На вампире были надеты солнцезащитные очки, которые уже стали его визитной карточкой, а на губах играла насмешливая улыбка.
— К твоим услугам.
Елена поняла, что он уехал из Нью-Йорка сразу же, как только туда прибыл Дмитрий.
— Вампиры страдают десинхронией?
Веном снял очки, позволяя Елене попасть под влияние своих глаз, с вертикальными, как у змеи, зрачками. Не важно, что она и раньше их видела, её кожа всё равно покрывалась мурашками от примитивного страха, глубокой подсознательной реакции на внеземной интеллект, отражающийся в тех глазах. Часть Елены всегда гадала: что ещё, кроме глаз, изменилось при его обращении, и остался ли у Венома способ мышления, как у людей, или же стал таким, как у холоднокровных созданий?
— Предлагаешь облегчить мои страдания, охотница? — проговорил вампир, проводя кончиком языка по длинному клыку, на конце которого появилась золотая капля, наполненная ядом. — Я тронут.
— Просто веду себя вежливо, — съязвила она в ответ на его подтрунивание.
Зрачки Венома сузились за секунду до того, как он обратно одел очки.
Елена просто не смогла удержаться от очередной шутки:
— А почему у тебя не раздвоенный язык?
— А почему ты не можешь летать? — с усмешкой парировал он. — Те штуки за твоей спиной не просто украшение.
Елена показала Веному средний палец, но всё же отчасти радовалась его раздражающему присутствию. Благодаря этому вампиру, она твёрдо ухватилась за настоящее и смогла оставить прошлое запертым в мысленном шкафу, где предпочитала хранить свои воспоминания большинство времени.
— Разве ты не должен вести себя, как мой сопровождающий?
— Следуйте за мной, миледи, — ответил он, указав путь рукой.
Не взирая на его слова, они шли рядом, пока он провожал Елену к главному офису Рафаэля, о существовании которого она даже не догадывалась до этого времени.
— Какие настрои в Манхэтене?
Елена спрашивала об этом у Сары и Рэнсома, но мнение вампира по поводу некоторых вещей, особенно если вампир так силён, как Веном, скорее всего, будет отличаться от мнения людей. Но, конечно же, Веном не дал определённого ответа.
— Люди начали верить, что слухи о твоём воскрешении значительно преувеличены. Большинство думают, что ты мертва и где-то похоронена. Так грустно.
Елена не обратила внимания на умышленную провокацию.
— Правда до сих пор не вылезла наружу? Я знаю, что люди Рафаэля не станут болтать, но вот другие? Микаэлла?
— Все завидуют. Рафаэль первый архангел на их памяти, который смог обратить человека в ангела, — Веном взглянул на Елену через очки, но она не увидела его глаз, лишь свое собственное лицо, окружённое тьмой. — Ты — уникальный трофей. Так что тебе следует быть осторожной, чтобы не оказаться сначала связанной в мешке, а потом на чьей-то стене.
Веном оставил Елену у двери кабинета. Когда она вошла, Рафаэль сидел за огромным чёрным столом. Ощущение дежавю нахлынуло с неумолимой силой. В Башне у него точно такой же стол.
«Если бы я повалил тебя на свой стол и позволил пальцам проверить твои слова, то уверен, обнаружил бы, что ты врёшь». В то же мгновение Рафаэль поднял голову, его глаза горели от явного сексуального желания, чётко демонстрируя, что архангел знает, о чём думает Елена. Удерживая этот взгляд, она закрыла за собой дверь и направилась к нему медленными, полными решимости шагами. Вместо того, чтобы остановиться, достигнув гранитного покрытия, Елена подскочила, смела мешающие бумаги и, свесив ноги с другой стороны, развела их в стороны так, чтобы Рафаэль оказался у неё в плену. Архангел положил ладони на её бёдра.
— И опять ты приходишь ко мне с кошмарами в глазах.
— Да, — ответила она, запустив пальцы в его волосы. — Я прихожу к тебе.
Больше она никому настолько не доверяла.
Он сжал её бёдра, притянув к себе ближе, совсем не прикладывая для этого усилий. Такая мощь заставляла сердце Елены стучать сильнее. Архангел Нью-Йорка находился в опасном расположении духа. Она наклонилась и поцеловала Рафаэля, но такую доминантную позицию смогла удерживать всего несколько секунд. Архангел слегка поменял положение — и вот Елена уже у него на коленях, а влажный жар между её ног прижат к твёрдой выпуклости в его штанах. Ахнув от внезапного возбуждающего соприкосновения, она лишь через мгновение поняла, что разложила крылья у него на столе.
— Я перемешала твои бумаги, — прошептала она, касаясь его губ, которые манили совершить самый эротический из грехов.
Рафаэль смял её грудь. От резкого наплыва чувств Елена выгнула спину.
— Компенсируешь свой проступок, расплатившись телом. Готова поиграть? — вопрос Рафаэля был наполнен чувственной жестокостью, которая заставляла инстинкты самосохранения Елены дрожать от страха. Но вместо того, чтобы сопротивляться, она расслабилась и подумала, что Рафаэль достаточно грозный, чтобы прогнать любой, даже самый страшный кошмар.
