Победить страх

Глава 8

Понедельник, 1 октября

Детектива Линдси Грэм похоронили серым ненастным днем рядом с ее родителями. Те тоже умерли преждевременной смертью, погибли в автокатастрофе, виной которой стали гололед и пьяный водитель встречной машины. Но их погребение не сопровождалось салютом, их гробы не были обернуты звездно-полосатыми флагами, возле их могил не стояли одетые в мундиры полицейские, многие из которых не сдерживали слез, не выводили тягучие мелодии волынки.

Об их гибели не писали газеты — ни местные, ни тем более региональные, их соседей не атаковали журналисты, выискивающие любую достойную внимания новость Гибель Линдси сделала ее знаменитой, точнее — печально знаменитой, но скажи ей об этом кто-нибудь при жизни, она бы цинично рассмеялась. Потому что какая разница, в славе или бесславии тело опускают в землю? У края могилы стояла Кейтлин, крепко прижимая к груди небольшой треугольник флажка, сунутый ей кем-то из присутствующих. Когда почти все ушли, она продолжала стоять, размышляя и о жизни, и о похоронах Линдси, своей сестры. Так уж сложилось, что они не были очень близки, но они любили и уважали друг друга.

«Поздно сожалеть, что сложилось именно так, а не иначе», — думала Кейтлин.

Уайат Меткалф остановился рядом с ней.

— Давайте я подвезу вас до мотеля, — предложил он.

Традиционных поминок решили не устраивать, потому что она их не любила и никогда в них не участвовала. Ей претили приглушенные голоса за хорошо накрытым столом, высокопарные речи, вереницы машин и венки с черными лентами у входных дверей.

«Предайте мертвых земле и продолжайте жить», — говорила она с шокирующей полицейской прямотой. Или сиротской. Кейтлин вдруг страстно захотелось понять, откуда в Линдси появился этот цинизм.

Но и узнать об этом было тоже поздно.

Поздно было интересоваться, какой фильм ей больше нравится, какой роман произвел на нее самое сильное впечатление и продолжает ли она так же любить поп-корн. Слишком поздно извиняться за пропущенные дни ее рождения, сочувствовать ей в ее тяготах, которые испытывала она, одинокая женщина, сама пробивавшая себе дорогу в жизни, и выспрашивать, не ошиблась ли она в выборе мужчины.

Время безжалостно ушло. Поздно, все слишком поздно…

Подняв глаза на ожидавшего ее ответа шерифа, Кейтлин сказала:

— Спасибо, не нужно. Здесь недалеко, я дойду пешком, — и прибавила: — Здесь все слишком близко.

Шериф чувствовал себя неловко, хотя, сказать по правде, в последние дни это чувство ни на мгновение не покидало его.

— Могу я чем-то помочь вам? — спросил он.

— Нет, спасибо. — Кейтлин покачала головой. — Я пробуду здесь совсем недолго. Соберу ее вещи, приберу квартиру, оформлю все необходимые бумаги — и сразу же уеду.

— Мы поймаем его, Кейтлин. Обещаю вам — мы поймаем эту сволочь.

Кейтлин понимала: если она признается шерифу, насколько ей безразлично, схватят они или нет зверя, укравшего у нее жизнь ее сестры, тот крайне удивится. Но разве этим можно вернуть ей Линдси? И кроме того…

Преступник был совсем из другого мира. Судя по тому, что ей о нем рассказывали, он потерял все человеческое, превратился в бесчувственного хищника. Не ненависть, которую еще как-то можно понять, и не психическая болезнь, сопровождающаяся голосами, руководили им и толкали на убийство.

Он как ни чем не бывало забирал деньги, после чего хладнокровно убивал свою жертву, ставшую ему ненужной.

— Поймайте, — наконец ответила она, чувствуя, что ее молчание затянулось. — Я буду рада, если вам удастся это сделать. Ну и что же вы стоите? Идите и ловите его, — прибавила она с негодованием и обернулась к шерифу. Она заметила, как кровь бросилась ему в лицо, бледное, изможденное, и пожалела, что сорвалась. На миг в ней мелькнуло желание извиниться перед ним, объясниться, но она отбросила его. В конце концов, ей было совершенно все равно, что он о ней подумает.

— Кейтлин…

— Я в полном порядке, — произнесла она и подумала, что все банальности, которые она говорила в последние дни, должно быть, высвечиваются у нее на лбу. — Извините. Спасибо, — тихо произнесла она.

