По извиистым волнам

Тряхнув головой, я повернулась, чтобы уйти, прихватив со стола несколько листков пергаментной бумаги. Я не позволю Беллами вывести меня из себя, как не позволю ему проникнуть в мое сердце.

Вернувшись на палубу, обследовала трюм корабля. Я знала этот термин только потому, что слышала, как его называли остальные члены команды. Там, внизу, нашла груз с ящиками, на которых было написано, что это специи, красители и тонкие шелка. Я предположила, что это украдено. Но мне показалось, что это именно то место, где я могла бы найти что-нибудь, что можно было бы использовать в качестве краски.

Я взяла пригоршню порошкообразного красителя из ящика, который мне удалось открыть в углу. Подойдет любой цвет. Я была рада увидеть на ладони столовую ложку насыщенного индиго и красного. Оторвала кусок ткани от своего пояса и высыпала туда порошок, стараясь, как всегда, не перепутать его.

Удовлетворенная, взбежала обратно на верхнюю палубу. Вернувшись на свое место на корме, уселась на пол со своей странной кистью и самодельными красками. У меня едва хватало пергамента, чтобы рисовать. Но мне было все равно. Мне просто нужно было движение кисти в руке. Ощущение комфорта от мазков, создающих цветовые оттенки. Это было единственное, что оставалось неизменным.

Мне нужна была вода, чтобы смешать красящие порошки. Но послеполуденное солнце полностью высушило настил. Итак, я сидела там, чувствуя, что, как и все остальное, что пробовала, это не сработает. И вдруг я подумала о Майло и тепле его объятий. Вспомнила, каково это — целовать его на ночь. Вспомнила, что чувствовала рядом с ним в День Нового Года, когда мы смотрели фейерверк и строили столько планов. И как жалела, что не отдалась ему в ту ночь. Если бы я знала, что, возможно, никогда больше его не увижу, как бы я вернулась в прошлое — или вперед — и показала бы ему, как сильно я его тогда любила. Потому что теперь я была уверена. По крайней мере, я так думала. Пока что-то во мне не взяло верх и не заставило меня задуматься, какова реальность в этом запутанном месте.

Когда я подумала о Майло и своем замешательстве, то моргнула, чтобы смахнуть слезы с ресниц. Они упали идеально, прямо на крошечные кучки яркой пудры, разложенные передо мной на палубе. Итак, я смешала пигменты со своими слезами, сделав ровно столько краски, чтобы кистью растекаться по восковой поверхности пергамента. Я приложила все усилия, чтобы создать контур того, что, по моему представлению, должно было быть вьющейся волной, но по мере того, как я смотрела на него, рисуя в цвете индиго, красный, который пыталась смешать, все больше и больше напоминал кровь в воде. Все это происходило одновременно, когда вода стекала с пергамента и просачивалась на палубу, оставляя на ней неизгладимые пятна. Идеальный образ, который я видела перед собой за последние несколько дней, быстро превратился в кошмар.

Словно по сигналу, в облаках раздался низкий раскат грома. После полудня начался ливень. Через несколько мгновений хлынул дождь, смывая мою кровавую акварель, будто это был всего лишь рисунок мелом на тротуаре. Я решила снова найти МакКензи и Ноя.

— Как дела? — застенчиво спросила я, чувствуя себя все более и более собой, когда подошла к ним, прислонившись к мачтам в передней части корабля. — С вами обоими все в порядке?

— Настолько хорошо, насколько это вообще возможно, — ответил Ной, глядя на меня сквозь легкие, как перышки, капли дождя, падающие ему на лицо. МакКензи толкнула его локтем. Должно быть, она думала, что я не замечаю.

— Я думала, что я тусовщица, — сказала МакКензи. — Но все это доказало, что я ошибалась. Я опустошена. Катрина, как ты это делаешь?

— Делаю что? — спросила я, приподняв бровь, когда села, чтобы присоединиться к ним.

— Выглядишь такой отдохнувшей. Ты выглядишь полной противоположностью тому, как я себя чувствую. Похоже, у тебя сегодня день в спа.

— Я понятия не имею, что ты имеешь в виду. Чувствую себя ужасно.

— Выпей что-нибудь. — Ной протянул мне флягу, и я сделала большой глоток, но тут же закашлялась, почувствовав на губах острый вкус рома. Когда я бросила на него убийственный взгляд, он пожал плечами. — Здесь не из чего выбирать. Кроме того, можно было бы использовать что-нибудь, чтобы заглушить чувства.

— Знаю, это кажется безнадежным, — сказала я. — Но, клянусь, мы найдем способ вернуться в наше время. Я поговорю с Беллами сегодня вечером.

Мы продолжали болтать, когда солнце село и дождевые тучи рассеялись. Наш разговор казался таким же пустым, как и корабль под нами. Света все еще оставалось достаточно, чтобы отбрасывать огненно-красные отблески на воду. Палуба сияла стеклянным блеском только что намокшей поверхности.

Внезапно к нам подошел угрюмого вида член экипажа. Из-под повязки на голове он уставился на нас темными, ввалившимися глазами.

— Капитан зовет вас троих на главную палубу, — произнес он.

Я взглянула на МакКензи и Ноя, у которых были одинаково озадаченные лица.

— Я забыла вам сказать. У нас уроки фехтования на мечах. — Я вздохнула.

— Наконец-то, что-то стоящее, — Ной сел с таким энтузиазмом, какого я, наверное, никогда в нем не видела.

МакКензи взяла его за руку, когда он помог ей подняться на ноги. Я осталась сидеть, заставив себя подняться. Больше не хотелось общаться с Беллами. Мне не нравилось, какой я становилась, когда была рядом с ним. Но я знала, что если не встану и не подойду к нему, он найдет меня. И это будет еще хуже.

Втроем мы спустились по ступенькам на главную палубу, где, казалось, собралась половина команды корабля. Несколько фонарей, расставленных вдоль палубы, освещали открытое пространство между ними. Беллами выступил из толпы, кивнув мне с полуулыбкой, от которой у меня кровь застучала в жилах сильнее, а глаза чуть не закатились на затылок.

— Подходите, друзья, — приказал он, взяв три меча из открытой бочки, стоявшей рядом с ним. Он бросил их нам, по одному, рукоятью вперед.

— Хм, опасно! — закричала МакКензи.

— Ты плывешь с пиратами, девочка. Опасность — это все, что есть, — голос Беллами донесся до моих ушей, как густой дым, мягкий и дерзкий. — Сначала посмотри, как я его держу. Крепко прижми рукоять к ладони. Используй два последних пальца, чтобы усилить хватку и придать силу удару, но оставьте эти два пальца свободными, чтобы они помогали направлять меч. — Он выставил указательный и средний пальцы, подчеркивая это. Мы все трое изо всех сил старались подражать его движениям и позе, когда он ходил вокруг и поправлял нас по отдельности.

— Неплохое начало. Теперь о вашей стойке. — Он остановился рядом со мной и приподнял мой подбородок, пока говорил. Я отвернулась. — Встаньте, ноги на ширине плеч, смотрите прямо и сосредоточенно. Не забудьте поставить одну ногу впереди другой. Вы же не хотите потерять равновесие.

Он подошел к Ною и попытался оттолкнуть его. Ной напрягся, чтобы удержаться на ногах, и в этот момент Беллами без предупреждения взмахнул своей саблей в сторону, ударив ею Ноя.

— И самое важное, что нужно помнить, — сказал он со смешком, — это то, что пираты никогда не играют честно. — Он снова замахнулся, чуть не выбив клинок из руки Ноя. Но Ной в последнюю секунду крепче сжал его и бросился на защиту. Мы с МакКензи, широко раскрыв глаза, наблюдали, как он спарринговал с Ноем, выкрикивая подсказки и предложения, когда их клинки пересекались.

— Довольно сексуально, не правда ли? — МакКензи наклонилась и прошептала через мое плечо.

Я не смогла удержаться от смеха.

— Не могу сказать, что с этим не согласна.

Я знала, что она, скорее всего, имела в виду Ноя, но я не сводила глаз с Беллами. Я наблюдала за тем, как его тело поворачивалось и извивалось, когда он ловко ступал по мокрому полу, такой же уравновешенный и крепкий, как сами мачты. Он двигался в такт легким покачиваниям корабля, будто он и море были единым целым. Его волосы цвета воронова крыла, распущенные и струящиеся, обрамляли лицо так же плавно, как и движения.

«Ты жаждешь его».

Что это было? Я отвела взгляд, ругая себя за то, что так зациклилась на нем. Я посмотрела на последние лучи заходящего солнца, оставшиеся на горизонте.

— Катрина, — Беллами позвал меня по имени, и это заставило меня снова обратить на него внимание. Он шел ко мне с яростью в глазах, которая заставила меня неловко поежиться. — Раз уж тебе так интересно, что там происходит, полагаю, ты уже знаешь, что правильный удар — это на самом деле вовсе не замах.

Он замахнулся на меня мечом. Когда я вздрогнула, он опустил его, а затем взял меня за руку и потянул вперед, причем совсем не нежно. Я, спотыкаясь, вышла на середину палубы, сжимая рукоять меча вспотевшей рукой.

— Размахивание мечом неэффективно. Ты устанешь еще до того, как соль высохнет на ботинках. — Он ухмыльнулся, поднимая мою руку, чтобы подставить мой меч к своему. — Нет, вместо этого ты хочешь сберечь свою энергию в бою. Используй колющие движения. Ударь противника. Сделай выпад вперед. — Он продемонстрировал, направив на меня свой меч. — А теперь сразись со мной.

Я почувствовала, как во мне нарастает незнакомый жар. Что-то еще вторгалось в меня, и я не могла это остановить. Я подняла меч, как он мне показывал, и взмахнула им, а он перехватил его своим.

— Попробуй причинить мне боль, Катрина, — приказал он себе под нос.

— Поверь мне, я хочу этого, — прорычала я. Шагнув вперед, я попыталась ударить его плоской стороной сабли, но промахнулась, поскольку он легко увернулся. Я согнулась в поясе, пытаясь дотянуться до него, но он снова отразил мою атаку. Наши мечи все еще были скрещены, и он свободной рукой притянул меня к себе. Я едва доставала ему до носа, но он посмотрел мне в глаза таким же стальным взглядом, как и наше оружие. — Я же говорил тебе наносить удары, а не размахиваться, — пробормотал он себе под нос. По моей спине пробежали мурашки, словно кончики пальцев скользнули по бархату.

— Вот так? — Я отмахнулась от жара, бросившегося мне в лицо, и направила острие меча в его сторону, задавая риторический вопрос.

— Хорошая девочка, — он говорил тихо и медленно, с легкостью парируя мой удар. — Это только начало. — Его пристальный взгляд скользнул по мне сверху вниз и обратно.

Следующие несколько мгновений он давал мне указания, и я изо всех сил старалась им следовать. И когда он поправлял меня, меняя положение моей руки, или когда касался моей талии, чтобы поправить осанку, внутренний голос говорил мне, что он — это все, чего я хочу. И я изо всех сил старалась заткнуть этот голос.

За нашими спинами светило заходящее солнце, а перед нами расстилалось открытое море, и мы танцевали вальс клинков, а я все увереннее орудовала саблей. Я размахнулась и едва не задела Беллами по плечу, но он отвел удар кончиком меча. Так близко.

— Влево. Наклоняйся вправо. Теперь назад. — Мои шаги повторяли каждое слово Беллами. Наши стальные клинки начали двигаться быстрее. И все быстрее. Раздался звон металла о металл, и по палубе полетели искры. Я была слишком самоуверенна. Я была уверена, что смогу попасть в него, если продолжу движение. И как раз в тот момент, когда мне показалось, что увидела брешь в его защите, и нырнула туда. Но лязг стали отдался в моей руке и заставил меня вздрогнуть. Он выбил меч у меня из рук. Не успел тот соскользнуть на палубу к ногам матроса, как его собственный меч был направлен на меня.

— Неплохо, — он ухмыльнулся. — Но, похоже, я здесь победитель. — Он протянул руку, и Тристан, отделившись от группы окружавших нас членов экипажа, сунул ему в раскрытую ладонь флягу с ромом. Беллами сделал глоток и откинул голову назад, так что я смогла увидеть капельки пота на его шее под черными как смоль локонами.

— Думаю, теперь ты можешь пойти отпраздновать. Мы закончили? — Я пожала плечами.

Беллами выплеснул ром на пол и пристально посмотрел на меня. С озорным блеском в глазах он шагнул ко мне и взял меня за руку, прежде чем притянуть к себе.

— Я выиграл. Итак, ты должна мне танец. — Он подмигнул своей команде, и мужчины заиграли. Воздух наполнился вибрирующими, жизнерадостными звуками скрипки и флейты, когда двое членов экипажа, игравшие на инструментах, дали о себе знать.

Я закатила глаза, но если бы он мог увидеть, как быстро бьется мое сердце, то бы понял, что я лгу только ему. И самой себе. Он притянул меня и начал двигаться в такт музыке. Это напомнило о том, как мы танцевали с ним на гала-вечере несколько месяцев назад — или столетий спустя, — в зависимости от того, что имело смысл. Но только этот танец был более жестким, более беззаботным, и он нес меня по палубе своими быстрыми движениями и вел с грацией и мастерством, которых я не ожидала. Он развернул меня, когда скрипка заиграла быстрее, а звуки флейты стали выше. Вскоре к ним присоединились другие члены экипажа, и я даже мельком увидела, как Ной и МакКензи тоже обнимают друг друга, когда танцуют. Это обрадовало меня, и на мгновение это было все, чего я хотела.

Так долго на моем сердце было тяжело. Казалось, что многое потеряно, сломано и непоправимо. Но это. Это было просто, по-настоящему весело. И чем больше я наблюдала за мужчиной передо мной, тем глубже я в нем растворялась. Но это была приятная потеря. Из тех, что заставляют тебя забыть обо всем плохом, что происходит вокруг. И я хотела большего.

Я прижалась к нему еще теснее. Я слишком остро ощущала надежную поддержку руки на изгибе моей спины. Выражение его глаз, когда они встретились с моими, заставило меня почувствовать, что я смотрю в какие-то неизведанные, прекрасные морские глубины, которые еще предстоит открыть. И то, как мы двигались вместе, шагая в такт оптимистичной музыке трущоб, вызвало у меня чувство, в котором я боялась признаться, но в то же время слишком боялась от него избавиться.

