздорила с оптовым поставщиком из Далласа, выставившим «Райским лепесткам» счет на доставку роз, которых они никогда не заказывали. В довершение всех бед Кайла поругалась с Бэбс, предложившей взять Аарона к себе на выходные, чтобы они с Тревором смогли провести романтический уик-энд в отеле в Далласе.

— Думаю, тебе не повредит ненадолго уехать, сменить обстановку. Ты похожа на канатоходца, который внезапно растерял все свое мастерство, — сказала Бэбс дразнящим голосом. — Никак не могу отделаться от мысли, что в любую минуту ты потеряешь равновесие и сорвешься вниз.

— Я в порядке.

— С тобой что-то происходит, и я намерена выяснить, что именно. Если ты мне не скажешь, я спрошу у Тревора.

— Не смей этого делать! — взорвалась Кайла, гневно глядя в лицо подруге. — Не суй нос в мою жизнь, Бэбс!

Она тут же пожалела о сказанном, едва эти резкие слова сорвались с ее губ, и поспешила извиниться. Но Бэбс до конца дня пребывала в угрюмом настроении. Тревор вызвался забрать Аарона из яслей, а вот покупка продуктов легла на плечи Кайлы. Она не сумела найти многое из того, что ей было нужно, потому что в магазине переставили полки; очереди казались ей чрезвычайно длинными, а кассиры — очень медлительными. Несколько раз женщиной овладевало искушение оставить корзину с товарами в магазине и уйти, так ничего и не купив.

К тому времени, как она добралась до дома, она была истощена как физически, так и эмоционально. Чтобы не ходить к машине несколько раз, Кайла взяла все три сумки с продуктами сразу и, с трудом переставляя ноги, побрела к настилу на заднем дворе, намереваясь войти в дом через черный ход.

Ее мрачное настроение ничуть не улучшилось при виде открывшейся ее глазам картины. Тревор лежал в горячей ванне в беседке с банкой пива в руке. А Аарон…

— Аарон! — в гневе вскричала она. — Что это, черт побери, такое?

— Это, — с улыбкой ответил Тревор, еще не подозревающий о дурном расположении духа супруги, — глазурь. Воспитательница в яслях сказала, что малышу очень нравится эта штука, вот я и решил разрешить ему поиграть с ней дома.

Аарон, сидящий за маленьким столиком, установленном на настиле, был с головы до ног перемазан какой-то темной липкой массой, которую Кайла идентифицировала как шоколадную глазурь для пудинга.

К счастью, на ребенке не было другой одежды, кроме подгузника. Своими пухлыми ручками он достал из миски порцию глазури и плюхнул ее на бумагу для выпекания, которую ему предусмотрительно постелил Тревор. Аарон размазал глазурь по столу, после чего поднес руки ко рту и принялся слизывать с пальцев сладкую массу. Было ясно, что он уже не первый раз занимается подобного рода творческим упражнением. Лицо его было все перемазано в глазури. При виде матери малыш улыбнулся и что-то залопотал.

— Думаю, он сказал «птичка», — пояснил Тревор. — По крайней мере, похоже, что именно ее он пытается изобразить.

— Он же весь грязный! — вскричала Кайла, чувствуя, как в ней закипает гнев.

Умом она понимала, что не стоит расстраиваться из-за подобных пустяков, но никак не могла совладать с внезапным всплеском раздражительности.

— Его легко отмыть, — благодушно отозвался Тревор. Однако между его удивленно вскинутыми бровями залегла складка. — Воспитательница сказала, что это упражнение способствует развитию его творческих способностей.

— Воспитательнице не придется убирать весь этот беспорядок, — язвительно парировала она. — Впрочем, как и тебе. Мне придется это делать. Как же вы с воспитательницей упустили этот момент за вашей приятной беседой, которая, несомненно, состоялась между вами?

Кайла прошествовала к раздвижной стеклянной двери. Так как руки ее были заняты сумками, содержимое которых грозило в любой момент вывалиться, она попыталась открыть дверь, просунув ступню в зазор между панелью и косяком, но у нее ничего не вышло.

Наконец, стиснув зубы, она посмотрела на мужа.

