Песнь демона

Глава 6

К тому времени как я спустилась вниз, чтобы немного размяться и выбросить в главное мусорное ведро кучу пропитанных кока-колой салфеток (мусор из ведра, стоявшего в кухне, выбрасывали каждый день, в отличие от ведерка для бумаг в моем кабинете, которое я опорожняла лишь время от времени), прибыл детектив. Прежде я имела дело с Шоном Билом только один раз, но свое дело он сделал превосходно, а плату взял только за потраченное время. Когда ты сам себе хозяин, деньги — дело десятое, независимо от платежеспособности клиента. Моя цель состояла не в том, чтобы обманным путем присвоить себе имущество Вики. Мне нужна была правда — и мне было не важно, как она мне достанется — дорого или дешево. Но лучше бы подешевле, конечно.

Мы с Шоном поднялись ко мне в кабинет, и он сел в то самое кресло, где до него сидела Алекс. Шон — из тех мужчин, на которых смотреть не очень приятно. Он похож на ботаника-компьютерщика… да он такой и есть. Но за его низкорослостью, растрепанными темными волосами и толстенными очками прячется пронырливый, почти криминальный ум, а сложен он на удивление атлетично. Он жилист и подвижен, как бегун на длинные дистанции. Добавьте к этому решительность питбуля. Просто-таки золотой стандарт для классного сыщика.

— Ну, что у вас есть для меня?

Шон достал из внутреннего кармана куртки конверт и протянул мне.

— Хотелось бы сообщить еще что-нибудь, но тупиков оказалось больше, чем прямых дорог. Поглядите. Я отвечу на все вопросы, на какие смогу.

Я открыла конверт и вытащила из него несколько листков бумаги.

Первый листок представлял собой досье некоего Майкла Мерфи, которого родные и друзья называли Мики или Миком. На фотографии Майкл выглядел в точности таким, каким я его запомнила на зачтении завещания Вики. Морковно-рыжие волосы аккуратно расчесаны на боковой пробор, лицо усеяно крупными веснушками. Зеленые глаза. Еще я помнила, что говорил Майкл с ярко выраженным южным акцентом, и этот акцент усиливался, когда он волновался от каких-либо неожиданностей. А неожиданностей в тот день было много. Единственным, кто удивился тому, что Вики оставила четверть своего многомиллионного капитала совершенно незнакомому человеку, сильнее родителей Вики, ее лучшей подружки и возлюбленной, был сам этот незнакомец.

И мне было поручено узнать, почему Вики так поступила.

Я все еще не очень понимала, как Вики могла настолько довериться своему дару ясновидения и составить завещание, которое наверняка будет оспорено. Нет, конечно, никто не говорил, что завещать деньги незнакомому человеку — преступление, но выглядело это довольно странно и могло вызвать доверие к заявлению матери Вики о том, что ее дочь была не в своем уме.

Итак, моя цель был в том, чтобы доказать, что у действий моей покойной подруги была веская и основательная причина, и сделать это было надо до того, как дело дойдет до суда. К счастью, адвокатская фирма, к услугам которой обратилась Вики, была одной из лучших в штате, и поэтому я почти не сомневалась, что успею провести расследование без дикой спешки.

У Мики была жена Молли и двое дочерей: двенадцатилетняя Беверли и восьмилетняя Джули. Они жили в уютном доме в городке Фулз Раш, штат Арканзас, и Мики там работал мелким чиновником в штате окружного судьи. Молли хозяйствовала в кафе, унаследованном ею от родителей, а девочки очень хорошо учились в школе.

— Что ж, люди как люди, и этим все сказано. — Я пробежала глазами двенадцать страниц. Мне совсем не хотелось читать все подробно под пристальным взглядом Шона. — Изложите мне сжатую версию.