Он еще немного постоял, затем повернулся и ушел. Кейтлин не обернулась, не посмотрела ему вслед. Она не замечала, как вокруг нее начало пустеть. Она видела перед собой только кладбищенских рабочих, терпеливо и неподвижно с печальными лицами ожидавших просьбы приступить к финальной части церемонии — погребению.

Гроб с телом Линдси еще не был опущен, он висел у самого края могилы. В воздухе стоял густой сладковатый аромат цветов, к которому примешивался запах свежевырытой земли.

— Оставь ее, — донеслось до Кейтлин. — Теперь нужно уходить.

Кейтлин подняла голову, скользнув взглядом по отливающему тусклой бронзовой краской гробу, и на противоположной стороне могилы увидела Саманту Берк. Сейчас она совсем не напоминала ту мадам Зарину из цирка — без цветастых шалей и юбок, чалмы и толстого слоя косметики она выглядела как обычная, причем довольно молодая, женщина.

Впрочем, нет, отметила Кейтлин, было в ее облике что-то не совсем обычное.

Особенной делал ее пронизывающий взгляд, прямой и честный. Она словно прожигала им насквозь, догадывалась о том, что другие в себе даже не подозревали, видела то, что гораздо дальше границ реальности.

Кейтлин вспомнила, как Саманта обожгла себе руку ее кольцом, и подумала, что странно, должно быть, чувствует себя человек, умеющий разглядеть вещи, которые другим представляются лишь в их воображении.

— Оставь ее, — повторила Саманта. Она поежилась под черным не по размеру большим пиджаком и сунула руки в карманы, словно начала вдруг замерзать. То ли от промозглого холода, то ли от чего-то еще.

Впервые за весь день Кейтлин воздержалась от банальностей.

— Почему? — просто спросила она.

— Потому что пора уходить, — ответила Саманта. — Пора пережить это время, — прибавила она холодно, почти бездушно.

— Потому что так хотела бы Линдси? — бесцветным голосом спросила Кейтлин.

— Нет. Просто так всегда делают. Смиряются. Мы облачаем их в лучшие одежды, укладываем в обитые шелком ящики, чтобы им было сухо, помещаем в бетонированные склепы, чтобы оградить их от червей, потом ставим памятники с надписями, засеиваем землю травой, а потом навещаем их, более или менее регулярно, приносим цветы и разговариваем с ними, как будто они могут услышать нас.

Кейтлин заметила, что кладбищенские служители бросают на Саманту неодобрительные взгляды. Они явно хотели бы возразить ей, но смолчали. Про себя же она отметила, что впервые за много дней слышит нормальную человеческую речь, без ненужного пафоса и вымученной патетики.

— Посещать ее я смогу очень редко. Соберу вещи и сразу же уеду, — сказала Кейтлин.

— Чтобы жить своей жизнью. — Саманта кивнула. — У мертвых — свой путь, у нас — свой.

Кейтлин с интересом разглядывала Саманту.

— Так ты считаешь, что за этим есть еще что-то?

— Конечно, есть, — ответила Саманта будничным тоном.

— Ты точно знаешь?

— Да.

— И рай есть, и ад?

— Да, как было бы просто и славно, правда? Стал хорошим — попал в рай, остался плохим — отправляйся в ад. Либо черное, либо белое, без всяких полутонов. Достаточно следовать правилам — и все превратились в ангелов, а жизнь — в путешествие по прекрасному саду. Нет, жизнь намного сложнее, потому мне и непонятно — с чего это мы решили, что за смертью ничего нет? Ничего подобного. Жизнь бесконечна, только формы у нее разные. Она сложна, многообразна, многослойна и уникальна для всякого человека. Вот в чем я уверена.

Кейтлин, нисколько не удивившись, почувствовала, что в речи Саманты она нашла утешения больше, чем во всех проповедях, что она слышала, начиная с воскресной школы.

— Холодно тут и сыро, — сказала Саманта. — И служащие ждут, им еще нужно закончить работу. Давай не будем им мешать. Пойдем зайдем куда-нибудь и выпьем по чашке горячего кофе или чая.

Кейтлин перевела взгляд на гроб, в котором покоилась ее сестра, затем снова посмотрела на Саманту и кивнула.

— Кофе? С удовольствием, — ответила она и вслед за Самантой направилась к шоссе.

Пока они выходили с кладбища, Кейтлин ни разу не обернулась.

Лео Тедеско стоял в отдалении, но тем не менее хорошо видел, как проходила церемония. Он, правда, не слышал ни слов священника, ни речей, но и не особенно сожалел об этом. Подходить ближе он не стал — смерть угнетала его, а насильственная смерть причиняла почти физическую боль.