— Мне ужасно не хочется прерывать твое столь приятное занятие, Тревор, — приторно-слащавым голосом произнесла она, — но, как мне кажется, тебе бы следовало встать и помочь мне.

— В любое другое время, Кайла, но не…

— Забудь, черт тебя разбери! — закричала она. — Сама справлюсь.

Терпение его лопнуло, и он поднялся из ванной, рассерженный и…

Обнаженный.

Шлепая босыми ногами по деревянному настилу и оставляя за собой мокрые лужицы, он подошел к онемевшей и недвижимой Кайле и рывком выхватил сумки у нее из рук. Зажав все три в кулаке, он с силой толкнул дверь и ураганом ворвался в кухню, не обращая внимания ни на свою наготу, ни на оставляемые им мокрые следы.

Бросив сумки на кухонный стол и прикрыв ладонью пах, он развернулся и воззрился на жену. Лицо его красноречивее всяких слов говорило: «Вы сами на это напросились, леди!»

Раздосадованная на себя за то, что устроила сцену, и на Тревора за то, что позволил ей это, Кайла со всех ног бросилась в спальню, хлопнув дверью с такой силой, что сотрясся весь дом.

— Я все еще в немилости?

В комнате, затемненной жалюзи на окнах, сгущались фиолетовые сумерки. Кайла лежала на боку, подтянув колени к груди. Она долго плакала, потом, успокоившись, приняла душ и облачилась в ночную сорочку. До талии она была укрыта одеялом, а сложенные вместе ладони она подложила себе под щеку.

При звуке голоса Тревора она слегка приподняла голову. Он стоял возле едва приоткрытой двери, словно опасаясь, что она может запустить чем-нибудь в его голову, если он посмеет сделать хоть шаг вперед.

— Нет. Прости меня.

Тревор вошел в спальню. Он был одет лишь в короткие шорты, и Кайла зажмурилась, прежде чем снова опустить голову на подушку. Она слишком хорошо помнила, какое ошеломляющее впечатление производит его обнаженное мокрое тело, когда солнечные лучи, пробивающиеся сквозь листву деревьев, играют в покрывающих его грудь волосах. Она воскресила в памяти упругие мышцы его живота, его длинные ноги и внушительных размеров мужское достоинство, окруженное гнездом темных волос.

Кайла заливалась горячими слезами сожаления — сожаления оттого, что ей открылась его притягательная нагота. Несмотря на все прилагаемые ею усилия, она все равно продолжала желать этого мужчину и горько раскаивалась, что отвергала его столь долгое время.

Сейчас она почувствовала, как просел матрас, когда Тревор лег позади нее и обнял со спины. Пальцы его вплелись ей в волосы, затем он нежно провел ладонью по ее щеке, убирая упавшие прядки. Его действия приносили облегчение.

— Тяжелый день? — Его теплое дыхание мягко омывало ее ухо.

— Хуже не бывает.

Он тихонько рассмеялся.

— В таком случае, полагаю, ты просто не была готова увидеть своего сына, загримированного как для участия в представлении.

«В действительности я не была готова увидеть тебя встающим из ванны, словно мужская версия богини Венеры, рожденной пеной», — подумала Кайла.

— Прости, что вспылила. Столько всего навалилось сразу.

Теперь Тревор, опираясь на локоть, склонился к жене, задумчиво скользя указательным пальцем по ее щеке.

— Надеюсь, ты понимаешь, почему я не выпрыгнул с готовностью из ванны, чтобы помочь тебе с сумками.

— Да.

— Я просто не ожидал, что ты вернешься домой так рано, в противном случае я бы давно выкупал Аарона и убрал бы беспорядок.

— Ты ни в чем не виноват, Тревор. Ни в чем. Это только моя вина. — Она вздохнула. — Мне нехорошо и…

— Что случилось? — Кайла спиной почувствовала, как мгновенно напряглось его тело.

— Ничего.

— Но что-то же происходит. Ты больна? Скажи мне.

Она покачала головой и воззрилась на мужа особым говорящим взглядом.

— Ах, это, — разочарованно протянул он.

— Да, это. — Она поерзала, занимая более удобное положение.

— Когда?