— Конечно, — кивнул Шон. Он откинулся на спинку кресла, сложил руки на животе и сцепил пальцы, удобно устроив локти на мягких подлокотниках. — Первым делом я проверил все возможные связи. Вики по материнской линии англичанка, а по отцовской — несмотря на фамилию — немка. Родословная Кассандры Медоуз может быть прослежена вплоть до пассажиров «Мэйфлауэр», и, поверьте мне, тысячи фанатов уже сделали это вполне убедительно. Дед Джейсона Купера эмигрировал из Германии после Первой мировой войны, и фамилия его прежде была Браун. Никто точно не знает, почему фамилия была изменена непосредственно на острове Элис, но, судя по всему, к этому каким-то образом причастны власти. Нужно будет проверить более тщательно, но похоже, что Фран Браун был ученым-химиком, и нашему правительству очень захотелось заиметь какое-то из его изобретений.

Мне стало любопытно, и я начала задавать вопросы, но Шон предупреждающе поднял руку, отягощенную массивным обручальным кольцом.

— Сейчас это особого значения не имеет, поскольку у семейства Мики Мерфи старинные ирландские корни. Молли — страстный любитель-генеалог, и она показала мне несколько блокнотов с результатами своих изысканий.

Поскольку просьба о проведении расследования была высказана в присутствии мистера Мерфи, было вполне логично то, что Шон открыто побеседовал с ним и его супругой.

— Прапрапрадед (сколько раз «пра» — точно сказать трудно) Мики прибыл в эту страну, чтобы помочь колонистам сражаться с англичанами. За труды ему заплатили, и на эти деньги он вывез в Америку жену и детишек. Ни в Германии, ни в Англии он не бывал, и я не могу найти никаких пересечений между Мерфи и Де Вересами (семейством Молли) с одной стороны, и Куперами и Медоузами — с другой. Конечно, я мог что-то упустить, поскольку я в таких делах не специалист. Надеюсь, вы не имеете ничего против того, что я передал эту часть работы компании, которая специализируется в изучении родословных.

Мне нравится, когда сыщики не пытаются изобретать колесо. Найди людей — спецов в своей области, заплати им деньги и работай себе дальше.

— Нет, я нисколько не против. Эти сведения можно передать адвокату?

Шон кивнул.

— Можно. И я хотел бы узнать, как вы порекомендуете мне действовать дальше? Я мог бы повременить и дождаться ответа от экспертов по генеалогии, а мог бы заняться поиском того, что напрямую связывает мисс Купера с Мерфи. Все может оказаться очень просто. Возможно, они когда-то встречались, но она об этом забыла. Может быть, Мики помог ей подкачать колесо, а может быть, в кафешке Молли ее потрясающе вкусно накормили — кто знает? Для того чтобы это выяснить, придется много с кем побеседовать и немало поездить. И вполне может оказаться, что все старания будут потрачены впустую. В конечном счете, какую сумму вы готовы истратить на это?

Что тут скажешь. Вики порой бывала рассеянной. Это довольно характерно для ясновидцев: они могут так углубиться в будущее, что совершенно забывают о том, что происходит в настоящем. Да, все могло оказаться очень просто.

— Кстати, о поездках. Летом после окончания университета Вики отправилась в длительное путешествие, чтобы «найти себя», как она выразилась. Взяла напрокат машину и уехала из дома матери в Нью-Йорке в свой дом, в Калифорнию. Тогда мне показалось, что поездка получилась быстрой — она заняла всего несколько дней. Но может быть, дольше. Вероятно, как раз в это самое время случилось нечто такое, чего Вики потом не могла вспомнить пять лет и сотни видений спустя.

Шон склонил голову к плечу и вытащил из кармана блокнот.

— Странно. Я впервые слышу об этом, а я проговорил с родителями Вики пару часов. — Он задумчиво постучал кончиком ручки по страничке блокнота. — Из Нью-Йорка в Калифорнию, говорите? Немалый путь за несколько дней. Не помните ничего, что она вам рассказывала об этой поездке? Вы ведь и в то время были близкими подругами? Она чем-то хвасталась или возмущалась из-за чего-то?

— Нет. Я просто помню, что она назвала это путешествие «взрослой поездкой». Постараюсь подумать об этом до завтра. Может быть, что-то всплывет в памяти.

Шон снова постучал ручкой по бумаге и кивнул.

— Хорошо. Но это может оказаться ключом ко всей истории, так что вспоминайте хорошенько. Завтра можно снова встретиться. В это же время?