Я заметила, как его глаза переместились с моих глаз на губы. Он был близко ко мне. Так близко, что я чувствовала его учащенное дыхание, когда он кружил меня по открытой палубе. Какой-то импульс во мне привлек мое внимание. Я собрала всю свою силу воли, чтобы не обращать на это внимания, но на этот раз он был слишком сильным. Я не смогла от него отмахнуться.

«Поцелуй его», говорило оно.

Я знала, что не смогу. Я знала, что не должна была. Но другой голос в голове и временное, мимолетное волнение в сердце заставили меня это сделать. Но мне не нужно было принимать решение. Я все еще сомневаюсь, сделала бы я это, или у меня хватило бы сил сопротивляться. Но я никогда не узнаю, потому что Беллами действовал первым. Он отпустил мою руку и одним быстрым движением приподнял пальцами мой подбородок, а затем прижался губами к моим губам.

Так же быстро, как нырнул, он отплыл, ухмыляясь, будто только что выиграл приз. Он повернулся к команде, вызвав смешки у людей на палубе. Я внезапно почувствовала тошноту. Все в этой ситуации было неправильным, и я не могла поверить, что позволила Беллами использовать меня в качестве приза, чтобы покрасоваться перед командой. Ной и МакКензи ошеломленно стояли в стороне, и Ной укоризненно покачал головой.

Словно очнувшись от какого-то дурного сна, я моргнула, остановила наш все еще продолжающийся танец и вырвалась из хватки Беллами.

Не оглядываясь, я исчезла в темной части корабля, молясь, чтобы никто не последовал за мной. Я бросилась между двумя пушками под палубой, где чувствовала себя достаточно защищенной, чтобы позволить себе плакать, пока не выплеснула все слезы, которые сдерживала. Приглушенные звуки музыки и танцев надо мной погрузили меня в странное чувство одиночества и комфорта, в котором я позволила себе оставаться, пока все не стихло.

21. Крысы с тонущего корабля

Майло

Я пытался заснуть там, на церковной скамье, но не мог собраться с мыслями. Я знал, что, выйдя за пределы этой церкви, рискую быть узнанным, но меня поразило осознание, которое я не мог игнорировать. Мой отец, скорее всего, был в порту и присоединился к суматохе, пока все работали, чтобы не дать своим лодкам сгореть. Что означало, что наш дом остался без присмотра. Это могло бы стать прекрасным шансом узнать, что скрывал мой отец. Или, возможно… просто возможно… я мог найти доказательства обратного… что он ничего не скрывал. Что он честный человек и не участвовал в таком кошмарном деле. Я сомневался в этом, но надеялся, что, возможно, это правда.

Кроме того, мне нужно было чем-то заняться, чтобы не сойти с ума. Если я не думал об отце, то беспокоился о Катрине. Мне было плохо от этого. В тот момент я хотел ее больше всего на свете. Я хотел прижать ее к себе и вдохнуть ее аромат. Я тосковал по ней, и мое сердце разрывалось от боли каждый раз, когда мне приходила в голову мысль, что она не выжила при кораблекрушении. Но я знал, что это не так. Она, как никто другой, могла выжить в море. С ней все будет в порядке, сказал я себе. Я просто должен найти ее.

В тишине я вышел в ночь, унося одиночество с собой, как тень. Я прибыл в дом отца — мой дом — когда вдали зазвонили колокола. Было уже за полночь. Отец должен был вернуться, когда закончит закреплять свои корабли. Я подергал дверную ручку. Как и ожидал, она была заперта, но я слишком хорошо знал, что в моей комнате есть окно, которое я часто оставлял открытым в детстве, потому что мне нравилось, как по ночам стрекочут лягушки и сверчки.

Я подошел к окну и просунул голову внутрь. Мальчик…я… спящий в кроватке у стены, не пошевелился. Но одинокая зажженная свеча подсказала мне, что он либо проснулся за несколько мгновений до этого, либо притворялся спящим. Я рискнул.

Я прокрался внутрь через окно, стараясь не издавать ни звука, отбрасывая зловещую тень на стену в свете свечи. Когда мои ботинки коснулись пола, я вздохнул с облегчением, поскольку мальчик не шевелился. Легкими, как перышко, шагами я обошел остальную часть дома.

— Наконец-то, — пробормотал я, подходя к отцовской двери. Я так долго мечтал увидеть, что находится за ней, а теперь еще больше, чем когда-либо.

Взламывая замок, я был разочарован тем, что не могу его открыть. Никогда еще мне не приходилось сталкиваться с таким сложным замком, хотя я успешно вскрывал бесчисленное множество других. Но в лунном свете, падавшем в окно, я заметил на дверной ручке что-то, показавшееся мне странно знакомым. Конечно, я видел эту дверь миллион раз. Но где еще я мог видеть этот символ на дверной ручке?

И тут меня осенило. Точно такой же символ был вырезан на обратной стороне компаса моего отца. Я достал компас из кармана и поднес его к двери, чтобы сравнить. Точно такая же метка. Буква «Х», обозначающая Харрингтон.

Я вертел в руках компас, мысленно решая головоломку. Я потряс его, услышав, как внутри что-то загремело. Я слышал его раньше, но никогда не придавал ему особого значения, ведь этому навигационному прибору 300 лет. Но потом я задумался…

Стараясь не шуметь, с помощью ножа отколупнул пластину основания компаса. Там был маленький ключик. Я попробовал вставить его в замок. Когда понял, что он идеально подходит, меня пробрала дрожь. Отец хотел, чтобы я нашел это. Он подарил мне этот компас в день своей смерти. Что бы ни находилось за этой дверью, я всегда должен был знать об этом.

Глубоко вздохнув, помолился, чтобы все это оказалось недоразумением. Возможно, был шанс, что мой отец на самом деле не был вовлечен в эту ужасную сделку. Возможно, это была просто одна ошибка, или, может быть, он заключил сделку, которой не понимал.

Я услышал тихий щелчок замка, когда повернул ключ, и дверь со скрипом открылась от легкого прикосновения. В комнате было темно. Но я почувствовал запах дыма от только что погашенных свечей. Я взял одну из них, чтобы зажечь, и понес с собой, чтобы лучше видеть. При свете маленького огонька обошел эту новую комнату. Кровать, которая была больше моей. Стол в форме бочонка, на котором стояли ликеры и ром всех сортов. Сундук с ботинками и парусиной. Пергамент и карты, спрятанные в углу. Ничего такого, чего я не ожидал бы увидеть в спальне моряка. Пока я не повернулся. Я повернулся, и свет свечи осветил поразительное изображение женщины на стене. Набросок моей матери углем, приколотый к стене над детской колыбелью. Это мог бы быть портрет моего брата, если бы он не умер вместе с моей матерью.

Я почесал затылок, поднося свечу поближе к пустой подставке. Внутри, похоже, что-то было. В центре лежало золотое кольцо. Я сразу узнал в нем обручальное кольцо моей матери на тонкой золотой цепочке. А вокруг него лежали записки. На пыльном покрывале внутри были разбросаны всевозможные записи. Некоторые из них были старыми. Некоторые выглядели так, словно были написаны вчера. Но все они были просто случайными словами и загадочными фразами.

Люблю.

Прости.

Потерял.

Навсегда.

Ушла.

Сожалею.

Пока я в замешательстве просматривал записи, голос сзади чуть не заставил меня подпрыгнуть, но я удержался на месте. Я стоял спиной к двери, но мне не нужно было оборачиваться, чтобы узнать, кто стоит на пороге.

— Ты пришел и за моим мальчиком?

Я не мог вымолвить ни слова. В замешательстве и удивлении я продолжал молчать. Потому что мне нечего было сказать отцу, особенно на такой вопрос. Я стоял там, отказываясь смотреть ему в лицо, и радовался, что на голове у меня капюшон, который я не осмелился снять, даже когда осматривал дом.

— Отвечай мне, черт возьми! — закричал он. Мне не нужно было оборачиваться, чтобы представить, как сверкают его зеленые глаза. — Ты собираешься забрать единственное, что у меня осталось, Генри? И все это ради одного пустого корабля? — С каждым словом его голос срывался, превращаясь из сурового и сильного в сдерживающий слезы. Я догадался, что пустой корабль, о котором он говорил, имел в виду его предыдущий разговор с Крюкоруким. И я вспомнил имя из записки, которую нашел у человека, с которым дрался на берегу. Генри. Человек, которого я убил. Он принял меня за него. Но что значило все остальное? Я должен был что-то сказать…

— Как думаешь, зачем я здесь? — пробормотал я, стараясь не смотреть в сторону.

— Ты уже сделал это? Ты убил моего сына? Точно так же, как ты убил ее, когда не смог дождаться своей чертовой зарплаты еще неделю.

— С мальчиком все в порядке. Пока что. — Я изо всех сил старался сохранять невозмутимый вид. — Откуда мне знать, могу ли я и дальше полагаться на тебя? — Я надеялся, что смогу получить ответы.

— Сейчас я работаю с работорговцами. Я общаюсь с компаниями, и мне все чаще дают заказы. Боже, Генри, неужели соглашения в Рокшоре было недостаточно, чтобы привязать меня к себе? Я могу гарантировать, что они выплатят оставшуюся часть моего долга, если ты просто дашь мне еще немного времени.

Вот и все. Мой отец был в неоплатном долгу перед этим грубияном. За что, я не знал. Но, должно быть, именно поэтому он занялся работорговлей ради наживы. Он слишком глубоко увяз в этих темных делах. Мне пришлось проглотить ком в горле, прежде чем заговорить снова.

— Время. Время — это то, чего нам всем нужно побольше, не так ли, Тибурон?

Внезапно из другой комнаты донесся испуганный голос. Мой голос.

— Иди, присмотри за своим мальчиком. Пока он не узнал, кто ты на самом деле, — сказал я, и каждое слово жалило, как соль на свежие раны.

Я прислушался, не раздадутся ли шаги Дейвена, спешащего в другую комнату. Я воспользовался этим как возможностью сбежать, сразу после того, как схватил кольцо моей матери из колыбели и надежно спрятал его. Отец не заслуживал того, чтобы оно оставалось у него. Не тогда, когда он был причиной ее смерти.

Как ни странно, когда я растворился в ночи, то понял, что внезапно вспомнил об этом происшествии. То, чего раньше не было. Это стало частью моего сознания в одно мгновение, будто сформировалось в тот самый момент. Меня больше не было в доме, но я отчетливо помнил себя в юности после моего отъезда, пораженного странным разговором, который я услышал между моим отцом и незваным гостем.

Я наткнулся на дерево и прислонился к нему, отчетливо вспоминая, как это происходило прямо сейчас в доме, который я оставил позади.

— Кто там был, отец?

— Это был просто какой-то ублюдок, который вернулся со мной. Он хотел присоединиться к моей команде, но я сказал ему, что мы заняты.

— О. — Юный Майло кивнул, глаза его все еще были затуманены сном. — Откуда вернулся?

— Из доков. — Отец устало улыбнулся, и в уголках его глаз собрались морщинки. — В порту произошел… инцидент. Я проверял корабли. Но сейчас все в порядке. Возвращайся в постель. Тебе завтра рано вставать, чтобы успеть к доставке. А потом мы отплывем в Англию.

— Это посылка от капитана Вальдеса? — Майло моргнул.

— Да. И ты знаешь, каким он бывает. Так что отдохни.

Я покачал головой. Я прекрасно это помнил. Мое будущее «я» изменило мое прошлое и, следовательно, изменило мои воспоминания. Так что теперь я точно знал, что прошлое можно в какой-то степени изменить. Но какой ценой? Потому что ни я в молодости, ни мой отец не знали, что Вальдес опоздает на день. И когда он, наконец, приедет, он убьет моего отца у меня на глазах.

Но в данный момент это не имело значения. Мне все еще требовалось некоторое время, чтобы осмыслить услышанное и сложить все воедино. У моего отца был долг, и он делал все возможное, чтобы расплатиться с ним. Мне следовало бы догадаться, что ни один уважающий себя торговец не останется со своей базой в таком городе, как Нассау, где практически всем заправляют пираты. Но, возможно, именно поэтому он так и поступил. Возможно, по какой-то причине он не смог вернуться на Барбадос. Возможно, у «Генри» были друзья повыше в другом месте, которые загоняли моего отца в угол здесь. Все, что я знал, это то, что мой отец был лжецом и мошенником — во всем, во что он заставил меня поверить был Келлем, и он был ответственен за смерть моей матери. Он сказал мне, что она заболела и умерла, и что мой брат умер в ее утробе вместе с ней. Точно так же, как он никогда не говорил мне, что переправляет людей, как скот, прямо у меня под носом.

Внезапно я обрадовался, что убил Генри. И я был рад, что я — пират. Потому что, по крайней мере, пират не скрывает своих деяний. Он гордо носит их в виде татуировок на коже. А настоящий пират знает, что на море все равны. Впервые в своей жизни я решил, что пираты — возможно, за исключением Тейна и Вальдеса — более порядочны, чем все остальные.

А потом я заплакал той ночью. Я не мог вспомнить, когда в последний раз так лились слезы. Я не плакал с тех пор, как был ребенком, потерявшим мать. Но теперь я потерял и отца. И я смотрел, как мои слезы смывают засохшую кровь с четок, прежде чем я бросил их на землю.

Все это не имело значения. Я упрекнул себя за глупость, как только избавился от гнева. Мне не суждено было узнать все это. Я должен был вернуться в 21-й век, к Катрине, учить названия автомобильных запчастей и латте. Но не здесь, заново переживать свою жизнь и раскрывать темные тайны, которые скрываются под поверхностью моей семьи.

За последние несколько сумбурных дней, проведенных здесь, я уяснил одну вещь: что бы я здесь ни делал, это повлияет на все остальное. Я убил одного из головорезов, которые пришли забрать деньги моего отца. Должно быть, появилась рыба покрупнее. И он бы выместил это на моем отце или на мне, младшем. И если бы я попытался изменить то, что произошло с Вальдесом, и спасти отца, как я думал, я мог бы, кто знает, что это могло бы сделать в будущем? Я бы, наверное, прожил свою жизнь в бегах от того, кого послали отомстить за смерть Генри. Мой отец продолжал бы все глубже погружаться в пучину жестокости, которую он называл бизнесом. И я бы никогда не стал проклятым и не встретил бы Катрину.

Всю свою жизнь я ненавидел себя за то, что был трусом на борту ужасного корабля Вальдеса. Но, позволив отцу умереть, как ему и было суждено, я перерезал, по крайней мере, одну из ниточек работорговли, пусть даже ненадолго. По крайней мере, это могло меня утешить сейчас.