— Обнаружила, когда приехала домой. Следовало бы догадаться, раз я шипела, как гадюка.

— Ты прощена. — Он осторожно положил руку ей на талию. — Тебе… больно?

— Немного.

— Ты приняла лекарство?

— Да. Пару таблеток аспирина.

— Это поможет?

— Наверное.

— Но не точно?

— Нет. Просто нужно время. И все пройдет.

— Понимаю.

Тревор медленно стянул с Кайлы одеяло. Ее ночная сорочка была короткая и на тоненьких бретельках. Она была изготовлена из тончайшего белого материала, напоминающего Тревору изящные батистовые платочки. По подолу имелся вышитый цветочный мотив. Через сорочку проступали очертания белых трусиков. В таком наряде Кайла выглядела беззащитной девственницей, и Тревор почувствовал, как твердеет его плоть.

Он снова коснулся ее талии. Кайла оставалась неподвижной. Руки его скользнули вниз, постепенно перемещаясь вперед, очень медленно, чтобы дать ей время запротестовать. Она этого не сделала, и он нежно обнял нижнюю часть ее живота.

— Здесь?

— Да.

Он стал гладить ее живот кругообразными движениями.

— Так лучше?

Она кивнула.

— Бедная крошка. — Он нежно чмокнул ее в висок.

Кайла вздохнула, глаза ее сонно закатились.

— Тревор?

— Да?

— Ты раньше когда-нибудь жил с женщиной?

Руки его мгновенно замерли, так что она могла почти физически ощутить его колебание.

— Нет. Почему ты спрашиваешь?

— Что тебе известно об этом периоде?

— Только то, что я безмерно счастлив не мучиться этим каждый месяц.

Не открывая глаз, она улыбнулась:

— Типично мужской ответ.

В действительности Кайла не собиралась менять положение ног. Но под гипнотическим воздействием массажа внизу живота ноги ее задвигались сами собой, распрямились, чтобы предоставить Тревору лучший доступ к больному месту.

— Вы с Аароном поужинали без меня?

— Так точно.

— Что ты сделал?

— Ну, — начал он, вытягивая ноги и переплетая их с ее ногами, — сначала я отмыл его от глазури.

Она засмеялась.

— Между прочим, я одобряю идею рисования глазурью. Аарону, похоже, это очень понравилось. В любой другой день я бы, вероятно, надела купальник и присоединилась к нему.

— Как нам обоим известно, у тебя были веские основания проявить раздражение.

— Мне не следовало кричать на тебя.

— Мне особенно понравилось замечание о моей «приятной беседе» с воспитательницей Аарона. Ты сказала это таким тоном, что я решил, будто ты ревнуешь, — прошептал он ей на ухо, лаская языком мочку. — Такая нежная кожа. И бархатистая.

— Продолжай, — выдохнула она.

— Я забыл, на чем остановился.

— Ты… ты… э-э-э… Ты отмыл Аарона.

— Ах да, верно, а потом соорудил ужин.

— Чем же ты его кормил?

— Его любимым лакомством.

— Хот-догом?

— Именно.

— Без булочки?

— Разумеется. — Тревор поцеловал жену в шею, и она тихонько застонала. — Завтра утром у птичек, живущих в лесу возле нашего дома, будет на завтрак три булочки от хот-догов. Надеюсь, им понравится горчица.

Кайла снова засмеялась. Она не могла сказать, была ли тому причиной шутка мужа или его усы, нежно щекочущие ее шею.

— А ты…

— Знаю, что за вопрос ты хочешь задать, и отвечаю на него утвердительно. Я следил, чтобы Аарон тщательно прожевал каждый кусок.

— Спасибо. — Она искала губами его рот.

— Всегда пожалуйста. — Он поцеловал ее.

Слияние их губ было сродни прикосновению к оголенному проводу. Его рот жадно впился в ее, и она радостно приветствовала проникновение его языка. Кайла изменила положение тела, и теперь они лежали лицом друг к другу.

Она обняла мужа за плечи, прижавшись грудью, обтянутой тонкой тканью сорочки, к его волосатому торсу. Тревор накрыл ее тело своим, глубже вжимая в матрас.