Я открыла следующий листок календаря и посмотрела на часы. Оставалось несколько минут до полудня. На завтрашнее утро у меня пока была назначена только одна встреча с клиентом, на десять утра.

— Как насчет одиннадцати утра? Во второй половине дня у меня все забито, и я боюсь опоздать из-за пробок.

Шон достал свой «Блэкберри» и несколько раз прикоснулся к экрану.

— Подходит, договорились. — Он встал и указал на меня ручкой. — Вспоминайте изо всех сил, — повторил он. — Может получиться так, что обнаружится разница между коротким поиском и расследованием на долгие годы.

С этим я не спорила.

— Напрягу мозги со страшной силой, — пообещала я.

Я отчаянно хотела верить в то, что не подведу Шона, но так могло случиться. Я знала пару людей, которые могли мне помочь, но и это был бы выстрел издалека.

Шон вышел, а я взяла сумочку и ключи. Через несколько минут я поравнялась со стойкой администратора, размышляя о десятках дел, намеченных на день. К примеру, нужно было не забыть поискать в машине «муху» Крида. Я выжидательно протянула руку, и, как обычно, Дона подала мне стопку распечаток с сообщениями.

Я рассеянно пробормотала:

— Спасибо, — и протянула руку к дверной ручке, но меня остановил голос Дотти:

— Крем от загара?

Дона добавила:

— Зонтик?

Черт. Я забыла намазаться солнцезащитным кремом перед выходом на улицу. Опять. Похоже, я еще не оправилась после ночи.

— Благодарю, дамы, — горько вздохнула я и отправилась обратно, к лестнице. В моей тональной пудре содержался фильтр ультрафиолета со степенью защиты «50», но пудрой было защищено только мое лицо, но не руки и шея. Да, сейчас была зима, но — зима в Калифорнии. Пока что я не превратилась в кучку пепла от солнечного света, как это бывает с большинством вампиров. Но обгораю я — как нечего делать. Утром после той ночи, когда меня укусил вампир, я еле успела добежать до своей машины — и получила ожоги второй степени. Они, конечно, быстро заживают, но кожу печет адски — так, словно ты заснул на пляже в полдень и проспал до вечера.

— Вот, возьми, — остановила меня Дона. — Я купила крем про запас, на всякий случай, чтобы держать его здесь.

Она протянула мне яркий оранжево-голубой тюбик. Как и моя тональная пудра, он имел максимальный уровень защиты от ультрафиолета.

Я облегченно вздохнула.

— Дона, ты — самая лучшая. Прости, что я доставляю столько забот.

Дона помахала мне рукой — дескать, не стоит благодарности.

— Забот ты всегда доставляла уйму, девочка моя. Просто в последнее время они стали другие.

Дотти хихикнула, не отрывая глаз от монитора компьютера.

— Но зато не скучно, — добавила Дона. — Как говорит моя бабушка: проводи время с теми, кто тебя будоражит.

Бабушка Доны — маленькая хрупкая вьетнамка, которая когда-то познакомилась с американским солдатом и влюбилась в него, а он неделю оборонял ее деревню чуть ли не одиночку после того, как погиб весь его взвод. Он женился на ней и привез к себе в Штаты, потому что, как он говорил, он варила самый вкусный суп «фо» по эту сторону от рая. Я была с ним согласна. Суп был просто невероятно вкусный. Язык проглотишь. А она говорила, что вышла за него замуж потому, что он был умнее ее. Вот с этим я согласиться не могла.

Я выдавила на ладонь немного белого крема и принялась смазывать им открытые части тела. Запах кокоса был очень приятен. Он унес меня в другие времена, когда переживать мне нужно было только о равномерности загара.

— Кстати, я ее поблагодарила за последнюю кастрюльку «фо»?

Дона вздернула брови и поджала губы.

— Не помню. Но не сомневаюсь, что я поблагодарила ее за тебя. Надо бы попросить ее, чтобы она снова сварила этот супчик для тебя. Она обожает стряпать, и ничто на свете не приносит ей большего счастья, чем когда ее об этом просят.

Я намазала кремом все, что только можно было намазать, включая уши, и отдала тюбик Доне.

— Спасибо. Теперь все в порядке. Или я еще о чем-то забыла?

