Артем
Полина смотрит на мать, прямо как сегодня утром в зале ресторана.
— Мам, мозно?
Видно, что девчонке очень хочется получить подарок, который я принес. Но очень похоже, что она ничего не делает без дозволения Майи.
А Майя недовольно поджимает губы. Впрочем, и отказать дочери не может, причин для этого нет никаких.
— Можно, можно, — отвечаю за Майю. — Беги открывай, Поля.
Я подмечаю, что подарок получился чуть ли не с малышку ростом. Правда, тут дело еще и в самой малышке. Она не дотягивает даже до метра, сантиметров девяносто максимум.
— Вуаля…
С этими словами я снимаю крышку с подарка, показываю Полине, что внутри.
Вид кукольного домика производит колоссальный эффект.
Девчонка визжит от восторга, глазки горят, руки к подарку тянутся.
Красота!
А потом происходит то, чего я ну никак не ожидал.
Маленькая Полина пищит:
— Спасибо!
Потом поворачивается ко мне и обнимает за ногу.
Я застываю на месте.
Обалдеть.
Как на это реагировать, не имею ни малейшего понятия.
Может, будь я окружен детьми, знал бы, что сказать или сделать. Но я ими не окружен. Полина — единственный ребенок, с кем я провел хоть сколько-то времени.
— Ну-ну… — вырывается из глубины моей груди.
Я неуклюже хлопаю девчонку по голове.
Она наконец отлипает от меня, принимается разбирать домик.
Еще немного любуюсь тем, с каким непосредственным счастьем она возится с игрушками. Даже как будто забыла, что у нее операция. А впрочем, дети ведь не концентрируются на таких вещах. Это мы, взрослые, мастера концентрироваться на плохом.
Ее мать, кстати, прямое тому доказательство.
Поворачиваюсь к Майе и сразу вижу, насколько она недовольна моим поступком. Вроде бы я сделал все хорошо, а она смотрит с обидой.
Ешкин кот… Будто не подарок ее дочке подарил, а принес тарантула. Без террариума.
Что я сделал не так?
Молча показываю Майе взглядом на спальню.
Иду туда и слышу за собой тихие шаги бывшей жены.
Пошла.
— Что тебе не так? — спрашиваю у Майи напрямик, как только закрываю за ней дверь.
Она выдает:
— У меня дочь не заразная, что ты ее хлопаешь по голове с таким пренебрежением?
— Майя, хватит придумывать! Ничего такого и в помине не было!
— Было! — фырчит она и взглядом меня сжигает.
— Сказал, хватит, — осаживаю ее. — Я, вообще-то, стараюсь наладить контакт что с ней, что с тобой. Ты не видишь разве? Дай мне хоть один шанс это сделать. Что ты ершишься, как голодный еж?
— При чем тут еж?
Майя тушуется, видно понимает, что неправа, но не спешит это признать.
Она резко меняет тему:
— Зачем было дарить такой большой подарок?
— Какая разница, большой или маленький?
Меня малость подбешивает, что эта мадам всегда найдет к чему придраться.
Майя стоит на своем:
— Полине завтра ложиться в стационар, туда она его взять не сможет. Лучше бы ты подарил что-то маленькое.
— Но она же оттуда когда-то выйдет, потом еще поиграет, — подмечаю с недоуменным видом. — Логично же?
— Если она оттуда выйдет… — стонет Майя. — Никто же не дает никаких гарантий…
В этот момент до меня наконец доходит, чего она так злится.
Майя просто боится! Ее взгляд за доли секунды из злого делается каким-то затравленным, мученическим. Да, она до дрожи боится того, как пройдет операция. Вот и сходит с ума, и меня сводит за компанию.
Как только это понимаю, мне становится безумно ее жаль. Никогда ее боли терпеть не мог. Не в моих это силах.
Я резко подаюсь вперед, обнимаю ее.
— Отпусти! — пищит она упрямо.
А я и не думаю отпускать, говорю ей то, что сам бы хотел услышать на ее месте:
— Все будет хорошо, я тебе обещаю. Я сам лично проконтролирую… Я их там так зарядил, что мотивированы по самые яйца. Они все сделают по высшему разряду. Мне сам главврач обещал… Я клянусь тебе, вылечим Польку. Мы ж лечить ее приехали, вот и вылечим. Ты мне веришь, Май? Верь мне.
Неожиданно это работает.
Майя поначалу кажется мне напряженной, как взведенная пружина. Но чем дольше я убеждаю бывшую жену в том, что все пройдет на ура, тем быстрее она расслабляется.
Майя утыкается носом мне в плечо, обвивает шею руками и тихо всхлипывает.
А я все продолжаю давать ей новые и новые обещания, глажу по голове.
Делаю это не потому, что так принято, а потому что искренне хочу ее успокоить. Хоть как-то.
М-да… Если девчонка не переживет операцию, это будет полный пиздец.