Я посмотрел на небо надо мной. Полярная звезда, ясная, как всегда, смотрела на меня. И я понял, что должен оставить все это. Пришло время найти Катрину. Я не знал как. Но знал, с чего начать. Если бы я оказался в ловушке прошлого, я все равно не смог бы надолго задержаться в Нассау. Мне нужно было реквизировать корабль в порту, как только все уляжется. Потому что, если бы Катрина была там, я не сомневался, что она все еще направлялась к Дьявольскому треугольнику. И кто мог встретить ее там лучше, чем человек, уже попавший в ад?

22. Глаза океана

Катрина

Когда я проснулась, на корабле было тихо. От веселья, которое было раньше, не осталось и следа. Единственными звуками, достигавшими ушей, были тихое поскрипывание корабля на волнах и шуршание крошечных мышиных лапок в тени.

Я подняла голову и дала глазам привыкнуть, вспомнив, что, к сожалению, все это было слишком реальным. Я все еще была здесь, пойманная в ловушку в море, на века в прошлом и за много миль от надежды найти Майло. И компас моего сердца, казалось, вышел из-под контроля. Возможно, Корделия была права. Возможно, у меня не было души.

Я встала, удерживая равновесие, когда корабль накренился на ночных волнах. Поднявшись на верхнюю палубу, вернулась на свое место, где ранее пыталась рисовать. Усевшись крест-накрест рядом с пятнами от моей предыдущей «картины», я запрокинула голову и посмотрела на небо. Свет звезд над головой был не похож ни на что, что я когда-либо видела. Созвездия сияли ярче и были более многочисленными, чем когда я наблюдала за ними с Майло на маяке.

Он не шутил, когда сказал, что нет лучшего способа полюбоваться звездами.

Я улыбнулась про себя, представив, как он здесь, со мной, наблюдает за звездами на борту плывущего ночью корабля. С протяжным вздохом я опустила глаза, подтянув колени к груди. Чего бы я только не отдала, чтобы найти его и еще раз посидеть с ним под звездами.

Мое внимание привлекла тихая мелодия, плывущая в воздухе. Я подняла глаза, ища источник звука. Тени на палубе искажали очертания каждого предмета, и даже при тусклом свете корабельных фонарей и лунном свете, отражавшемся от воды, мое зрение было затуманено. Единственными людьми, которых я могла различить, были несколько человек из ночной смены, и песня явно исходила не от них.

Я наклонилась в том направлении, откуда доносился голос. Он был мужским, но достаточно мягким. Казалось, он доносился с кормы. Я последовала за пением, мои шаги были уверенными в слегка великоватых ботинках, которые я носила. Когда приблизилась к корме, то увидела Беллами, сидящего на корме, закинув ногу на ногу, с бутылкой рома в руке. Он смотрел на воду и тихо напевал, повернувшись спиной к кораблю. Я подкралась ближе, остановившись в нескольких футах от него, чтобы вслушаться в песню, в то время как каждое слово лениво слетало с его губ.

Затерянный в море

Ты мечтаешь обо мне?

По зову волн

Я слышу тебя и ищу тебя

Пока вновь блуждающее море

Не вернет тебя ко мне.

Мелодия показалась мне знакомой, но мое тело напряглось, когда я услышала второй куплет.

Внизу, на берегу встретимся еще раз

При свете луны люби и оставь

С наступлением рассвета

Вечно меня преследуй

— Что это за песня? — спросила я мягко, чтобы не напугать его. Я знала, что мне не следовало заводить новые отношения с Беллами, особенно здесь, в одиночестве, на корме корабля. Но я должна была знать, откуда он знал эту песню за столетия до того, как встретил Серену.

Он повернулся и посмотрел на меня, в его глазах была усталость, что казалось нехарактерным для него.

— Да, просто морской фольклор.

— Это был не морской фольклор. — Я расправила плечи и шагнула вперед. — Эта песня прозвучала… по-особенному. Я не права?

— Ты в чем-то права, девочка, — проворчал Беллами. — Но ты помнишь, как я сказал, что в моем сердце нет места ни для какой другой возлюбленной, кроме моря?

Я кивнула, приподняв бровь, отметив его сияющие глаза и непринужденную манеру двигаться.

— Это потому, что море хранит мои секреты. Это всегда касается только нас с ним.

— И что ты сказал ему сегодня вечером? — Я забралась на корпус вместе с ним, свесив ноги с каждой стороны и повернувшись к нему лицом.

— Ты слишком любопытна для своего же блага, дорогая. — Беллами ухмыльнулся, снова поднося бутылку рома к губам.

— Что ж, как насчет сделки? Я расскажу тебе о том, откуда я родом, и открою тебе свой секрет, если ты расскажешь мне об этой песне. — Я скрестила руки на груди. — О, и я прощу тебя за этот неуместный поступок.

— Ты имеешь в виду поцелуй? — Беллами провел пальцами, унизанными кольцами, по темной бороде, покрывающей его подбородок. — Это было только для виду. Перед моими людьми. Я должен поддерживать боевой дух и репутацию.

— Почему? Твои люди не доверяют тебе по-настоящему? — Я наклонилась вперед.

— Хотелось бы думать, что они так поступают. — Беллами опустил взгляд, проводя кончиком пальца по краю бутылки с ликером. — Но мой отец гораздо более жестокий человек, чем я. Он может командовать своей командой одним взглядом, и они съеживаются. Но я не хочу быть таким, как он. Я хочу, чтобы моя команда уважала меня, а не боялась. Поэтому я пытаюсь показать им, что я — один из них.

Я внимательно слушала слова Беллами. Это было похоже на встречу с ним заново. Это была та сторона Беллами, о существовании которой я и не подозревала.

— Ну, они кажутся достаточно лояльными. — Я пожала плечами. — Ты, должно быть, достаточно хороший капитан.

— Я приму комплимент, но посмотрим, что подумает мой отец, когда мы прибудем в порт завтра. Он должен был сделать остановку в Нассау, чтобы обменяться товарами. — Его глаза потемнели, когда он заговорил. Он перевел взгляд с бутылки рома на воду внизу, и выражение его лица стало суровым.

— Что ж, я рада быть на твоем корабле, — сказала я, заправляя выбившуюся прядь волос за ухо. — И если у твоего отца есть проблемы с тем, как ты ведешь дела, то он здесь настоящий осел.

Мне показалось, что я увидела, как губы Беллами растянулись в легкой улыбке, но она быстро исчезла. Он взглянул на меня.

— Он неплохой человек. Он просто был ослеплен погоней за богатством. — Он глубоко вздохнул, пока я слушала и кивнула, призывая его продолжать. — Этого никогда не бывает достаточно. У нас есть все, чтобы вернуться в Испанию и начать новую жизнь, но он этого не видит.

Я хотела сказать, что он неплохой человек. Пока он не попытался вырвать мое сердце.

— Он пообещал моей матери, что вернется, когда разбогатеет. Ее родители не одобряли их отношений, потому что мой отец был простым бедным моряком. И когда я родился вне брака, они стали позором деревни. Итак, мой отец поклялся, что станет богатым и могущественным и вернется за ней. Но он никогда не бывает доволен.

— Мне тоже пришлось надолго расстаться с матерью. Мне жаль. Я уверена, ты хочешь вернуться домой. — Я с тоской посмотрела на него из-под опущенных ресниц.

— Я не хочу возвращаться домой. Я хочу провести свою жизнь в море. Но я хочу, чтобы отец вернулся за матерью. Это будет справедливо по отношению к ней. — Он остановился и подвинулся, подстраиваясь вдоль корпуса так, чтобы оказаться на несколько дюймов ближе ко мне. — Она ждет его. Я помню, как просияло ее лицо, когда она увидела вдали его корабль, когда мне было десять.

— Почему он не остался?

— Он жил недолго, а потом сказал, что ему нужно стать богаче самого короля, прежде чем он получит то, что хочет. Он взял меня с собой. И он отправился обратно, чтобы найти что-нибудь, что могло бы принести ему такое богатство.

— Он уже нашел это?

— Я не уверен, — пожал плечами Беллами.

Я на мгновение задумалась над его словами. Русалки. Они были его ключом к власти и богатству. Майло сказал, что Вальдес использовал их для заключения сделок с элитами и правителями мира, что делало его более могущественным, чем они. Если Беллами и знал об этом, то виду не подавал. Но, конечно, зачем ему показывать что-то подобное какой-то случайной девушке, которую он вытащил из океана?

— В любом случае, — Беллами опустил взгляд, и его волосы упали так, что я прижалась к корпусу. Тепла, которое я почувствовала на своем лице, было более чем достаточно, чтобы бороться с холодным ночным ветерком. Что-то снова поднималось во мне, скапливаясь в глубине души и в моей голове, как незваный гость, которого я изо всех сил старался не впускать. — Эту песню, если хочешь знать, пела моя мать. Она ждала отца на берегу, надеясь, что однажды он, наконец, вернется, как обещал.

Беллами покачал головой, словно пытаясь вырваться из невидимой сети. Когда он взял себя в руки, то странно посмотрел на меня.

— Не знаю, зачем я тебе это рассказываю, — сказал он.

Внезапно мне не понравилось, что он остановился. Я хотела узнать больше. Это было еще не все. Но только не в том случае, если он не расскажет мне.

«Заставь его рассказать тебе».

Голос в голове звучал громко, как перезвон колокола в пустоте. Я наклонилась ближе к нему и положила руку ему на колено, скользя вверх по бедру.

— Все в порядке, — сказала я мягко, почти шепотом. — Ты можешь рассказать мне все, что угодно.

Он прищурился и наклонился ко мне.

— Самое странное в этом то, что, клянусь, я слышу, как женщина поет эту песню на корабле моего отца, когда он находится в своей каюте. И это не голос моей матери.

Корделия. Так оно и было.

Я изучала его лицо. Он был суровым и красивым, а изгиб его губ притягивал меня, как стремительный поток воды.

— Почему бы тебе не спеть эту песню еще раз, Беллами? — Я даже не узнала свой голос. Соблазнительный тон, с которым прозвучали мои слова, вызвал у меня отвращение. Но я не могла этого остановить. И, не колеблясь, Беллами начал произносить слова вполголоса.

Затерянный в море

Ты мечтаешь обо мне?

Он сделал паузу, чтобы перевести дыхание. Я почувствовала его на своей щеке, потому что теперь между нами было расстояние всего в палец. Я открыла рот, чтобы пропеть следующую строчку, мягко, как перышко, касаясь его носа.

По зову волн

Я слышу тебя и ищу тебя

До тех пор, пока снова бродящее море

Не возвращает тебя ко мне.

Я услышала, как бутылка рома выпала из руки Беллами и покатилась по палубе. Он придвинулся ко мне всем телом, когда я допела последнюю строчку песни.

Он наклонил голову и прижался губами к моим губам. Я не остановила его. Я впилась в его губы своими и попробовала их на вкус, как свежую воду, которой я жаждала весь день на этом корабле. Его дыхание с запахом рома смешалось с моим, и я попыталась глубже ощутить его вкус на языке. Я позволила ему притянуть себя ближе. Моя рука, лежавшая на его бедре, продолжала блуждать по его телу, пока он не наклонился и не обхватил ее своей рукой, направляя ее туда, куда хотел. Он застонал, и я почувствовала, как это вырвалось у меня из горла, посылая дрожь по позвоночнику, и мне захотелось большего.

Я открыла глаза и посмотрела вверх, чтобы увидеть ярчайшую звезду над головой. Полярная звезда. И в этот момент я словно вырвалась из сна, в котором никогда не хотела оказаться. Беллами только что прикончил бутылку рома, но я была единственной, кто чувствовал себя пьяной. Звездное небо над головой закружилось, когда я заметила губы Беллами на своих и свои руки под его туникой. Это был момент, когда ко мне, наконец, пришла ясность. Не было сомнений, что я всегда что-то чувствовала к Беллами. Но это было то, чего я никогда бы не сделала. Так зачем же я это делала?

Беллами не был единственным, кто пережил разрушение проклятия, потому что у Беллами не было моего сердца. У Майло было. Я отдала свое сердце Майло. Так что, черт возьми, я сейчас делала? Это была не я. Это была не Катрина. Но пока я боролась с голосом в своей голове, я, наконец, нашла ее.

Я быстро отстранилась и прижала ладони к губам.

— Прости, — пробормотала я. — Не знаю, что делаю.

Беллами казался очарованным. Он потянулся к моему лицу и нежно провел ладонью по щеке.

— Это было не для показухи, любимая, — произнес он с пьянящей улыбкой.

— Я знаю, и мне жаль! — огрызнулась я, понизив голос.

Беллами склонил голову набок, все еще глядя мне в глаза.

— Знаешь, это самое странное. У тебя самые красивые голубые глаза. Синие, как море. Бьюсь об заклад, именно поэтому я тебе все рассказал. Потому что ты похожа на море.

Я почувствовала, как мое сердце упало. Мои глаза не были голубыми. Что бы со мной ни происходило, это явно было не то, чего я хотела. Но я не знала, как это остановить.

— Но подожди, да. Теперь они снова становятся коричневыми. — Беллами выпрямился, его голос стал громче, отчетливее и более сдержанным. — Ты… ты — одна из них?

— Одна из кого, Беллами? Расскажи мне, что ты знаешь, — потребовала я. На этот раз говорила только я, полная отчаяния.

— Ты — та, кем бы ни была женщина, появившаяся на корабле моего отца… У нее такие голубые глаза. Всегда. Но они становятся темно-синими. И он становится ее марионеткой. Ты контролируешь меня?

— Нет, — сказала я, — я имею в виду, не нарочно. Я не знаю, что со мной происходит.

— Так вот почему ты прыгнула в воду той ночью, не так ли? — Беллами встал, глядя на меня так, словно я была какой-то инопланетянкой. — Ты — сирена. Настоящая?

— Нет. Я имею в виду, да. Я имею в виду, я не знаю. — Мои слова прозвучали как судорожные вздохи.

— Это значит, что я не был сумасшедшим. Я знаю, что видел на корабле отца, — Беллами повернулся ко мне спиной и отошел на несколько шагов к правому борту корабля.

— О чем ты говоришь? — В отчаянии произнесла я, следуя за ним. Он проигнорировал меня. — Пожалуйста! — Я потянулась к его руке.

— Почему? — Он отдернул ее. — Ты все равно будешь манипулировать мной? Давай, снова превращай меня в свою марионетку и околдовывай.