Дона и Дотти переглянулись.

— Мне ничего в голову не приходит, — призналась Дона. — А что тебе Алекс сказала насчет того снайпера, который метил тебе в голову на чтении завещания Вики? Я знаю, что его поймали, но выяснили ли, с какой стати он стрелял в тебя или на кого он работает? Мне она на прямой вопрос не ответила.

Я мысленно выругалась, потому что я напрочь забыла спросить Алекс об этом.

— Нет. Но я спрошу ее об этом завтра. — Я бросила взгляд на мужчину, сидевшего в приемной. Видимо, он дожидался приема у Рона. При слове «снайпер» мужчина поднял голову. Мне совсем не хотелось говорить об этом происшествии при посторонних. — Спасибо, что напомнила.

Да… Печально, когда забываешь о снайпере, который пытался всадить три пули тебе в башку. Большинство людей думали бы об этом каждую секунду, а для меня это стало самым что ни на есть будничным событием.

Да, тоска. Хотелось бы жить повеселее.

По дороге до машины, держа одной рукой зонтик, я просмотрела сообщения, которые несла в другой руке. Прочитав очередное послание, я сжимала его в зубах. Большинство писем пришло от уже существующих клиентов, которые интересовались, смогу ли я поработать с ними в определенные дни в указанное время. Ответить я могла, только сверившись с календарем. Поравнявшись с машиной, я сунула прочитанные письма в карман пиджака. Открывая дверцу, я обратила внимание на одно сообщение… и чуть не выронила зонтик. А вот ключи от машины уронила.

Сообщение было от Джона Крида.

Что за чертовщина?

Не странно, что я не нашла «муху». Кто-то доставил ее Криду. Конечно, можно было порадоваться тому, что гаджет вернулся к хозяину, но это означало, что… черт побери!

Я подобрала с асфальта ключи и опрометью бросилась обратно. Когда я вбежала в приемную, обе секретарши вытаращили глаза. Я отчаянно помотала головой и прижала палец к губам. Дотти огляделась по сторонам с таким видом, словно ждала, что сейчас кто-то выскочит из угла. Я схватила ручку и быстро написала на листке блокнота:

Я повернула блокнот так, чтобы написанное мной увидели Дона и Дотти. Я повторила те же слова несколько раз одними губами. С виду могло показаться, что я прошу своих сотрудниц вызвать истребителей насекомых. Так оно и было. Вот только Джастин работал не в санэпидстанции. Он был нашим главным консультантом по безопасности. Беспокоившие меня «жучки» представляли собой микроскопические электронные подслушивающие устройства. В кабинете на тот момент, когда Крид вручил мне «муху» и попросил составить отчет о ее использовании, находились только мы с ним, а Джонсу я ни слова об этом не говорила. Ну, то есть… не исключено, что я что-то выболтала, напичканная обезболивающими, в конспиративном доме. Не исключено, но маловероятно. Те мерзавцы, которые пытали меня, говорили, что меня трудно расколоть. Те из них, которые живы, в смысле.

И тут Дотти просияла и написала на ладони маркером слова «подслушивающие устройства». В глазах Доны зажглись радостные огоньки — она наконец поняла смысл того, что я написала в блокноте, но радость тут же сменилась возмущением из-за того, что все это означало. И я не могла винить Дону. Она еле заметно кивнула и сняла трубку телефона. Я снова направилась к своей машине. На сердце у меня немного полегчало. Джонс крут, но Джастин еще круче. Каких бы «жучков» ни наставил Джонс, Джастин их непременно разыщет.

Прекрасное голубое небо, пушистые белые облака. Все это почти кричало: «Рождество!» Было ужасно жалко, что нельзя открыть верх у моей «Миаты», но с открытым верхом я могла теперь ездить только по ночам. Парень с колокольчиком из «Армии Спасения», стоявший на углу, в темном пиджаке, резко выделялся из яркой разноцветной толпы прохожих. Но он напоминал людям о том, какое сейчас время, и они доставали бумажники, открывали сумочки и бросали монетки и купюры в красное пластиковое ведерко.

