Пленница сновидений

Глава 12

Зоя свернулась калачиком в углу дивана. И в доме и на улице было тихо. Время от времени до нее доносился шорох шин по асфальту. Уже больше часа шел дождь. Из окон лился жидкий желтоватый свет. Ее клонило в сон. Зоя пыталась сопротивляться, но сознание уже не подчинялось ей.

В больнице ей дали успокоительное и сказали, что все в порядке. Обычный обморок от усталости и напряжения. Ничего особенного. Сердце работает хорошо, давление в норме, так что беспокоиться не о чем.

Во время осмотра в переполненном приемном отделении Зое отчаянно хотелось спросить, в своем ли она уме. Она была убеждена, что два вещих сна — это отнюдь не пустяк, а потому боялась будущего. Но, увидев озабоченное лицо врача и то, как он опрометью бегает из палаты в палату, сочла за благо промолчать.

При воспоминании о том, как она упала в обморок на виду у учеников, Зоя чувствовала себя притворщицей, изнеженной истеричкой из мелодрамы столетней давности, теряющей сознание каждый раз, когда рядом оказывается герой-любовник.

Но сегодня рядом с ней нет никакого героя, мрачно думала Зоя. Чарльз позвонил, извинился за то, что сегодня не сможет встретиться с ней, и сослался на непредвиденные обстоятельства. Ему очень трудно не видеть ее второй день подряд, но жизнь есть жизнь, не правда ли? Поэтому он заедет за ней завтра в восемь вечера.

Она чувствовала себя до ужаса одинокой. Измученной, выжатой как лимон. И некому пожаловаться, не с кем поделиться своим непрекращающимся кошмаром. А она так устала…

Зоя проснулась от звона в ушах и страшного грохота. Понадобилось несколько секунд, чтобы вспомнить, где она и сколько сейчас времени. Казалось, что в комнате совершенно темно. Она, шатаясь, встала на ноги, посмотрела на каминные часы и обнаружила, что всего половина четвертого. Темно было только у нее в глазах.

Стук и звон прекратились. Наступило зловещее молчание. Она вышла в коридор и обратилась в слух, словно испуганная лань. В доме не было ни души.

Зоя высмеяла свой страх, и это помогло ей сдвинуться с места. За стеклянной дверью виднелась какая-то фигура, но узор в виде расходящихся солнечных лучей мешал ее рассмотреть.

Она осторожно открыла дверь. Расплывчатое пятно превратилось в сильного мужчину. Мужчина был во всем черном — черной кожаной куртке, черных джинсах, черной водолазке. Он был высок и занимал собой весь дверной проем. Темные волосы, черные брови, суровое лицо…

— Франсуа! — с облегчением и радостью прошептала она. — Ах!

Он вошел, обнял зашатавшуюся Зою за плечи и поддержал. Ощутив владевшее ею напряжение, Франсуа задохнулся от желания, сочувствия и стремления защитить эту хрупкую женщину.

— Ma pauvre petite, — пробормотал он, невольно переходя на язык своего детства. — Restetranquille. calme, calme. [2]

Он сел в большое кресло у камина и посадил Зою к себе на колени, зная, что она больше не вынесет одиночества. Она напоминала раненую собаку, которая хочет, чтобы хозяин взял ее на руки, прижал к груди и дал услышать успокоительное биение своего сердца.

Зоя прильнула к Франсуа всем телом, став с ним одним целым. Он молчал и нежно гладил ее волосы и лицо.

— Я схожу с ума? — наконец спросила она.

— Нет, — решительно возразил он. — Вы переживаете то, чего я не понимаю. Но вы не сумасшедшая. Просто очень испуганы.

— Да, — покорно согласилась она. — Спасибо вам, Франсуа, за то, что пытаетесь меня понять…

Рожье вздохнул. Он сомневался, что сможет что-нибудь понять. Но в ней он не сомневался. Зоя очаровывала его, и ему хотелось стать частью ее жизни. Поразительно… Он обрадовался, что еще может испытывать такое чувство к другому взрослому существу. К другой женщине. Некоторое время назад он решил, что это чувство умерло в нем навсегда.

