Плотское желание

3

ЭММА

Я смотрю, как Данте поднимается наверх, и благодарна за то, что могу побыть одна, чтобы успокоиться.

Он не мой обычный тип. Я предпочитаю менее пугающих мужчин или, скорее, мужчин, которые не считают себя пугающими. Высокомерное поведение представителей высшего класса на меня не действует. Более того, я обычно нахожу его отталкивающим. Но в присутствии Данте я не могу не почувствовать некое недоумение. Если честно, то даже больше, чем просто недоумение. С того момента, как он повернулся, я была поражена тем, насколько он отвлекающе привлекателен. Не помогло и то, что он снял рубашку. Давненько я не наблюдала, чтобы мужчина хотя бы частично раздевался передо мной, и это мешало сосредоточиться на настройке. То худощавое телосложение, которое я мельком увидела под рубашкой, стало еще более очевидным, когда он снял ее, обнажив подтянутые мышцы, татуировки на руках и гладкие плоскости верхней части груди. У меня возникло желание протянуть руку и прикоснуться к нему, и даже мгновение спустя, даже в чисто профессиональном качестве, я ощутила жар, который показался мне невероятно непрофессиональным.

Он, должно быть, тоже это почувствовал, если толстый гребень, который я увидела, когда он встал, прижался к его ширинке. Я быстро поняла, почему он не решался пойти и проверить трафарет. Но в конце концов, это моя работа. Я напоминаю себе об этом, прислонившись к барной стойке в ожидании его, стараясь выкинуть из головы все неуместные мысли. После сегодняшнего вечера я его все равно больше не увижу, Рико будет заниматься его будущими встречами, и это к лучшему. Особенно учитывая то, кем он является.

Мафиози.

От этой мысли мой желудок скрутило от беспокойства. С тех пор как он назвал мне свое имя, я была на взводе и изо всех сил старалась не думать об этом. Это еще одна причина, по которой я не собиралась наносить ни капли чернил на его кожу, не убедившись, что он доволен дизайном. Я не очень много знаю о мафиозном образе жизни, но имею достаточное представление, чтобы быть уверенной, что несчастливый босс мафии плохо скажется на моем здоровье.

В последние месяцы в моей жизни так много всего происходит. Мне не нужно добавлять к этому что-то еще. На самом деле, если бы Рико потрудился назвать мне имя Данте, я бы, возможно, попыталась возразить против того, чтобы подменить его. Это последнее, с чем мне стоит связываться, последнее, что я должна впускать в свою жизнь.

Строго по делу, снова напоминаю я себе, когда слышу шаги Данте на лестнице, направляющегося обратно вниз. Я заставляю себя вернуться на свое место, снова проверить чернила и иглы, а не любоваться его обнаженной грудью, когда он спускается на первый этаж. Однако я не могу избавиться от воображения, ни от упругих мышц под гладкой кожей, покрытой чернилами, ни от того, как его рельефный пресс образует V-образную форму, исчезая под поясом.

— Все выглядит идеально, — говорит он мне своим ровным, с легким акцентом голосом, садясь обратно. — Ты можешь начинать, когда захочешь.

— Хорошо. — Я трижды проверяю все, а затем поворачиваюсь к нему, и жужжание машины наполняет воздух, когда я перемещаюсь, чтобы встать позади него. — Чем меньше ты будешь двигаться, тем легче будет.

— Я буду сидеть как скала, — обещает он. Хотя я не совсем ему верю, я знала немало мужчин, которые вздрагивали и корчились при первом же ударе иглы для татуировки, но он не дергается, когда я начинаю очерчивать основание татуировки. Данте совершенно неподвижен, как неподвижны мраморные колонны по обе стороны от татуировки, набитой на его спине, и я медленно выдыхаю. По крайней мере, он собирается облегчить мне эту часть работы.

— Твои татуировки на руках очень красивы, — замечает Данте, когда я придвигаюсь к нему, чтобы снова окунуть иглу в черные чернила. — Они имеют какое-то особое значение?