Примерно на полпути до клиники Берчвудз я вспомнила, что вчера вечером не позвонила бабушке. Я включила радио, закрепила мобильник на подставке на приборной доске и включила устройство громкой связи. Вызвав номер бабушки из телефонной книги, я услышала ее ответ после первого же гудка.

— Привет, бабуля. Что новенького?

Я не услышала ни спокойного голоса, ни веселого щебетания. Гневное стаккато:

— Селия Калино Грейвз? Где тебя, хотела бы я знать, носит? Я уже два часа жду!

Черт! Она меня ждет? Но зачем?

— А-а-а… У нас были какие-то планы на сегодняшнее утро?

День был будний, так что речь не могла идти о церкви. О чем мы говорили, когда в последний раз созванивались?

— Сегодня девятое декабря, юная леди. Ты как думаешь, какие у нас планы?

О, Господи. Двадцать вопросов. Я терпеть не могла, когда бабушка брала такой тон. Поразмыслим… Девятое декабря. Не воскресенье, не праздник. Нет, минутку. Значит, все же был какой-то праздник, но я о нем забыла. С отчаянием и смущением я пробормотала:

— Мамин день рождения.

— А ты забыла, да? Ты хотя бы подарок купила?

В голосе бабушки прозвучал упрек. Отчасти я этого заслуживала, но со своими чувствами ничего поделать не могла.

Я фыркнула.

Не так просто вдохновиться выбором подарка, когда, чтобы ты ни купила, тебе это каждый год швыряют в лицо. В буквальном смысле. Или в мусорное ведро. А порой она продает мои подарки, чтобы купить выпивку.

Но, как и следовало ожидать, сочувствия я не дождалась.

— Это непростительно, и ты это знаешь. Важно не то, что она делает с твоими подарками. Ты сейчас же отправишься в супермаркет и купишь маме какой-нибудь милый подарок. А потом ты заскочишь за мной и мы поедем ее навестить.

— Навестить? В тюрьме? А ей уже разрешают принимать посетителей?

Боже милостивый, ну ладно, я съезжу к доброму, хорошему психотерапевту? Мне так не хотелось видеть мою мать в оранжевом комбинезоне и наручниках в день ее рождения.

— Подарки туда точно приносить нельзя.

— Да, оставить их там не получится, это верно. И заворачивать нельзя. Но я спросила, и мне ответили, что мы сможем отдать Лане поздравительную открытку, а подарки можно будет хотя бы показать — после того как они пройдут инспекцию. Она будет знать, что мы помним о ней.

Последние слова бабушка произнесла тихо, с надрывом. Я поморщилась и потерла висок — голова вдруг разболелась.

Пожалуйста, не плачь, бабуля. Ты не виновата в том, что мама — пьянчуга и неудачница.

А на самом деле бабушка была до некоторой степени в этом виновата, но напоминать об этом ей не стоило. Я знала, как больно ей было, когда маму посадили. Бабушка дала ей свою машину и позволила сесть за руль без прав… а мама была пьяна. Это был уже третий случай, когда ее задержали за вождение в пьяном виде, и, на мой взгляд, судья был еще очень снисходителен, назначив всего три месяца тюрьмы. Причем в городской, а не в тюрьме штата.

— У Ланы есть проблемы, Селия, и ей помогают их решить. Но не говори о ней так грубо. Думаешь, ей сейчас легко? Имей к ней хоть каплю снисходительности. Она бы тебя пожалела.

Я прикусила язык чуть не до крови. Нет, она бы меня не пожалела. Ей не раз выпадала такая возможность, но бутылка для нее всегда оказывалась важнее собственного ребенка. Мне бы хотелось сказать, что она просто слаба, — но это было бы неправдой. На самом деле до ухода отца и смерти Айви она была потрясающей матерью. А потом она пристрастилась к выпивке и с тех пор с бутылкой не расставалась. Я не думала, что для нее мой визит в тюрьму мог что-то значить, но бабушку бы это порадовало. Вот это для меня было важно. Я со вздохом проговорила:

— Ладно, хорошо. Но у меня сегодня очень много дел, поэтому долго я там пробыть не смогу.

— Полчаса. Больше времени нам для первого свидания так и так не дадут.

Я мысленно подсчитала.