— Беллами, я обещаю, я не пыталась…

— Нет, — произнес он. — Оставь меня в покое. — Сжав челюсти и наморщив лоб, он мягко оттолкнул меня, спускаясь по ступенькам к своей каюте. Как только он скрылся из виду, я тихонько прислушалась, не хлопнет ли дверь его каюты. С жжением в груди я подняла глаза к звездам, которые только что наблюдали за всем этим. И я никогда не чувствовала себя более одинокой и потерянной.

23. Послание в бутылке

Катрина

Я все гадала, как мне вернуть доверие Беллами, и гадала, действительно ли мне это нужно. Но какая-то часть меня, по крайней мере, должна была знать, что он не ненавидит меня.

Завтра мы должны были зайти в порт Нассау, и я больше всего на свете надеялась, что каким-то образом найду там Майло. Но как мне смотреть на него после того, как я только что поцеловала Беллами? Даже если в основном это была не я… а какая-то часть меня. Моя сторона сирены оказалась сильнее, чем я думала. Но у нее не было собственных желаний. Она просто заставляла меня действовать в соответствии с теми темными силами, которые у меня уже были. И это я ненавидела больше всего. Это сделало меня смелой, подлой и эгоистичной. И она знала, как одолеть меня.

Я отправилась на поиски МакКензи. Они с Ноем спали где-то под палубой, но я не знала точно, где именно. Спустившись в глубины темного корабля, я поискала их, держа в руках фонарь, который взяла с собой сверху, чтобы лучше видеть. Я проходила мимо рядов гамаков и спальных бараков, пока мое внимание не привлекла рука, подзывающая меня. Это была МакКензи, лежавшая на полу на груде одеял. Ной лежал, прислонившись спиной к стене, свесив голову набок, когда спал.

— Не возражаешь, если я присоединюсь? — прошептала я.

— Что ты делала? — спросила МакКензи. — Получала еще одну ночь особого внимания от Беллами? — Я почти почувствовала горечь в ее словах. Я села рядом с ней, стараясь не смять одеяла и не потревожить никого, кто спал рядом.

— Нет, — прошипела я. — Я пыталась поговорить с ним. Но все пошло не так, как планировалось.

МакКензи покачала головой.

— Так может Беллами помочь нам или нет?

— Беллами сейчас зол на меня по разным причинам, — пробормотала я, глядя на пыль на одеялах. — Я думаю, мы сами по себе, но надеюсь, что завтра, когда мы приземлимся в Нассау, мы, может быть, найдем Майло, и, может быть, он будет знать, что делать.

— Надеюсь, ты планируешь рассказать Майло о том замечательном времени, которое ты провела с Беллами. — Голос Ноя прорезал темноту, когда он наклонился вперед, прячась в тени. — Хотя, видит бог, возможно, он заслужил это после всего того дерьма, через которое заставил нас пройти.

Я открыла рот, чтобы возразить, но не смогла придумать, что сказать. Ной был прав. Я предала Майло, хотя и не контролировала себя в тот момент. Я была такой же эгоисткой, как Корделия. Может быть, мне действительно суждено было стать такой, как она.

— Ной, — наконец выдавила я, — я бы сказала «это не то, что ты думаешь», но знаю, что это звучит как полная чушь. — Даже в темноте я видела, что Ной сыт по горло. Его темные брови были сведены вместе, и он почти сердито смотрел на меня.

— Так и есть. — Он кивнул. — Но я имею в виду, то, что с нами произошло, ненормально. Так кто может сказать, что здесь вообще имеет смысл?

Я отвернулась, чувствуя на себе снисходительный взгляд Ноя. Он продолжил:

— Послушай, я первый, кто начинает предполагать худшее обо всех. Я только начинал дружить с Майло, прежде чем все это пошло прахом. Но я начинаю думать, что, может быть, Майло не был здесь сумасшедшим.

Мы с МакКензи обменялись удивленными взглядами.

— Есть кое-что, что я, вероятно, должна сказать вам обоим, — я запнулась, подбирая слова.

— Ну, тогда продолжай, — пробормотал Ной.

Я глубоко вздохнула, опасаясь, что мои слова прозвучат еще безумнее. Но это был единственный способ сохранить тонкую, быстро разрушающуюся нить между нами.

— С тех пор, как мы здесь, я слышу этот… этот голос в голове. Он похож на мой, но он подсказывает мне то, о чем я никогда бы не подумала. Иногда я следую ему и не осознаю этого, пока не становится слишком поздно.

— Это должно заставить меня почувствовать себя лучше? — Ной скрестил руки на груди. — Потому что все, говорит мне, что ты еще более сумасшедшая, чем я думал.

— Именно этого я и боялась. Но мне нужно, чтобы вы выслушали меня. — Я сжала челюсти и наклонилась вперед, чтобы мои слова были предельно четкими. — Что-то управляет мной. И я все еще пытаюсь понять, как это остановить.

МакКензи посмотрела на Ноя, который, казалось, все еще не собирался сдвинуться с места.

— Ной, посмотри, что с нами произошло. Мы буквально путешествовали во времени. Возможно, не так уж и сложно поверить, что что-то может влиять на наш разум.

Я была благодарна МакКензи за то, что она согласилась признать мои сомнения в себе, но я знала, что моего оправдания недостаточно. Им нужно было знать остальное. Хранение секретов почти всегда приносило больше вреда, чем пользы.

— Дело не только в этом. Думаю, пришло время мне признаться в этом. Я… — К горлу подкатил комок, и я едва смогла закончить предложение. Я не хотела слышать, как говорю это вслух. Но я заставила себя произнести это вслух. — Я говорила вам, что я — потомок Корделии, когда работала на моторном паруснике, помните?

Они оба кивнули, и я нервно моргнула, прежде чем продолжить.

— Что ж, это также делает меня сиреной. И я начинаю думать, что, возможно, эта часть меня обладает голосом более сильным, чем мой собственный.

Они оба на мгновение заколебались, а я опустила голову. К моему удивлению, первым заговорил Ной.

— В этот момент я начинаю думать, что сплю, но я имею в виду, если мы, черт возьми, перенеслись в прошлое, кто сказал, что ты не можешь быть русалкой?

— Поверь мне, это не то, чего я хочу. Я бы не стала лгать об этом. — Я пожала плечами. — Но я хотела, чтобы вы знали, что это что-то значит, когда я говорю, что сожалею. Простите, что втянула вас в эту историю, простите, что я пока не знаю, как нас спасти, и простите, что выставляю себя дурой на этом корабле. Но вы оба — все, что у меня осталось. И я не хочу потерять вас в следующий раз.

Взгляд Ноя чуть смягчился, и МакКензи прижалась к нему, положив руку ему на плечо.

— Извинения приняты, — вздохнула МакКензи. — Мы никуда не уйдем. — Она посмотрела на Ноя, словно ожидая, что он подтвердит ее слова. Он вздохнул и со стоном повел плечами.

— Все в порядке. Я ценю твои извинения и думаю, если и есть кто-то, с кем мы хотели бы застрять посреди океана, так это с русалкой.

— Спасибо. — Мои губы сложились в легкую полуулыбку. — Обещаю, я стараюсь изо всех сил.

— Мы тоже, — сказал Ной. — И раз уж мы приносим свои извинения, я прошу прощения за то, как я поступил с Песча… э… Майло. Думаю, он не хотел нас так подставить. Но даже если бы и хотел, я бы не хотел, чтобы с ним такое случилось.

— Уверяю, он сделал только то, что должен был сделать. Чтобы трезубец не попал не в те руки. — Я выпрямилась, готовая защищать Майло. — И я отказываюсь верить, что его больше нет.

— Я тоже, Катрина. Он бы так просто не сдался. Он, должно быть, все еще где-то там. И когда мы найдем его и вернемся, он будет должен моему дяде новую лодку. — Ной говорил вполголоса, но я почувствовала, как в его голосе зазвучали беззаботные нотки.

— Справедливо, — произнесла я, и мое настроение поднялось. — Не каждый день узнаешь, что твой коллега — пират-призрак.

Мы все немного посмеялись, но вскоре снова воцарилась тишина. Мы вместе прислонились к стенке корабля и закрыли глаза, пока ритм моря убаюкивал нас, погружая в сон. И я крепко уцепилась за ободряющие слова МакКензи, прокручивая их в голове: «Мы никуда не уйдем».

— Земля! — Приглушенный звук грубого голоса, кричащего сверху, заставил меня открыть глаза. Я села в маленьком пространстве, где мы все спали, и посмотрела на МакКензи, которая спала, положив голову на плечо Ноя.

Я улыбнулась. Мне показалось, что, может быть, только может быть, забрезжил какой-то маленький лучик надежды. Держась за деревянные перила, я поднялась на палубу и подошла к краю корабля. Я огляделась по сторонам, осматривая горизонт в поисках каких-либо признаков суши, но не увидела ничего, кроме бесконечной полосы темно-синего цвета, простиравшейся на многие мили.

— Ну что, земля? — произнесла я вслух, щурясь от утреннего солнца и глядя вверх, на моряка в вороньем гнезде.

— Думаю, он может видеть то, чего не видим мы с помощью этой штуки, — заявил Ной, указывая на подзорную трубу, которую мужчина поднес к глазу.

— Интересно, как далеко это значит, мы находимся. — МакКензи облокотилась на перила. — Я пойду поищу нам чего-нибудь поесть. Я проверю камбуз.

— Я пойду с тобой, — добавил Ной. — Помнишь, в прошлый раз тот парень на камбузе был с тобой слишком дружелюбен?

МакКензи кивнула, и они скрылись под палубой, направляясь на камбуз. Я догоню их через минуту, но сначала хотела попробовать «порисовать» в последний раз, просто чтобы прочистить мозги перед новым днем. Я вернулась к тому месту на палубе, где до этого рисовала волны на пергаменте. Пятна краски почти не сохранились, и я была поражена, что цвета сохранились даже во время ливня. Я разложила свой последний лист пергамента и села, смешав горсть краски, которую достала из кармана, с небольшим количеством воды на палубе. Краски хватило ровно настолько, чтобы я смогла очертить форму бутылки с письмом среди волн. Но когда я рисовала, то почувствовала, как корабль поднимается на гребне высокой волны. Даже сидя, мне приходилось хвататься за поручни на корпусе, чтобы устоять на ногах и сохранить равновесие.

Когда корабль рухнул обратно, он с громким всплеском нырнул в океан, и морская вода выплеснулась на палубу и разбилась о мои работы. Наблюдая, как краситель и специи растворяются в воде вокруг них, я внезапно почувствовала сильную ярость — реакцию, которая была слишком несоразмерна ситуации. Я сосредоточила свой взгляд на бегущих красках, которые стекали с пергамента на палубу и с борта корабля.

Чем дольше я смотрела на разрушения, тем сильнее внезапно почувствовала, как во мне поднимается темная сущность сирены. И тут я заметила, что цвета преобразились, изменившись в пятнистое подобие картины, которой они были раньше. Я наблюдала, как морская вода стекает с края корабля, но, когда я проследила за ней взглядом, она изменила направление прямо передо мной, направляясь в противоположную сторону от силы тяжести и возвращаясь к контуру картины. И я моргнула, чуть не отшатнувшись назад от собственного потрясения.

Вода маленькими струйками бежала в обратном направлении, следуя по пути, который я наметила для нее в своей голове, принимая форму изображения на пергаменте исключительно по приказу моих мыслей. Я контролировала морскую воду.

Внезапно меня осенило, почему мне всегда было так легко работать с акварелью. Я пробовала рисовать акриловыми красками и масляными красками, но они никогда не казались мне подходящими. И теперь я поняла почему. У меня всегда была власть над акварелью. Я могла сказать воде, как далеко ей бежать и где остановиться, прежде чем она растечется по участку, которому я не хотела… и все это, просто подумав об этом. Но до сегодняшнего дня, когда я нарисовала целую картину на палубе корабля, не прикасаясь к ней, это никогда не имело смысла.

Я подбежала к краю корабля и уставилась на воду внизу. Могла ли я контролировать и это? Сконцентрировалась, собрав все силы, и сосредоточилась на воде так же сильно, как когда рисовала. Но ничего не произошло. Я хотела, чтобы вода поднялась, как смерч. Но, к моему разочарованию, ничего не изменилось.

Должно быть, мне еще предстоит научиться управлять морем. Но пока этого не происходило. Я изо всех сил старалась взять себя в руки, прислонившись к борту корабля. Здесь прошло всего несколько дней, но я чувствовала, что теряю самообладание. Почему дома ничего подобного не происходило?

Я отогнала от себя эти мысли и отогнала голос сирены, звучавший внутри. Чтобы прийти в себя, поспешила на поиски МакКензи и Ноя. Я пошла на звук голосов членов экипажа, распевавших «Морские песенки» в носовой части корабля. Среди них была МакКензи, а Ной держался за канатный такелаж, прикрепленный к мачтам, и, казалось, стоял среди команды, пока они меняли паруса и направляли корабль к берегу.

Когда я приблизилась к команде, грубые, просоленные голоса, поющие веселую песенку трущоб, стали слышнее. Я разглядела Ноя получше. И не могла поверить, что он так выглядит. Он на самом деле… улыбался. И по мере того, как я подходила все ближе и ближе, я посмеивалась над его музыкальным дополнением к песне.

— Он что… делает битбокс в морской песенке? — спросила я, подходя к МакКензи, которая протянула мне сухари и чашку воды.

— Да, — рассмеялась она, кивая в сторону команды. — Им это нравится.

Хихикая над представшей передо мной сценой, я подумала о том, как я благодарна судьбе за то, что оказалась в ловушке прошлого вместе с двумя друзьями. Конечно, я бы отдала почти все, если бы могла каким-то образом уберечь их от всего этого, но каким-то эгоистичным образом, всего на один мимолетный миг, я позволила себе порадоваться, что они здесь.

В следующий момент мрачный взгляд с другого конца палубы испортил мне настроение. Беллами вышел из своей каюты, его тяжелые ботинки выдавали его присутствие, когда он протопал по деревянному полу. Он прошел мимо меня, его элегантный капитанский китель развевался за спиной, а ледяной взгляд был устремлен прямо перед собой, на открытую воду.

Когда он повернулся, чтобы обратиться к команде, песенки остановились, и стало так тихо, что я слышала только тихое хлопанье парусов над головой. Пока он говорил, его взгляд скользил по мне, и я могла сказать, что он намеренно избегал смотреть в мою сторону. Он отчетливо помнил прошлую ночь и все еще был расстроен, что вполне понятно.

