Плач волчицы

Глава ШЕСТНАДЦАТАЯ

Желтый, как масло, едва различимый в утреннем тумане, шар солнца висел на небе. Лорел сидела в удобном кресле на веранде, рассеянно смотрела через двор в сторону реки, где туман висел над водой легким, прозрачным покрывалом.

Старый кирпичный дом стоял величественно и одиноко, наполовину спрятанный буйно разросшимся кустарником, за которым уже много лет никто не ухаживал. С ветвей крепкого узловатого дуба свешивалась пара дюжин или даже больше пестрых галстуков. Легкий ветерок трепал их концы, и Лорел подумала, что это ясно говорило о неприятии Джеком правил и законов общества. Она даже представить себе не могла, чтобы он надел галстук, костюм — еще куда ни шло. Ведь он был бунтарем, бросал вызов всему.

Она легко могла представить его молодым, сильным, стремящимся к самоутверждению. Элегантный Джек в серой шелковой двойке. Красивый, хотя резкой, грубой, в сущности, красотой. Образованный мужчина, сохраняющий черты мальчишки, выросшего без присмотра на краю болота. Он был подобен прирученной пантере, за которой неотступно следовала тень прошлого и которую всегда окружала аура неизвестности и опасности.

Лорел было интересно, что оттолкнуло Джека от того мира, место в котором он завоевал тяжелым трудом. И еще она думала, разумно ли с ее стороны размышлять об этом.

Она поджала под себя ноги, обеими руками взяла чашку и с наслаждением принялась потягивать свой любимый чай «Эл Грей». Скоро соберутся остальные домашние. Каролина будет мучить свое тело ежедневными упражнениями йоги. Мама Перл в хлопковом одеянии и шлепанцах будет возиться на кухне — готовить кофе, вынимать фрукты из холодильника, слушать утренние новости и ворчать себе под нос, что мир перевернулся. Но пока терраса и утро принадлежали только Лорел, и она смаковала покой, свежесть и радость наступающего дня. После четырех часов Лорел уже не спалось, она приняла душ, надела шорты цвета хаки, белую блузку без рукавов с изящным воротничком и вышла на веранду, чтобы встретить рассвет.

Она ожидала, что после ночи, проведенной с Джеком, она будет испытывать нечто вроде смущения. В конце концов, она никогда не была женщиной, способной безрассудно предаваться страсти, — фактически она избегала этих отношений и смотрела на них свысока. Но сейчас, погруженная во влажную, мягкую тишину утра и сада, она ни о чем не жалела, ни в чем не упрекала себя. Он предложил ей то, что она хотела, что было ей нужно, — не просто секс, а возможность отойти от проблем, сбросить напряжение, и она приняла это. И все было прекрасно…

Саванна, немного опухшая со сна, слегка дрожащая в шелковом халате, появилась в дверном проеме. Волосы в страшном беспорядке путались по плечам, тушь расплылась кругами под глазами. Распутный образ жизни накладывал свой отпечаток, и она выглядела как утопленница, пробывшая сутки в воде.

Оттолкнувшись от двери, она нетвердым шагом вошла на террасу, босая, одна рука глубоко опущена в карман халата, другая теребила сердечко, украшавшее бусы.

Лорел не забыла обиду и чувствовала себя очень неуютно.

— Хочешь чаю? — спокойно спросила она.

Саванна, поджав губы, чтобы скрыть горькую усмешку, покачала головой. Да, это была Малышка. Она всегда пряталась за хорошие— манеры, чтобы скрыть свои чувства. Даже если все будет рушиться, она, по крайней мере, сохранит роль благовоспитанной девушки. Такая маленькая красавица. Вивиан следовало бы гордиться ею.

— Я хочу извиниться за вчерашнее. Я наговорила много такого, чего не должна была говорить. — Слова вырывались потоком смущения. Саванна теребила бант халата, чтобы как-то занять руки. — Я никогда не была такой черствой по отношению к тебе, но я была так обижена, так чертовски рассержена.

Озабоченно нахмурившись, Лорел поставила чашку и поднялась.

— Я не хотела тебя обидеть, сестра.

