Репортер, суетливый человек средних лет, с бегающими глазками, пятясь, ретировался из шатра Саманты.
— Спасибо, спасибо, все нормально. Никаких претензий к вам у меня нет.
Как только он исчез, из-за занавески показался Лукас, бросил на Саманту быстрый взгляд и протянул ей платок. В шатер вошла Эллис. Лицо ее было хмурым и озабоченным.
— Все, Саманта, хватит. Я распускаю очередь. Пусть берут назад свои деньги.
Прижимая платок к носу, из которого медленно сочилась кровь, Саманта промычала:
— Ну и сволочь же! Бьет жену смертным боем…
Эллис покачала головой:
— Давай сообщим о нем шерифу.
— Этот тип живет не в Голдене.
Эллис вздохнула и отправилась сообщать клиентам, что мадам Зарина плохо себя чувствует и заканчивает прием и что деньги можно получить в кассе, сдав билеты.
— Сэм…
Она не дала ему продолжить.
— Не переживай. Такое со мной случается, только когда я сталкиваюсь с насилием.
— Может быть, но раньше у тебя ничего подобного не было. Сэм, кровотечение — очень плохой признак, — произнес он, но не слишком убедительно.
Саманта сняла чалму и швырнула ее на стол.
— Хорошо. Если хочешь, чтобы я этим не занималась, найди его.
— А чем мы, по-твоему, занимаемся? — Лукас, несмотря на явное волнение, говорил ровным голосом, а лицо его казалось спокойным. — Полиция, агенты ФБР, ты. Мы просмотрели массу карт, отчетов и допросов. Не далее чем несколько часов назад мы лазили по горам и по шахтам. Мы делаем все, что можем. Ищем его. Ты пытаешься опередить его, определить, кто станет его следующей жертвой.
— Не время и не место, — заметила Саманта.
— Другого у нас нет, а время с каждой секундой уходит. Или ты этого не замечаешь? Сегодня мы выиграли, но только мы с тобой знаем, что он не сдастся на милость победителя. Он обязательно сделает следующий ход, если уже не сделал. Он занят только одним — выбором потенциальной жертвы. Он не для того притащил сюда свои адские механизмы, чтобы они бездействовали. — Лукас тяжело вздохнул и продолжил тем же почти бесстрастным голосом: — Сейчас почти десять. Переоденься, смой косметику и пойдем отсюда.
— Ты же можешь найти его.
— Сэм, пожалуйста…
— Люк, он подпитывает себя страхом. Если видения, что я испытала, когда взяла тот амулет, меня не обманывают, он уже долгое время подзаряжается чужим страхом. Он внутри его, и ты можешь его почувствовать. Попробуй, у тебя получится, я знаю.
— Я подожду тебя на улице. — Лукас вышел.
Саманта долго смотрела ему вслед, затем поднялась и скрылась за занавеской. Там она переоделась и, усевшись перед зеркалом, принялась снимать грим, делавший ее пожилой мадам Зариной. Саманте казалось, что с годами внешняя разница между ней и Зариной все больше стирается. Усмехнувшись, она подумала, что еще пара таких месяцев — и ей можно вообще не гримироваться.
Она не спеша, аккуратно уложила баночки и тюбики с гримом в большую шкатулку и вышла из шатра. Лукас ждал ее у входа.
Посмотрев на шумевший вокруг них карнавал, Саманта произнесла отсутствующим голосом:
— Интересно, он здесь? Наверное, наблюдает за нами. Не понимаю, что его сюда так тянет.
— Не «что», а «кто». Ты.
Прежде чем Саманта ответила, перед ними возник Лео.
— Что с тобой, Саманта? Эллис сказала, что у тебя идет носом кровь. — Он был сильно встревожен. — Ты в порядке?
— Все хорошо, Лео, не беспокойся. Просто я немного переутомилась.
— Я отвезу ее в мотель, — пообещал Лукас.