— Вам приснился еще один сон? — спросил он. — Еще одно дурное… предзнаменование?

Это слово застревало у него в горле, он ненавидел все иррациональное, не имеющее научного объяснения, считал его досужими бреднями или хитрыми фокусами.

Дыхание Зои стало глубже и медленнее.

— Доверьтесь мне, — сказал он.

— Прошлой ночью я видела во сне свою мать. Она умерла четыре года назад. Разбилась в своей машине. — Она помолчала, затем подняла голову и посмотрела Франсуа в глаза. — Хотя тогда мне было двадцать с лишним, во сне я была девочкой.

Франсуа, сдвинув брови, смотрел в ее необыкновенные глаза цвета морской волны и прислушивался к тихому мелодичному голосу. Казалось, она рассказывает ему сказку. Сказку, которая слишком долго ждала своей очереди.

— Продолжайте…

— Мой отец умер еще до того, как я успела его узнать. Он основал строительную фирму, очень много работал и почти не бывал дома. Он оставил нам с матерью кучу денег. Мне было десять лет. Я знала, что мой долг — присматривать за матерью. Всегда. Такая уж она была: всю жизнь нуждалась в опеке, так и не сумела стать взрослой. Да и отец ясно сказал перед смертью: «Ты должна присматривать за матерью, Зоя. Обещай мне».

— Такие хрупкие плечики, — пробормотал Франсуа, гладя ее ключицы. — Слишком тяжелое бремя. Тем более для десятилетней девочки.

Он думал о Леоноре, которая была всего на несколько лет младше тогдашней Зои. Как бы чувствовала себя Леонора, если бы ей, еще ребенку, пришлось заботиться о его счастье?

— Это не было бременем, — возразила Зоя. — Казалось, мне поручена особая миссия, возбуждающая и героическая. Понимаете, я всегда любила быть с мамой. Она ненавидела скуку, обожала шутить и принимать гостей. А после смерти отца получила полную возможность жить, как ей хочется. Она устраивала приемы, любила театр, балет, оперу. Ей нравилось путешествовать и покупать красивую одежду. А я была ее младшей подружкой.

— И вы никогда не жили отдельно?

— Ее жизнь была моей жизнью. Ее друзья — моими друзьями. Мне и в голову не приходило, что это странно. Я не считала себя несчастной…

Франсуа слушал ее и ломал себе голову над тем, как эта грустная история, относящаяся ко временам Зонного детства, связана е ее утренним обмороком. Понимает ли эту связь она сама, а если да, то сумеет ли объяснить ее?

— Я думала, что останусь с матерью навсегда, — продолжила Зоя. — У меня никогда не было серьезных увлечений, но я не слишком переживала из-за этого. У всех моих подружек были романы, но мне нравилось быть самой по себе. И только после смерти матери я… всерьез увлеклась.

Ее глаза потемнели и приняли испуганное выражение.

— И что же? — мягко спросил он.

— Опыт был болезненный… и короткий.

Франсуа прикусил язык и внутренне сжался, пронзенный стрелой ревности. Зоя прижалась к нему, словно потеряв последние силы. Надо убедить ее лечь и отдохнуть.

— Вы очень терпеливо слушаете…

— Почему вы рассказываете об этом?

— Потому что это связано с моим сном. В нем я снова увидела смерть матери. Раньше мне ничего подобного не снилось, хотя я часто представляла себе этот страшный миг и пыталась убедить себя, что она ничего не успела почувствовать. Должно быть, все это произошло в долю секунды.

— Это действительно случилось на ваших глазах?

— Нет. Я никогда не видела ни ее тела, ни разбитой машины. — Зоя испустила долгий судорожный вздох. — Но прошлой ночью я видела все. Я видела, как угнанный трактор раздавил ее маленькую машину. Видела ее изрезанное осколками лицо и изувеченное тело.