— Нет, это не ты, Малышка. Это Купер. — Она опустила глаза и смотрел, а сквозь пелену слез, чувствуя себя такой же хрупкой, как фарфоровая чашка Лорел. — Я не знаю, что мне делать, — сказала она, попытавшись улыбнуться. — Я ужасно люблю этого человека.

Саванна потерла лицо руками, как будто хотела избавиться от отчаяния, сознания вины и угрызений совести.

Желая приглушить все эти чувства, она повернулась к Лорел, которая широко раскрытыми глазами смотрела на нее. На какое-то мгновение Лорел стала опять никому не нужным ребенком, который ждал от Саванны любви и поддержки. И Саванна почувствовала прилив сил.

— Это не важно, — проговорила она, найдя в себе силы улыбнуться своей младшей сестренке. — Это не имеет к нам никакого отношения. Я не допущу, чтобы что-то стало между нами.

Лорел обняла сестру, дав себе обещание ничего не говорить о Конрое Купере и других мужчинах, с которыми была связана Саванна. Она не сможет изменить Саванну, не сможет изменить отношение Саванны к прошлому, и она не для этого вернулась домой. Она вер«. нулась, чтобы найти любовь и поддержку, думала она, обнимая сестру. И поэтому она ничего не сказала о застоявшемся запахе духов и несвежего тела, что напоминало о постельных увлечениях Саванны и что, казалось, навсегда пристало к ней.

— Я ничему не позволю встать между нами, — порывисто сказала Саванна, крепко обнимая хрупкую Лорел.

— Тебе бы стоило впустить между нами хоть струйку воздуха. Иначе ты просто выжмешь из меня жизнь.

Саванна нервно рассмеялась и обняла Лорел за плечи.

— Пожалуй, я выпью чашечку чаю после всего этого. Мы сможем посидеть здесь и поболтать. Ты опять все так прекрасно устроила в саду. Мы поговорим о наших планах.

Она стремительно направилась в дом, торопясь, как будто спустя мгновение стена отчуждения снова возникнет между ними. Лорел села на свой стул и взяла в руки коробок спичек, который нашла в предыдущий вечер на сиденье машины. Она подумала, что это Саванны. Она рассеянно вертела его, чтобы занять руки. Не прошло и пяти минут, как Саванна вернулась с подносом, заставленным чайником, чашками и полной тарелкой булочек, посыпанных пудрой.

— Это осталось со вчерашнего дня, — весело болтала она, накрывая на стол. — Я сунула булочки в микроволновую печь, чтобы подогреть, и посыпала их пудрой. Съешь хоть одну, — сказала она с неожиданным приливом сил и надежд. — Съешь полдюжины. Если кому-нибудь и нужна стряпня Мамы Перл, так это тебе, на тебе нет ни унции жира.

Лорел бросила коробок на стол между ними и потянулась за булочкой.

— Ты оставила это в машине.

Саванна лениво взяла коробок, изучая его и откусывая кусок булочки. Она долго молчала, пустыми глазами глядя на кроваво-красный коробок, потом отбросила его.

— Я пользуюсь зажигалкой.

Чувство беспокойства шевельнулось в Лорел. Она отложила булочку на салфетку и перевела глаза с сестры на коробок. Под словом «Маскарад» были отпечатаны черным замысловатая маска Марди Грас и адрес французского квартала в Новом Орлеане.

— Если это не твой, то как он попал в, мою машину? В ответ Саванна небрежно пожала плечами, отодвинула стул и встала из-за стола.

— Я забыла принести сахар.

Она отправилась обратно в дом, а Лорел вертела в руках коробок, и странная дрожь охватила ее, покрыв кожу мурашками.

— Здравствуй, мой ангел. Это для тебя.

Лорел выдохнула от удивления, увидев великолепную розу. Она не слышала, как подошел Джек, даже краешком глаза не видела его. Она терпеть не могла его способности появляться и исчезать, словно из воздуха, и раздраженно прищурилась.

— Ты едва не вызвал у меня сердечный приступ! Черт возьми; мне чуть плохо не стало!

Джек, нахмурившись, склонился к ней, вдыхая чистый аромат ее волос.

— Можно как-нибудь поблагодарить мужчину, который принес тебе цветы?

Она презрительно фыркнула, но розу приняла:

— Ты, верно, украл ее. Сорвал в саду тети Каролины?