— Заставь ее поспать подольше, — попросил Лео. — Сэм, завтра — никаких гаданий. Я уже распорядился развесить объявления о том, что ни ярмарки, ни вечернего карнавала не будет.
— Это из-за меня?
— Нет. — Лео мотнул головой. — Мы все порядком устали. Пока тебя не было, артисты извелись, думая о тебе и ваших поисках. Многие настаивают на том, чтобы как можно быстрее уехать отсюда.
Не глядя на Лукаса, Саманта заметила:
— Назначь отъезд на следующий понедельник.
— Хорошо, — согласился Лео. — А ты не передумаешь?
— Время покажет, — уклончиво ответила она.
— Предупреди меня за день, — вздохнул Лео. — Пойду обрадую наших — сообщу, что завтра у нас выходной. Думаю, все разъедутся по своим мотелям. Я их понимаю — после таких переживаний нужно нормально отдохнуть и выспаться в постели, а не на полу в прицепе.
Лукас взял Саманту за руку, чем немало удивил ее.
— Присматривай за своими людьми, Лео, — хмуро произнес он. — Не думаю, что кто-нибудь из них интересует убийцу, но кто знает, что ему в голову придет. Будьте начеку.
— Спасибо, Люк. Впрочем, я и так с них глаз не спускаю.
— Лео до сих пор с благодарностью вспоминает, как три года назад ты защищал наш цирк, — тихо произнесла Саманта, пока Лукас вел ее к стоянке, где находилась арендованная им машина. — После того как информация о пропавшем ребенке попала в газеты, пошли слухи о том, что в округе цыгане начали воровать детей. Мы все не на шутку перепугались. Неизвестно, что случилось бы, если бы ты не уговорил полицию выставить вокруг цирка охрану и не выступил в газетах с опровержением сплетен.
— Я только выполнял свою работу.
— Нет, не только. Ты много тогда для нас сделал.
Лукас молча отключил сигнализацию и открыл правую дверцу машины. Саманта плюхнулась на сиденье, почувствовав себя абсолютно разбитой. Пока Лукас обходил машину и усаживался на водительское сиденье, Саманта раздумывала, сработает ее план или нет. Теперь она уже не была столь уверена в его успехе. Да, шерифа Лукас успел найти вовремя, но в то же время Саманта чувствовала, что его внутренний барьер стал еще больше.
Она подобралась к его сущности слишком близко, и Лукас снова закрылся внутренней броней.
Отъезжая от стоянки, он сказал:
— Мне нужно заехать к себе, взять кое-какие вещи.
— Тебе вовсе не обязательно оставаться сегодня у меня.
— Можешь не спорить, я все равно буду с тобой. И сегодня, и в последующие дни. Пока все не закончится.
— Я могу поселиться у Джейлин. Думаю, она возражать не будет.
— Не заводи меня, Сэм.
— И не пытаюсь. Я даю тебе выходной.
— Он мне не нужен.
— А мне не нужно, чтобы ты изводил меня своим молчанием.
— Я и не думаю изводить тебя. — Он мотнул головой и вздохнул: — С ума с тобой сойдешь.
— Не сказала бы, что ты собираешься чокнуться. Скорее, наоборот — лицо у тебя задумчивое и напряженное. Тебя что-то гложет изнутри. Ты стараешься держаться, не выпускать свои эмоции наружу. Тебя что, с детства приучали подавлять свои чувства?
Лукас не ответил. Он молча довел машину до своего мотеля, быстро взял там необходимые вещи, после чего они двинулись дальше, к мотелю, в котором жила Саманта. Всю дорогу она молчала. Зайдя в ее номер, Лукас закрыл дверь и подпер ручку креслом. Саманта, как обычно, направилась в ванну принимать душ.
Горячая вода не согревала ее и не снимала усталости, поэтому Саманта решила не задерживаться под душем. Внутри ее оставался все тот же ледяной холод. Она вышла из ванной, обтерлась полотенцем, надела рубашку и халат. Затем промокнула полотенцем волосы и стала сушить их феном. Ей стало немного теплее.