— Цветы — да, — нейтрально отвечаю я, сосредоточившись на контуре, когда провожу иглой по его коже. — Змея — просто потому, что я нарисовала ее и она мне понравилась, поэтому я попросила Рико вытатуировать ее на мне. Хотя, наверное, в этом есть какой-то смысл, именно эта татуировка заставила нас заговорить, и привела к тому, что я стала у него ученицей.

— Как это? — С любопытством спрашивает Данте, и я пожимаю плечами.

— Ему нравились мои рисунки, а я хотела научиться переносить свое искусство на кожу. Ему нужен был новый ученик. Полагаю, я оказалась в нужное время и в нужном месте. Мне повезло.

— Ты талантливая. — Данте слегка поворачивает голову, глядя на меня исподлобья. — Я не удивлен, что он захотел взять тебя.

— Не столько талантлива, сколько годы упорного труда. Я рисовала с детства. Это был просто еще один шаг после долгих тренировок и усилий.

— Я могу это понять, — задумчиво говорит Данте, и мне приходится подавить фырканье. Оглядывая это место, я не могу представить, что ему когда-либо приходилось работать ради чего-то в своей жизни. Все, что у него есть, он, скорее всего, унаследовал от своего отца или заплатил за него, включая пентхаус, в котором я сейчас стою. Пентхаус, который, возможно, стоит больше, чем я когда-либо увижу за всю свою жизнь.

Он не сделал ничего такого, что заставило бы меня обидеться на него, но трудно не обижаться на такого человека. Особенно когда я думаю о груде счетов, которые лежат на моем кухонном столе и насмехаются надо мной каждое утро, когда я собираюсь приготовить чашку кофе.

— У тебя легкое прикосновение, — замечает Данте, когда молчание затягивается. — Мягче, чем у других художников, которые работали со мной.

— Некоторые татуировщики считают, что татуировка должна быть болезненной. Я же считаю, что нет причин для того, чтобы не приложить легкую руку и сделать ее как можно более приятной. — Я смотрю на него, снова погружая иглу. — Не думаю, что моим клиентам нужно что-то доказывать.

Уголок его рта кривится в ухмылке.

— Даже мне?

— Ты не мой клиент, — резко говорю я ему, снова вдавливая иглу в кожу.

— На сегодня — да. — Его лицо отвернуто, но я все еще слышу ухмылку в его голосе.

— Тебе придется заплатить мне, чтобы быть моим клиентом. И, как я уже сказала, Рико все еще берет плату за это. — Я стараюсь, чтобы в моем голосе не было горечи, но это трудно. Если мне не заплатят за сегодняшний вечер, я еще больше отстану. Данте в этом не виноват, не совсем, но трудно не раздражаться и на него за отказ перенести встречу, и на Рико за то, что он настаивает на получении денег за клиента, над которым он не работал.

— Это как-то неправильно. — Голос Данте достаточно тихий, чтобы я не могла понять, что он на самом деле чувствует по этому поводу. — Ты же выполняешь работу.

— Он босс. — Я провожу еще одну ровную линию по его оливковому цвету кожи. — Это не то, о чем я могу спорить.

— И ты всегда работала только на него? Думаю, да, если ты стажировалась у него, — задумчиво говорит Данте, отвечая на свой вопрос. — Никогда не думала об уходе?

— Это не так просто. Не тогда, когда ты работаешь на такого известного и хорошо связанного человека, как он. Если я уйду при неправильных обстоятельствах, то для меня может оказаться выжженной землей любой приличный салон в Лос-Анджелесе. — Резко выдохнула я. — Но нам не нужно говорить обо всем этом.

— Я не собираюсь делиться тем, что ты мне расскажешь, с Рико, если ты об этом беспокоишься. — Данте поворачивает голову, чтобы снова посмотреть на меня, но я не поднимаю глаз от своей работы.

— Это не имеет к тебе никакого отношения. — Выпрямляюсь я, снова погружая иглу. — Просто это не то, о чем мне следует говорить с клиентом.

— Похвальная преданность. — Данте немного отодвигается, прежде чем я возвращаюсь к татуировке.

— Тебе нужен перерыв? — Я меняю тему, не желая больше ничего говорить ни о своей работе, ни о своих отношениях с боссом. — Мы можем сделать один, если хочешь, но предупреждаю, кожа начнет стягиваться, и после этого будет еще более дискомфортно.