— Кайла, ты…

— Тревор, я…

— Что?

— Тревор?

Комната наполнилась звуками, характерными для слияния двух любящих людей: стонами удовольствия, шуршанием льняных простыней, прерывистым дыханием, несвязным шепотом.

Руки Тревора жадно скользили по телу Кайлы, обнимая ладонями ее бедра, на краткое мгновение касаясь икр ног, затем поднимаясь вверх, к тонкой линии ключицы. Наконец, он обхватил ее груди.

— А-ах. — Спина ее выгнулась дугой, и она прервала поцелуй.

— Что такое?

— Больно.

— Ой, я забылся. Это… оно?

— Да.

— Прости.

— Нет, все хорошо. Мне очень хорошо.

— Правда?

— О да, — застонала Кайла, когда Тревор возобновил ласки.

— Так нравится?

— Да.

— А когда трогаю соски?

— Да, да.

— Скажи мне, если…

Так и не договорив, он погрузил пальцы в ее волосы и, притянув к себе, наградил алчным поцелуем.

Отстранившись, Тревор склонил голову, покрывая грудь Кайлы быстрыми пылкими поцелуями. Руками он обнимал жену за талию, накрыв сверху своим телом. Ночная сорочка Кайлы завернулась, и коленом он раздвинул ей ноги, а она крепко зажала его бедро, прижимаясь к нему своим лоном, скользя вверх и вниз, надавливая, нажимая.

— Проклятье!

Тревор лежал на Кайле, часто и тяжело дыша. Она ощущала учащенное биение ее сердца. Своими сильными руками он обхватил ее голову, зарывшись лицом в ее волосы.

— Не двигайся, милая.

— Что такое?

— Просто полежи спокойно, любовь моя, — простонал он. — Не шевелись.

Она повиновалась. Некоторое время спустя он медленно поднял голову. На лице его было написано бесконечно нежное сочувственное выражение. Усы его и кончики губ изогнулись в печальной улыбке.

— Разве ты не поняла? Я довел тебя до нужного состояния, но не в ту ночь.

Раздосадованная, Кайла отвела взгляд. Тревор чмокнул ее в щеку и откатился в сторону, а потом встал с кровати. Склонившись над ней, он приложил ладонь к ее пылающей щеке.

— Ты в порядке?

Кайла должна была признать, что менструальная боль ушла, но на ее место пришла другая, более сильная и всепоглощающая.

— Да, мне уже лучше, — пресно отозвалась она.

Он выпрямился и замер у кровати, неловко переминаясь с ноги на ногу. Отбросив упавшие на лоб пряди черных волос, он спросил:

— Ты осталась без ужина. Не хочешь ли чего-нибудь перекусить?

— Нет. А ты сам ел?

— Да. Все хорошо. — Глаза их на мгновение встретились, затем оба стали смотреть в стороны, одновременно подумав о том, насколько банальным был их разговор после случившегося всего несколько минут назад всплеска страсти.

— Ну, теперь я тебя оставлю. Доброй ночи.

Тревор развернулся, направляясь к двери. Кайла залюбовалась, как перекатываются под гладкой кожей мускулы, а шорты обрисовывают упругие ягодицы.

— Тревор?

Он тут же поспешно обернулся.

— Да?

— Тебе… — Мысленно она приказывала себе остановиться, не произносить больше ни слова, но, проглотив гордость, она продолжила: — Тебе не нужно уходить.

Он посмотрел на свою жену, лежащую на кровати, опираясь на локти. Расшитый цветами подол сорочки завернулся, являя взору ее ноги. Спутанные волосы ниспадали ей на плечи, словно жидкое золото. От его поцелуев губы ее припухли и раскраснелись, а ткань на груди была влажной, четко обрисовывая розовые твердые бутончики сосков.

Скривившись, он вытер о шорты вспотевшие ладони.

— Нет, нужно. Я вынужден это сделать. В противном случае…

Если он снова прикоснется к Кайле, то никакая сила не удержит его от того, чтобы овладеть ею, удовлетворив свой яростный плотский голод. Он не сумел бы быть нежным с ней, а ему хотелось, чтобы после того, как они с Кайлой впервые займутся любовью, она ни о чем не сожалела впоследствии, не ощущала смущения или дискомфорта.