— И тем не менее это дар, — возразил он, наклоняясь ближе. Его взгляд остановился на ее губах.

У Лорел пересеклось дыхание от предчувствия. Руки вцепились в подлокотник:

— Как это может быть подарком, когда это то, чем я уже владею?

Он склонился еще ниже, совсем приблизился, пока их 'не разделил один лишь вздох. Он опустил густые черные ресницы.

— Ты рассуждаешь, как юрист. — прошептал он. — Если бы я предложил тебе луну, ты бы, верно, захотела узнать, как я ее заполучил.

Все, что она могла возразить, потеряло свой смысл. И когда Джек прижался к ее губам, она забыла обо всем, о чем думала. Он целовал ее глубоко, нежно, неторопливо. Твердые, теплые губы потерлись о ее рот, раскрыли его. Она не колеблясь ответила ему, растаяла. Его язык проникал все глубже, напоминая о теплоте и нежности ночи, которую они провели вместе.

Когда он наконец-то оторвался от ее губ, у него вырвался низкий воркующий звук удовольствия, потом он хитро, двусмысленно ухмыльнулся.

— Почему ты краснеешь, ma jolie bille? [51] — спросил он низким прокуренным голосом. — Прошлой ночью ты отдала мне неизмеримо большее.

— Но, вероятно, у вас не было аудитории, не так ли, Джек? — резко спросила Саванна. Она выступила из-за колонны, подошла к столу и поставила сахарницу, не отрывая взгляда от Джека. Она подняла красный коробок спичек и прижала его к щеке. — Или ты уже ввел в заблуждение мою сестру?

Он выпрямился, на лице застыла каменная маска, глаза заледенели.

— Это не твое чертово дело, Саванна!

— Нет, мое, — вступила она в пререкания. — Я не хочу, чтобы ты трахал мою младшую сестру, Джек!

— Почему же? Потому что я не переспал сначала с тобой?

Саванна швырнула коробок и сжала руки в кулаки, опустив их по бокам. Она дрожала, кровь прилила к щекам.

— Ты сукин сын.

— Прекратите, — резко сказала Лорел, отбрасывая волосы назад и поднимаясь. Она повернулась к Саванне и была поражена, увидев ненависть, бледно-голубым огнем пылающую в ее глазах. — Сестра, я ценю твою заботу, но я уже взрослая девочка. Я сама могу о себе позаботиться.

Ее ответ оглушил Саванну.

— Нет, не можешь. Я нужна тебе.

— Мне нужна твоя поддержка, — уточнила Лорел. — Ты мне не нужна, чтобы вмешиваться в мою личную жизнь.

Из всего сказанного Саванна выхватила четыре слова, и они острым ножом поразили ее сердце: «Ты мне не нужна». Она не нужна Малышке, она не хочет ее, оца предпочитает компанию Джека Бодро. Паника цепкими ланами охватила ее, обида, жгучая и красная, как кровь, хлынула из ее ран. У нее была единственная возможность сделать что-либо важное, значительное, и ее лишили этого шанса.

Все, чего она хотела, оказалось недосягаемым — Купер и Лорел. Малышка променяла ее на мужчину. Она осталась ни с чем, как любая другая проститутка на юге Луизианы.

— После всего, что я сделала для тебя, ты не нуждаешься во мне, — горько сказала она и иронично сжала губы.

Лорел даже рот приоткрыла от удивления:

— Но это совсем не то, что я сказала!

— Что ж, хорошо, — продолжала Саванна, не обратив внимания на слова Лорел. — Давай проводи с ним время, а обо мне просто забудь. Ты мне тоже не нужна. Ты просто неблагодарная маленькая лицемерка, и я не могу понять, почему я должна была спасать тебя от чего-то.

Слезы, как драгоценные бриллианты, сверкали на глазах. Она закусила нижнюю губу, отчего краска прилила к лицу.

— Я больше никогда не сделаю этого, — обиженно поклялась она. — Можешь не рассчитывать на это. Я» больше никогда этого не сделаю.

— Саванна! — Лорел бросилась за ней, когда та вихрем вскочила и побежала в дом, но Джек удерж-ал ее, нежно положив руку на плечо.