Пройдя в спальню, она увидела Лукаса, который, хмурясь, стоял напротив телевизора. Она перевела взгляд на экран и сразу догадалась, что именно вызвало его недовольство.
Шел репортаж о прибытии поисковых групп. К зданию полицейского управления одна за другой подъезжали машины.
Диктор скороговоркой представил работавших там корреспондента и оператора, после чего корреспондент заговорил свойственным тележурналистам драматическим голосом, в котором сквозили напускное волнение и одновременно радостные нотки. Он вкратце познакомил телезрителей с предысторией случившегося и с проводимым расследованием, после чего перешел к детальному описанию поиска и спасения шерифа округа Клейтон:
«…источник, близкий к расследованию, утверждает, что в поисках шерифа помимо полиции и федеральных агентов участвовала Саманта Берк. Она экстрасенс, но больше известна горожанам под именем мадам Зарины, прорицательницы цирка «Вечерний карнавал». Как нам стало известно, она сама вызвалась участвовать в проводимом полицией расследовании».
Саманта с изумлением подумала, что формулировка «вызвалась участвовать» звучит довольно подозрительно.
— Том, — спросила корреспондента диктор, — подтверждает ли полиция или кто-либо из федеральных агентов, что мисс Берк помогла им обнаружить местонахождение шерифа Меткалфа?
— Нет, Дарсел, официальные лица отказались комментировать данный факт. Однако из своих источников я узнал, что она сыграла значительную роль в спасении шерифа. Есть и другие факты, подтверждающие ее взаимодействие с полицией. Сегодня утром мисс Берк сделала небольшое заявление здесь же, на ступеньках полицейского управления, в котором утверждала, что человек, похитивший и убивший детектива Линдси Грэм, оставил в ее квартире некий предмет, вызвавший у мисс Берк видения. Она не рассказала, какие именно, но выразила уверенность в том, что тот же самый человек похитил и шерифа Меткалфа. Похоже, она собиралась сообщить еще что-то, но ей помешал один из федеральных агентов — он схватил ее под руку и увел в управление.
— Вот гад! — пробормотала Саманта, опускаясь на угол кровати.
На секунду на лице диктора изобразилась смесь удивления с недоверием.
— Похищения, убийства и мистика в Голдене? Спасибо, Том, мы ждем твоих дальнейших репортажей.
Лукас надавил на кнопку пульта, выключая телевизор, затем швырнул его на кровать и подошел к окну. Чуть приоткрыв штору, он обвел взглядом улицу.
Саманта, давно привыкшая к его молчанию, думала только о том, что сейчас является его причиной — злость или равнодушие? Ей хотелось заговорить с Лукасом, разрядить ситуацию, но в то же время она хорошо понимала, что сделать это ей не удастся. По крайней мере не сейчас.
Она решила начать издалека.
— До чего же я не люблю репортеров, особенно телевизионных, — с деланным безразличием произнесла она. — Мелют всякую чушь, правда?
— Это все, что ты хочешь сказать? — тихо спросил он.
Ей вдруг захотелось выложить ему всю правду о том, что всю свою импровизированную пресс-конференцию она затеяла лишь с двумя целями — расшевелить местную прессу и позлить его, потому что иначе она никак не могла подобраться к его сущности.
Однако она сознавала, что скажи она так, и начнется перепалка, к которой она не готова — она слишком устала для продолжительных дискуссий. Поэтому она просто ответила:
— Никак не думала, что меня покажут в одиннадцатичасовых новостях. Когда я говорила, вокруг не было ни одной телекамеры. Не знаю… может быть, мне действительно не нужно было выходить к репортерам. Впрочем, какая сейчас разница, Люк? Рано или поздно они все равно догадались бы о моем участии в расследовании.
— Все, как и раньше, — задумчиво проговорил он. Слова его звенели в тишине комнаты падающими на пол ледышками.