— Но не забудь о своем предложении в будущем, — хрипло прошептал Тревор, закрывая за собой дверь спальни.

Когда на следующее утро Кайла с опаской вошла в кухню, Аарон уже восседал на своем детском стульчике, а Тревор переворачивал на сковороде шипящие ломтики бекона.

— Доброе утро, малыш, — произнесла она, наклоняясь над сыном и целуя его в щечку. Он в ответ радостно шлепнул ее по носу сырым кусочком бекона. — Вот спасибо, — пробормотала она.

— Аарон поставил меня перед выбором: либо вытащить его из постели, либо позволить скакать в ней, пока не полопаются все пружины, — пояснил Тревор, снимая сковородку с огня.

— Спасибо, что присмотрел за ним.

— Мне это в радость.

Он обнял жену за талию, привлек ее к себе и наградил одним из утренних поцелуев с привкусом зубной пасты и легким ароматом лосьона после бритья. Кайла не возражала бы, продлись он подольше, но Тревор, еще раз быстро чмокнув ее в губы, отстранился.

— Присаживайся. Ты, должно быть, умираешь с голоду.

Она бросила тревожный взгляд на часы.

— Мне нужно торопиться. Я проспала.

— Не спеши. Я уже позвонил Бэбс и предупредил, что ты сегодня задержишься. А Аарона нужно везти в ясли только к десяти часам.

Он поставил на стол перед Кайлой блюдо с дымящимся беконом и вафлями домашнего приготовления. Она сглотнула слюну.

— Я и вправду очень хочу есть.

— Как же может быть иначе? — Склонившись к жене, он обнял ее за талию. — Живот все еще болит?

— Сегодня гораздо лучше.

— А здесь? — Рука его скользнула к ее груди, и он принялся пощипывать сосок, зажав его между большим и указательным пальцами.

Кайла едва могла дышать, судорожно хватая ртом воздух.

— Так приятно, очень приятно… Я имею в виду, мне гораздо лучше.

— Рад слышать. — Тревор чмокнул ее в макушку и сел за стол напротив нее. Пока Кайла нащупывала салфетку, одновременно пытаясь вспомнить, как пользоваться вилкой, он намазал вафлю маслом и, пододвинув тарелку Аарону, произнес:

— Вот, крепыш, налетай.

Они дружно посмеялись над ужасными манерами малыша, и Кайла заметила:

— Нам нужно что-то с этим делать. — Осознав, что в своем замечании она употребила слово «нам», таким образом, сделав Тревора сопричастным, она быстро посмотрела на мужа. Ему явно это очень нравилось, о чем свидетельствовал его потеплевший взгляд.

— Как тебе спалось? — спросил он.

Она отметила, что у Тревора настолько длинные пальцы, что едва удерживают ручку кофейной чашки. Тем не менее, они могли быть очень нежными, когда прикасались к ее телу, как, например, несколько минут назад. Неожиданно для себя Кайла обнаружила, что ей очень сложно проглотить кусок вафли.

— Так себе, — с трудом отозвалась она.

Она мечтала о Треворе и проснулась в поту, с учащенным сердцебиением и дыханием. По крайней мере, теперь она могла бы удовлетворить любопытство Бэбс, с чистой совестью ответив, что обнаженным ее муж выглядит просто великолепно.

— Я тоже не особенно хорошо провел ночь, — признался он.

— Мне очень жаль. Что случилось? — Когда вчера он вышел из ванны, то у нее перехватило дыхание. Его торс, бедра и…

— Твердость мешала.

Кайла уронила вилку на тарелку, а потянувшись за ней, задела локтем и опрокинула стакан апельсинового сока.

Аарон указал на растекшуюся по столу лужицу пальчиком и сказал:

— Ого! Ого!

Тревор отодвинул свой стул, взял кухонное полотенце и стал промокать им пролитый сок.

— Я о кровати в комнате для гостей говорил.

— Что? — не поняла Кайла, поворачивая к нему голову.

Усы Тревора изогнулись в усмешке.

— Кровать показалась мне слишком твердой.