— Мы причаливаем к порту Нассау через два часа! — крикнул он. — Продолжайте укреплять такелаж на бизани. Посмотрите, не удастся ли вам увеличить скорость с помощью этих парусов. — Его взгляд упал на меня, когда он направился к штурвалу. — Я хочу покончить с этой тратой времени как можно быстрее.

— Беллами, — попыталась я окликнуть его, но он продолжал идти. — Беллами, пожалуйста.

Когда он остановился и напрягся, во мне вспыхнула маленькая искорка надежды. Я ожидала, что он обернется, но он только оглянулся через плечо.

— Через два часа ты и твои друзья сойдете с моего корабля. И тогда я больше никогда не захочу видеть ваши лица.

— Ты собираешься оставить нас в Нассау?

— Тебе повезет, если я не оставлю тебя болтаться на краю доски.

— Что бы это значило, если бы я попросила прощения? Как я могу заставить тебя снова доверять мне?

— Ты не сможешь. Я знаю, что ты за человек. Я видел, какая ты.

— Что ж, тогда ты знаешь больше меня, потому что я до сих пор не понимаю, кто я такая. — Я развела руки в стороны, признавая свое поражение.

— Спроси женщину, которая держит моего отца в плену в море. Уверен, что она поможет тебе отточить свое мастерство. — Прежде чем я смогла придумать ответ, Беллами повернулся ко мне спиной и направился к штурвалу.

Отбросив чувство разочарования, которое я испытывала из-за Беллами, я объяснила МакКензи, чему я только что стала свидетелем, рисуя водянистой краской.

— Это потрясающе! Ты можешь управлять водой? — Ее глаза засветились ярким лазурным светом, как и окружающая ее вода. Они контрастировали с ее бледной, покрытой веснушками кожей, которая к этому времени сильно покраснела на солнце.

— Наверное, — сказала я. — Но пока только в небольших количествах. Я хочу попробовать больше тренироваться, пока у нас есть время.

МакКензи согласилась, и мы вместе направились в наименее людную часть корабля.

— Можешь набрать воды в руки? — попросила я ее. С ее помощью мы опустили ведро на веревке в воду и набрали достаточное количество воды, чтобы хватило на несколько попыток.

МакКензи протянула к ней сложенные чашечкой ладони, в которых оставалось едва ли четверть стакана. Я уставилась на них, желая, чтобы вода сделала что-нибудь… что угодно. Двигалась вверх-вниз. Плескалась из стороны в сторону. Стекала по ее коже. Но ничего не помогало. Мы пытались, казалось, часами, и каждая попытка выглядела глупее предыдущей.

— Что, черт возьми, вы двое делаете? — Ной подбежал к нам, безуспешно пытаясь заправить свою свободную тунику в брюки.

— Катрина, возможно, способна управлять водой, — небрежно заметила МакКензи. — Мы пытаемся проверить ее способности.

— Конечно. — Ной игриво закатил глаза. — Почему нет?

— Пока ясно, что у меня это не очень хорошо получается. — Я наклонила голову набок, надув губы.

— Ну, и как ты вообще до этого додумалась? Это часть твоих русалочьих штучек? — спросил он, скрестив руки на груди.

Я опустила взгляд, моргая и обдумывая вопрос.

— Ну… — Я пыталась вспомнить каждый раз, когда рисовала что-то сложное. Что-то, что не должно было получиться идеально с первого раза, но получилось.

Однажды, когда у моей мамы случился первый рецидив, я нарисовала цветок, красивую увядающую розу. Лепестки сложились идеально, и краска попала во все нужные места, не задумываясь. Затем я нарисовала витрину. Каждый раз, когда я что-то добавляла, я думала о собственной безнадежности, или о том, что подвела маму, или о том, что потеряла Майло. А совсем недавно я нарисовала бутылочку с надписью на стекле. Потому что я думала о том, насколько мы потеряны. И я боялась, что Майло мертв…

— Кажется, я все поняла, — выдохнула я, поворачиваясь к МакКензи. Я присела на корточки и зачерпнула свою крошечную горсть воды. Я уставилась на нее и подумала о Майло. Я подумала о том, как сильно пожалела о том, что поговорила с ним перед отплытием. Я подумала о том, как сильно он разозлил меня, когда скрыл от меня письмо Корделии. Но теперь я поняла, что это не должно было встать между нами. Он клялся, что это была ошибка, и я знала, что так оно и было на самом деле, но я предпочла держаться за это и позволила этому разрушить наше доверие. Но он не ошибся. Я была поглощен погоней за ней. И он был прав, что опасался этого. Влияние Корделии сделало из нас всех дураков. И я была в центре всего этого. Из-за этого я оттолкнула Майло. А теперь я потеряла и его, и все остальное.

— Мне жаль. — Слова замерли у меня на губах, а на глаза навернулись слезы, и в то же время крошечное количество воды в моей руке начало медленно подниматься каплями, обвиваясь вокруг моих пальцев, как виноградные лозы из пузырьков. От неожиданности я выронила воду и выплеснула ее на Ноя. Моя улыбка превратилась в широкую ухмылку.

— Я сделала это! — ахнула я.

— Как? — спросил Ной, вытирая воду с лица рукавом.

— Думаю, это зависит от чувств. Когда мои эмоции сильны. Но особенно когда я плачу.

— Интересно, — МакКензи приподняла бровь. — Будто твои слезы связаны с водой или что-то в этом роде.

— По-моему, эта теория звучит достаточно убедительно, — воскликнула я, все еще задыхаясь от волнения. — Это работает, какой бы ни была причина.

— Что ж, может быть, это как-нибудь пригодится. — Ной пожал плечами. — Может быть, ты сможешь осушить океан и найти этот трезубец.

МакКензи встала рядом с ним, вытирая мокрые ладони о его руку, когда он неодобрительно посмотрел на нее.

— Не будь таким саркастичным, капитан Придурок. — Она поцеловала его в щеку. Я не могла удержаться от смеха, глядя на них.

Остаток утра мы плыли спокойно, а «Вдова» набирала скорость и несла нас вперед. Я посмотрела на горизонт как раз в тот момент, когда вдали показалась суша. Длинный остров с зелеными холмами и песчаными утесами вдалеке.

Нассау.

24. Закрыть на это глаза

Майло

Настало утро. Утро, когда мой отец должен был умереть.

Я изо всех сил старался сосредоточиться на своей миссии — угнать корабль для себя, но безжалостные мысли продолжали терзать меня. Как бы я ни старалась убедить себя, что он это заслужил, другой тихий голос во мне хотел верить, что, возможно, я все еще ошибаюсь на его счет. Возможно, я просто неправильно все понял. Возможно, мне следует вмешаться. Или, по крайней мере, я мог бы быть рядом с местом происшествия…на всякий случай.

По звону церковных колоколов я понял, что было 11 часов. Вальдес убьет моего отца с последним ударом полудня. С желудком, полным свежего эля и хлеба, я направился в гавань, где еще оставалось достаточно людей, чтобы разбирать обломки корабля, который я сжег прошлой ночью. Но было достаточно тихо.

С полной бутылкой рома в одной руке и деревянной доской в другой я уселся на перевернутую лодку у хижины начальника порта. Это было грубое, скрипучее подобие лачуги, возвышавшейся на одном уровне с доками на собственных сваях. Никто бы не подумал дважды о бедном моряке, который целый день пил и строгал бревно в месте, пропахшем рассолом и гниющей рыбой. Вот какую роль я планировал сыграть.

Мне не потребовалось много времени, чтобы заметить корабль Вальдеса, уже пришвартованный в доках. Часть его команды осталась на борту, но я знал, что его самого на корабле нет. Он должен был скоро вернуться после разговора с моим отцом.

Я ждал, пока солнце медленно ползло по небу, дразня меня своим неумолимым жаром. Я так привык выходить ночью в холодную Атлантику, что почти забыл, каково это — вот так нежиться на открытом Карибском море.

Черт. Поторопись, Вальдес.

Я не знал, зачем хотел, чтобы он поторопился. Я не знал, что я планировал сделать. Но что-то во мне не позволяло мне отсутствовать в этот момент. Будто каким-то образом все вставало на свои места прямо перед тем, как Вальдес выстрелил свинцовой пулей в моего отца.

Но если предположить, что я действительно спасу его, что тогда? Что бы это изменило? Я вспомнил, как в тот момент, когда я был мальчиком, я изменил свои воспоминания, вломившись в собственный дом. Что бы я ни сделал здесь, это явно повлияло на то, что произойдет в будущем. Это может означать, что если бы я предотвратил смерть моего отца, Вальдес, возможно, никогда бы не взял меня в свою команду. И если я никогда не стану частью его команды, на меня никогда не падет проклятие. Я не буду страдать в течение 300 лет. И я никогда не встречу Катрину.

Я пошевелился, скользя подошвой ботинка по дереву причала. Я вонзил маленькое лезвие в обломок коряги, который держал в руках, будто мог наказать его за неразбериху, царившую в моей голове. Я могу спасти жизнь отцу и избавить себя, молодого, от самой мучительной участи. Или я могу позволить ему умереть и пережить все это заново. Я сказал Катрине, что снова пройду через ад ради нее. И это не было ложью. Был ли это жестокий способ Бога заставить меня доказать это?

— Я уже говорил тебе, Дейвен, что не могу объяснить, что у меня на борту. Тебе лучше увидеть все самому. Губернатор заключил со мной сделку, но закон не щадит нас… никаких пиратов в британских портах. Говорю, мне понадобится посредник, чтобы переправить товар. Но цену платит он. Поверь мне, это того стоит.

Я повернул голову на знакомый голос, который царапнул меня по душе, как нож по коряге в руке. Вальдес. Я старался не показывать своего лица, поэтому низко натянул капюшон и опустил голову, слушая.

— Вальдес, если это такая серьезная работа, как ты говоришь, мне понадобится больше, чем обычно.

— Хм. Мы обсудим цены после того, как ты увидишь груз. Я планирую заплатить тебе больше, но не думаю, что ты сможешь воспользоваться ситуацией.

Я внимательно наблюдал за тем, как мой отец и капитан пересекли причал, прошли мимо меня и поднялись по сходням под насмешливые крики с «Сирены». Было тихо, только чайки вокруг меня издавали свои постоянные крики.

Я ждал. И ждал. Пот градом катился с моего лба на лезвие, которое я вертел между пальцами. Я нервно постукивал ногой. Я знал, что если не успокоюсь, то начну вызывать подозрения. Но я никак не мог взять себя в руки. Следующие несколько минут были решающими в том, изменю я ход истории или нет.

Наконец, появились отец и Вальдес, они шли гораздо быстрее, чем когда поднимались на борт. Отец выглядел расстроенным, угрожающе указывая пальцем на Вальдеса, и что-то произнес слишком тихо, чтобы я мог расслышать. Я ожидал, что это будет та часть, где он откажется выполнять работу после того, как увидит пойманных русалок в стеклянных аквариумах внутри.

— Ты, черт возьми, выжил из ума, если думаешь, что я заплачу какому-нибудь грузоотправителю за это, — выплюнул Вальдес. — То, что я тебе предложил, более чем справедливо.

— Нет, Вальдес, — произнес мой отец, стиснув зубы и выпятив шею. — Он хочет, чтобы их доставили живыми. Это не обычная партия рубленых хвостов и сердец в банках. Мне понадобится в три раза больше, чем обычно. Как минимум.

— В три раза больше? Путешествие, которое ты можешь совершить с завязанными глазами. Дейвен, послушай себя.

Они продолжали спорить, а у меня голова шла кругом от слов отца, эхом отдававшихся в голове.

Это не обычная партия отрубленных хвостов и сердец в банках.

Он делал это и раньше. И он лгал мне об этом тоже. Он отказался от этой работы не потому, что не хотел перевозить русалок. Почему я был удивлен? Когда осознание этого проникло на самое дно моей души, я понял, что мой отец — Дейвен Харрингтон — несомненно, был не тем человеком, за которого я его принимал.

Пока они перебрасывались словами на пристани, я поднял голову, услышав бегущие шаги мальчишки, который пришел слишком поздно, чтобы совать свой нос куда не следует.

— Тибурон, возвращайся домой! Это тебя не касается, — крикнул Дейвен. Только сейчас я уловил нервозность в его голосе. Его отчаянное желание сохранить свои дела в тайне от сына было слишком очевидным. Этот искаженный взгляд в прошлое позволил мне увидеть то, что было прямо передо мной с самого начала.

— Я пришел узнать, не нужна ли тебе помощь, отец. — Наивный, долговязый пятнадцатилетний Майло подошел к докам, не подозревая об ожидавшей его гибели.

— Ему нужна помощь, парень, это точно, — кисло произнес Вальдес, оглядев юного Майло. — Может быть, твой парень сумеет вразумить тебя.

— Не втягивай в это моего сына! — Дейвен оттолкнул Вальдеса назад, и я понял, что произойдет дальше.

Капитан без колебаний вытащит свой пистолет и направит его на моего отца. Это был мой момент для принятия решения. Я наблюдал за мальчиком-подростком, который бежал к дерущимся мужчинам, отчаянно желая броситься на защиту своего отца. И я увидел, что его ждет, если я вмешаюсь и остановлю Вальдеса. Дейвен будет жить и будет продолжать лгать своему сыну, пока, в конце концов, в один прекрасный день его сын не станет слишком мудрым для этой игры, и все поймет. И если у него не хватит ума понять, что это неправильно, он тоже станет оправдывать неправильные поступки, просто чтобы угодить отцу. И, возможно, в конце концов он даже продолжит его бизнес, не видя в нем зла или, что еще хуже, предпочитая игнорировать его.

И для меня это была судьба похуже, чем тысяча лет на дне шкафчика Дэйви Джонса, или куда там еще Корделия могла меня отправить. И я не позволил этому маленькому мальчику вырасти и стать таким же мужчиной, как его отец. Итак, я сидел там в тишине, слушая звук пистолетного выстрела и крики моего младшего «я».

Юный Майло в отчаянии подбежал к Дейвену.

— Отец! Отец… нет… — Он опустил голову, скорчив гримасу, его глаза заблестели от сдерживаемых эмоций. — Что случилось?

С того места, где я сидел, я не мог расслышать ответ умирающего Дейвена, но я точно помнил, что он мне сказал.