— Ну разве я виновата в том, что три года назад репортеры врали о том, что мне известен человек, похитивший девочку, и что он, запаниковав, убил ее?
— Я никогда и не винил тебя.
— Ну да, конечно. Ты себя винил за то, что ты не смог найти ее, хотя мы оба знали, что, если бы я не участвовала в том расследовании, репортер никогда бы не сделал заявления, что похитителем занимаются экстрасенсы. В этом случае девочка осталась бы жива, и не исключено, что ты бы нашел ее.
Саманта чувствовала, что, подначивая Люка, она может разбередить и его, и свои старые раны, но такого всплеска боли даже не ожидала.
Продолжая стоять у окна, Лукас резко повернулся к ней.
— Твоей вины в смерти девочки нет, — твердо сказал он.
— Еще раз, но с чувством, — съязвила она.
— Какие чувства тебе от меня нужны, Сэм? Я же всегда говорил, что не вижу в том деле твоей вины. Да, я поверил Бишопу, когда убедился в том, что он прав — все дело в доверии и правдоподобии. Любой неразборчивый в средствах репортер всегда сможет сфабриковать слух, озвучить его от имени цирковой гадалки и остаться безнаказанным. А вот если бы он попробовал проделать подобный фокус с федеральным агентом…
— Я не собираюсь извиняться за то, чем занимаюсь.
— А я и не прошу.
— Мне показалось, что собираешься просить.
Он мотнул головой:
— Даже если бы ты мне ничего не рассказала, я и без того знаю — пятнадцать лет назад у тебя просто не было другого выбора. Ты предпочла улице цирк. И правильно сделала!
Немного помолчав, Саманта сказала на удивление ровным голосом:
— Ты не собираешься расспрашивать меня?
— Расспрашивать? О чем?
— О том, почему в возрасте пятнадцати лет я вдруг оказалась перед таким небогатым выбором?
Он внимательно посмотрел на нее, медленно покачал головой:
— Не собираюсь. У меня нет никакого желания, тем более сейчас, копаться в твоей…
— Я уже говорила тебе, что времени у нас с тобой мало. Честное слово, мы никогда не будем вместе. Тебя нет в моем будущем. Помнишь? У нас есть только настоящее. Поэтому я предпочла бы вытащить из шкафов все наши скелеты и показать их друг другу. Похвастать, у кого какие есть. На всякий случай, чтобы не было недомолвок, если нам доведется встретиться когда-нибудь еще.
— Сэм, твои тайны мне не нужны.
— Вот как. Ты не хочешь, чтобы я тебе полностью открылась, — протянула она, хорошо зная, что недоговаривает. — Потому что тебе тогда будет труднее бросить меня?
Он поморщился, но возражать не стал. Она повернулась, чтобы лучше видеть его лицо, положила холодные ладони на колени.
— Сядь, — попросила она. — Мой рассказ может оказаться долгим.
Лукас отошел от окна, сел на противоположный угол кровати и попытался остановить Саманту:
— Поздно уже. Ты устала, я устал. Давай поговорим завтра? У нас есть над чем ломать голову — убийца еще в Голдене.
— Я знаю. — Она кивнула. — Ты не забыл, что я говорила тебе в тот, самый первый, день? Напомню — ты не поймаешь его без моей помощи.
— Потому что только ты способна вывести меня из равновесия? — спросил он.
Ей очень хотелось улыбнуться, но тяжелым вздохом она подавила это желание.
— Нет. Потому что я заставляю тебя слышать то, что ты отказываешься слышать. Ты не чувствуешь боли и страха до тех пор, пока не измотаешь себя настолько, что у тебя просто не остается другого выхода. Так вот я дам тебе такую возможность.
— Сэм, опять…
Не обращая внимания на его умоляющий тон, она продолжила:
— Способность предвидеть проявилась у меня, когда мне было всего шесть лет, после того как он в первый раз схватил меня за руку и швырнул об стену…
Джейлин просмотрела выпуск новостей и, поморщившись, выключила телевизор. Раздавшийся вскоре телефонный звонок нисколько не удивил ее. Она взяла с тумбочки мобильник, посмотрела, кто звонит, поднесла его к уху и проговорила:
— Ну как, понравилось?