Щеки ее залились жарким румянцем. К счастью, телефонный звонок избавил ее от необходимости продолжать этот неловкий разговор. Тревор снял трубку.

— Это папа, — провозгласил он.

Кайла взяла себе на колени Аарона, в рекордный срок расправившегося с вафлей, и стала кормить его со своей тарелки, одновременно покрывая ребенка поцелуями. Взглянув на мужа, она заметила, что он улыбается своему невидимому собеседнику.

— Конечно, нет проблем. В какое время?.. На сколько?.. Это все?.. Ну, это лучше, чем ничего… Хорошо, мы будем там. Пока. — Он повесил трубку.

— Твой отец?

— Он прилетает сегодня, чтобы погостить у нас до завтра. Ты же не возражаешь, не так ли?

— Конечно, нет. Я знаю, ты был очень расстроен, что он не смог попасть на нашу свадьбу.

— Мне очень хочется, чтобы он познакомился с тобой и Аароном. Он останется только на ночь, а завтра утром улетает в Лос-Анджелес на слушание дела, которое он сейчас ведет. — Он закинул в рот кусочек бекона и принялся интенсивно его жевать. — Я хочу повозить его на машине по городу, показать некоторые из построенных мною зданий. Ты же знаешь, что мы… Ой, извини. Я не хотел отклоняться от темы разговора.

Ей очень нравился его энтузиазм.

— Продолжай, — сказала она. — Что ты хотел сказать?

— Мы не особо ладили в прошлом. Вплоть до несчастного случая.

— Он хотел, чтобы ты стал адвокатом?

— А у меня были другие планы на жизнь. Но пока я проходил курс лечения в госпитале, мы выяснили все недоразумения между нами, и сейчас все хорошо.

Он одарил ее искренней улыбкой.

— Ты поедешь в Даллас его встречать?

— Если не возражаешь. Он сообщил мне номер рейса. Предлагаю пообедать всей семьей в городе.

— Включая Аарона? — с сомнением спросила Кайла.

— Конечно, включая Аарона. Он же часть нашей семьи. — Он взял малыша с колен жены и подбросил его высоко в воздух. Мальчик счастливо заверещал. — Папа любит итальянскую кухню. — Он назвал знаменитый ресторан в Далласе. — Следует ли мне позвонить, чтобы забронировать столик?

Кайле ненавистна была мысль охлаждать его пыл, но она сильно сомневалась, чтобы в роскошном ресторане обрадовались ее пятнадцатимесячному сыну.

— Не знаю, хорошая ли это идея, Тревор. Не уверена, что они с распростертыми объятиями примут маленького ребенка.

— Ну, если они не захотят пустить в ресторан нашего сына, мы отправимся обедать в другое место.

Весь персонал ресторана, начиная с метрдотеля и заканчивая посудомойкой, был очарован мужской половиной семейства: Джорджем Рулом, Тревором и Аароном. Беспокойство Кайлы оказалось совершенно напрасным, потому что, заказывая столик, Тревор лично переговорил с метрдотелем и в ресторане подготовились принимать маленького клиента.

Первое знакомство с отцом Тревора в сутолоке аэропорта прошло лучше, чем Кайла предполагала. Поначалу Аарон боялся высокого седовласого мужчину с властным голосом, но Джордж проявлял равную настороженность по отношению к внуку.

Тревор намеренно посадил их вместе на заднее сиденье машины, и к тому времени, как они приехали в ресторан, расположенный в престижном районе Далласа, они уже успели подружиться. Входя в ресторан, Джордж держал малыша на руках и представлял его всем как своего внука.

— Тревор сказал, что мне не удастся познакомиться с твоими родителями, Кайла, — произнес Джордж на обратном пути в Чэндлер.

— Вчера они прислали нам открытку из Йеллоустонского национального парка, — ответила она. — Они путешествуют и наслаждаются жизнью.

Она объяснила свекру, что Пауэрсы продали дом через несколько дней после того, как она вышла замуж за Тревора. Мебель пошла с аукциона, а Тревор помог выбрать самый удобный фургон. Мег обставляла его с энтузиазмом маленькой девочки, получившей в подарок кукольный домик. Двумя неделями позднее они уехали.