Гибель Линдси Грэм он переживал особенно сильно.

Саманта избегала всех, и его в том числе, поэтому Лео пришлось идти за ней, держась на почтительном расстоянии. К счастью, она его не заметила. Он наблюдал за ней. Она стояла метрах в пятнадцати от могилы Линдси, скрываясь за памятниками, стараясь не попасть в поле зрения Уайата Меткалфа.

Федеральные агенты, как догадывался Лео, прекрасно знали, что Саманта находится неподалеку, но никто из них не подошел к ней ни во время церемонии, ни после, когда они выходили с кладбища.

Такое поведение с их стороны Лео счел непростительным.

Потом Саманта подошла к сестре Линдси и о чем-то говорила с ней, после чего они обе направились к выходу.

Ее действия показались Лео странными. Он знал, что Саманта обычно не вмешивалась в полицейские расследования. В своей палатке в образе мадам Зарины она давала людям советы, отвечала на беспокоящие их вопросы, но вне ее, становясь собой, Саманта предпочитала не впутываться в чужие дела. Этому научила ее жизнь, преподав несколько суровых уроков.

«Так что же с ней вдруг случилось? — недоумевал Лео. — Через неделю цирк должен покинуть Голден, — подумал он. — Если, конечно, шериф Меткалф не выставит нас отсюда раньше». График их турне был разработан давно, впереди предстояло несколько остановок в тихих городках юго-западных штатов. На зиму цирк должен был обосноваться во Флориде.

Пока Саманта не просила Лео изменить планы, но он с тревогой чувствовал, что еще попросит. Ему не нужно было быть провидцем, чтобы заметить, как глубоко она страдает и стремится вмешаться в расследование. Лео подозревал, что именно толкало ее на этот шаг.

Присутствие Люка.

За все пятнадцать лет, что он знал Саманту, она только один раз потеряла самообладание, изменила собственному прагматизму, и полученный горький, болезненный опыт навсегда изменил ее.

«В ней словно что-то надломилось, — вспоминал Лео. — Сознательно или неосознанно, но Люк был тому причиной. Чертов Люк!»

Одно только упоминание его имени выводило Лео из себя.

«Что за проклятое местечко! Уезжать отсюда нужно, и побыстрее. Еще несколько дней, и все начнут глаза на нас пялить, а ненужная реклама, тем более в Голдене, нам сейчас совершенно не нужна. Того и гляди ее грязный шлейф потянется за нами и дальше».

Лео остановился и посмотрел вбок, где внезапно, словно ниоткуда, возникла фигура мужчины.

— И давно ты здесь? — недовольно спросил он.

— С самого начала церемонии.

— Зачем пришел? — спросил Лео и сам же ответил: — За Самантой следишь?

— Ну раз ты сам знаешь…

Лео пожевал нижнюю губу.

— Пока знаю только одно — ей твоя затея не понравится.

— А мне наплевать, что ей нравится, а что нет.

— Так зачем ты идешь за ней?

— Мне нет необходимости идти за ней. Сейчас она сидит с Кейтлин Грэм в ресторанчике неподалеку, в переулке, если тот огрызок улицы вообще можно назвать переулком, и пьет кофе. Кофе для нее — яд, она может им отравиться, но ничего хуже этого с ней сегодня не случится.

Лео озабоченно кивнул:

— И слава Богу. Она часто ходит по городу, привыкла к нему, и пока никто ее на улицах не узнает. Потому что в газетах появлялись только фотографии Зарины, в которой Саманту не узнаешь. Но репортерам удалось заснять ее без экзотических цирковых нарядов, и скоро жители начнут узнавать ее. По-моему, она последние часы ходит спокойно, уже вечером на нее начнут пялиться. Ты газеты читаешь? Новости по телевизору смотришь?

— Да.

— Общее мнение о Саманте в Голдене еще не сложилось, но пресса уж постарается восполнить этот пробел. Журналисты обожают экстрасенсов, тем более настоящих, а не мнимых. Потом пройдет неделя-две, и сенсация из региональных изданий перекочует в федеральные, а там счет пойдет на дни. Одна малюсенькая заметочка — и у меня телефон раскалится от звонков из Си-эн-эн.

— Нет никаких доказательств, что она настоящий экстрасенс. Полиция отвергает сообщения газетчиков о том, что Саманта находилась под подозрением. А о том, что она предсказала похищение детектива Линдси Грэм или Митчелла Кэллогана, как и о ее добровольном заключении, они вообще не заикнутся.