— ОК. Полчасика мне потребуется на магазин и чтобы доехать до тебя. Заеду в три. Как тебе это время?

Получалось напряженно, но все же до конца рабочего дня я к Гвен успевала. Но если хоть что-то сорвется, всем моим планам — хана.

Я скрестила пальцы.

Голос бабушки зазвучал веселее.

— Очень хорошо, милая. Тогда я сейчас перекушу с соседками и буду ждать тебя.

Я попрощалась с бабушкой и отключила громкую связь. Скажу честно и откровенно: в такие дни я жалею о том, что укус вампира не стер мою память окончательно и бесповоротно.

Все оказалось хуже, чем я ожидала. Намного хуже. Никак не думала, что изображение, передаваемое «мухой» из «Зверинца», окажется симпатичнее того, что происходило в обычной тюрьме. Я бывала в тюрьмах и раньше, но никогда у меня так часто не билось сердце и так не болела голова. Вопли заключенных женщин звучали как крики зверей. Прикосновения надзирателей, усаживающих меня за стол, были мне так противны, что захотелось броситься на них с оскаленными клыками.

Что за черт?

В молле я выпила две бутылочки калорийного коктейля и голода не испытывала. Я твердо настроилась на хорошее времяпрепровождение по пути к новой квартире бабушки в особом квартале для престарелых. Для меня было большим сюрпризом увидеть там Пили. Я познакомилась с ней на острове Безмятежности, легендарной родине тихоокеанских сирен. Пили была одной из главных пророчиц верховной королевы. Я не знала о том, что она решила уволиться и перебраться на материк. Я понятия не имела о том, что для сирен приемлемы такие понятия, как «уволиться» и «уйти на пенсию». Как бы то ни было, Пили и моя бабушка прекрасно поладили. Они играли в бридж и успели подружиться. Однако Пили посмотрела на меня с особой серьезностью, узнав о том, что мы собираемся навестить мою мать в тюрьме. Этот взгляд заставил меня занервничать. Пили — очень мощная ясновидящая, и такой взгляд был мне хорошо знаком. Мне частенько случалось видеть его у Вики и Эммы. Но Пили ничего не сказала, а я не стала допытываться. Возможно, она знала, что должно произойти. Потому что теперь мне хотелось с испуганным криком выбежать из комнаты для свиданий. Или убить кого-нибудь.

Отчаяние и панический страх. От этих ощущений у меня защипало кожу так, словно я несколько недель не мылась. На мне был красивый желтый джемпер, а мне хотелось чесаться, будто по мне ползали кусачие блохи. Даже бабушка заметила, что я сжимаю и разжимаю пальцы и часто дышу.

— Селия? В чем дело?

Она прикоснулась к моему плечу. Я вздрогнула. На меня обратили внимание охранники. Похоже, они приметили меня, как человека, в чем-то виноватого и страдающего из-за этого.

— Не знаю, — пробормотала я, покачала головой и огляделась по сторонам в поисках источника своих неприятных ощущений. Зал для свиданий представлял собой большое просторное помещение со стенами, выкрашенными бледно-персиковой краской, столами и мягкими стульями. Ничего здесь не было такого, что могло бы вызвать у меня такие чувства.

А потом в зал вошла мама, и мне стало ясно, из-за чего я так странно себя чувствую. Ее волосы висели, будто палки. Она сильно похудела, осунулась, щеки у нее запали. Но испуганно ахнуть меня заставили ее глаза. Они стали безжизненными и отстраненными. Взгляд, наполненный тысячелетней тоской. Я его хорошо знала, потому что порой смотрела такими глазами на себя из зеркала.

— Мама!

Я встала и пошла к ней навстречу. А она даже не посмотрела на меня. Я еще не успела поравняться с матерью, когда в зал ввели другую заключенную — женщину с косматыми желтыми дредами. Она прошла вперед, грубо оттолкнув мою мать. Мама, с которой рядом выросла я, ни за что не растерялась бы и хорошенько врезала бы любому, кто ее толкнул. А сейчас она пошатнулась и упала, ударившись о ближайший стол.