— Пусть она идет, ангел. Она не в настроении, чтобы выслушать, пусть сначала остынет.

Через несколько секунд они услышали звук заведенного мотора, злое шипение шин.

Лорел развернулась и тихонько ударила Джека маленьким кулачком по плечу, не для того, чтобы сделать ему больно, а просто ей нужно было сделать что-то, чтобы разрядиться.

— Я не понимаю, что с ней происходит!

— Она ревнует.

— Нет, — тихо сказала Лорел, прильнув к Джеку, когда гнев утих, оставив слабость и дрожь в мышцах. — Все это не так просто.

— Да ну… — Он выдохнул, обнял ее, шутливо уткнувшись подбородком ей в макушку. — C'est vrai [52], жизнь очень сложная, ничего не бывает просто так…

Конечно, в жизни Лорел все не просто. Он хотел немного облегчить ей жизнь, хотя бы ненадолго дать ей передышку… иметь ее всю целиком для себя, чтобы обмануться, поверить хотя бы на какое-то время, что она принадлежит ему.

— Так когда мы поедем на рыбалку? — спросил Джек.

— Я никогда не говорила, что поеду с тобой на рыбалку, — ответила Лорел, слегка нахмурившись.

— Точно говорила, прошлой ночью. — Он взял ее за подбородок и заглянул в лицо. — Ты шептала это мне на ухо, когда мы занимались любовью. Ты сказала, что поедешь со мной куда угодно. Так вот — поедем удить рыбу.

Разговаривая так, они дошли до симпатичной гавани, закрытой со стороны берега зарослями камыша. К старому пню была привязана пирога.

Узкая и полая, как вылущенный стручок гороха, она была сделана из выдержанного кипариса и болталась на темной маслянистой поверхности реки. Пока Джек укладывал принадлежности для рыбалки, Лорел с сомнением смотрела на лодку.

— Ты думаешь, это безопасно?

— Абсолютно. — Он добавил к грузу, который уже был в носу лодки.

Пирога немного нырнула в сторону и закачалась на воде, как будто протестуя даже против такого небольшого груза. Ие обратив на это никакого внимания, Джек протянул руку Лорел:

— Эту пирогу сделал для меня мой друг. Он говорил, что она может плыть по росе.

Ступив в лодку и почувствовав, как она осела, Лорел, чтобы удержаться, схватилась за крепкие руки Джека.

— Он был тогда трезв?

— Трудно сказать, — пошутил Джек, помогая Лорел сесть на сиденье лодки, сделанное из легких планок. Он надел ей на голову красную бейсбольную кепку и аккуратно перешагнул через сиденье, чтобы оттолкнуться.

— Старый счастливчик Доусеб, он был каким-то очень диким.

Джек оттолкнулся от пристани, и они отплыли. И казалось, пирога скользила по воде так же грациозно, как коньки по льду. Лорел глубоко вздохнула и приказала себе расслабиться.

— Был? — отодвигая со лба кепку, которая ей была велика на несколько размеров, спросила Лорел. — Он умер?

— Не-е, он женился. Заимел красивую жену, маленькую дочку, и еще один ребенок на подходе.

— Занятой человек, — сухо сказала Лорел. «Счастливый человек», — подумал Джек, направляя пирогу через заросшую ряской поверхность воды. Он помрачнел. Тоска тяжелым, сосущим комком давила на грудь. У него был шанс, и он не воспользовался им, растратив эту возможность самым худшим образом. Он не заслуживает другого.

Стараясь выкинуть черные мысли из головы, он стал думать о Лорел, ища и собирая в единое целое кусочки загадок, чтобы составить ее портрет. Она чувствовала себя как дебютант на сцене, сидела в неудобной позе и внимательно всматривалась в дальний берег, где на солнце нежился аллигатор. Даже в этой мешковатой одежде и слишком большой шапочке она выглядела очень женственно и грациозно. Он невольно вспомнил, какой нежной она была минувшей ночью, и ощутил, как в нем возникает желание. Хитрая улыбка тронула уголки его губ.