— Пока что это почти не больно, так что я не могу представить, что это будет так уж плохо. Но я в порядке.

На несколько мгновений воцарилась тишина, пока я переходила к следующему участку, над которым решила поработать сегодня. Я начала с основания, как обычно, но какая-то часть меня немного завидует тому, что Рико будет делать татуировку с цветами, которые я добавила к трафарету. Это несправедливо, учитывая, что сейчас я наношу краску на его работу, но все равно это заставляет меня чувствовать себя странно.

Удивительно трудно не открыться Данте. Он не такой высокомерный, как мне показалось, по крайней мере, он не похож на стереотип босса мафии, как я ожидала. Я не думала, что он будет задавать мне вопросы обо мне, и я не совсем понимаю, как я к этому отношусь. Это не совсем та тема, на которую мне комфортно говорить.

Особенно с таким незнакомцем, как Данте.

Я чувствую облегчение, когда приходит время закрывать татуировку и собираться. Я стираю остатки трафарета и достаю из сумки листок с рекомендациями по уходу.

— Уверена, ты с этим знаком, — говорю я ему, кладя его на стойку бара. — Но, чтобы не быть голословным. Рико свяжется с тобой, чтобы назначить следующую встречу, когда ему станет лучше. — Я колеблюсь, собирая свои вещи. — Было приятно с тобой познакомиться.

— Мне тоже. — Данте встает, слегка поморщившись. Я чувствую его взгляд на себе, когда достаю телефон, чтобы написать Рико и сообщить ему, что я закончила. Только открыв его, я чувствую, как рука Данте касается моей, и он выхватывает телефон из моей руки.

— Что, черт возьми, ты делаешь? — Испуганно смотрю на него, пытаясь выхватить телефон обратно. Он ухмыляется, озорно сверкая глазами, что совершенно не вяжется с тем, каким я его знаю.

— Я дам тебе свой номер, — спокойно говорит он. — На случай, если потом ты вспомнишь о чем-нибудь, что могла забыть сказать мне об уходе за татуировкой.

— У тебя их и так полно, думаю ты в курсе — говорю я ему, пытаясь снова взять свой телефон. Меня раздражает не только то, что он заставляет меня по-детски хвататься за свой собственный телефон, но и то, что он его взял.

— Тогда дай мне свой номер, чтобы я мог позвонить тебе, если у меня возникнут вопросы. — Ухмылка все еще играет на его губах, когда он делает шаг назад.

— Я не твой художник, — повторяю я в отчаянии. — Если ты не сможешь связаться с Рико и спросить его, то можешь позвонить в салон. Мой личный номер тебе не нужен.

— Ну, теперь у тебя есть мой. — Он улыбается, протягивая мне телефон обратно. — На всякий случай.

Я резко выдыхаю, запихивая телефон в карман и доставая сумку.

— Он мне не понадобится, — говорю я ему категорично. — Если у тебя есть вопросы, напиши Рико. — Я делаю паузу, протягивая руку. — Приятно было познакомиться.

Я уже говорила это. Мои щеки слегка вспыхивают, но, если он и помнит об этом или замечает, Данте ничего не говорит. Он просто берет мою руку, пожимает ее, и я стараюсь не обращать внимания на покалывание, которое пробегает по моей руке от прикосновения его ладони к моей.

— Вот. — Он кладет что-то в мою ладонь другой рукой, так как все еще держит мою, и я чувствую гладкую текстуру сложенных купюр. — Чаевые, раз уж Рико тебе не платит.

Мне кажется, что я должна сказать, что ты не обязан, но на самом деле мне это нужно.

— Спасибо, — говорю я. — Всегда приятно, когда клиент дает своему художнику чаевые.

— Мне казалось, ты сказала, что я не твой клиент? — Ухмылка слишком хорошо смотрится на его губах. Я отвожу взгляд от его губ и поднимаюсь к глазам, нахмурившись.

— Ну, я была твоим художником на этот вечер. Оставим это на потом.

— Конечно. — Данте все еще улыбается, но мне кажется, я слышу нотки сожаления в его тоне. Я не смею долго задерживаться на этой мысли.