— Похоже, мы с тобой смотрим одну и ту же телепрограмму, — предположил Лео. — И читаем одни и те же газеты. Для спекуляций на тему похищений журналистам вовсе не нужны доказательства они и без них прекрасно обойдутся. Додумают. Уж что-что, а это они делать умеют.

— Пусть. Тебе и твоему цирку от этого одна польза.

— Да, на некоторое время успех обеспечен. Реклама подтолкнет людей, и они повалят к нам хотя бы из любопытства. Но что будет потом, когда ажиотаж схлынет? Как это все отразится на Саманте? Она и так уже работает на износ, как проклятая. Мне нет нужды тебе объяснять, что долго в таком режиме она не продержится — нервы в конце концов сдадут и она свалится.

— Ты не знаешь современную молодежь, это совсем другое поколение.

— Какое бы ни было. Работать допоздна каждый день…

— Стареешь, — перебил его собеседник. — В двадцать семь лет они еще не знают ни усталости, ни что такое «допоздна». Это мы с тобой засыпаем на вечерних детских телепередачах.

— Гляди-ка, ты, оказывается, хорошо помнишь свою молодость. — Лео усмехнулся.

— Еще как помню. Мой старший двоюродный брат обычно рассказывал мне на ночь страшные сказки. Не сам выдумывал, конечно, брал сюжеты из «Театра ужасов», было у нас такое местное телешоу. Про привидений, оборотней и прочую ночную нечисть.

Лео почувствовал, как по его спине пробежал неприятный холодок, но отчего — он так и не понял.

— Ты заявился сюда, наверное, не для того, чтобы побеседовать о масс-культуре, — нахмурившись, сказал он.

— Одному из нас такие беседы не помешали бы.

— Ты не мог бы говорить серьезно?

— Сейчас я серьезен, как инфаркт, — ответил собеседник.

Мысленно Лео вынужден был согласиться с ним.

— Тогда ответь: чем ты собираешься заниматься?

— За что мне платят, тем я и занимаюсь.

— А что ты сейчас делаешь?

— Сейчас? Жду.

— Чего ждешь?

— Хочешь — верь, а хочешь — нет, но я ожидаю знака.

Лео удивленно заморгал:

— Какого знака?

— Мне сказали, что я его узнаю, и предупредили, чтобы я не отвлекался. Пока ничего похожего на знак не появлялось. По крайней мере я так думаю. Вот я и… дожидаюсь его.

— Ты не заметил, что несколько человек погибли? — Лео поймал взгляд собеседника и внезапно почувствовал желание отступить назад. Есть люди, на которых противно смотреть и к которым не хочется прикасаться. Его собеседник принадлежал как раз к такому виду. — Я просто тебя информирую, — прибавил он торопливо.

— Разве я похож на человека, которому ничего не известно о похищениях?

— Это верно, не похож. — Лео помолчал, затем прибавил, надеясь вызвать его на откровенность: — Ты догадываешься, как будет выглядеть тот знак?

— Представления не имею, — охотно отозвался тот.

— Ты говоришь загадками…

— А ты бы как говорил на моем месте?

Лео задумался и кивнул.

— Не знаю, как бы я говорил, но чувствовал бы себя таким же расстроенным, потерянным… и бесполезным.

— Спасибо, ты очень красиво все выразил.

Собеседник начинал его раздражать. Лео, человек вспыльчивый, решил закончить разговор, чтобы не вводить себя в соблазн треснуть по его сальной физиономии. Откашлявшись, он проговорил:

— Собираешься прийти в цирк?

— Пока нет.

Лео решил напоследок рискнуть и выведать его настроение.

— Мне показалось, ты сказал, что не следишь за Самантой.

— Сейчас нет. Но я не говорил, что не буду следить за ней.

— Она была очень напугана, — без эмоций сказал Лукас, не отрываясь от лежащего перед ним заключения о смерти Линдси. — Ничего удивительного.

— Ты ощутил ее страх?

Лукас молчал.

— Так ощутил или нет?

— Это уже не важно, Уайат.

Шериф беспокойно заерзал в кресле.

— Извини, но… я хочу знать, через что ей пришлось пройти.

— Не нужно, — твердо сказал Лукас.

— Ты что, не понимаешь? Я должен это знать.

— Ты не должен даже находиться здесь. Иди домой и предайся горю.

— Я не могу уйти. Что я там буду делать? Таращиться на стены? Грызть поп-корн, который Линдси не доела на прошлой неделе? Лежать на кровати, сохранившей ее запах?

