Первая жена

Глава 26. Самое важное в жизни

Артем

Я стою возле номера Майи, как последний истукан.

Все никак не могу решиться постучать, потому что стыдно аж пиздец. И тошнит от самого себя…

Не пожелаю самому страшному врагу испытать то, что испытываю сейчас я.

Умом не понять того, что я сотворил три года назад.

Как я мог выгнать собственную жену с маленьким ребенком? Как мне вообще это в голову пришло? Какого хера я с ней тогда нормально не поговорил?

Думал, что подстраховался, кретин. Сделал тогда второй тест на отцовство, чтобы убедиться. А про тест на материнство даже не подумал!

Свою родную жену, недавно родившую, еще толком в себя не пришедшую, на улицу…

Как я мог с ней так жестоко? Причем ни за что! Она ведь доверяла мне, слепо и безоговорочно.

Даже не представляю, каким мудаком меня видит Майя.

Девчонка вышла замуж, старалась, хранила семейный очаг, ребенка мне выносила, родила, а я ее вон из дома… Абсолютно незаслуженно.

А ведь за нее даже заступиться было некому. Я поступил с ней дико несправедливо. Даже если посчитал, что были основания, надо было не вон гнать, а разбираться, что и как. Ведь она не давала мне поводов для ревности!

Почему я не сделал тест на материнство раньше? С чего вдруг так сильно зациклился на предполагаемой измене? Теперь мне это искренне непонятно.

Всему виной моя ревность, треклятая неспособность доверять людям. Привык видеть в них самое плохое, вот и в Майе стремился это увидеть. Узрел тот факт, что тест на отцовство получился отрицательный, и понесло меня по буеракам.

А Майя ведь не изменяла!

Даже примерно не представляю, как ей было обидно, что я с ней так поступил. С маленьким ребенком вон из дома.

Получается, я кто? Да кто угодно, только не надежный человек, на которого она могла положиться тогда. А я ведь другое ей обещал! Быть опорой, надежной защитой от всего плохого, что есть в этом мире.

Хреновая из меня вышла опора. Шаткая, вся прогнившая изнутри.

Теперь мне многое становится понятным. Этот ее горделивый уход, то, с какой скоростью она подала на развод и не стала оправдываться, пытаться наладить отношения.

Я бы на ее месте точно так же сделал, ни за что мириться не пошел.

С каким видом я сейчас к ней пойду? Как в глаза ей посмотрю? Что скажу?

«Майя, можно я тут возле тебя на брюхе поползаю? А то пиздец как виноват перед тобой…»

Так, что ли?

Вот только я бы на месте Майи даже этого себе не позволил. И ни за что ни в койку не пустил бы, ни вообще даже здороваться не стал.

Как мне при таком раскладе к ней подходить вообще?

И тут я ее вижу…

Майя показывается из-за угла, идет в направлении своего номера. Видно, откуда-то возвращается, скорей всего из клиники, ведь как раз время.

Она видит меня и замирает на месте.

Кажется, будто в ней борются два желания — подойти или сбежать, настолько характерно мечется ее взгляд. Но здравый смысл, очевидно, побеждает. Она делает несколько шагов в мою сторону.

— Ты сделал анализы, — говорит она, когда подходит.

Причем не спрашивает, а именно утверждает.

Киваю:

— Да, сделал.

— И что? Проверил Макса на отцовство? — тянет она с ехидцей.

А я проверил, да, и убедился, что он не имеет никакого отношения к Полине. Но ведь главное, что я выяснил, совсем не это.

— Майя, давай поговорим в номере.

По ее взгляду я понимаю — она знает, о чем я заведу разговор. Знает и боится. Но ведь от правды все равно не спрятаться, не скрыться.

— Пойдем, — отвечает она.

Когда мы заходим в номер, Майя молча на меня смотрит.

Вижу, хочет спросить, и не решается.

— Майя, — начинаю первый. — Ты только не психуй сразу, но… В общем…

Достаю телефон, открываю документ с анализом и показываю ей.

Она берет телефон в руки, молча смотрит.

И смотрит, и смотрит…

Глаза ее влажнеют, губы трясутся. Через время вырывается первый шумный всхлип.

— Как же так… — стонет она и смотрит на меня не верящим взглядом.

Забираю телефон, убираю в карман. Делаю шаг к Майе, пытаюсь обнять, а она отпихивает меня.

— Я не верю! — Майя бьет меня ладонью в грудь. — Это какая-то бумажка против трех лет моей жизни с Полей. Этого просто не может быть, одна бумажка…

— Это не одна бумажка, — пытаюсь ей объяснить. — До этого было три других бумажки, которые четко показали, что я не отец. Мы могли еще три года назад сложить два плюс два, если бы так сильно друг на друга не обижались.

Майя снова громко всхлипывает, зажимает рот ладонью. А потом кричит на меня:

— Это все ты виноват со своими тестами… Ты!

Я не отрицаю:

— Виноват…

Майя снова кривит губы и стонет:

— Может, все же ошиблись, может, как-то…

— Нет, — качаю головой.

— И что теперь делать? — Майя впечатывает в меня полный боли взгляд. — Я не отдам ее, слышишь? Кровная не кровная, но она моя дочка! Мой ребенок! Я так заботилась о ней, я так старалась…

В этот момент она начинает плакать навзрыд. Кажется, ее ничто не может успокоить, но я все же пытаюсь.

Против ее воли обнимаю Майю, прижимаю к себе, твержу ей на ухо:

— Не надо ее никому отдавать, никто ведь и не требует! Она останется с тобой, с нами, ведь по документам твоя… Мы никому не отдадим Полю, даже не думай об этом! Самое главное, что я теперь знаю, что ты мне не изменяла. Я готов загладить вину, как ты только захочешь. Все сделаю, только скажи. Самое важное, что между нами теперь все выяснилось, я готов…

— Серьезно, Артем? — перебивает меня Майя. — Это для тебя самое важное?

Она что есть силы отпихивает меня, смотрит волком.

Молчу, жду, что скажет.

И обалдеваю от того, что она обрушивает на мою голову.

— Я и раньше понимала, что у тебя отсутствует родительский инстинкт, но не до такой же степени, Артем!

Невольно злюсь.

— Что заставляет тебя так думать? Все у меня нормально с родительским инстинктом!

— Будь у тебя с этим все нормально, ты бы в первую очередь задумался, где наша настоящая дочка!

Как только Майя это говорит, меня будто окатывает холодной водой.

Я так сильно зациклился на мнимой измене Майи и ее беспокойстве за Полю, что даже не подумал о том, что мое родное дите где-то там… Что оно вообще есть! А ведь оно есть! Раз нам подсунули чужую, значит где-то живет наша настоящая дочка, родная, о которой я знать не знал.

Без меня растет! И никто ее не защищает…

От осознания этого у меня внутри все опускается. И вдруг ничто больше не имеет для меня никакого значения. Только тот факт, что родной ребенок где-то там, непонятно где. Безумное беспокойство заполняет душу арктическим холодом. Кто когда-либо терял ребенка, тот поймет.

— Артем, найди нашу дочку! — стонет Майя, заламывая руки.

— Я найду, — хриплю ей в ответ.

В лепешку расшибусь, но найду, на руках ей принесу.