Я все еще чувствую прикосновение его пальцев к своей руке, когда подхожу к машине. Мое сердце колотится так, как я не чувствовала уже очень давно, возможно, никогда. Я не могу вспомнить ни одного мужчину, который бы так на меня влиял. И еще кое-что — всплеск адреналина от хорошо выполненной работы. Я никогда раньше не делала татуировки частным клиентам. Это был вызов, и осознание того, что я справилась с ним, стало той победой, которая была мне нужна уже давно. Что-то, что напомнило бы мне о том, что все может пойти на поправку, даже если сейчас так много трудностей.

И все же, убирая телефон в карман, а сумку в багажник, я мысленно отмечаю, что удалю номер Данте из своего телефона, как только вернусь домой. Ничего хорошего из этого не выйдет. Не думаю, что я представляю себе притяжение с обеих сторон, хотя его было очень заметно, и последнее, что мне нужно, это написать ему в момент пьяной слабости. Мало того, что это будет плохо выглядеть с профессиональной точки зрения, так еще и Данте Кампано — последнее, что мне нужно в жизни.

Этот вечер должен быть как первым, так и последним, когда я с ним сталкиваюсь. Я снова напоминаю себе об этом, когда бросаю телефон на пассажирское сиденье и завожу Chevelle. Искушение мне ни к чему.

Я не могу отделаться от чувства сожаления, что не вернусь, чтобы продолжить работу над татуировкой. Дизайн, над которым Данте работал вместе с Рико, был прекрасен, река Стикс с мраморными колоннами по бокам, черепа, поднимающиеся из бурлящей воды и испаряющиеся в цветах… включая те, что добавила я. Я не сомневаюсь, что благодаря мастерству Рико все будет выглядеть органично, но я никогда раньше не начинала татуировку, которую должен был закончить кто-то другой.

Не могу сказать, что мне нравится эта идея.

Или тебе просто нужен повод, чтобы вернуться и увидеть его снова? Какой-то голос в затылке не дает мне покоя, и я хмурюсь, сосредоточившись на дороге, пока еду обратно в свою квартиру. Может быть, я просто обделена, прошло уже много времени с тех пор, как у меня кто-то был в постели, но я не могу избавиться от картины Данте, сидящего на барном стуле и расстегивающего пуговицы рубашки, обнажая свою мускулистую грудь по дюйму за раз. При этом воспоминании у меня в животе поднимается жар, а по телу разливается слабая боль. Это заставляет меня чувствовать себя беспокойно, и я немного ускоряюсь, дороги теперь чище, чем в начале вечера.

Тем не менее, когда я возвращаюсь домой, уже поздно, чем хотелось бы. Я ставлю машину на стоянку, убедившись, что забрала из нее все необходимое, ограбления не редкость, и у меня уже не раз разбивали стекла. Однажды кто-то даже пытался завести ее, но не думаю, что он умел водить машину, потому что в конце концов сдался и оставил машину в покое, хотя она и нуждалась в ремонте настолько, что несколько месяцев я ездила на работу на автобусе.

В холле моего дома сильно пахнет приготовленной пищей, и у меня урчит в животе. Я общаюсь с несколькими соседями, миссис Монтгомери с квартиры напротив и старым мистером Прайсом с того же этажа, но не знаю никого, кто живет на нижнем этаже. Я испытываю легкое сожаление, если бы миссис Монтгомери готовила, я могла бы постучать в дверь и взять тарелку, если бы она не оставила ее для меня на коврике. По крайней мере, я благодарна за то, что у меня хорошие соседи. Благодаря этому последние шесть месяцев прошли легче, чем могли бы быть в противном случае.

Я вставляю ключ в замок, все еще пытаясь изгнать Данте из своих мыслей. Бросив телефон и ключи на стойку, я пересекаю кухню, чтобы достать пиво из холодильника, и стараюсь не смотреть на стопку бумаг на стойке. Чаевые, которые он мне дал, лежат в кармане джинсов, и я достаю их, делая длинный глоток пива и подсчитывая сумму.