Лукаса не удивил ни всплеск эмоций, ни то, что шериф решил открыться незнакомому человеку. Так или иначе, а отчаяние найдет выход, и посторонним люди говорят гораздо больше, чем своим друзьям или близким. Лукасу не раз доводилось видеть и слышать подобное.

Только от этого ему самому не становилось легче.

— Вчера я лег, попытался уснуть, — продолжал Меткалф надтреснутым голосом, — но не смог всю ночь глаз сомкнуть. С тех пор как мы ее нашли, я не могу спать. Постельное белье… Я мог бы постирать его, но не хочу… Не хочу терять ее запах, не хочу. Мы встречались тайно. Она считала, что лучше не афишировать наши отношения, что так будет лучше. Ее запах — это все, что у меня осталось от нее, и я не хочу, чтобы он исчезал. Извини, это очень личное. — Он поднял голову, взглянул на Лукаса и удивленно заморгал, словно впервые увидел его. — Но ты-то знал о наших отношениях, да?

— Разумеется, знал.

— Потому что ты экстрасенс?

Лукас криво усмехнулся:

— Нет, Уайат. Потому что ты никудышный актер. Говоря по правде, о том, что вы были любовниками, догадывались все.

— Думаешь, Кейтлин тоже знает?

— Она живет не здесь, так что, возможно, и не знает.

Уайат поморщился:

— Узнает, как только начнет убирать квартиру Линдси. Я там оставил кое-что из своих вещей.

— Она промолчит.

— Да хоть и скажет — мне все равно. Я ей сам все расскажу, объясню, что для меня это была не случайная связь. Ничего подобного.

Лукас снова помолчал, затем, откинувшись на спинку стула, сказал:

— Объясни, если считаешь нужным, но я бы тебе посоветовал немного повременить. Она сама не своя ходит, подожди, когда первый шок пройдет, а тогда уже можешь признаваться.

— У кого шок пройдет? У меня или у нее?

— У вас обоих. Не торопись, пусть все немного уляжется.

— Уляжется… — грустно повторил шериф. — Как я понял из сегодняшнего разговора с ней, надолго она здесь не задержится.

— Вот это и есть отголосок шока. Как только он начнет понемногу проходить, она наверняка захочет выяснить, кто убил ее сестру. Полагаю, она пробудет здесь долго. Некоторые не уезжают, ждут месяцами. Кое-кто пытается участвовать в расследовании, кто-то нанимает частных детективов, но все жаждут увидеть финал. Он им нужен. Чтобы спокойно жить дальше.

Уайат опустил голову:

— Забыл, прости… Тебе пришлось многое повидать за последние полтора года, да? И смерть… и горе…

— Да, — кивнул Лукас.

— Туго тебе приходится? Я имею в виду: как тебе удается проходить через это без переживаний?

Лукас и прежде слышал подобные вопросы, и ответ на них у него был давно готов.

— Я просто концентрируюсь на том, что я способен изменить, на том, что я могу проконтролировать. На поисках людей, потерявшихся или похищенных. Если мне не удается обнаружить их живыми, если я опаздываю, я ищу то, что от них осталось, — их тела. Когда я нахожу убийцу, я сажаю его за решетку, туда, где он и должен находиться. Иначе говоря, я по мере сил помогаю живым и мертвым.

Лицо шерифа дернулось.

— Тогда скажи мне одну вещь — почему Линдси? Зачем этот сукин сын похитил ее?

— Ответ ты и сам знаешь — побольнее ударить. Тебя, меня. Поиздеваться над теми, кто ее знал и помнит. Он бросил вызов всем нам. Он похитил ее буквально из-под носа, пока мы следили за Кэрри.

— Это твоя мадам Зарина навела нас на ложный след.

— Перестань, Уайат! — Лукас покачал головой. — Я понимаю, что тебе сейчас хочется кого-то обвинить в случившемся, но только Саманта здесь ни при чем. У нее есть свои недостатки, но что касается ее экстрасенсорных способностей, то я не знаю никого, кто предсказывал бы точнее. Я абсолютно уверен, что она рассказала именно то, что увидела.

— Ты хочешь сказать, что даже настоящий экстрасенс может ошибиться?

— Совершенно верно. — Лукас опустил глаза и нахмурился. — Хотя предсказания Саманты всегда были точными, — проговорил он, словно обращаясь не к шерифу, а к себе. — Наверное, лучше додумать о том, почему она увидела не Линдси, а другую жертву.

— Может быть, Зарина что-то пропустила и Кэрри Вотан станет следующей? — отозвался Меткалф с видимой неохотой.