А потом одновременно произошли две вещи. Я бросилась к матери, чтобы помочь ей подняться, и температура в зале для свиданий упала градусов на тридцать. Все, кто присутствовал в этот момент в помещении, вздрогнули и начали оглядываться по сторонам. С губ у людей стали срываться облачка пара, окна запотели. Женщина, толкнувшая мою мать, внезапно оторвалась от пола. Кто-то невидимый отшвырнул ее на десяток футов через весь зал. Она рухнула грудой в углу, но проворно вскочила, ища взглядом обидчика. Никто из охранниц не подошел помочь ей, а та, которая стояла у двери, не без удовольствия наблюдала за тем, как она отряхивает свой оранжевый комбинезон.

Ясное дело: того, с кем следовало поквитаться, наглая баба не нашла, потому что призраки невидимы. С изумлением я поняла, что это не Вики, хотя энергии было истрачено немало. Призрак был гораздо более миниатюрен.

Мама встретилась со мной взглядом, и… ничего. Моя мать не узнавала меня. Ее взгляд напугал меня больше призрака, кружащего над нами. Ее словно заперли внутри себя. Я почувствовала ее страх и отчаяние. Они налетели на меня, как порыв ледяного ветра. Но ничто из этих чувств не отражалось в ее лице, в языке жестов.

— Айви? — прошептала я, помогая матери встать на ноги.

Лампы в светильниках мигнули один раз.

Желтоволосая баба, видимо, решила, что ее все-таки отшвырнула моя мать, потому что она решительно направилась в нашу сторону. Я была готова встать на ее пути, но невидимая сила снова отшвырнула ее в угол. И вновь никто не пришел ей на помощь, но на этот раз она злобно прищурилась и уставилась на мою мать — видимо, заподозрила, что та действует на нее телекинезом.

— Ты… охраняешьмаму?

Свет снова мигнул, и все посмотрели наверх и по сторонам. Ух ты. Я не знала, что Айви способна истратить так много энергии за один раз. Но теперь стало ясно, почему Вики толком не смогла объяснить мне, как дела у Айви. В тюремной обстановке дух моей покойной сестренки, судя по всему, выбивался из сил на каждом углу. С одной стороны, меня порадовало то, что рядом с моей матерью находится кто-то, кому можно доверять, но с другой — как ужасно было то, что маме явно требовалась помощь.

Я подвела маму к столу и усадила ее на стул. Бабушка, печально кивая головой, прикоснулась к руке дочери.

— Я хотела, чтобы ты увидела это, Селия. Не знаю, что с ней стряслось. Тут божатся, что не дают ей никаких лекарств, что никто ее не бьет. Но ты погляди на нее. Что они сотворили с моей девочкой?

В уголках глаз бабушки заблестели слезы. У меня тоже глаза заволокло слезами. Похоже, я понимала, что происходит, но это испугало меня больше, чем если бы мою мать кто-то бил. Я подвела пальцы под ее подбородок и повернула ее голову ко мне.

— С днем рождения, мама. Это я, Селия. Ты меня слышишь?

Я произносила слова вслух и одновременно отправляла их телепатически, в сознание матери. Но она молчала. Похоже, у нее в голове никого не было дома.

Взгляд матери был блуждающим, она смотрела куда-то в пространство, за мое плечо. А я устремила взгляд на мерцающее облачко под потолком.

— Может быть, кто-то причинил ей боль до того, как ты здесь оказалась? Ты здесь поэтому?

Флуоресцентные лампы под потолком мигнули раз… и еще раз.

Нет? Я недоуменно нахмурилась. В этот момент с другой стороны зала кто-то крикнул:

— Да почините вы чертов свет! У меня уже башка разболелась. Мигает и мигает!

— С кем ты разговариваешь, Селия? — спросила бабушка почти шепотом, будто боялась, что нас подслушивают.

— Это Айви, — ответила я с улыбкой так же тихо. — Она здесь и присматривает за мамой.

Я поняла, почему бабушка заговорила шепотом. Мы начали привлекать к себе излишнее внимание. Охранница, стоявшая у двери, шагнула ближе к нам, в нашу сторону повернулись две видеокамеры. А мне и так уже досталось от охраны на входе. Бледная кожа и клыки порядком напугали стражей порядка, хотя и приехала на встречу с матерью в разгар дня, при свете солнца, и благополучно миновала наружный и внутренний магический периметр. Я даже прошла испытание святой водой, и к моему запястью приложили распятие. Но, несмотря на это, охранники все равно психовали. А если теперь и дальше все будет идти в таком ключе, у меня было немало шансов оказаться в камере по соседству с матерью.