Тысяча долларов… Я делаю вдох, кладу купюры на пол. Он никак не мог знать, но это больше, чем я заработала бы сегодня, если бы мне не пришлось переносить клиентов. У меня должен был быть исключительно хороший вечер, чтобы уйти с такой прибылью. Я долго смотрю на купюры, потягивая пиво, и думаю, стоит ли говорить Рико.

Если скажу, он будет ожидать, что ему достанется часть денег. Но если я скрою это, а он узнает, например, если Данте упомянет об этом на их следующем сеансе, я пожалею, что не решила признаться. И все же трудно думать о том, чтобы потерять хоть что-то из этого.

— Разберусь с этим завтра, — бормочу я про себя, сметая деньги с прилавка и складывая их в конверт, который я храню на книжной полке для наличных чаевых, пока не смогу отнести их в банк. Я опускаюсь на диван, откупориваю пробку от второй бутылки пива и включаю телевизор. Ничего особенного я смотреть не хочу, но мне приятно находиться дома, окна распахнуты, чтобы впустить соленый бриз и шум волн. Гостиная наполняется чувством покоя, которое, как мне кажется, можно найти только здесь, в этом месте, в этом городе. Это одна из причин, по которой я никогда не уезжала.

Даже когда на какое-то время мне казалось, что я хочу этого.

Я всегда была склонна засиживаться допоздна по роду своей работы, я поздно ложусь и поздно встаю, но даже когда я была моложе, я боролась с расписанием, навязанным мне школьной системой. Я ненавидела ложиться в десять, чтобы вставать в семь утра, и неустойчивый график съемок фильмов, над которыми работал мой отец, не помогал мне. Он часто говорил мне, что если бы мог оставить меня дома, то так бы и сделал. Так мне было бы легче. Но он не мог учить меня сам, а матери уже давно не было. Единственным выходом для меня стала система государственных школ. И не самая лучшая, — язвительно думаю я, рассеянно потирая шрам на тыльной стороне большого пальца. Это небрежное прикосновение заставляет меня думать о Данте, как ни странно, о том, как он брал мою руку, о гладкости его кожи под моими пальцами, когда я прикасалась к нему.

Я никогда не испытывала таких чувств с клиентом. Бизнес есть бизнес, и неважно, насколько интимна область, которую меня просят татуировать, или насколько привлекателен клиент, я никогда не смотрела на него так. Не знаю, почему сейчас было иначе.

Возможно, частная обстановка. Но это не имеет значения. Данте Кампано — не тот человек, о котором мне стоит так долго думать.

Есть один хороший способ снять напряжение. После двух кружек пива эта идея звучит все лучше и лучше, даже если мне будет трудно не думать о Данте. Я слишком хорошо научилась заботиться о своих собственных нуждах, но в последнее время мне кажется, что искать кого-то, кто сделает это за меня, слишком хлопотно. Я с одинаковой вероятностью могу найти как эгоистичного мужчину в постели, так и неэгоистичного, и весь этот процесс стал казаться мне утомительным. Раньше мне нравилось ходить в бары, флиртовать, возвращаться домой с кем-то новым, но теперь я не могу собрать необходимую энергию уже, кажется, долгое время.

Возможно, дело еще и в том, что я пока не чувствую, что этот дом мой, что это мое личное пространство, а не дом моего детства. Я не могу чувствовать себя комфортно, когда привожу в него кого-либо.

Что ж, сегодня мне не придется этого делать. Я допиваю последнюю бутылку пива, выбрасываю ее в мусорное ведро и проскальзываю в маленькую ванную в холле. Квартира крошечная — одна спальня побольше и одна поменьше, с одной ванной. В этой ванной достаточно места для душа, туалета и раковины — ванны нет, и, когда я росла, мне всегда хотелось понежиться в горячей ванне. В тех редких случаях, когда я встречалась с кем-то, у кого в квартире была ванна, я задерживалась, чтобы попросить воспользоваться ею, и я не колебалась.