— Он… он хотел, чтобы я… перевозил русалок. Русалок, Тибурон… — он закашлялся, пытаясь сделать последний вдох. — Ты можешь в это поверить? — Я все еще видел, как он поднял голову, когда кровь потекла у него изо рта, а его рука соскользнула с моего плеча. — Но я бы не стал этого делать. И вот что я получил за это. — Он пробормотал эти слова между отчаянными вздохами, прежде чем сунуть руку в карман и вложить мне в руку компас. — Пусть это поможет тебе лучше, чем помогло мне.

Я надеялся, что он будет рад узнать, что так и произошло.

25. Сброшенная в море

Катрина

Как только мы причалили, команда Беллами, не теряя времени, свернула паруса и собрала все необходимое для разгрузки. Они работали быстро, будто корабль мог загореться в любой момент, если бы они оставались на нем слишком долго.

— Пошли, Катрина. Думаю, нам тоже пора уходить, — окликнула меня МакКензи, пока я стояла и наблюдала за происходящим вокруг.

— Твоя подруга мудра. Чем скорее вы покинете мой корабль, тем лучше. — Беллами, казалось, появился из ниоткуда. Он прошел мимо меня, грубо толкнув плечом.

Я покачала головой, глядя, как он уходит уверенной, но тяжелой походкой к опущенному трапу, ведущему к причалу. Я знала, что мне не следует ничего говорить. Я знала, что лучше всего было просто позволить ему идти дальше и покинуть свой корабль. Поэтому я придержала язык.

С какой-то странной неохотой и шагая медленнее, чем следовало, я шла далеко позади Беллами, а Ной и МакКензи шли рядом со мной. Я наслаждалась видами и запахами порта, окружавшего нас. Другие корабли, точно такие же, как у Беллами, покачивались в гавани, все разного размера.

Вонь грязи, соленой воды и рома щекотала мне нос и напомнила о том, как Майло часто описывал это место как зловонное пристанище пиратов. Рай свободных людей, за который платят беззаконием и хаосом. Судя по виду обветшалых, шумных зданий и выветренных улиц, я могла понять почему. Грязные рыбаки, пялившиеся на нас с МакКензи, мужчины, болтавшие на пирсе, потягивая ром и выкрикивая в наш адрес непристойности, и странный человек в капюшоне, который, казалось, наблюдал за нами издалека, — все это вызывало у меня неприятное чувство. Сирена во мне сразу же возненавидела его, и я почувствовала отвращение, когда посмотрела в его сторону. Внезапно я засомневалась, разумно ли было искать Майло в этом городе в одиночку. Я немного ускорилась, чтобы догнать Беллами, хотя бы для того, чтобы на мгновение отогнать мурашки.

Наблюдая за происходящим вокруг, я почти не заметила, как последовала за Беллами прямо мимо корабля, который не узнала при дневном свете, — «Презрение Сирены». Я не хотела ахать, но не смогла удержаться, когда увидела приближающегося Вальдеса. Чуть более молодой Вальдес, с менее резкими чертами лица и без безумного, кровожадного выражения глаз, ковылял, заливаясь смехом.

— Парень! — воскликнул он с искренним смехом. — Я не ожидал увидеть тебя до Кингстона.

Беллами остановился как вкопанный и ответил застенчивым тоном.

— Да, ну, я не ожидал, что королевский флот нападет на меня дважды. Мы здесь только для ремонта. Это ненадолго.

— Кто эта девушка?

Беллами оглянулся на Катрину.

— Она… — Он колебался несколько долгих секунд. — Просто счастливица, потерпевшая кораблекрушение. Она потерпела кораблекрушение вместе со своими спутниками. Они выходят здесь, и мы надеемся, что больше никогда их не увидим.

То, как Беллами дернулся, когда Вальдес похлопал его по спине, заставило меня обратить на это внимание. Я не могла понять, рад ли он видеть своего отца или испытывает отвращение.

— Просто заехал на ремонт, — без энтузиазма произнес он.

— Ну, кого ты встретил по пути? — Вальдес скользнул взглядом по мне.

— Никого. Только несколько потерпевших кораблекрушение. — Беллами украдкой взглянул на меня, но я не отвела взгляда. Я была слишком напугана, чтобы взглянуть на Вальдеса. Возможно, он еще не знал меня, но что-то было не так.

Вальдес придвинулся ко мне, и мое сердце заколотилось так, что отдалось в ушах. Он расспрашивал Беллами обо мне и настаивал, что я не просто потерпевшая кораблекрушение.

— Потерпела кораблекрушение, говоришь? — спросил он, обходя нас кругом.

Я взглянула на Беллами, боясь, что он выдаст меня отцу. А почему бы и нет? Он явно знал, что его отец охотился на нас. Я была уверена, что он раскроет ему мой секрет, после того, как ясно дал понять, что ненавидит меня. Итак, я была потрясена, когда Беллами встал передо мной, когда подошел его отец.

— Я сказал, что в ней нет ничего особенного. Просто девушка.

Вальдес оттолкнул его со своего пути.

— Посмотри на нее. В ней есть нечто большее, чем обычная красота… — Он замолчал и почесал подбородок. — Это заставляет меня задуматься… Это лицо. Эти глаза. Тебе не кажется, что она чем-то напоминает леди Корделию?

Я напряглась при упоминании Корделии. И я знала, что если Вальдес считает, что мои глаза похожи на ее, то голос сирены, должно быть, таится в глубине моей совести, ожидая, когда возьмет верх.

— Не могу сказать, что я согласен, отец. Возможно, ты просто не можешь выбросить эту женщину из головы.

— Хм, — проворчал Вальдес, — ну, пока не отсылай ее. Я бы хотел узнать, что скажет о ней Корделия.

— Какое это имеет значение для тебя? — спросил Беллами, обнимая меня за плечи, чтобы защитить. Когда его рука коснулась моего тела, душа сирены во мне взяла верх и снова пробудила мои темные желания. Не в силах бороться с этим, я обхватила его за руку и прижалась к нему.

— Я люблю тебя, сынок, но не совсем доверяю твоему мнению. Эта девушка может оказаться более… полезной… чем ты думаешь. — Вальдес повернулся и позвал одного из членов своей команды, чтобы тот привел Корделию из ее каюты на корабле, «чтобы она могла помочь».

Я подумала о том, чтобы убежать, но это только выставило бы меня на посмешище, будто я что-то скрываю. Итак, я стояла там, ожидая Корделию, и прижималась к Беллами, который продолжал спокойно спорить с Вальдесом. Почему он так старался спасти меня, хотя несколько мгновений назад, казалось, был готов выбросить меня за борт?

Я подняла на него глаза, отчаянно пытаясь понять.

— Почему ты помогаешь мне? — прошептала я.

Он не ответил мне, а отвел взгляд, будто пытался проглотить что-то горькое. Я крепче вцепилась в его руку, что-то первобытное во мне желало, чтобы я могла прижаться к нему, пока не исчезну. Моя сирена взяла верх, и, несмотря на то, насколько неуместным это было в такой момент, все, что я могла сделать, это представить себя в объятиях Беллами, ощущая ром в его дыхании.

Я быстро оглянулась и заметила, что мужчина вдалеке откинул капюшон и, казалось, внимательно наблюдает за нами. У меня возникло жуткое чувство, и я быстро отвела взгляд и еще сильнее прижалась к Беллами. Сирена позволила мне увидеть только его лицо.

Но когда я подняла глаза и увидела фигуру, появившуюся из каюты, я вздрогнула, и все мои желания остыли. Она спустилась с верхней площадки корабля, словно элегантная королева, плывущая по трапу корабля в своем развевающемся платье небесно-голубого цвета. Она повернула голову, вдыхая свежий океанский воздух, а затем ее взгляд упал на меня. И она не сводила с меня глаз, пока спускалась вниз.

«Ты такая же бездушная, как и я».

Ее слова эхом отдавались в моей голове, но я боролась с ними и изо всех сил старалась успокоить дыхание. Я потерла пальцы во вспотевших ладонях, когда она приблизилась. Она никак не могла узнать меня, не в это время. Я еще не родилась. Она могла быть могущественной, но у нее не было способности видеть будущее.

Она подошла к Вальдесу, остановилась рядом с ним и нежно положила руку ему на плечо.

— Зачем я была тебе нужна, дорогой? — спросила она певучим голосом, который соответствовал ее утонченной внешности.

— Взгляни, пожалуйста, на эту «девушку». Она одна из ваших? Может, сбежала на сушу?

Корделия прищурилась, глядя на меня.

— А, я понимаю, почему ты мог это заподозрить, — сказала она. Сделав шаг ко мне и протянув руку, она на мгновение обратилась ко мне. Я огляделась и поняла, что Ной и МакКензи ушли. Они бросили меня? Или их забрали, когда я не смотрела? Мое сердце забилось так быстро, что я подумала, что оно будет достаточно громким, чтобы его можно было услышать. — Иди сюда, морской ангел, — мягко произнесла она, потянувшись к моей руке и вырывая меня из хватки Беллами. — Не бойся.

Я сосредоточилась на своем дыхании, стараясь не выдать волнения. Если бы я выглядела испуганной, она бы поняла, что у меня есть что-то, что я держу в секрете. Пока Корделия медленно кружила вокруг меня, изучая взглядом мое лицо и тело, я боролась с тем, что у меня внутри все сходило с ума, и приказывала себе стоять спокойно и расслабиться. Но мое сердце, казалось, вот-вот разорвется в груди.

Я была потрясена, когда она взглянула на Вальдеса и сказала:

— Уверяю тебя, она не одна из них. В твоих делах от нее не будет никакой пользы.

Мне потребовалось все мое мужество, чтобы не вздохнуть с облегчением. Но когда она снова повернула голову, чтобы посмотреть на меня, у меня внутри все перевернулось, и я застыла с неприятным чувством. Она лукаво улыбнулась мне, и в ее взгляде сразу все стало ясно. И то, как она теребила ожерелье из русалочьей чешуи на своей шее, чтобы привлечь мое внимание, было неслучайно. Она знала, кто я такая. И она только что спасла меня… то ли потому, что я была ее внучкой, то ли потому, что я была пешкой в ее плане, я никогда не узнаю. Возможно, и то, и другое.

Какой бы ни была причина, я наблюдала, как она оттаскивает Вальдеса и убеждает его, что я не та, за кого — или за что — он меня принял. Беллами повернулся ко мне, когда я споткнулась, пытаясь выровнять свое прерывистое дыхание, которое грозило выдать меня.

— Это твой шанс. Уходи сейчас же и никогда не возвращайся сюда, — сказал Беллами, застав меня врасплох. Его тон был каким угодно, только не нежным.

Я обернулась, сбитая с толку.

— Если ты так сильно меня ненавидишь, почему пытался защитить меня только что?

— Я не испытываю к тебе ненависти, — пробормотал Беллами, — но я никогда не смог бы быть с сиреной. Я видел последствия этого, — он взглянул на своего отца, который все еще был занят разговором с Корделией. — Как я уже говорил тебе, моя дорогая, моя единственная любовь — это море. А не демоны, обитающие в нем.

— Что ж… спасибо, наверное, — сказала я, слегка обиженная его последними словами. — Но не волнуйся, мне здесь не место, так что, надеюсь, ты больше никогда меня не увидишь.

— Это было бы к лучшему, — сказал Беллами и, наклонившись вперед, поцеловал меня в лоб. Я никогда не чувствовала себя более сбитой с толку, но не задавала вопросов. Беллами был загадочен, как само море, и я никогда до конца не понимала, что он чувствует. Но это не имело значения, поняла я, когда очнулась от оцепенения. Майло.

Словно прочитав мои мысли, Беллами добавил еще кое-что.

— Кроме того, я бы не хотел, чтобы твой Майло упустил такой приз. Он знает, кто ты?

Я склонила голову набок, думая, как лучше ему ответить.

— Он знает это лучше, чем кто-либо другой, — сказала я. Но что-то не давало мне покоя. Конечно, именно Майло настоял на том, чтобы я приняла свою русалочью сторону. Но знал ли он об этой эгоистичной, коварной стороне, которая сопутствовала мне? Этого я не знала. И я задумалась, что произойдет, когда он увидит меня с другой стороны. С той стороны, которая подпитывалась страхом и желанием, не проявляла сострадания и заставляла меня делать то, на что я бы никогда не решилась. С той стороны, которую я все еще не знала, как контролировать.

— Будь осторожна, сирена. — Беллами понимающе кивнул, когда я отвела от него взгляд.

— И ты тоже, — предупредила я. У меня мелькнула мысль сказать ему, что когда-нибудь мы снова увидимся. Но я подумала, что будет лучше оставить эту информацию при себе. Бросив последний взгляд на Беллами, я повернулась и направилась в сторону Нассау, полная решимости отправиться на поиски Майло, остальных… и, надеюсь, себя.

Не успела я уйти далеко от гавани, как не могла отделаться от ощущения, что кто-то идет за мной по пятам. За мной послышались шаги, и я резко обернулась, когда мимо пронеслись тени. А потом темная фигура затащила меня в переулок, заваленный гниющей рыбой и старыми ящиками, зажав мне рот рукой, чтобы заглушить крики.

26. Неразбериха

Майло

Церковный колокол издал свой жалкий перезвон, это было похоже на очередной пистолетный выстрел. Я больше не мог слушать, как разбивается сердце мальчика. Встав, я приложил все усилия, чтобы справиться со стеснением в груди и жжением в глазах, поскольку намеревался покинуть это место, полное ужасных воспоминаний. Начнем с того, что мне не следовало приходить сюда.

Уходя, я услышал отчаянные крики самого себя, подростка. Мне не нужно было оборачиваться, чтобы вспомнить ужасную сцену, развернувшуюся у меня за спиной. Я слышал, как сломленный мальчик боролся с членами экипажа, которые тащили его на корабль за руки. Один из мужчин, схватившихся с ним, ударил его по лицу, рассекая кожу над левым глазом. Я дотронулся до шрама на брови, будто чувствовал, что это происходит точно так же.

— Осиротевшему мальчику нужен дом, а «Сирене» нужен хороший штурман. — Вальдес усмехнулся с такой резкостью в голосе, что у меня внутри все перевернулось и тогда, и сейчас. — Добро пожаловать в команду, Харрингтон.

— Нет! — Я вздрогнул, услышав, как дрогнул мой голос. — Я не пират. И я им не стану!