— Весьма, — ответил Бишоп.
— Понятно. И давно ты здесь?
— Порядочно.
Джейлин вздохнула.
— Я так и предполагала, что дело гораздо серьезнее, чем ты рассказываешь, раз ты решил не ограничиваться обычной поддержкой, а появился сам.
— Джей, он убил больше десяти человек и не остановится. Он наверняка следит за вами, то есть всегда готов нанести удар. Мы обязаны взять его здесь.
— Не спорю. Я просто не понимаю, почему ты прямо не сказал нам, что подключишься к расследованию. К чему такая таинственность?
— Потому что, во-первых, убийца нацелился на Люка, а во-вторых, журналисты меня слишком хорошо знают.
В душе Джейлин была согласна с ним — внешность у Бишопа была очень примечательная, и, появись он здесь открыто, пресса зашлась бы в новом приступе болтовни.
— Думаешь, если бы о тебе заговорили в Голдене, убийца переключил бы свое внимание на другого человека?
— Нет, он просто убрался бы из города. Он хорошо знает нас, Джей, наше подразделение. Мой приезд спугнул бы его, он бы понял, что если в дело вмешались экстрасенсы, значит, партия может закончиться не в его пользу.
— Зачем же он тогда заманил сюда Саманту? — задумчиво произнесла Джейлин. — Или ему неизвестно о ее способностях?
— Думаю, именно поэтому. Кроме того, он в курсе, что ее участие в расследовании три года назад закончилось полным фиаско. Он наверняка читал тогда о ней статьи в газетах, где ее называли не иначе как шарлатанкой.
— То есть он хотел, чтобы она отвлекала Люка от расследования?
— Может быть. Наверняка он также надеялся, что газетчики вцепятся в Саманту, начнут трепать ее имя на всех углах, и это внесет в расследование ненужную нервозность и напряжение. Возможно, он предполагал, что газетчики, сами того не желая, настроят жителей и против Саманты, и против федеральных агентов, поддерживающих ее.
— То есть он поставил себе задачу выбить Люка из колеи? Не дать ему сконцентрироваться? — Джейлин нахмурилась. — Подлец. Играть нужно по правилам, а он хотел изначально иметь преимущество.
— Иметь преимущество хочет любой нормальный человек. А уж социопат — тем более. Ему нужна победа над Люком, любой ценой. Он жаждет доказать всем, и прежде всего самому себе, что он умнее остальных, что он способен манипулировать людьми и выстраивать события в том порядке, в каком ему заблагорассудится.
— Наивные мы, стало быть, люди… Ломали головы, пытаясь угадать правила игры…
— Зато теперь вы знаете, что такое тщетность.
— Спасибо за возможность поднабраться знаний. — Джейлин усмехнулась. — Кстати, Сэм говорила, что надломленная психика делает человека отличным от других. В том смысле, что мозг его начинает работать иначе.
— Все правильно. В этом мы можем быть полностью уверенными, — ответил Бишоп. — Как и в том, что у него есть личные счеты с Лукасом.
— Вы уже провели проверку?
— Мы изучили все дела Лукаса за последние пять лет, но не нашли никаких зацепок. Сейчас изучаем дела, которыми он занимался до того, как пришел к нам, но тут все несколько сложнее. — Бишоп помолчал и затем прибавил: — Попробуйте разговорить его, может быть, вспомнит что-нибудь ценное для нас. Хотя очень в этом сомневаюсь.
— Он не любит рассказывать о своем прошлом.
— Я знаю, поэтому и надеюсь только на Саманту. Она может на него воздействовать.
— Еще как. Так воздействует, что он разве что на нее с кулаками не бросается. — Джейлин помолчала. — Скажите честно, босс, вы поддерживаете связь с Самантой?