— Она скучает по родителям, — поддразнивая жену, произнес Тревор, игриво дергая ее за локон. — Они ее так избаловали.

— Ты тоже меня балуешь.

Он с удивлением повернулся к Кайле, которая казалась не менее удивленной услышать из собственных уст такие слова. Лишь произнеся их вслух, она осознала, что сказала истинную правду. Тревор перевел взгляд на дорогу, чтобы убедиться, что впереди нет никакой опасности, затем снова взглянул на жену.

— Очень рад это слышать. Мне нравится баловать тебя.

Они так долго смотрели друг на друга, что Джордж, не выдержав, предупредительно закашлял и произнес:

— Не знаю, как ты, Аарон, а я себя в обществе этих двоих чувствую пятым колесом.

Когда они приехали в Чэндлер, было еще достаточно светло, поэтому Тревор повел отца на прогулку по городу, чтобы показать ему некоторые из построенных им зданий. Кайла осталась в машине, наблюдая, как силуэты мужчин исчезают на линии горизонта. Тревор посадил Аарона себе на плечи, поддерживая его за ноги. Все вместе они являли собой очень трогательное зрелище.

— На его месте должен был быть Ричард, — прошептала она, борясь с подступившими к глазам слезами.

Она заплакала, потому что не смогла убедить себя в истинности этих слов. Если мужчиной должен был быть Ричард, то почему ее сын так гармонично смотрелся на плечах Тревора, доверчиво сжимая своими пухлыми кулачками пряди его черных волос? Почему при виде того, как нежно и бережно он обнимает ее сына, у нее сжималось сердце? И почему ей хотелось, чтобы те же сильные руки обняли ее?

При виде дома Джордж был поражен и не скупился на похвалы своему сыну. Кайла уложила Аарона в постель и, заглянув к Джорджу и Тревору, пожелала им спокойной ночи и ушла, чтобы дать им время побыть вдвоем.

— У меня на ноге появился синяк размером с пятидесятипенсовую монету, — сказал Рул-старший. — С чего это тебе вздумалось пинать меня под столом с такой силой, когда я упомянул о твоей службе в морских войсках?

Тревор был рад, что в этот момент внимание Кайлы было полностью поглощено вытиранием соуса спагетти с личика Аарона и неугодное ему замечание она пропустила мимо ушей.

— Я бы предпочел, чтобы моя жена не знала об этом. Я не говорил ей, при каких обстоятельства получил свои травмы.

— Совсем ничего ей не рассказывал?

— Нет.

— Хмм.

Тревор слишком хорошо знал своего отца, чтобы понимать, что даже произнесенное им междометие имеет особый смысл.

— Ты влюбился с первого взгляда и поспешил жениться, не так ли?

— Тебе это кажется странным?

— Зная тебя — да. — Перехватив острый взгляд сына, Джордж улыбнулся. — Твоя репутация отъявленного ловеласа достигла даже ушей твоего старого папаши, Тревор. Внезапная влюбленность совсем тебе не свойственна.

Они сидели в удобных креслах на настиле за домом. Джордж дымил сигарой, хотя доктор советовал ему избавиться от этой вредной привычки. Тревор был рад, что сгущающиеся сумерки скрывают выражение его лица. Ему совсем не нравилось направление, которое принимала их беседа.

— Я люблю ее, папа.

— После того как увидел вас вместе, я ничуть в этом не сомневаюсь. Просто удивляюсь, что ловелас, как, бывало, называли тебя приятели, так сильно и страстно влюбился в такой краткий срок.

— Я давно люблю ее, — чуть слышно произнес Тревор.

Джордж покатал сигару между пальцами, глядя на ее тлеющий кончик.

— Она же не имеет никакого отношения к тем письмам, что ты бесконечно перечитывал, находясь в госпитале, правда же?

Тревору следовало было это предвидеть. Ничто, даже самая мельчайшая частичка информации не ускользала от проницательного Джорджа Рула. Для него не существовало понятие «не имеющий значения». Тревор встал с кресла и сделал несколько шагов к краю настила. Прислонившись плечами к стене дома, он вперил взгляд вдаль, как делал несколько недель назад, размышляя о том, как сообщить Кайле, кем он в действительности является.