— О Боже!

Зоя проглотила комок в горле, готовясь к продолжению исповеди.

— А потом… понимаете… в моем мозгу снова возникла та чудовищная картина. Я все утро не могла избавиться от нее. Это было ужасно. Невыносимо.

Франсуа затаил дыхание.

— Поймите, — душераздирающим шепотом произнесла она, — я чувствую себя так, словно каким-то необъяснимым образом попала в будущее. Именно в тот отрезок времени, которому судьба предназначила стать реальностью.

Франсуа вздохнул. Она снова забыла о нем и погрузилась в свой ирреальный мир, куда ему не было доступа.

Зоя смотрела на него глазами, полными боли.

— Пожалуйста, Франсуа, не надо сердиться. Пожалуйста… Я не могу бороться с этими мыслями. О Боже, если бы я могла…

Она зарылась лицом в грудь Франсуа и снова обвила его руками.

— Помогите мне забыть, — взмолилась она. — Помогите мне!

Ее руки медленно задвигались, тоскуя по близости и жадно стремясь узнать его тело.

Франсуа прижал Зою к себе, нежно прикоснулся губами к ее щеке, шее. Они виделись третий раз в жизни, ничего не знали друг о друге. И все же в том, что случилось, была странная закономерность. Его нервы пронзила молния. И он чувствовал, что с Зоей творится то же самое. Они составляли одно существо: сердце к сердцу, рука к руке.

Это было невероятно. Невозможно. Воздух в комнате сгустился, пропитавшись их непреодолимой тягой друг к другу.

Зоя часто дышала и не сводила с него глаз. Франсуа бережно коснулся ее грудей, кончиками пальцев почувствовал, как у нее участился пульс, и понял, что может доставить ей наслаждение, увлечь в блаженное, чарующее путешествие, которое заставит ее забыть обо всем на свете.

Его желание возрастало. Ладонь Франсуа скользнула в блузку и ощутила бархатистость нежной кожи. Когда пальцы коснулись ее груди, Зоя застонала и прижала руку мужчины к своей теплой плоти.

— А-ах, Франсуа, Франсуа…

Он смотрел на Зою сверху вниз и видел ее раскрасневшееся лицо, распахнутую блузку и обнаженную грудь, жаждавшую поцелуя. Казалось, с тех пор, как он любил женщину, прошла целая жизнь.

Возрождение этого могучего желания, столь долго умерщвлявшегося, воодушевило его. Франсуа чувствовал себя стоящим над головокружительной бездной. Еще шаг, и он рухнет в нее. Старый мир разобьется вдребезги, и из его осколков возникнет новый… Он опустил голову, прижался губами к грудям и начал ласкать языком напрягшиеся розовые бутоны. Оба молчали. Охваченный желанием Франсуа тяжело дышал. Он поднял Зою на руки и бережно опустил на пол. Негромко постанывая, Зоя погладила его грудь, неуверенно потянулась к застежке джинсов и вдруг остановилась.

Улыбаясь этой внезапной застенчивости, Франсуа накрыл ее руку своей и дернул «молнию».

К его разочарованию, Зоя ахнула и напряглась. В ее глазах зажглась тревога. Франсуа застыл на месте. Она напоминала животное, почуявшее опасность; одно неосторожное движение, и лань обратится в бегство.

Он лег на спину, медленно протянул руку к ее белоснежной шее и нежно улыбнулся.

— Не бойся, милая. В этом нет ничего страшного.

Зоя наклонилась и поцеловала его. Ее теплые губы дрожали от страха.

— Я очень хочу тебя, — прошептала она. На ее ресницах блестели слезы. — Но… понимаешь… раньше… когда все вышло из-под контроля… я испугалась. Ужасно испугалась боли.

Ее глаза расширились от желания и страха, и Франсуа проклял неведомого мужлана, которому не хватило чуткости.