— Учитывая, что тебе нечего терять в этом поганом городе, и ты разбираешься в картах не хуже своего отца, я бы сказал, что ты такой же пират, как и мой собственный сын, — Вальдес повернулся к мужчинам, державшим мальчика за руки с обеих сторон, оттаскивая его от безжизненного тела отца. — Отведите его пока на гауптвахту, ребята. Он скоро придет в себя.

Казалось бы, странно думать, что эта сцена может разворачиваться в оживленной гавани — похищение… только что убитый человек, лежащий в луже собственной крови. Но это был Нассау. Здесь не было правил. Такое безумие было нормой.

— Не волнуйся, мальчик. Дейвен Харрингтон был не тем человеком, за которого ты его принимаешь. — Вальдес последовал за членами экипажа, заставляя меня, младшего, подняться по трапу.

— Заткнись, ублюдок! Не произноси имени моего отца! — Пока юный Майло кричал от гнева, появился другой член экипажа Вальдеса, чтобы избавиться от тела моего отца. Он сбросил труп в воду, пнув его так, словно тот был не более чем мешком с мокрым песком.

Мне пришлось отвести взгляд. Я заставил себя сделать еще один шаг вперед. Я не мог оставаться здесь ни на секунду дольше. И мне нужно было найти корабль, чтобы убраться с этого проклятого острова и найти Катрину. Когда мой разум бушевал, как необузданное море, я думал о ней. Я хотел сказать ей, что она стоила каждого из этих мучительных воспоминаний. Если все это привело меня к ней, то оно того стоило.

Я постоянно думал о ней. Если — когда — я найду ее, я буду целовать ее до тех пор, пока она не перестанет дышать. Я обниму ее так крепко, что сам Посейдон не сможет ее оторвать. Она не хотела, чтобы я защищал ее, но я никогда не смогу отпустить ее, если увижу снова.

В этот момент мое внимание привлек звук другого колокола. Это был сигнал корабля, заходящего в порт. Я не должен был обращать на это внимания. Это был звук, который я привык слышать чаще, чем когда-либо. Но по какой-то причине на этот раз я повернулся, чтобы посмотреть.

Корабль быстро приближался, и паруса, наконец, были убраны, чтобы замедлить его ход. Он почти катился по волнам, слишком спокойным для того, с какой скоростью он вошел в порт. Я удивился, к чему такая спешка. Потому что это было единственное воспоминание, которое я не мог вспомнить. Конечно, к этому времени меня уже утянули в нутро корабля Вальдеса, так что кто мог сказать, что я мог забыть в этой суматохе.

Это был корабль меньше, чем галеон Вальдеса, но все же достаточно мощный. Я мог бы даже подумать, что это судно можно реквизировать, но по побитым бортам корпуса было ясно, что оно недавно пережило пару перестрелок. Вот тебе и идея. Я надеялся, что на борту есть хороший плотник, ради капитана.

Я наблюдал, как бросили якорь, и команда бросилась убирать паруса, закреплять такелаж и все остальное, что было необходимо, прежде чем сойти на берег. Я насчитал небольшую команду из примерно пятидесяти человек, которые заполонили доки, горя желанием ступить на сушу через, бог знает, сколько времени. Но именно капитан заставил меня по-другому взглянуть на него.

Я прищурился, когда попыталась разглядеть что-нибудь в ослепительном солнечном свете, сверкающем на поверхности гавани. Уверенный в себе, задумчивый молодой человек торопливо прошел по палубе, вертя головой во все стороны, будто кого-то искал. Его длинное синее пальто ниспадало до икр, обтянутых сапогами, и он величественно сошел с корабля с высокомерием, которое я почувствовал даже отсюда. Я с трудом поверил своим глазам, когда он повернулся настолько, что я смог разглядеть его, — Беллами. Мне пришлось побороть внезапное желание окликнуть его, вспомнив, что он еще не знал меня. Но именно трое пассажиров, шедших позади него, заставили меня остановиться, и у меня перехватило дыхание.

Я почти не узнал их. Они были одеты так, словно их место на корабле было не хуже любого другого. Но блеск рыжих волос МакКензи и угрюмое выражение лица Ноя сразу же выдали их. А потом появилась она. Катрина. Она сама была похожа на пирата, одетая в тунику, бриджи и сапоги — изящная и свирепая одновременно. Ее темные волосы развевались за спиной, пышные и спутанные морским ветром, а глаза расширились от удивления, когда она оглядела гавань, открывая для себя совершенно новый мир.

Конечно, она меня не заметила. Не потому, что я прятался на заднем плане, ожидая в тени. Я хотел подбежать к ней и показать ей свое лицо. Мне нужно было, чтобы она знала, что мы снова нашли друг друга. Я так сильно хотел, чтобы она знала, насколько я близок к ней. Но мне нужно было подождать, пока она не подойдет поближе, освободившись от какого-либо влияния Вальдеса на ситуацию. Привлекать внимание могло быть опасно.

Я знал, что этот Беллами не допустит, чтобы с ней что-то случилось. Он всегда был вспыльчивым, но никогда не стал бы плохо обращаться с женщиной. Я вкратце вспомнил наше общение после того, как стал частью команды Вальдеса. Беллами был первым, кто заговорил со мной, не приказывая мне что-либо делать. Он спросил, как меня зовут, и сказал, что сожалеет о том, что случилось с моим отцом. Будучи на пять лет старше меня, он относился ко мне почти как к брату в тот первый год на борту корабля Вальдеса. Он научил меня владеть саблей так хорошо, как только мог, и показал, как драться, как настоящий моряк, и совершать пиратские набеги на корабли. Я был уверен, что это только потому, что он жалел меня. Но мне нравилось притворяться, что ему действительно нравится мое общество. И я хотел, чтобы наш финал был лучше.

— Оставайся верным северу, и ты никогда не заблудишься, — сказал он мне однажды за бутылкой рома, которую мы распили на двоих. Он был просто пьян и говорил беспечно, но эти слова не выходили у меня из головы. И, наконец, триста лет спустя, они обрели смысл.

Когда приходило время охотиться на сирен, его совесть, казалось, была спокойна не больше, чем моя, но он всегда убеждал себя — и меня — что это необходимо. Потому что, как и у меня, у него был долг перед Вальдесом. По совершенно другим причинам, конечно.

Я наблюдал, как Беллами прогуливается по докам, направляясь к берегу с Катриной и ее друзьями на буксире. Но он обернулся при звуке голоса своего отца, когда Вальдес приветствовал его с пристани.

Беллами что-то сказал Катрине, и на его лице появилось почти угрожающее выражение. Она кивнула и повернулась, чтобы уйти, но Вальдес что-то крикнул, что заставило меня подойти ближе. Я напрягся, готовый ко всему, что может произойти дальше. К черту мою личность.

Вальдес медленно приблизился к Катрине, испытующе глядя ей в глаза. Я хотел отреагировать. Подбежать и схватить ее, оторвать от его мерзкого взгляда. Но я вспомнил слова Катрины, которые отравили мне душу.

— Тебе не нужно меня защищать… Разве мы не прошли через многое, чтобы ты понял, что иногда мне приходится бороться самой за себя?

Поэтому я нетерпеливо сдерживал себя, ожидая, не припасет ли она какой-нибудь план в рукаве.

Вальдес обошел их, изучая Катрину с головы до ног. От того, как его взгляд скользил по ней, мне захотелось оторвать ему голову от туловища и выбросить ее в море вместе с трупом моего отца. Еще немного, и мне придется что-то предпринять.

Вальдес наклонился вперед и сказал что-то Беллами так тихо, что я не расслышал. Но я боролся с каждым голосом в моей голове, который говорил мне броситься и увести Катрину. Но что бы это дало МакКензи и Ною? Волновало ли это меня вообще? Я хотел только Катрину.

Но потом я увидел, как она смотрит на Беллами. Она не сводила с него глаз и придвинулась достаточно близко, чтобы взять его за руку, пока Вальдес продолжал говорить. И она вцепилась в его руку так, словно он был последним человеком на свете. И тут она, наконец, отвела от него взгляд и посмотрела прямо на меня, будто знала, что я все это время был рядом.

Я откинул капюшон, чтобы показать ей свое лицо, на случай, если она не сможет разглядеть меня достаточно хорошо. Но она едва ли смотрела на меня дольше секунды, прежде чем бросить на меня равнодушный взгляд, который жалил, как яд. Никакого тепла. Никакого радушия. Ничего. Затем она перевела взгляд обратно на Беллами.

— Тебе не нужно меня защищать.

Возможно, и правда. Возможно, в объятиях Беллами у нее была вся необходимая защита. Она казалась вполне довольной. И то, что я был жив, явно не имело для нее значения. И что я мог предложить ей в этот момент? Я не мог вытащить нас отсюда. И очень скоро за мою голову будет назначена награда, и это только ухудшит ее положение. Возможно, я был дураком, что стоял здесь и надеялся, что между нами когда-нибудь все снова будет по-прежнему. Наш корабль начал тонуть еще до того, как мы подняли паруса, но я не ожидал, что он пойдет ко дну так быстро.

Я покачал головой, не в силах больше нормально соображать. И чем дольше я стоял в стороне, тем сильнее росло желание раздавить компас ботинком и сжечь дотла все корабли в гавани. Опустив голову, я удалился с места происшествия, и мои быстрые шаги понесли меня обратно в город, где я скрылся в переулке.

Отдышавшись, я посмотрел на ближайшую таверну, находившуюся всего в нескольких метрах от меня. Еще не было и полудня, но я бы сказал, что за прошедший час я увидел достаточно, чтобы оправдать свой выбор. Это было не похоже на меня — действовать так опрометчиво, но мне было уже все равно. Все, о ком я заботился, подвели меня. И я устал.

27. Приливная волна

Майло

Я выпил первую пинту так, словно это была свежая вода после недели, проведенной в пустыне, и немедленно потребовал еще. Хозяин таверны налил еще, пока барды распевали песни, а женщины танцевали вокруг столов, за которыми сидели моряки, увлеченные азартными играми.

Когда чья-то рука коснулась моего плеча, я резко обернулся, вытащил нож из рукава и направил его прямо на виновника.

— Ной? — удивленно переспросил я, и мои глаза сузились при виде сурового выражения его лица. Это был он, и выглядел он гораздо более смелым и непоколебимым, чем раньше. — Удивлен, что ты не заплакал, — пробормотал я, опуская руку и убирая лезвие.

— Заткнись, Песчанник, — выплюнул он, но на его лице появилась легкая полуулыбка. — Я… рад тебя видеть.

Я покачал головой и отвернулся, перегнувшись через стойку.

— Признаюсь, я рад видеть, что ты жив. В основном.

— Слушай, чувак, мы действительно собираемся продолжать в том же духе после всего этого? — воскликнул он, усаживаясь на сиденье рядом со мной.

— Считай, что я не собираюсь извиняться перед тобой. Почему ты вообще здесь? — Я отпил из стакана. — Ты оставил Катрину и МакКензи, чтобы прийти сюда? Я знаю, что они были с тобой.

— Я увидел тебя у доков и последовал за тобой сюда. — Ной на мгновение заколебался. — МакКензи прямо за дверью. Понятно, что она не захотела заходить сюда. — Когда он замолчал, чтобы вздохнуть, я поднял глаза. — Но Катрина…

— А что с Катриной? — Я со стуком поставил стакан на стойку, повысив голос.

— Вот почему я последовала за тобой. С ней что-то не так.

Я оживился, но изо всех сил старался не выглядеть слишком обеспокоенным.

— Мне показалось, что у нее все прекрасно. На самом деле, она чувствовала себя вполне комфортно с Беллами.

— Вот и я о том же, чувак! — Ной наклонился и толкнул меня локтем. — Она ведет себя странно… Но это не она. Будто что-то контролирует ее. Она сама сказала нам, что не может это остановить…

— Продолжай. — Я не хотел, чтобы слова вырвались так быстро, но они вырвались.

— Она не раз подвергала себя опасности, совершая глупые поступки, например, выбегая на палубу во время боя с другим кораблем, прыгая ночью за борт, просто безумные поступки. И да, она не дает Беллами покоя, но когда она делает такие вещи, кажется, что она не Катрина. Будто она… кто-то другой.

Во мне зародилось странное подозрение. Если то, что я наблюдал у русалок, было правдой, то я предположу, что то, что скрывалось в их природе, могло быть таким же и у Катрины. Возможно, в ее время это ослабло… но здесь, в это время, когда магия сирен была в изобилии распространена по морям, возможно, каким-то образом пробудилась древняя магия в ее жилах. И если то, что с ней происходило, было тем, что я подозревал, я знал, что должен был остановить ее, пока она окончательно не потеряла себя. И если был хоть малейший шанс удержать нас на плаву, я не могу сейчас покинуть корабль.

— Где она сейчас? — Я встал, боясь услышать ответ, опасаясь, что только что совершил самую большую ошибку в своей жизни, не оторвав ее от Беллами, когда у меня был шанс.

Ной опустил взгляд.

— Она все еще там. Вальдес не позволил Беллами отпустить ее. Он вызвал какую-то женщину из своей каюты, чтобы поговорить с ней или что-то в этом роде.

— Что? — Я сорвался с места еще до того, как это слово слетело с моих губ. Я предполагал, что МакКензи и Ной последуют за мной, но не стал их дожидаться.

Я промчался через город, обратно по улицам и направился к гавани, ненавидя себя за то, что не подумал об этом раньше и оставил Катрину. Этот Беллами понятия не имел, что Катрина была русалкой. Он не осознавал, какой опасности подвергал ее.

Когда я добрался до гавани, Беллами, Вальдеса и Катрины нигде не было видно. Должно быть, они отвели ее внутрь. Трап был поднят, и попасть на корабль было невозможно. Я быстро понял, что у меня нет другого выхода, кроме как вскарабкаться на борт корабля. Как только я прыгнул в воду, подоспели Ной и МакКензи и остановились позади меня на краю причала.

— Будьте начеку! — приказал я.

Ухватившись за борт корабля, я начал подъем, цепляясь кончиками пальцев за тонкие деревянные выступы, которые едва выступали вдоль борта. Моя насквозь промокшая одежда и ботинки делали подъем еще более трудным. Но я не мог позволить себе поскользнуться. Мышцы на костяшках пальцев болели, когда я хватался за все, за что мог ухватиться. Добравшись до пушки, я вздохнул с облегчением и ухватился за нее, чтобы подтянуться повыше. Это был не первый раз, когда я взбирался по борту корабля. Но я, конечно, надеялся, что это будет в последний раз.

