Пересечение

Глава 66

Вечером того же дня Мари решила немного погулять по саду, дневная суета её утомила и хотелось побыть одной. Она неспешно шагала по аллее, любуясь закатом и едва видневшемся полумесяцем на небе, странная необъяснимое тревога застыла в душе и не могла найти выход наружу. С тоской она вспоминала дни с Анной Степановной и с Николаем Платоновичем — два самых дорогих человека, которых уже не вернуть. Одиночество связывало её по рукам, к тому же Фрося нынче приболела, но эскулап заверил, что ничего серьёзного, ведь та уже не молода. От того и ещё сильнее грустила Мари, опасаясь как бы няне не стало хуже.

Она гуляла неспешно по парку, а тёплый воздух убаюкивал её, обволакивая тёплым покрывалом, напели птицы свой вечерний гомон и тело становилось будто невесомым. Мари не сразу заметила среди необъятных стволов силуэт женщины, одетой в тёмное платье и длинную до земли шаль в цвет одежды. Марьяна вздрогнула, ей показалось что перед ней призрак, так странно и точно не от мира сего выглядела та. Когда женщина подходила к испуганной девушке, Мари признала в ней Аглаю и сердце радостно застучало — он жива и не уехала.

— Ты? — Начала Марьяна.

— Узнала меня, графиня Оранская? — Улыбнулась та, пристально и завороженно смотря на неё.

— А я нынче искала тебя, к дому твоему ездила, уж ненароком думала не увижу больше, — сказала Мари, радостно встречая неведанную гостью.

— Знаю, Марьяна, — кивала та. — С тобой одной мне поговорить надобно, без провожатых твоих.

— Так ты знала и не открыла нам? — Развела она руками.

— Говорю же, с тобой одной у нас разговор будет, а слушатели нам не нужны, — прочеканила та, сильнее укутываясь в шаль.

— Да, да, хорошо, но верно ты не знаешь, я спросить хотела об одном деле, — тревожно произнесла Мари.

— Знаю все и по боле всякого смертного, а разговор у нас нелёгкий будет, так что надобно уединиться, — заявила та.

— Так в дом пройдём, там и поговорим, — позвала её она.

— Нет, — отрезала та, — лучше тут.

Аглая указала на беседку в конце парка, которая уже покосилась от времени, а Марьяне ничего не оставалось как подчиниться её желаниям. Она была странной, загадочной, что казалось знает все и наперёд, и вот-вот откроет истину, которую так страшится Мари.

— Ты знаешь, после нашей встречи, самой первой я будто чувствовала что знакомы мы, а тут выясняется, что это ты отдала меня Анне Степановне, вернее продала, — Начала Мари, когда они подошли к беседке.

— Всё да не всё ты знаешь, — отрезал та, уставившись на неё.

— Верно, — произнесла Мари, — одно меня пугает, как можно ребёнка точно куклу продать.

— Можно, когда в рот положить нечего и знаешь, что та кому продаешь вернее матери будет, — сверкнула Аглая пугающим чёрным взглядом.

— Кто? — Прочеканила Мари, — кто были мои родители? Кто та мать, что не хотела видеть меня?

— Не торопись, не спеши, все по очереди, все по порядку будет, — остановила та, усмехаясь её решительности.

— Я столько лет не хотела знать и теперича ты о порядке говоришь? — Нетерпеливо всплеснула руками Марьяна.

— Иди сюда, девочка, — Аглая взяла руку Мари и сжала в ладонях. — Отца своего ты знаешь, видела, он тебя видел знал, полюбил любовью отеческой.

— Ничего не понимаю, — прошептала Мари, чувствуя жар от рук собеседницы. — Как такое возможно?

— Судьба бывает злой, а порой её дороги и впрямь проведение, — говорила та, глядя в непонимающий взгляд девушки, — мы думаем это совпадение, шутки, забавы, но это сам Господь всему указ, его это работа.

Аглая посмотрела на него и мимо пронеслась стая резвых птиц, она указала на них Мари.

— Видишь, какие они безработные, но это не от того что так есть, это мы так видим, нам так кажется, так и в жизни вещи не такие какими кажутся, а люди это шкатулки с лабиринтом — в которых мы чаще всего не разбераемся, — точно сказку рассказывала та.

Она отпустила руку Мари и вздохнула глядя вдаль.

— Когда я отдала тебя княгини, то знала что в надёжных ты руках, — продолжала по делу та. — Я наблюдала за тобой, приходила и с княгиней Протасовой виделась с ней о тебе справлялась. В тот день — первой нашей встречи, все случайно вышло, опять проведение привело тебя ко мне. Кулон, тот что тебе отдала — он матери твоей принадлежал, как сейчас помню, она отдала его мне, как плату за услугу, что тебя в семью пристрою. Я же его не продала, а решила сохранить — потом тебе отдать решила, поелику и плату взяла с княгини, чтобы с голоду не умереть.