Она была не в его вкусе. Совсем не в его вкусе. Обычно он находил фигуристую беззаботную девчонку с большой грудью и пустой головой, которой нужна была хорошая потасовка под простыней. Он не подозревал, что сможет захотеть Лорел Чандлер. Она утверждала, что ей от него ничего не нужно, и все же он почувствовал, что-то притягивает ее к нему. Инстинкт подсказывал ему, что его любопытство может быть опасно, но влечение оказалось сильнее, и он не послушал свой внутренний голос., Кроме того, он самоуверенно заверял себя, что он сможет остановиться, как только захочет.

Он направил пирогу к своему любимому месту рыбалки, где росли ивы, покрывая берега кружевной тенью, а окуни и другие рыбы плавали в медленном течении, огибавшем заросли камышей. Лорел пропустила мимо ушей его предложение управлять багром и достала из полотняной сумки, которую взяла с собой, «Иллюзии зла». Утро уступало место дню, начинали петь цикады, были слышны звуки работающих рыболовных катушек, всплески воды от отчаянной борьбы рыбы, которая не хотела закончить свою жизнь на сковородке. Они лениво перебрасывались словами, и разговор был отрывистый, как бриз.

Лорел постепенно успокоилась, перебирая в памяти все, что произошло утром. Усилием воли она загнала мысли о Саванне в какой-то дальний уголок сознания и постаралась отвлечься, читая книгу Джека. Это оказалось совсем нетрудно. Несмотря на то что он изображал из себя простого парня из кейджунов, он был превосходным писателем, талантливым и умным. Он обладал способностью увлечь читателя, перенести его в другое измерение. Образы были острые, выпуклые, зримые, а ощущения настолько насыщенные и яркие, что у нее перехватило дыхание. Страх нарастал от главы к главе, становился невыносимым. На всем отпечаталось едва ощутимое предательское и всеохватывающее предчувствие зла. Это сильное воздействие книги никак не вязалось с представлением о мужчине, который ни на что не претендовал, ничем не интересовался и заботился только о том, чтобы хорошо проводить время. Нет, думала она, наблюдая, как он изящно ведет лодку к путанице водяных растений, эти впечатления, эти темные фантазии рождены другим Джеком. Человеком с горящим взглядом и аурой опасности. Человеком, который молчаливо наблюдал, спрятавшись за маску наглеца.

— Откуда это идет? — спросила она, когда они расстелили одеяло для ленча.

— Что?

— Что ты пишешь?

Он замер на полсекунды, как будто, ее вопрос застал его врасплох, но быстро пришел в себя. Лорел почти убедила себя, что она знает ответ.

— Это просто все придумано, — ответил он, расправляя край голубого пледа. — Вот почему это называют фантастикой, сладкая.

— Я не верю, что ты просто сидишь, положив руки на стол, и сочиняешь все это.

— Почему нет?

— Потому что это слишком легко и просто. Он покачал головой:

— Это талант, это обман, вот и все! «Обман», — горько подумал он.

Просто сесть за пишущую машинку и вскрыть вены. И выпустить весь яд, который таится внутри.

Лорел опустилась коленями на одеяло и, наклонив голову, посмотрела на него.

— Некоторые писатели говорят, что это как игра. Что они мысленно проживают все события и эмоции.

— А другие скажут тебе, что это тяжелая работа.

— Что ты сказал?

— Я сказал, что я чертовски голоден, чтобы отвечать на все эти вопросы, — проворчал он, потихоньку подбираясь к ней. Улыбка желания заиграла на губах, подчеркивая впадины его худых щек.

Лорел напряглась, чувствуя его приближение каждым нервным окончанием. Ей казалось удивительным, как оживает ее тело, как он чувствует его. Сердце начинает биться сильнее, грудь наливается и тяжелеет, тело нежно покалывают электрические разряды.

— Что на завтрак? — почти не дыша, вымолвила она, когда он остановился перед ней и их разделяло лишь маленькое пространство заряженного воздуха.

— Ты.

Легким движением запястья он смахнул бейсбольную шапочку с ее головы. Потом она очутилась в его руках, забывшись в объятиях, потерявшись в горячем, неистовом и игривом поцелуе. Его руки успевали щекотать и ласкать ее. Лорел отвечала ему радостным легким смехом. Где-то на краю ее сознания промелькнула смутная мысль, что он отвлекает ее от тех вопросов, но она не стала ее удерживать. Его прикосновения разбудили желания, которые дремали в ней до прошлой ночи. Сейчас они бушевали, необузданные, предвкушая наслаждение.