Я включаю горячую воду, оставляю одежду в куче на полу и захожу внутрь. После прошедшего дня это приятное ощущение, оно смывает грязь от сидения в транспорте и боль в мышцах от многочасового нанесения татуировок. Я мою волосы, не спеша натирая кожу головы, пока не убеждаюсь, что утром не проснусь с головной болью. Затем я просто стою там некоторое время, наслаждаясь теплыми струями воды, бьющими по моим плечам.

В маленькой квартире, которой я сейчас владею, есть много проблем, но, по крайней мере, напор воды никогда не был одной из них.

Я вытираюсь насухо, бросаю одежду в корзину для белья и голышом иду в спальню. Скользнув в постель под одеяло, оставив окна приоткрытыми, чтобы не дул ветер, я лезу в ящик рядом с кроватью. У меня всего две игрушки — один простой вибратор, а второй — более навороченный, который мне подарили на девичнике подруги, и я колеблюсь, когда достаю его. Какая-то часть меня просто хочет сделать это просто и быстро, расслабиться и заснуть. Но я не думаю, что этого будет достаточно, чтобы удовлетворить ту боль, которую я чувствую сегодня.

На самом деле я хочу, чтобы рядом со мной был кто-то еще, руки и губы на моем теле, кожа, соприкасающаяся с моей. Давно я этого не желала. Но для сегодняшнего вечера придется обойтись этим.

Я достаю из ящика фаллоимитатор, кладу его и бутылочку со смазкой рядом с собой и достаю телефон. Прошло уже достаточно времени, чтобы у меня появилась парочка любимых видеороликов, которые всегда помогают справиться с задачей, это или несколько пикантных историй, которые я скачала как раз для такого случая. Но когда я открываю первый ролик и запускаю руку под одеяло, я не чувствую привычного прилива возбуждения, когда начинаю смотреть. Я прекрасно понимаю, насколько фальшиво все это выглядит, тренированные стоны, правильные позы перед камерой, то, как даже мужчина, кажется, больше озабочен своим выступлением, чем тем, действительно ли кто-то наслаждается происходящим. Он высокий, мускулистый и светловолосый, как серфер, которого я обычно выбираю на свиданиях, но мне просто скучно. Я прикусываю губу и переключаюсь на другое видео, один из двух парней наслаждается очень восторженной девушкой, зажатой между ними.

Но это просто не работает. Я провожу пальцем по клитору, усиливая давление, скольжу пальцами вниз, чтобы прижаться к входу, но я едва влажная. Эта разочарованная боль только усиливается, но порно не помогает.

Я не хочу признавать, что это потому, что я не просто возбуждена. Данте заставил меня напрячься, и мои обычные способы снять напряжение не работают, потому что я хочу чего-то другого.

То, что я не должна и не могу иметь.

Все еще лениво дразня себя кончиками пальцев, я набираю в поисковике пикантную историю. Я быстро пролистываю ее, выискивая хорошие моменты, но мои мысли постоянно возвращаются к Данте. Его темные волосы, по которым я с удовольствием провела бы руками, его точеная, покрытая щетиной челюсть, которая будет приятно тереться о мои бедра, его мускулистые руки, которые будут выгибаться надо мной, когда он прижмет меня к себе и…

Жар в моем животе разворачивается, распространяясь по мне, заставляя меня тихонько задыхаться от пульсации возбуждения, толчками проходящей между бедер.

— Ну и ладно, — прорычала я себе под нос, с досадой махнув на телефон, чтобы закрыть открытое окно, после чего бросила его рядом с собой на кровать и откинулся на подушки.

Как только я позволяю фантазии взять верх, возбуждение становится мгновенным и непреодолимым. Вместо того чтобы рассматривать мои работы на кожаном диване в своей квартире, Данте откладывает фолиант в сторону и поворачивается ко мне, беря мое лицо своими длинными пальцами и притягивает мой рот к своему. Он тянется к моей второй руке, притягивает ее к себе и прижимает к толстому контуру своей эрекции, крепко целуя меня, опрокидывая на диван с тем, как сильно он хочет меня.

— Бля… — выдыхаю я вслух, слегка раздвигая бедра, когда тянусь к фаллоимитатору. Мне трудно оторвать пальцы от своего набухшего клитора, удовольствие проникает в меня вспышками ощущений, которые хочется преследовать и дальше. Но я хочу представить, каково это — быть заполненной им еще больше.