— Папа, я сейчас расскажу тебе самую невероятную историю, которую ты когда-либо слышал.

Когда рассказ его был окончен, на некоторое время повисла мучительная тишина. Наконец, Джордж произнес:

— Обещаю никогда впредь не вмешиваться в твою жизнь, Тревор, но ты играешь с огнем.

— Знаю, — согласился он, глядя отцу прямо в лицо.

— Откуда тебе знать, как Кайла отреагирует, когда узнает правду?

Тревор потупился и спрятал руки в карманы брюк.

— Боюсь даже думать об этом.

— А подумать все же нужно, — произнес отец, — потому что рано или поздно она все же узнает. — Поднявшись на ноги, он бросил окурок сигары в пепельницу. Положив руку на плечо сыну, он добавил: — Кто знает, может, все еще обойдется. Если ты действительно так сильно ее любишь.

— Да.

— А она любит тебя?

Тревор замялся, скользнув взглядом по темным окнам спальни.

— Думаю, она близка к этому. Или просто привыкла к моему обществу. Черт возьми, я не знаю.

Джордж улыбнулся. Посмотрев на повязку на глазу сына, он немедленно вспомнил, как тот уязвим и как близок он был к тому, чтобы потерять Тревора навсегда. На глаза ему навернулись слезы, и он порывисто обнял сына.

— После всего, через что тебе пришлось пройти, ты заслуживаешь того, чтобы быть счастливым.

— Нет, папа, — грубо произнес Тревор в плечо отцу, — это она заслуживает счастья после всего, через что ей довелось пройти.

Вскоре после этого они пожелали друг другу доброй ночи, и Джордж направился в комнату для гостей, куда Тревор заранее отнес его чемодан.

Тревор же медленно, на заплетающихся ногах приближался к спальне, словно мальчишка-школьник, которого вызвали в кабинет директора. Желудок его выделывал невероятные кульбиты, а сердце бешено колотилось в груди.

Что с ним, черт побери, такое? Был ли он взволнован при мысли о том, что эту ночь они проведут с Кайлой в одной постели? Или страшился ее возможного отказа?

Страшился? Этой хрупкой женщины? Это же нелепо!

«Тогда почему же ты топчешься перед дверью, как дурак, и сердце твое бьется как сумасшедшее, и ладони твои вспотели, и в паху…

Боже, о пахе вообще даже лучше не думать».

Неужели у него и, правда, трясутся колени? Почему, ради всего святого?

Он же взрослый мужчина, а не школьник. Он находится в собственном доме, который сам же и построил, вложив немалые деньги. У него есть право спать в любой комнате, какой только пожелает.

Кайла является его женой, разве нет? И как она справедливо заметила, он действительно баловал ее на протяжении нескольких последних недель. Он ходил вокруг нее чуть ли не на цыпочках, делая и говоря лишь то, что ей нравится, и ничего из того, что могло бы расстроить ее.

Разве она не обрадовалась, когда он установил на заднем дворе ее старые качели для Аарона? Разве не была она счастлива, когда он соорудил песочницу? Разве не смеялась, возясь в песке вместе с ним? Разве не ответила на его поцелуй, которым неминуемо закончилась их веселая потасовка?

Черт побери, все так! Не просто так его прозвали Ловеласом, знаете ли!

Но он никогда не настаивал, целуя Кайлу, он получал только то, что она готова была ему дать. Он вел себя как подхалим, стараясь заслужить ее уважение, и прыгал на задних лапках до тех пор, пока не почувствовал дискомфорт. Сейчас пришло время дать ей понять, что он мужчина, которого Бог наделил определенными правами.

Он с силой распахнул дверь и не менее громко захлопнул ее, войдя в спальню. Кайла вскочила на кровати, натягивая одеяло повыше к груди.

— Тревор? Что случилось? Что не так?

— Ничего не случилось. Ладно, я скажу тебе! — прорычал он, входя в комнату и кипя праведным гневом. — Мой отец ночует в комнате для гостей, поэтому сегодня, миссис Рул, мы будем спать вместе.