Бишоп вздохнул и пробормотал:
— Да, от экстрасенсов не скроешься.
— Вы не ответили.
— Поддерживаю. Она звонит мне.
— А она говорила о том видении, о первом, которое заставило ее заглотнуть наживку и приехать в Голден?
— Говорила. Джейлин, на этом все. Больше тебе знать ничего не нужно. И смотри не проболтайся Лукасу, что Гален прикрывает тебя, когда ты одна или когда я уезжаю отсюда.
— Вы заставляете меня скрывать информацию от напарника.
— Не заставлял бы, если бы все было не так серьезно.
— Можно и не напоминать.
— Так я это тебе уже говорил?
Лукас предполагал, что Саманта выросла в неблагополучной семье, потому что умные дети из нормальных семей не убегают даже в пору юношеской дурости, когда на их поведение и решения основное влияние оказывают гормоны.
Но, даже зная это, он испытал шок.
Не сводя с него темных проницательных глаз, Саманта монотонно, с каким-то странным безразличием, словно речь шла не о ней, продолжала свой рассказ. Лукас видел, как побледнело ее лицо, а сцепленные пальцы рук крепко прижались к коленям.
Он видел, что внутренне она напряжена, но он не чувствовал ее боли.
Он чувствовал только свою боль.
— Отчим, — пояснила она. — Отец мой погиб в автокатастрофе, когда мне не было и года. Моя мать относилась к категории женщин, которые не могут обходиться без мужчины. Она считала, что обязана кому-то принадлежать, поэтому, прежде чем она вышла замуж за того, кто стал моим отчимом, всяких «дядь» я перевидала дома предостаточно. О том, что он любил выпить, а в пьяном виде становился неуправляемым и агрессивным, она, думаю, поначалу не знала. Только потом мы обе сполна это прочувствовали на своей шкуре.
— Сэм…
— Не знаю, почему он в тот день так взбеленился, и не помню, как он отшвырнул меня и я ударилась о стену. Помню только, как мать подхватила меня и мы своим ходом добирались до больницы. Там она сказала, что я споткнулась на лестнице и полетела вниз. Во время разговора с врачом она взяла меня за руку, и вдруг я отчетливо увидела, что со мной случилось — отчим ударил меня о стену, как тряпичную куклу. Я словно вошла в память матери.
— Травма головы, — пробормотал Лукас.
Саманта кивнула:
— Тяжелое сотрясение мозга. Я две недели пробыла в больнице. Меня и сейчас порой мучают страшные головные боли, длящиеся по нескольку часов. Иногда я от них даже слепну.
— Нужно было сказать мне раньше. И еще кровотечение из носа…
— Скорее всего результат видений, в которых есть сцены насилия. Головные боли начинаются вдруг — ни с того ни с сего. Я пыталась установить их причину, но так и не смогла. С чем они связаны — представления не имею. — Она пожала плечами. — Может быть, все экстрасенсы их испытывают.
Лукас чертыхнулся себе под нос. Он ничем не мог утешить Саманту, поскольку знал о результатах исследований, проводившихся несколько лет назад в спецподразделении. Согласно полученным данным, головные боли — неотъемлемая часть жизни экстрасенсов. Своего рода расплата за способности.
— У него явно были проблемы с головой, — произнес Лукас неожиданно грубо.
Саманта утвердительно кивнула.
— Наверное, в душе он понимал, что я не такая, как все. Кроме того, в отличие от матери, я его не любила, и он чувствовал это. Я никогда не спорила с ним, не огрызалась и не плакала, когда он бил меня, и это его злило. По-моему, он меня даже побаивался.
Представив, как содрогается маленькое тельце девочки под ударами домашнего садиста, Лукас поежился и испытал приступ внезапной острой боли.
— Может быть, он тебя и побаивался, но ты в этом не виновата.