— Она видела газету за четверг и узнала ее на фотографии, которую тебе прислал преступник.

— Значит, она соврала.

— Нет. В подобном случае она никогда так не поступит.

— Ты так уверен в ней?

— Уайат…

Шериф перебил его:

— Ты полицейский и не чувствуешь элементарной ловушки? Вот смотри — она сама, — шериф сделал ударение на этом слове, — приходит к нам, заявляет, что готовится второе покушение, и, якобы чтобы доказать свою невиновность, добровольно садится под арест. Мы бросаемся к потенциальной жертве, начинаем следить за ней. В результате она жива и невредима, а исчезает совсем другой, ни в чем не повинный человек. Ты спокойно разводишь руками и говоришь, что произошла ошибка и Зарина не виновата.

— Уайат, ты прекрасно знаешь, что она не похищала Линдси.

— Своими руками — нет, но чужими — возможно. Никто не знает, сколько на самом людей замешаны в похищениях. Если бы действовал один человек, вы бы со своими талантами давным-давно его схватили. Так или нет? теперь представь, что все это время вас попросту дурили. Люк, давай на минуту предположим, что Саманта Берк действует не одна, а с напарником. Ну или с другом, имя которого она скрывает. Разве не может за всеми преступлениями стоять кто-то из циркачей?

— Ты же всех их проверил.

— За ними в прошлом ничего не числится, это правда. Но разве мало на свете преступников, которых просто не ловили за руку? Бродячий цирк, который нигде надолго не задерживается… маленький рэкет… удобно, да? Приезжает в город, срубает немного бабок — и ищи-свищи. Где он? Куда направился? Никто не знает…

Лукас мотнул головой:

— Нет. Мы полтора года идем по его следу, и только впервые он совершает преступления в городе, где останавливается цирк.

Уайат вскочил, схватился за край стола и, перегнувшись через него, впился взглядом в лицо Лукаса.

— Да ты вспомни, как она здесь, в этой самой комнате, говорила, что во время их гастролей они слышали о похищениях.

— О них многие слышали. Что тут удивительного? Слухи распространяются быстро, сам знаешь.

— А может быть, цирк расположен к источнику слухов ближе, чем ты предполагаешь? Может быть, он все-таки имеет к похищениям какое-то отношение? Они не обязательно должны останавливаться в том городе, где готовится преступление. Они могут находиться рядом, в часе-двух езды на машине. Маршрут у них постоянный, они из года в год по нему ездят, и времени на выбор жертвы и для наблюдения за ней у них вполне достаточно. Что им стоит незаметно разузнать о привычках человека, о его режиме работы и отдыха? Все это вполне возможно.

Лукас стойко выдержал взгляд шерифа и спокойно ответил:

— Ошибаешься, Меткалф.

— Ах вот как? Ну что ж, посмотрим. Мои люди проверят каждый шаг цирка «Вечерний карнавал» за последние полтора года. Я узнаю, в каких городах они останавливались, возле каких стоянок они оседали и какие аттракционы устраивали. Я выясню точно, имеют ли циркачи хоть какое-то отношение к похищениям или нет.

Лукас, не перебивая, с равнодушным видом слушал Меткалфа. Уж кто-кто, а он знал, что горе делает человека одержимым.

— И тебе нравятся твои способности? — спросила Кейтлин Грэм и маленькими глотками отхлебнула немного кофе.

Саманта обхватила ладонями горячую чашку и криво усмехнулась:

— Хороший вопрос. Когда как. Иногда нравятся, а иногда нет.

— Когда ты видишь плохие события, они тебе не нравятся?

— Плохие, пугающие, тревожные. Когда я такое вижу, мне кажется, что я смотрю фильм ужасов, только не в кинозале, без пакетика поп-корна в руках и без возможности уйти или оторваться от экрана.

— Разве ты не можешь управлять своими видениями?

— Всякое бывает. — Саманта поежилась. — Когда эмоциональный накал высокий, видение становится напряженным и захватывает меня. В смысле, втягивает в себя.

— До такой степени, что ты обжигаешься, если держишь какой-то предмет?

— Раньше этого не случалось, только с недавнего времени начало происходить. Обычно я выхожу из видения очень уставшая, дня три потом страшно хочу спать.

— Ты видела Линдси? В комнате рядом с преступником.

Саманта кивнула. Она понимала, что Кейтлин хочет поговорить о своей сестре, поэтому она ответила бесхитростно и без прикрас:

— Как любой хороший полицейский, она пыталась выпутаться из ситуации. Она разговаривала с похитителем, пыталась найти его слабое место и получить преимущество.