— Ох, детка, это не очень хорошо. Айви — ребенок. А здесь творится такое… чего бы ей не следовало видеть.

— Все нормально, бабуля. Она помогаетмаме. На самом деле она оберегает маму от других женщин. И я не думаю, что ей можно это запретить.

Я не стала говорить о том, что Айви и при жизни успела повидать много такого, чего ей видеть не следовало бы. После того как нас бросил отец, мама почти все время, пока мы были маленькие, пила, принимала наркотики и спала с кем попало.

В общем, я промолчала, встала и подошла к охраннице, стоявшей около двери.

— Прошу прощения. Скажите, как мне поговорить со здешним врачом или медсестрой? Мне кажется, что моя мать плохо реагирует на прописанные ей лекарства.

Я решила, что будет лучше сказать так, чем озвучить то, о чем я догадывалась. Скорее всего, моя мать страдала в тюрьме из-за своей сиренской крови. Здесь она не могла видеть океан. Решить эту проблему было не так-то просто. Но мне не хотелось публично заявлять о том, что в жилах моей матери течет сиренская кровь — особенно после суда надо мной, получившего большую огласку.

Охранница была средних лет, плечистая, темнокожая, с длинными волосами, собранными на затылке в пучок. Она была настолько ниже меня ростом, что ее глаза находились на уровне моей шеи, но я сразу поняла: она быстро покажет мне, кто в доме хозяин, если я перейду черту. Стоило ей разжать губы, и я виртуально переместилась из Калифорнии строго на юг от линии Мэйсона-Диксона. [7]

— Остынь, — сурово посоветовала мне охранница. — Твоя мамочка начала это творить сама по себе. Все, что касается лекарств, в ее блоке контролирую лично я, и я гарантирую, что она не слопала ни одной таблетки. Но я тоже за нее тревожусь. Это место не для нее. Она сдает быстрее других. Я такого сроду не видела. Она словно тает на глазах и вот-вот присоединится к этой своей милой малютке на том свете.

Спокойствие охранницы и то, что она знала об Айви, испугало меня не на шутку.

— Вы видите призрака?

— Да, черт побери, вижу. Женщины в нашем роду — все до одной медиумы, еще со времен Северной Агрессии.

Признаться, я еще ни разу не слышала, чтобы так называли Гражданскую войну… правда, кажется, что-то такое нам говорили в университете.

— Вы-то, небось, видите искрящееся маленькое облачко, да?

Я кивнула.

— А я вижу худенькую малышку лет восьми с длинными волосами и грустными глазами. Но она очень решительная. Никому не даст в обиду свою мамочку. — Охранница кивком указала на бабу с желтыми дредами. — И я ей мешать не стану. В инструкции ничего не сказано про то, что я обязана мешать ангелу-хранителю охранять человека.

Несмотря на грубую речь, я была согласна с охранницей.

— Она много пила. Это могло как-то повлиять?

Охранница пожала плечами.

— По идее, за первую неделю весь алкоголь должен был выветриться. Я никогда не говорю «никогда», но я такого сроду не видела.

— А вы служите надзирательницей?..

— Уже двадцать три года. У меня за плечами две федеральные тюрьмы, две тюрьмы штата и вот теперь эта. Здесь лучше всего. Тут меньше всего отъявленных паршивок, кого бы из себя ни корчила наша Златовласка. — Охранница едва заметно зловеще усмехнулась. — Побывала на лопатках, засранка. Может, охолонет теперь. А мне весело глядеть, как ее отделывает эта девчушка. — Она покачала головой. — Вот только, к сожалению, я пока так и не поняла, что не так с твоей мамочкой. — Она устремила взгляд на мою мать. — Это место ее убивает, и я просто не знаю, кто бы с этим мог что-то поделать.

Я посмотрела на маму. Сердце разрывалось при виде ее осунувшегося лица и погасших глаз.