Джек снял с нее блузку, целуя шею и плечи. Осторожно взял зубам — и бретельку ее бюстгальтера и, игриво хмурясь, потянул вниз. Лорел застонала, когда он стал ласкать языком ключицу. Потом его губы нашли грудь, и желание, как бурный поток, подхватило ее.

Лорел приподнялась на локте, потянулась к Джеку, хотела притянуть его к себе, но он поймал ее руку, поцеловал ее, нежно облизал кончики пальцев.

— Еще нет, ангел, — пробормотал он. — Сначала я хочу десерт.

Когда он наклонил голову и поцеловал ее в живот чуть выше темного треугольника волос, ее глаза расширились, и она выдохнула, пытаясь увернуться от него:

— Нет, Джек.

Но он крепко держал ее за бедра, и его дыхание, теплое и дрожащее, щекотало ее, когда он говорил.

— Не говори мне «нет», ангел. Я хочу попробовать твои? сладость. Я хочу дать тебе удовольствие. Я хочу, чтобы ты была готова принять меня. Позволь мне.

Не дожидаясь разрешения, он целовал ее снова и снова, раздвигая ее нежные лепестки. Проскользнув руками под ягодицы, он приподнял ее и припал губами к ее плоти, возбуждая ее ищущим языком, впитывая ее сладкий теплый мед.

Лорел упала на одеяло, голова ее кружилась, она ощутила безграничный, безумный экстаз. Достигнув вершины дикого забвения, она закричала.

Джек оказался сверху, одним мощным движением вошел в нее, вызывая у нее еще одну вспышку оргазма. Он обхватил ее, прижал к себе, замерев, сжав зубы, чувствуя, как ее плоть крепко сжала его.

Когда напряжение и спазмы немного ослабли, он начал потихоньку двигаться, подводя ее еще раз к вершине наслаждения. Он мягко и нежно целовал ее. Джек убрал ее волосы со лба и улыбнулся ей.

Лорел попыталась улыбнуться в ответ, и каждый раз, когда он пронзал ее, достигая предела, дыхание ее прерывалось. Она скользнула рукой по его спине, ощущая горячее, немного потное мускулистое тело, и на секунду задумалась, куда же делась его рубашка. Потом ее руки нашли его тугие, круглые ягодицы, и она уже ни о чем не думала, она гладила и сжимала их, заставляя его увеличивать темп до мгновения, когда они оба, почти обезумев, одновременно достигли блаженства.

Потом, обессиленные и переполненные друг другом, они лежали, тяжело дыша. Она повернулась к нему и положила маленькую руку ему на грудь, просто чтобы чувствовать его. Они лежали в тишине, погруженные в жару, слушая пение цикад и птиц и гулкое биение собственных сердец.

Неожиданно страх охватил Лорел. Страх, что она полностью потеряла контроль над собой. Страх перед тем небывалым удовольствием, которое давал ей Джек. И старый страх, чьи корни были в прошлом, когда она видела только темные, грязные стороны секса. Теперь она уже все знала, но старый страх не умирает навсегда — он просто прячется в дальних уголках памяти и ждет часа, когда сможет появиться вновь. Она отогнала эти мысли и посмотрела на Джека.

Он поднял руку и дотронулся до ее щеки, лениво убрал прядь ее волос.

— Куда ты уходишь, 'tite chatte? — прошептал он, сдвинув брови.

— Никуда, — сказала она, избегая его взгляда.

— Обратно в Джорджию?

— Нет.

— Но ты возвращаешься туда, в памяти, oui?

Она подумала об этом какое-то мгновение, сомневаясь, будет ли уместно рассказать что-нибудь об этом периоде ее жизни. Одна половина ее хотела сохранить все тайны, спрятать прошлое, защитить себя. Но казалось забавным пытаться скрыть что-нибудь от человека, которому были доступны все сокровенные тайны ее тела, который уводил ее в ослепительные высоты блаженства и держал ее в своих объятиях, когда они парили над землей. Она доверила ему свое тело, а теперь открывала ему другую часть себя, колеблясь, преодолевая робость, ощущая свою полную душевную беззащитность.