Кейтлин прикусила нижнюю губу.

— Почему ты так уверена, что после смерти есть еще что-то? Ты общалась с кем-нибудь из потустороннего мира?

Саманта не стала спорить относительно терминологии, она ответила просто:

— Я не медиум.

— То есть такими вещами, как контакты с умершими, ты не занимаешься?

— Нет, и не пробовала. Знаешь, я ясновидящая. На цирковом языке это слово означает «предсказательница будущего», — ответила Саманта.

Уловив в ее голосе нотки театральности, Кейтлин едва заметно улыбнулась:

— На твоей афише так и написано.

— И правильно написано. Моя главная способность — предвидение. Можешь называть ее даром выходить за пределы физических возможностей — зрения и слуха. Иногда я угадываю и настоящее, что тоже называется ясновидением. В отличие от других ясновидящих, которые черпают информацию отовсюду, то есть хаотично, я вижу целенаправленно. Настраиваюсь на определенное событие или фокусируюсь на образе человека.

— Как в случае с Линдси?

Саманта снова кивнула.

— Но эта возможность для меня вторичная, побочная, если хочешь. Лучше всего у меня получается, когда я касаюсь какого-либо предмета, из него я и получаю всю информацию.

— Ты всегда работаешь с предметами?

Саманта немного помолчала, вспоминая свой опыт, затем ответила:

— Всегда. К счастью, видения возникают, только когда я этого хочу, а не всякий раз, когда ко мне в руки попадает что-нибудь — банка консервов или зубная щетка.

Набравшись смелости, Кейтлин спросила:

— А что вызывает у тебя видения? В смысле — почему одни предметы их провоцируют, а другие нет?

Обдумывая ответ, Саманта сделала несколько глотков остывшего чая.

— Люди поученее меня говорят, что все дело в энергетике. Эмоции и действия несут в себе энергию. Чем сильнее и продолжительнее чувства, тем выше вероятность, что энергия распространится в определенном месте или перейдет на какой-либо объект. Что-то вроде памяти, только энергетической. Когда я дотрагиваюсь до предмета, мой мозг улавливает вошедшую в него энергию. Вот и все.

— Не понимаю, как ты почувствовала энергию в кольце Линдси. Она не носила его уже много лет, а в детстве никогда не тонула.

— Если бы это можно было объяснить, исчезла бы вся таинственность, — улыбнулась Саманта, пожимая плечами. — Не исключено, что у каждого человека есть свой энергетический почерк, такой же уникальный, как отпечатки пальцев. Они отдают вещам часть своей энергии, которая долгое время сохраняется в них. Когда я дотрагиваюсь до какого-либо объекта, мой мозг фиксирует энергию и по ней распознает настоящие и будущие события, и чем сильнее эмоциональный заряд, тем точнее картинка.

— Иначе говоря, как только ты взяла в руку кольцо Линдси, ты определила ее будущее… только потому, что она часто носила его в детстве?

— Может быть. Если честно, Кейтлин, я не знаю, как у меня все получается, да я и не думаю об этом. Есть у меня дар — и есть, и этого мне достаточно. Еще я хорошо жонглирую и стреляю по всплывающим мишеням. А в покер я играю лучше всех в нашем цирке.

Кейтлин улыбнулась:

— Уж эти таланты тебя точно не беспокоят.

— Не скажи. Ты бы никогда не обыграла Лео в покер, ручаюсь. Шельмец еще тот.

Кейтлин продолжала улыбаться, но глаза ее вдруг сделались серьезными.

— Если я попрошу тебя кое-что для меня сделать, ты согласишься?

— Смотря что, — устало вздохнула Саманта.

— Дотронуться до одного предмета.

Ее просьба не удивила Саманту. Чуть приподняв брови, она молчала, ожидая продолжения.

— Сегодня я заходила в квартиру Линдси, искала, во что бы ее одеть…

Саманта понимающе кивнула.

— Я знала, что она встречается с Меткалфом, поэтому нисколько не удивилась, обнаружив там его вещи. Однако среди прочего я нашла вот это. — Она открыла сумочку, достала оттуда платок, в котором было что-то завернуто, и положила его на стол. — Я не дотрагивалась до него. Скажу сразу — эта вещь не может принадлежать Линдси.

Саманта увидела небольшой кулончик, что-то вроде подвески или амулета — черный паучок в центре серебряной паутинки, с колечком для цепочки. «Такие надевают чаще всего на Хеллоуин», — подумала она и машинально спросила:

— Почему ты думаешь, что эта вещь не может принадлежать Линдси? — Собственный голос вдруг показался Саманте чужим.