— О Боже, Зоя, счастье мое… Я не сделаю тебе больно.

Он бережно взял ее руку и привлек к своему животу. Когда пальцы девушки коснулись его возбужденной плоти, Франсуа едва не застонал от острого наслаждения. Он внутренне напрягся, сдерживаясь из последних сил, чтобы не спугнуть Зою.

В ее глазах мелькнуло понимание. Он не спешил овладеть ею, сдерживал свои инстинкты, дожидаясь, пока она будет готова, был бесконечно терпелив и бережен.

— Ох, Франсуа… — простонала она и вдруг поняла, что всю жизнь любила этого человека и будет любить вечно. В прошлом и в будущем. Только его.

Ее глаза стали огромными. Груди и живот горели от вновь возникшего желания.

Франсуа следил за ней. Он был опытным мужчиной. Зоя ощутила магнетизм его чувственности, и ее страх постепенно утих.

Она спустила с его бедер джинсы, потянула их вниз и наконец сняла вместе с туфлями, оставив обнаженным. Ноги у него были длинные, стройные и такие же прекрасные, как все остальное.

Франсуа во все глаза следил за тем, как она склоняется над ним, целует его колени и бедра. Она снова подняла голову и посмотрела на него с изумлением. А затем, поражаясь собственной дерзости, протянула руку и стала ласкать его тугую плоть, обтянутую шелковистой кожей.

— Да… — выдохнул он, сгорая от желания.

На Зое все еще оставалась коротенькая шелковая юбочка. Франсуа приподнял ее и стащил крошечные кружевные трусики. Глаза Зои вспыхнули. Она села на Франсуа верхом и ощутила, как он медленно, но уверенно и властно вошел в нее. Оба испустили долгий блаженный вздох.

Он сразу понял, что Зоя совершенно неопытна. Она не умела плавно двигаться, менять ритм и постепенно приближать конечное наслаждение. Ну что ж, он позволит ей узнать, что такое настоящее удовлетворение.

Он бережно поднял ее и положил на ковер. Потом подсунул под ягодицы Зои подушку, раздвинул девушке ноги и снова вошел в нее.

— Медленнее, — прошептал он. — Медленнее, медленнее. Двигайся вместе со мной, милая. Мы танцуем, поднимаемся, летим…

Теперь Зоя была готова. Ее тело и душа изнывали от ожидания. Франсуа проникал все глубже и глубже, пока она не затрепетала и не вскрикнула в экстазе.

Франсуа тоже был готов кончить, но приказал себе подождать. По ее лицу разливалась блаженная слабость; это зрелище напоминало долину, постепенно озаряющуюся солнечным светом.

Зоя смотрела на него с изумлением. Ее поразительные аквамариновые глаза сияли и лучились. Она потянулась к Франсуа; он обхватил ладонью ее затылок, прижал голову к себе и прильнул губами к губам. Их языки переплелись, добавив обоим остроты ощущений, и Франсуа почувствовал, что нежная складка между ее ног вновь затрепетала от наслаждения.

Теперь можно было не сдерживаться. Франсуа еще раз глубоко вонзился в нее, застонал и погрузился в блаженство, которое длилось целую вечность.

Он лежал навзничь, постепенно приходя в себя, и чувствовал, что его душа разрывается от нежности.

Зоя не сводила с него глаз. Ее переполняла благодарность, граничившая с преклонением. Она бы не смогла скрыть своих чувств даже если бы очень постаралась.

Он целовал ее волосы и глаза. Целовал влажное лицо, груди и чуть выпуклый живот. На ее бедрах запекались липкие струйки крови, похожие на окалину. Франсуа провел по ним пальцем и показал Зое ржавый след.

Зоя улыбнулась и покачала головой.

— Ты не сделал мне больно. О нет! — Она благоговейно прикоснулась губами к его щеке. — Ты показал мне, что такое настоящая жизнь.

— Почему ты ничего не сказала? — с мягким укором спросил он.