— Боже, — схватилась Мари шею рукой, до того ей показалась чудовищем родная мать, что стало трудно дышать.

— Так вот, — продолжала та. — Когда я узнала, что Протасов плохо с тобою обращается, а тем паче замуж тебя не весть за того хочет отдать, то решила действовать. Ты думаешь как я это все узнала? Да лакей Гавриил моим информатором был. Первое, что сделала написала твоему отцу родному.

Мари тяжело дышала, ей казалось над её головой свисает каменная плита, которая вот-вот рухнет на неё.

— Ты думаешь, почему граф Оранский на тебе женился? Почему будучи один во всем свете он решил обзавестись молоденькой супругой, а ведь ему видимо не долго оставалось? — Наступала Аглая, а Марьяна не понимала к чему она клонит. — Он был хорошо знаком с княгиней Протасовой, та немало сделала для него и даже жизнь спасла, а он был бы безмерно раз отблагодарить ту. Николай Платонович мой сводный брат, отец у нас один, а вот матери разные. Мы не общаемся со времен смерти отца — слишком разнятся у нас на жизнь взгляды.

Мари окаменела, покойный супруг не разу не говорил о том, наоборот — пару раз обмолвился о родителях, но о других родственниках не разу.

— Я всё боялась, вдруг он не захочет, вдруг не приедет, — говорила та. — Но обошлось — взял он тебя в жены. Но самое главное не это, а то что граф — отец твой.

Лицо Марьяны сначала вытянулось, затем она закачала отрицательно головой.

— Быть не может, — пролепетала она, поражённая её словами, точно стрелой.

— Модет, — усмехнулась Аглая. — От правды не уйти. Граф Оранский твой отец. Ты хотела правды, ты узнала её. Не всегда правда красивая и приятная, чаще она имеет уродливое злое лицо, способное даже убить.

— Не может быть, — губы Мари задрожали, защищали глаза, в горле заболело, комок сжал горло. — Как же так?

— Он ничего не знал, — продолжала та. — Я по другому было нельзя, ежели бы я написала правду, он бы не поверил мне, посчитал обманщицей, а так сразу среагировал. Так вот, перед кончиной его — письмо ему написала, все рассказала, о тебе, о том что знаю, решила не молчать больше. Только не долго прожил он — покинул тебя ничего не сказав.

Лицо Мари исказила маска боли, слезы вырвались из глаз, стало больно. Ей казалось, что та плита над ней теперича сорвалась и упала на неё в виде страшной правды, доставляет нестерпимую боль. В голове отчётливо слышались слова Николая Платоновича «Дитя моё!» Получалось, что не зная кто она он точно чувствовал их родственную связь, любил её отеческой любовью, которую Мари всегда чувствовала. Его трепетное, заботливое отношение не сравнимо не с чем, он всегда хотел чтобы у нее все было, а она всегда спрашивала себя, чем она заслужила такого необыкновенного покровителя. Она помнила как в один из последних его дней ему стало плохо, как он говорил про письмо что он бросил в камин, но ничего не сказал о его содержании.

— От был моим отцом, — шептала Мари, держась руками за балюстраду. — А я ничего не знала.

— Теперича знаешь, — отозвалась та.

— Почему же он ничего мне сказал? — Глядя в пустоту, что сливалось перед глазами произнесла она.

— Видимо не хотел ранить, зная что он во многом ошибся, в том числе и с твоей матерью, — вздохнула Аглая.

— Кто была моя мать? Где она? — Мари сверкнула на неё заплаканными глазами.

— Когда-нибудь ты узнаешь, — только и ответила та.

Мари сильно зажмурила глаза, она видела перед собой доброе и мудрое лицо графа, их первую встречу, её страхи относительно него, а в груди была такая тяжесть, точно в неё положили все грехи мира.

— Если бы я знала, — шептала она, — ежели бы только знала.

Она обернулась, но Аглае и след простыл, она исчезла точно её и не было и Мари осталась одна. Собравшись она направилась домой, хотелось рухнуть на кровать и ещё раз оплакать графа, зная что они не чужие друг другу. Обессиленная она оказалась в доме, где её встретил Карл Филиппович и замечая её вид принялся за допрос. Мари увела его в кабинет и закрыв дверь, рассказала о приходе Аглае и её откровениях. Для неё все стало в другом цвете — более ярко становилась любовь к Николаю Платоновичу, он вмиг стал дороже, роднее. В ближайшее время она намеревалась поехать в Смоленский и навестить его могилу, поговорить с ним.

Позже уже зайдя в библиотеку Мари подошла к портрету графа, что висела на стене. Она теперь решила повесить его в гостиной, чтобы каждый раз смотреть на него.

— Отец, — шептала она, проведя пальцем по знакомым чертам. — Что бы вы не сделали в прошлом, моё отношение к вам не изменится, вы навсегда мой ангел. Спасибо за все что вы сделали, будучи не зная кто я для вас, но ваш поступок говорит лишь о том, что вы невероятный.