Моя рука нащупывает телефон и отбрасывает его в сторону, пока я нащупываю игрушку и бутылочку со смазкой. Проведя пальцами по входу, я понимаю, что последнее мне не нужно, я уже вся мокрая, даже больше, чем когда-либо прежде. Я чувствую, как сжимаюсь в предвкушении, когда опускаю фаллоимитатор между бедер, представляя, как Данте стягивает с меня джинсы, как его пальцы ищут это скользкое тепло, когда он раздвигает меня для своего толстого члена.

— О-о-о, Боже… — стону я, прижимая кончик к себе, чувствуя, как мои бедра выгибаются вверх, отчаянно желая большего. В моих фантазиях мы оба обнажены, одежда снята и разбросана по сверкающему деревянному полу, Данте бормочет мне на ухо грязные вещи, пока кончик его члена толкается в меня. Он большой, настолько большой, что растяжение почти слишком велико, но я обхватываю его бедра ногами, втягивая его глубже, пыхтя и умоляя, чтобы он вошел в меня еще больше.

— Больше, Данте, пожалуйста…, — хнычу я, проталкивая игрушку глубже, чувствуя, как удовольствие распространяется по моим мышцам, пока я не начинаю дрожать от желания кончить. Не помню, когда в последний раз мне было так приятно прикасаться к себе, и я раздвигаю ноги шире, развратные, влажные звуки наполняют комнату, когда я начинаю трахать себя всерьез. — Боже, да, вот так…

Пока я снова и снова сильно насаживаюсь на игрушку, я представляю, как он вот так же входит в меня, прижимая меня к дивану, пока он безжалостно заполняет меня своим членом. Я представляю, что мои пальцы на моем набухшем клиторе, это его пальцы, нащупавшие идеальный ритм, потирают твердыми кругами, и я, сжимаясь вокруг его члена, задыхаясь от того, что я сейчас кончу.

Моя спина выгибается, когда наслаждение волной накатывает на меня, захватывая мышцы бедер, и я глубоко ввожу фаллоимитатор в себя, удерживая его там, как будто Данте тоже кончает, дыша мне в ухо, как мне хорошо, когда он пульсирует внутри меня, и мы оба кончаем вместе.

— Да, наполни меня, трахни, Данте…

Я бьюсь в конвульсиях вокруг игрушки, клитор пульсирует под моими пальцами, дыхание перехватывает от удовольствия, когда я затягиваю оргазм так долго, как только могу. Давно не было так хорошо, и я медленно ввожу игрушку, представляя, что это Данте тоже продлевает свое удовольствие, делает последние несколько ударов, мое возбуждение и его сперма смешиваются.

— Черт! — Я медленно вынимаю игрушку, содрогаясь от афтершока, когда откладываю ее в сторону. Я провожу последним движением по своему сверхчувствительному клитору, стону от затянувшихся ощущений, а затем долго лежу, пытаясь перевести дыхание.

Я давно так сильно не кончала.

Медленно приподнимаюсь и смотрю на телефон, лежащий рядом со мной на кровати.

Там продолжается звонок. Я в ужасе смотрю на экран и на мгновение застываю, прежде чем резко скинуть, прервав звонок.

Я смотрю на номер, молясь о том, чтобы случайно не позвонить своему боссу, пока я мастурбирую, и понимаю, что это еще хуже. Как будто такое возможно.

Я набрала номер, который недавно был добавлен в мой телефон.

Номер Данте.

Человека, чье имя я стонала минуту назад, пока заставляла себя кончать, представляя, что он трахает меня.

Я забыла удалить его чертов номер.

Я отбрасываю телефон в сторону, как будто он меня обжег, мое лицо пылает от стыда, когда я зарываю его в ладони.

— О, черт, — стону я снова и на этот раз по совершенно другой причине.

Я никогда в жизни не была так смущена.

— Все в порядке, — говорю я себе после долгой паузы, опуская руки на колени и пытаясь стряхнуть с себя чувство полного унижения. — Я больше никогда его не увижу. Это не имеет значения.

Я всеми фибрами своего тела надеюсь, что это правда.