— Потому что Линдси с детства боялась пауков, даже игрушечных. — Кейтлин поморщилась. — Странно для полицейского, не правда ли? Что поделать… Кстати, когда я разговаривала с ней по телефону с месяц назад, она сказала, что регулярно дезинфицирует квартиру. У нее была настоящая паукофобия, можешь мне поверить.

— Но ведь это же не настоящий паук, — недоумевала Саманта.

— Не важно, — отрезала Кейтлин. — Линдси даже нарисованных пауков боялась, а уж украшение в виде паука никогда бы не купила.

— Может быть, ей его кто-то подарил?

— Она бы его просто не взяла. Нет, Саманта, я абсолютно уверена — эта вещь не ее.

— А где ты его нашла?

— На тумбочке возле кровати. Что тоже странно — увидев возле себя паука, она бы просто не заснула. Я расскажу тебе один случай. Когда Линдси только-только научилась ходить, в кроватку к ней заполз маленький паучок. Комната наша находилась на первом этаже. Так Линдси выскочила из кроватки и побежала на второй этаж, к родителям. Потом она рассказывала мне, что помнит каждую секунду, как она взбиралась наверх, но сначала она испугалась так, что не могла пошевелиться. После этого ей несколько ночей снились кошмары.

— Значит, ты считаешь, что это украшение ей кто-то подбросил?

— Я знаю одно — Линдси никогда бы такое не купила, а заметив в своей квартире, взяла бы веник, совок и выбросила его в ведро.

— Может быть, Меткалф подарил?

— Нет. — Кейтлин энергично замотала головой. — Они давно знали друг друга, уже с полгода как стали любовниками, и он не стал бы так грубо шутить. Он наверняка знал, что она действительно боится пауков, она всем своим знакомым об этом говорила, иногда в шутку, а иногда всерьез. А ты разве не знала?

— Знала, от нее самой, — медленно произнесла Саманта. — Когда я находилась у них, в полиции, Линдси пару раз приносила мне кофе и в один из своих приходов будто шутя спросила, могу ли я заглянуть в ее будущее и сказать, не… — Она осеклась.

— Не умрет ли она от укуса паука? — закончила фразу Кейтлин.

— Да. — Саманта кивнула.

— В детстве Линдси боялась двух вещей — пауков и воды над головой. Боязнь воды она преодолела, научившись плавать, а вот победить страх перед пауками ей так и не удалось.

— Понятно… Пауков он использовать не стал — во-первых, их поведение не проконтролируешь, а во-вторых, она сразу запаниковала бы. И тогда он решил прибегнуть к воде. Линдси не сразу догадалась, что ее ждет, а когда догадалась, было уже поздно. Вот чего он добивался — чтобы страх в ней возрастал постепенно, — пробормотала Саманта.

Кейтлин, ничего не расслышав, продолжала свой рассказ:

— Когда мне сказали, что он утопил ее, я думала только о том, какой ужас она испытала перед смертью. Она всегда боялась умереть именно так. Сначала это показалось мне жутким совпадением, но после того как я обнаружила на ее тумбочке украшение в виде паука, поняла — никакого совпадения здесь нет. Он не просто хотел убить ее, он хотел ее напугать.

— Ты полагаешь, что это он принес амулет в ее квартиру?

— А кто еще?

Саманта едва заметно кивнула:

— Скорее всего он. Только вопрос — когда.

— После ее смерти, — твердо ответила Кейтлин. — Либо сразу после того, как похитил ее. Я не шучу — Линдси сама такое в дом никогда не принесла бы.

— Если наши выводы правильные, то он оставил амулет не для Линдси, а для кого-то другого.

— Для меня? Предполагал, что я стану убирать квартиру и наткнусь на него?

— Нет, и не для тебя. После того как он послал Меткалфу записку с требованием выкупа, он знал, что тот бросится в квартиру Линдси. Шериф так и сделал, тем более что квартира не была опечатана. Амулет он не заметил, ему не до осмотра было, да и зачем ему осматривать квартиру? Наверное, он влетел туда как ураган, осмотрел комнаты и ушел.

— Ничего не понимаю. Куда ты клонишь? Зачем ему сообщать шерифу, что он собирается напугать Линдси?

Саманта набрала полную грудь воздуха, медленно выдохнула, потерла, разогревая, руки и потянулась к амулету.

— Сейчас все выясним, — сказала она.