Саманта пожала плечами:
— Он был очень нервный, всего пугался и, если я оказывалась поблизости, всегда бил меня. А в пьяном виде он становился совсем ненормальным. Когда я видела, что он прикладывается к бутылке, я просто убегала из дома и пряталась в саду. Став постарше, я уходила в музей или библиотеку. Однако возвращаться-то мне все равно приходилось… А он поджидал меня.
Лукас не стал расспрашивать, почему никто из соседей и учителей не сообщил властям о том, что происходило в их доме. Он понимал, что мать ее делала все возможное, чтобы скрыть ссадины и синяки дочери, — одевала ее в длинные платья, мазала лицо зеленкой и кремом. «Да и не всегда люди хотят вмешиваться в чужие семейные дела», — подумал он.
— После того как я в первый раз попала в больницу, он стал осторожнее. Ну или мне так по крайней мере показалось. Он как бы установил для себя порог, дальше которого не заходил, избивая меня.
Такая жизнь продолжалась бы и дальше, поскольку я, несмотря ни на что, решила закончить школу, а потом поступить в колледж, но незадолго до того, как мне исполнилось пятнадцать, он, напившись и потеряв контроль над собой, сломал мне два ребра.
Лукас снова выругался, на этот раз громко. Внутри у него что-то сильно кольнуло. Он представил, какую боль испытывала Саманта.
— Сначала я ничего не поняла — просто мне стало трудно дышать. На следующий день, в школе, учителя заметили, что я хожу очень осторожно, и отослали меня в наш медпункт. Я попыталась наврать медсестре, выгородить отчима. Я заявила ей, что упала сама. В нашем классе учились девочки и мальчики из еще более неблагополучных семей, которым, как я знала, от отцов доставалось не меньше, а даже больше, чем мне. Но медсестра мне не поверила. Она осмотрела меня и, увидев следы побоев, просто ужаснулась. Она сделала мне перевязку, намазала раны какой-то мазью, после чего вызвала по телефону мать и отчима. Разговаривала она с ними в другой комнате, так что я ничего не слышала, но, когда они вышли оттуда, я сразу заметила по его лицу, что он просто в бешенстве.
Саманта замолчала.
— Ну и что произошло потом? — спросил Лукас.
— Он схватил меня за руку, собираясь вести домой, и в этот момент у меня снова начались видения.
— Что ты увидела?
— Я увидела, как он меня убивает.
— Господи! — прошептал Лукас.
Саманта посмотрела куда-то мимо, пустым отсутствующим взглядом.
— Я поняла, что рано или поздно, но он меня убьет, и решила бежать, пока не поздно. В ту же ночь я собрала в свой школьный рюкзак столько вещей, сколько могла унести, стащила у матери из кошелька пятьдесят долларов и убежала.
Она заморгала и удивленно посмотрела на Лукаса, словно вернулась откуда-то издалека.
— Это был мой первый опыт изменения будущего. Яосталась жива.
— Ну не все так просто, ты же сама понимаешь, — немного помолчав, сказал Лукас. — Твое видение было своего рода предупреждением о том, что случится, если ты не покинешь дом, одним из вариантов развития будущего.
— Еще бы мне не знать! В последующие годы я не раз убеждалась, что своим вмешательством я вызываю те самые события, которые вижу в своих видениях и которых стараюсь избежать. — Саманта кисло усмехнулась. — Похоже, будущему не нравится, когда его видят слишком ясно. Оно не любит облегчать нам жизнь.
— Да, верно. Вселенная не прощает самодовольства и лени.
— В первые годы самостоятельной жизни мне иногда казалось, что я иду по высоко натянутой тоненькой проволоке. Я ведь ничего не умела, кроме как предсказывать будущее. Порой я пыталась изменить то, что видела. В одних случаях — получалось, а в других — меня охватывал такой страх, что я просто не знала, что делать.
— Тебе было слишком мало лет для таких экспериментов.