— Что я девушка? — Она вздохнула и уныло улыбнулась. — Стыдно было признаться в своей неопытности.

Франсуа недоверчиво покачал головой. Неужели она не понимает, что вручила ему драгоценный дар? Он наклонил голову и очень нежно поцеловал Зою в губы. Снова захотелось задать ей множество вопросов, но он сдержался, уважая ее право молчать о том, чем ей было трудно поделиться… даже с ним.

Она взяла его руку и положила к себе на грудь.

— Человек, о котором я тебе говорила… — тихо сказала она, безошибочно поняв, что именно он хочет знать. — Мне казалось, что я люблю его, и что он любит меня. Понимаешь, Франсуа, тогда я была очень наивна. Лишь потом я поняла, что он видел во мне легкую добычу. Несчастную одинокую богатую девицу, которую нужно просветить, уложив в постель.

Франсуа отвел с ее лба влажную прядь волос.

— И что же?

— Я не легла!

Черты Зои озарила лукавая улыбка, и Франсуа, испытавший новый порыв любви, провел пальцем по ее губам.

— Сейчас ты шутишь. Но ведь он напугал тебя, правда?

Зоя закрыла глаза, и на ее виске запульсировала жилка.

— Он был слишком пылок и слишком торопился. Это было похоже на нападение.

— Моя бедная девочка! Разве можно было так с тобой обращаться?

Франсуа привлек ее к себе и поцеловал в щеки, в лоб и в макушку.

— Нас обоих пригласили провести уик-энд в деревне. Я позволила ему прийти в мою спальню… Я была такой дурой! Как говорится, сама заманила, а когда он начал терять голову, струсила. Ударила его и сказала, что, если он не отпустит меня, я подниму такой крик, что крыша рухнет. — Она протяжно вздохнула. — При одной мысли об этом я сгораю от стыда.

— Почему? Ты поступила правильно.

— Да. Но я чувствовала себя потаскушкой. Заманить мужчину, заставить его загореться, а потом позвать на помощь пожарную команду, потому что сама не можешь справиться с пламенем.

— Нет, chйrie [3], ты вела себя храбро. Поразительно!

— Но он думал по-другому. Он называл меня сучкой и динамисткой.

— Ублюдок!

— Может быть.

— А что было потом?

— Я начала избегать мужчин.

Франсуа ничего не сказал, просто крепко обнял ее. Его душа разрывалась от любви и сочувствия. Он ощущал биение ее сердца, теплое дыхание Зои касалось его груди. А потом ее руки начали медленно гладить его грудь, руки, живот… Затем по пути, проложенному руками, двинулись губы. Они проникли между бедер Франсуа и ласкали его восставшую плоть, пока он не задохнулся от наслаждения. Он больше не мог сдерживаться и в ту же минуту вновь овладел ею.

На этот раз они двигались бешено и неистово. Франсуа глубоко вонзался в нее, а Зоя выгибала спину и поднимала бедра, давая возможность проникнуть в самые сокровенные уголки ее тела.

Когда Франсуа подавался вперед, она ритмично двигалась вместе с ним, сжимала его кольцом мышц и дарила такое наслаждение, о котором он и не мечтал.

На этот раз они кончили одновременно. Он застонал, она вскрикнула, и их тела свела блаженная судорога.

Зоя протяжно вздыхала. Казалось, ее тело расплавилось, превратилось в теплые волны, едва плещущие о берег.

Франсуа смотрел в ее удивительные глаза и прижимался губами к губам, заглушая тихие блаженные стоны.

Он испытывал странное удовлетворение, исходившее из глубины сердца и окутывавшее его любовницу защитным полем. Чудо случилось и с ним самим. Он возродился, снова ощутил способность любить и заново открыл ту часть себя, которую считал умершей.

Зоя смотрела в его глаза с детской прямотой.

— Я не знала, что любовь так сладка.

Франсуа обнял ладонями ее щеки.

— Я тоже.