— Это приходит ко мне иногда, — наконец-то промолвила она. Она села и стала одеваться, не желая оставаться обнаженной долее, чем нужно.

Джек натянул, джинсы, застегнул «молнию», оставив незастегнутой пуговицу.

— Ты можешь говорить об этом?

Она пожала плечами, как будто это было неважно или легко, когда все это было далеко.

— Я думаю, ты читал об этом в газетах.

— Я читал кое-что из того, что писали газеты, но я сам пару раз был в переделках, поэтому знаю, что к любой истории можно многое прибавить.

Лорел оделась и села на одеяле, охватив руками колени и внимательно глядя на реку.

Выводок лесных уток кружился в воздухе, выискивая место для посадки.

Они одновременно коснулись воды, поскользили по ней несколько метров на широко расставленных перепончатых лапах и наконец удобно уселись на воду.

— Это началось с трех ребятишек и истории о клубе, который собирался раз в неделю, — начала она, внутренне собравшись противостоять тому, что надвигалось. Даже теперь, несколько месяцев спустя, после того как у нее забрали это дело, детали и образы, яркие и уродливые, возвращались и вновь погружали ее в мир страданий. Руки сжали голень так, что суставы пальцев побелели.

— Обвинения были чудовищны. Детская порнография, сексуальные извращения. Детей заставляли молчать. Перед ними убивали маленьких животных, разрывали на части, тем самым показывая, что может случиться с ними, если они вдруг расскажут кому-нибудь о том, что делают в клубе. Но дети испугались того, что может случиться, если они будут молчать.

Они пришли ко мне потому, что я была в их школе. Я говорила о справедливости, о том, что надо совершать правильные поступки и бороться за правду. — Она иронически сжала губы. — Бедные создания, они поверили мне. Я верила ceбe.

Она даже видела их, все эти маленькие личики, которые внимательно смотрели на нее снизу вверх, глаза совершенно круглые, когда они впитывали то, что она говорила им о благородной миссии служения справедливости. Она даже ощущала чувство гордости, правоты. Она верила, что правда всегда победит, если человек будет достаточно упорно работать, достаточно сильно верить и бороться с чистым сердцем.

— Никто не хотел, чтобы я занималась этой историей, потому что взрослые, которых обвиняли, были недосягаемы. Учитель, зубной врач, член совета методической церкви. Безупречные горожане с высоким социальным положением. Просто они были педофилами, — горько сказала она.

— Что заставило тебя поверить детям?

Как она могла объяснить? Она знала, что это значит рассказать о секрете, потому что у нее была своя тайна. Она знала, какая нужна смелость, чтобы поделиться этим секретом, потому что у нее никогда не было на это смелости.

Вина пронзала, как нож, и было так больно, что она закрыла глаза. Она никогда не находила в себе силы противостоять непреклонному характеру своей матери или подвергнуть испытанию ее любовь.

Не говори маме, Лорел. Она не поверит тебе. Она возненавидит тебя за это. У нее будет приступ, и ты будешь виновата, ты.

Если бы она не была так труслива, если бы она поступила правильно, смело…

Перед глазами всплыл облик Саванны, взъерошенной, зовущей, играющей роль жертвы с отчаянием и пробуждающейся сексуальностью.

Она резко встала и спустилась к кромке воды, желая скрыться, убежать не только от Джека и его вопросов, но и от своего прошлого, от самой себя. Он последовал за ней. Она чувствовала, что он следует за ней, чувствовала его тяжелый взгляд на спине.

— Почему ты поверила им, Лорел?

— Потому что они нуждались во мне. Нуждались в справедливости. Это была моя работа. Я не искупала вину. И это не имело отношения к моему детству.

Он посмотрел на нее долгим, спокойным взглядом, в котором были и сожаление, и разочарование.

— Я приехала сюда не для того, чтобы обсуждать давно прошедшие события. Мне нужна помощь, чтобы справиться с тем, что происходит сейчас.

— Разве ты не видишь, Лорел? Прошлое — это как раз то, что вертится вокруг настоящего.

— Я не пыталась искупить вину.