— Дело не в возрасте, Я тебе уже говорила, что слишком рано повзрослела, — сказала она и торопливо продолжила: — Я направлялась на юг, туда, где потеплее, где я могла бы в случае необходимости переночевать на улице. Такое частенько случалось. Перебивалась я тем, что за пару-тройку долларов предсказывала будущее на улице. Нередко попадала в полицию. Закончилось мое путешествие тем, что я повстречалась с Лео и он взял меня в свой цирк.
— И сколько тебе пришлось бродить по улицам?
— Полгода. В общем, недолго, но вполне достаточно, чтобы насмотреться на все стороны жизни. Как ты сам сказал, «Вечерний карнавал» оказался лучшим выбором. — Саманта внимательно посмотрела в глаза Лукаса. — И я не нуждаюсь в твоем сочувствии, — сказала она твердо. — Многие могли бы порассказать истории пожалостливее моей, тем более что моя закончилась вполне счастливо.
— Сэм…
— Прости, я всего лишь хотела напомнить тебе, что ты не единственный, кто знает, что такое страх и боль. Уже работая в цирке, я несколько месяцев не могла спать спокойно. Какое-то время мне казалось, что он найдет меня. Страх научил меня не доверяться никому.
— Но мне-то ты доверилась, — возразил Лукас.
— Я и сейчас тебе доверяю, — произнесла Саманта и, не дожидаясь ответа, приподняла одеяло, собираясь укладываться. — Можешь идти в душ, а я ложусь спать. Никак не могу согреться.
Лукас не знал, что сказать, как разрушить стену, возникшую между ними по его вине. Он понимал, что Саманте нужно от него, по крайней мере ему казалось, что он догадывается, но ее постоянные уколы причиняли ему боль.
Он понял, о ком ему следует рассказать сейчас, — о Брайане, но даже сейчас рана эта была еще очень свежа, и бередить ее он не стал.
Вздохнув, он извлек из привезенной сумки одежду и туалетные принадлежности и направился в душ, надеясь, что горячая вода поможет ему привести в порядок мысли.
Он сознавал, что без Саманты, без ее постоянных уколов, он не нашел бы Уайата вовремя. Ей удалось найти очень болезненный для него, но вполне эффективный метод, благодаря которому он преодолевал свой внутренний барьер. Злость, которую он испытывал от нападок Саманты, заставляла его раскрываться и улавливать чужие страх и боль.
Лукаса сильно беспокоило, что его собственная злость стала тем ключиком, которым отпираются его экстрасенсорные способности. Он много лет изучал психологию и паранормальные способности и не мог даже предположить, что у него они проявляются в минуты крайнего озлобления.
Напротив, он считал, что он должен действовать как раз наоборот — успокоиться, сконцентрироваться, и его экстрасенсорные возможности проявятся сами. Он ошибался. Сколько раз он часами заставлял себя успокоиться и сконцентрироваться, но не добивался ничего, кроме изнеможения.
Все это он отлично знал.
Много лет знал.
Знал, что в тишине и спокойствии ничего у него не получится, но гнал эту мысль. В моменты, когда он отчаянно пытался найти потерявшегося или похищенного человека, испытывавшего боль или сильный страх, он иногда сам начинал пугаться последствий, которых эти попытки ему самому стоили.
Потому что он ощущал то же самое, что и те люди, которых он искал.
Их ужас, их агония передавались ему, впитывались в него и, оседая в памяти, регулярно увлекали в адскую бездну мучений.
Когда Лукас после душа вернулся в спальню, там было темно и тихо. Он еще раз проверил дверь, вытащил из кобуры пистолет, сунул его под подушку и лег рядом с Самантой.
Он долго смотрел в потолок, затем порывисто повернулся к ней и крепко обнял.
— Все равно холодно, — пробормотала она тихо.
Он прижал ее к себе еще сильнее. Его удивило, что тело ее было теплым, почти горячим. От его прикосновений оно чуть подрагивало. В эту секунду он вдруг понял, что мучительный холод, без погружения в который ее способности не проявлялись и который охватывал ее от вида насилия, является и следствием побоев, и расплатой, такой же страшной, что и его страдания.