Когда я, наконец, добрался до палубы, перемахнул через перила и огляделся в поисках каких-либо признаков Катрины. На борту не было ни души. Бросив взгляд на капитанскую каюту, я, не теряя времени, ворвался в нее и позвал ее по имени. Но там было пусто.

— Кто ты и почему ищешь Катрину? — Голос, задавший вопрос, прозвучал в сопровождении тени, которая затемнила дверной проем у меня за спиной.

Я обернулся и увидел Беллами, который стоял с тем высокомерным видом, который я так хорошо помнил. Он наблюдал за мной, как орел за своей добычей. Я не мог показать ему свое лицо, особенно учитывая, что моя юная копия была заперта внизу на борту.

— Ты Майло? — От его вопроса я чуть не споткнулся. Откуда он мог знать?

Я молчал, все еще пытаясь понять, как он мог узнать человека, которого никогда раньше не встречал. Когда он шагнул вперед, я вытащил клинок из ножен.

— Так, значит, ты и есть он. — Сделав еще один шаг ко мне, он официально заложил руки за спину.

— Откуда ты знаешь мое имя? — произнес я, понимая, что чем меньше скажу, тем лучше. Но я должен был знать.

— Она выкрикивала твое имя во сне… но… не волнуйся, приятель. Все было совсем не так… Я заставил ее спать в моей каюте, чтобы она была в безопасности. — Должно быть, он заметил, как я сжал челюсти и угрожающе наклонил голову в ответ на его слова. — После того, как она прыгнула в океан, пытаясь найти тебя.

Я сглотнул, переваривая эту информацию и пытаясь решить, что с ней делать.

— Где она сейчас? — спросил я, изо всех сил стараясь держаться так, чтобы мои черты лица были скрыты в тени этой тесной деревянной комнаты.

— Черт возьми, я уже не знаю, где она, отец отпустил ее, так что, полагаю, она ушла в город.

Я кивнул в знак благодарности. Это было все, что я мог дать, поскольку все еще переживал странное взаимодействие между человеком, похожим на брата, на которого я когда-то равнялся, а теперь он был моложе меня и наивно представлял, что уготовила ему жизнь.

Он отступил в сторону, чтобы я мог уйти. Мокрая одежда прилипла к телу и мешала быстро передвигаться, поэтому я вышел на палубу. Я так давно не видел этот корабль в таком состоянии. Будто новый, модифицированный, с пушками и новыми парусами, готовый покорить мир. Как мало я понимал, сколько десятилетий проведу здесь рабом на борту, сгнивая вместе с ним по мере того, как сменялись эпохи.

Стряхнув с себя это странное воспоминание, я подошел к поднятым сходням и перерезал ножом веревку, удерживавшую их. Она упала с тяжелым стуком на причал внизу, вызвав воспоминания, с которыми я предпочел бы не сталкиваться, когда шел. МакКензи и Ной ждали меня, и на лицах обоих отразилось разочарование, когда они увидели, что я вернулся без Катрины.

— Она не может быть далеко, — заявила МакКензи. — Она, вероятно, пошла искать нас, когда увидела, что мы ушли за помощью.

— Тогда давайте не будем тратить время и начем ее поиски, — приказал я, качая головой. — Я не должен был отпускать ее.

Я шагнул вперед, осматривая каждый дюйм слева и справа от этого порта. Когда мы шли по главному причалу обратно к въезду в город, мне показалось, что я увидел ее. У меня поднялось настроение, когда женщина с темными густыми волосами, рассыпавшимися по плечам, приблизилась, направляясь обратно к причалам. Но когда она подошла ближе, я увидел, что это не Катрина. Это была Корделия.

Царственной походкой, в своих роскошных юбках и корсете, она приблизилась ко мне. Я не ожидал, что она узнает меня или даже заметит. Поэтому, когда она подняла глаза и улыбнулась мне темной, лукавой улыбкой, ледяная молния пронзила мое сердце. Она прошла мимо меня, будто нарочно, повернув голову, чтобы еще немного попридержать на мне свою жестокую ухмылку. И я заметил, что у нее на шее на серебристой цепочке висят чешуйки, и мне вдруг стало дурно.

Я выбросил из головы ее леденящий душу взгляд и сосредоточился на поисках Катрины. Меньше всего я хотел представить, что она потерялась в одиночестве в Нассау. Не то чтобы я был нужен ей для защиты, напомнил я себе. Но я буду там на всякий случай. Мы найдем ее.

Итак, когда мы мчались по грунтовой дороге в глубь Нассау, я остановился как вкопанный, когда кто-то окликнул меня из части здания на побережье, заваленной бочками и ящиками. А между ними стояли трое мужчин, которые, очевидно, старались держаться подальше от посторонних глаз. МакКензи вскрикнула от ужаса при виде этой сцены. Двое мужчин стояли по обе стороны от задумчивой фигуры в центре — Карла Тейна. А он за волосы оттянул голову Катрины назад, обнажая ее шею и прижимая к ней острие кинжала.

28. Кодекс

Майло

Я хотел закричать. Я боролся с волной паники, поднимающейся по венам. Нервы были на пределе, и мне потребовалась вся сосредоточенность, чтобы не выдать этого. Я должен был казаться непоколебимым, несмотря на то, что мой мир рушился у меня на глазах. Я должен был тянуть с этим так долго, как только мог. Между нами было приличное расстояние — слишком большое, чтобы я успел, если бы Тейн решил полоснуть ее ножом по шее. Катрина не сводила с меня взгляда, на ее дрожащем лице было выражение ужаса, глаза широко раскрыты. А я не шевелился. Потому что знал, что Тейн, не задумываясь, перережет ей горло, если я сделаю хоть одно неверное движение.

— Ты тот ублюдок, который поджег «Жаворонка», — проворчал Тейн.

Мой взгляд метнулся к мужчине справа от него. Это был тот, кого я столкнул в воду, чтобы спасти. И внезапно я пожалел о проявленном милосердии. Я должен был позволить ему сгореть.

— В этом не было ничего личного. Тебе следовало бы поискать человека, который поручил мне это, — произнес я, скрывая нарастающую ярость в голосе.

— Ну, не принимай это за личное, когда я пролью ее кровь на землю у тебя на глазах, — он вонзил острие лезвия в кожу Катрины, и она вздрогнула, вскрикнув.

— Подожди, — взмолился я. К моему удивлению, он остановился. Я заговорил, несмотря на тугой узел в груди, из-за которого почти не мог дышать. — Чего ты хочешь? Я возмещу твою потерю новым кораблем. Выбирай из моего флота. — Теперь, когда корабли моего отца стояли в бухте без капитана, это была отличная сделка.

— Я заберу весь флот.

Я не возразил. Он мог забрать их все.

— Идет. А теперь отпусти ее.

— Тише, тише, незнакомец. Я еще не закончил торговаться. — Даже с того места, где я стоял, в нескольких метрах от Тейна, стоящего в тени, я мог видеть, как потемнели его глаза.

— Что еще? — Я напрягся, шагнул вперед и сжал кулаки, надеясь, что это его не разозлит.

— Я хочу знать, кто ты такой, чтобы каждую минуту, проведенную на этом острове, посвятить охоте на тебя. Сними капюшон.

Я склонил голову набок в ответ на эту странную просьбу.

— Почему бы тебе и твоим людям просто не убить меня прямо здесь?

Его тонкие губы растянулись в мрачной улыбке.

— Потому что, что в этом веселого? Я хочу, чтобы ты каждый день жил в страхе, не зная, когда я наконец нанесу удар, но всегда зная, что однажды я это сделаю. Если я пощажу твою шлюху, я приду за тобой. — Это была именно та извращенная игра, которая пришлась бы по вкусу Тейну. Возможность проявить свои садистские наклонности, выслеживая меня, как зверя. Но я был более чем готов подыграть, если это означало спасти Катрину. В конце концов, меня уже убивали раньше.

— Так ты отпустишь ее? — Я потянулся к капюшону, не до конца уверенный, что он не убьет Катрину, когда я откроюсь.

— Я — человек Кодекса, — ухмыльнулся он, убирая нож от шеи Катрины, но все еще держа ее за волосы, почти отрывая от земли.

— Если ты причинишь ей боль, клянусь, я собственноручно отправлю тебя обратно в ад. — Я следил за его рукой, как ястреб за добычей.

Он рассмеялся таким смехом, что перед моим мысленным взором вспыхнул огонь. Я страстно желал увидеть, как этот человек истекает кровью и сгорает.

— Я жду, — промурлыкал он.

Я взглянул на Ноя и МакКензи, которые твердо стояли по обе стороны от меня, прежде чем медленно снять капюшон. Пока мы молча смотрели друг на друга через переулок, я, затаив дыхание, ждал, когда Тейн отпустит Катрину, изучив мое лицо.

— Я никогда не забуду это лицо. — От его слов мне стало не по себе, но я успокоил себя, что это не продлится слишком долго, чтобы стать проблемой. Я соглашусь на все, чего бы он ни захотел, при условии, что он отпустит Катрину целой и невредимой. Я видел, как он заколебался, затем поднес лезвие к подбородку Катрины.

— Такая красивая девушка, — прорычал Тейн. Затем он полоснул ее ножом по щеке.

Ее крик достиг моих ушей, словно звук каждой неудачи, которую я когда-либо совершал, громко звучал в моей душе. Я подбежал к ней, когда Тейн бросил ее на землю, но не достаточно быстро. Он повернулся, увлекая за собой своих людей, и вокруг нас поднялось облако пыли от их движений.

Я прицелился в него и потянулся к кинжалу, висевшему у меня на боку. Я бы убил этого человека, даже если бы это было последнее, что я сделал в своей жизни, за то, что он только что сделал с ней.

— Оставайтесь с ней! — крикнул я МакКензи и Ною, которые быстро последовали за мной. Будь проклята моя совесть. Будь проклята моя душа. Будь проклято все это. Я пролью кровь Тейна за это.

Я повернулся и взобрался на здание, примыкающее к переулку, цепляясь за решетку и вьющийся по стене плющ. Оказавшись на крыше, я оглядел улицы в поисках Тейна и его людей. Было немного мест, куда они могли бы скрыться так быстро.

Мой взгляд блуждал по переулкам внизу. Воздух наполняли звуки обычной болтовни и гула Нассау, разносимые ветром по крышам. Но среди всех этих рабочих, матросов и пьяниц, бродивших внизу, я наконец заметил их — мельком увидел спутанные медные волосы Тейна, который шел между двумя своими приспешниками обратно к главной части города.

Я рванул вперед, ноги болели, когда я увеличил скорость до предела, двигаясь вдоль кромок домов и полуразрушенных строений так тихо, но быстро, как только мог. Мне нужен был хороший ракурс. Достаточно хорошо, чтобы спрыгнуть вниз и вонзить нож в спину Тейна прежде, чем он успеет понять, что его ударило. Я проскользнул на низко нависающий балкон и подождал наверху. Им придется повернуть и пройти мимо, чтобы вернуться в город.

Раз… Два…Три…

Я считал их шаги и затаил дыхание. Я сжал пальцами костяную рукоятку ножа, который держал в руке. И как раз в тот момент, когда Тейн проходил мимо, я выскочил из своего укрытия и прыгнул.

Один из людей Тейна заметил меня как раз перед тем, как мой нож достиг цели. Он оттолкнул Тейна плечом в сторону и нарушил мою концентрацию. Я споткнулся и приземлился, но быстро обрел равновесие и принял стойку, готовую сразиться с человеком, стоявшим рядом с Тейном. Он выхватил саблю и замахнулся ею, целясь мне в шею. Я с легкостью увернулся и вонзил нож ему в живот. Когда он упал на колени, я вырвал меч у него из рук. Именно в этот момент другой мужчина — тот, кого я спас с «Жаворонка», — развернулся и слишком поздно встал на защиту. Я увернулся от его попытки ударить меня, яростно вонзив свой новый клинок ему в плечо. Брызнула горячая кровь, окатив меня алыми морскими брызгами. Когда я понял, что Тейн сбежал и его нигде нет, я разозлился, что потерял его.

— В следующий раз советую держать рот на замке, — прорычал я и когда подумал о Катрине, во мне поднялась ничем не сдерживаемая ярость, которую я не мог подавить. Итак, я повернул лезвие, когда мужчина застонал от боли, повалив его на землю, где я планировал нанести ему последний удар. — Передай своему капитану, что если он планирует охотиться на меня, как на какое-то животное, то это животное он и найдет.

— Майло! Остановись! — Голос Катрины вывел меня из состояния ярости. Я покачал головой и поставил ногу на бедро мужчины, чтобы отвести его от острия своего меча. Я вытащил оружие из его тела и наблюдал, как он поднимается, чтобы убежать, истекающий кровью и раненый. Я посмотрел на тело мужчины, оставшегося позади. Затем на Катрину, которая стояла на приличном расстоянии, прижимаясь к МакКензи и Ною, защищая их обоих.

Выпрямившись и переведя дыхание, я откинул волосы с глаз, только чтобы испачкать лицо кровью.

— Они причинили тебе боль, — выдохнул я.

Она смотрела на меня с неуверенностью, будто я был ядовитой гадюкой. И я не мог винить ее за это после того, чему она только что стала свидетельницей. Правая сторона ее лица была красной от крови, которая только начинала подсыхать на скуле. Я шагнул к ней, чувствуя тяжесть своего компаса и своего сердца.

Мне хотелось подбежать к ней, но я знал, что это не мое дело после того, что я только что сделал. Она никогда не видела меня таким. И она, вполне возможно, никогда больше не будет доверять мне. Но она должна была знать. Она должна была знать, что я сделаю все, чтобы обеспечить ее безопасность. В прошлом, настоящем или будущем.

Без предупреждения она пронеслась мимо Ноя и бросилась ко мне. Она бросилась в мои объятия, и я обнял ее. Мир вокруг меня померк. Вонь Нассау, палящее солнце над головой, пот и кровь, стекающие с моего лба. В ее объятиях все это не имело значения.

— Не становись таким, как они, — прошептала она мне в плечо. Я кивнул, крепко зажмурив глаза.

— Я думал, что эта жизнь давно в прошлом, и тебе никогда не придется ее увидеть, — вздохнул я, отстраняясь от нее и касаясь пальцами ее раны. Останется шрам. — Мне так жаль, что он так с тобой поступил.

— Царапина на моем лице — не самая большая проблема для нас сейчас. Я так боялась, что ты умер. — Она покачала головой. — Мы все боялись. — Она оглянулась через плечо на МакКензи и Ноя, которые подошли ближе, когда она жестом пригласила их присоединиться.