Она постаралась вздохнуть, но ее легкие замерли, не хотели впускать этот влажный воздух. Что-то сильно давило внутри.

Контроль. Ей нужен контроль. Она решила отбросить все другие мысли и рассказать так, чтобы это удовлетворило Джека и как можно меньше затронуло и разволновало ее.

— Мы работали день и ночь, чтобы выстроить это дело. Имелись доказательства, но ни одно из них не могло служить прямым доказательством. И все время они искали сочувствия у общества, говоря, что стали жертвами охоты на ведьм, утверждая, что я хочу на их спинах въехать в государственную службу адвокатов. — Она сжала руки в кулаки, чтобы подавить гнев, нараставший внутри. Гнев был настолько силен, что она дрожала. — Боже, они были такие скользкие, самодовольные, умные!

— Ты веришь в зло, не правда ли, Лорел? Ей хотелось закричать, и она сжала зубы.

— Добро должно побеждать зло. Все, что у нас было, — это показания детей, — Она судорожно глотала воздух. — Но дети не считаются надежными свидетелями. — «Не вздумай кому-нибудь рассказать, Лорел. Никто не поверит тебе».-Паркер, генеральный прокурор…-Сейчас она дышала, как будто бежала слишком долго и слишком быстро. Кожа покрылась пленкой пота, липкого— и холодного. — Он забрал у меня дело. «Это был политический взрыв», — он сказал. Я не могла заниматься им.

Джек шагнул ближе, его сердце подстроилось к ритму ее сердца. Он чувствовал короткие разряды электричества, возникавшие между ними.. Он положил руку ей на плечо, и она вздрогнула, как от удара тока.

— Ты сделала все, что смогла, — мягко сказал он.

— Я проиграла, — прошептала она и стиснула виски. Он понимал, что она мучительно страдает. — Они были виновны.

— Ты сделала все, что от тебя зависело.

— Этого было недостаточно, — простонала она.

Подняв брызги воды, поднялись и улетели утки. Прекрасные белые цапли взлетели и потянулись через реку, сердито перекликаясь, недовольные тем, что их побеспокоили.

Лорел отпрянула от Джека и побежала по берегу, спотыкаясь, плача, безумно желая убежать куда-либо. Она упала навзничь в грязный песок, свернувшись в тугой клубок горя, сотрясавшийся от рыданий.

Какое-то мгновение Джек стоял оглушенный, пораженный глубиной ее горя, испуганный. Чутье подсказывало ему держаться от этого подальше. Подобно животному, которое сторонится огня, он не хотел слишком близко приближаться к этому, не хотел рисковать, но спустя мгновение он стоял рядом с ней на коленях, гладя ее по голове.

— Не плачь так, дорогая, — шептал он хрипло. — Ты сделала свое дело. Ты сделала то, что могла. Некоторые дела ты выигрываешь, некоторые — нет. Такова игра. Мы оба знаем это.

— Это не игра! — выпалила Лорел, отбрасывая его руку. Она посмотрела на него сквозь слезы. — Черт возьми, Джек, это не просто победить систему, это — справедливость. Разве ты не понимаешь этого? Я не могу пожать плечами и уйти, проиграв пари. Эти дети рассчитывали на меня, что я спасу их, а я не смогла!

Это была тяжесть величиной с целый мир, и она согнулась под ней.

Джек нежно привлек ее к себе. Он поцеловал ее макушку, погладил волосы и тихо баюкал ее. Время текло, минуя их.

Справедливость, цинично думал он. Что значила справедливость в мире, где детей совращали люди, которые должны были их воспитывать и защищать?

Что значила справедливость, если благородная, храбрая женщина с правдивым сердцем так страдала из-за чужих грехов. Почему справедливость позволяла такому человеку, как он, быть сейчас рядом и утешать ее?

По своему опыту он знал, что справедливости нет. Он не видел никаких признаков ее существования. Как адвоката его научили рассматривать судебную систему как сложную шахматную игру, в которой хороши любые маневры и манипуляции, любая стратегия и хитрость, позволяющие выиграть дело клиента. Не было справедливости, была только победа любой ценой.

Если бы и было такое существо, как справедливость, то оно обладало чрезвычайно жестоким чувством юмора.