Он прикусил кожу на её шее, где бился пульс, а когда сорвал с неё топ, обнажая верхнюю половину тела, то Елена ухватилась за его плечи, не желая отпускать. А потом он двинулся ниже, прикусывая кожу этими крепкими белоснежными зубами. Низ живота Елены свело от одурманивающей смеси страха и желания.
— Рафаэль.
Придерживая одной рукой спину Елены, а второй сжимая её грудь, Рафаэль сфокусировал внимание на её соске, дразня языком. Его ласки заставляли тело Елены замирать в ожидании.
— Собираешься меня укусить? — спросила она хриплым голосом.
— Возможно.
Услышав в его ответе прохладные нотки, она поняла, что колеблется, хотя её тело жаждет его прикосновений. Была ли она достаточно сильной, чтобы выдержать страсть архангела Нью-Йорка, когда он в таком настроении?
«Ты моя пара, Елена. У тебя нет иного выхода, кроме как самой проверить».
Он пробрался в её разум, пока желание сломило защитные барьеры.
— Ты когда-нибудь поймёшь потребность личных границ? — расстроившись достаточно сильно, чтобы действовать инстинктивно, Елена укусила его за губу. Когда Рафаэль поднял голову, охотница увидела, что его глаза стали цвета полуночи. Пальцем он коснулся её возбуждённого до предела соска.
— Нет.
— Уж прости, но, — заговорила Елена, обнимая его за шею, — твои деспотичные ответы со мной не пройдут. — Она также не собиралась позволять свой злости вбить клин в их отношения. То, что их связывало — эти неопытные, болезненные эмоции стоили того, чтобы за них бороться. — А я никогда не позволю, чтобы из меня делали марионетку — ни Ли Дзюань, ни мужчина, которого считаю своим.
Он не ответил, просто наблюдал за ней с какой-то отстранённостью. Так он смотрел на неё в их первую встречу. Тогда она боялась, что он её прикончит. Теперь знала, что он никогда этого не сделает. Но… Рафаэль может причинить боль, на которую способны только бессмертные. Ей следовало отступить… но, она этого не сделает.
— Из-за чего ты в таком плохом настроении? — спросила Елена, коснувшись его носа своим в молчаливом жесте привязанности, проявляя доверие, которое он, словно тонкую нить, мог оборвать одним необдуманным поступком. На неё нахлынул запах моря, окутал её полностью, так что казалось, она вот-вот прикоснётся к пене. Долгое молчание, наполненное невысказанными мыслями, нависло над их головами, словно Дамоклов меч. Капельки пота начали стекать вдоль позвоночника, но Елена продолжала удерживать Рафаэля. Продолжала бороться за их отношения, возникнувшие из ниоткуда и ставшие самой важной вещью в её вселенной.
«Елена». — Имя нежной лаской промелькнуло у неё в голове, когда Рафаэль опустил голову и спрятал лицо у изгиба её шеи. Сердце Елены бешено застучало от осознания того, что опасность миновала. Она погладила пальцами его волосы и прижалась к нему лицом.
— У тебя собственные кошмары, — проговорила она, и вдруг её озарило так же внезапно, как бывает, когда появляется солнце после бури. — Сегодня они особенно ужасны.
Рафаэль прижался к ней ещё сильнее, и Елена подалась в его объятия — она так же нуждалась в теплоте его рук, как и он в ней. Разве это не был огромный шаг вперёд для их отношений? Архангел Нью-Йорка нуждался в ней? В ней, Елене Деверо, Охотнице Гильдии и отвергнутой дочери. Обнимая его с неистовой нежностью, она поцеловала его в висок, в щеку и другие части лица, к которым могла дотянуться
— Должно быть, что-то странное витает в воздухе, — прошептала она так тихо, что услышать её слова было почти невозможно. — Я всё никак не могу перестать думать о матери и сестрах.
Впервые Елена озвучила свои кошмары. Даже лучшая подруга не знала правды о её детстве, о зле, которое преследовало её постоянно, что даже дышать иногда становилось трудно.
— Как их звали? — спросил Рафаэль, теплым дыханием касаясь её шеи, крепкими руками обвивая её за талию.
— Ты знаешь.
— Только факты.
— Мою мать, — начала она, крепко к нему прижимаясь, — звали Маргарэт.
«Елена», — позвал он, мысленно её целуя, заботливо окружая своим запахом, словно обнимая.
Её губа задрожала, и она прикусила её зубами.
— После того, как вышла замуж за моего отца, она жила в Штатах, но всё равно разговаривала с парижским акцентом. Она была пленительной, очаровательной бабочкой с заливистым смехом и умелыми руками. Я любила просто сидеть на кухне или в её мастерской и наблюдала за тем, как моя мама разговаривает во время работы. Она изготавливала лоскутные стеганые одеяла, очень красивые, единственные в своём роде и продавала, заработав при этом достаточно денег, чтобы сколотить кое-какой капитал. — Ничто, по сравнению с состоянием её мужа, но своё она передала дочерям с любовью, в то время как Джеффри… — Она бы никогда не позволила отцу сделать то, что он сотворил.
— Он ещё жив только потому, что я знаю: ты его любишь.
— Хоть и не должна, но не могу ничего поделать. — Эта любовь была укоренена глубоко внутри, настолько глубоко, что даже годы пренебрежительного отношения не смогли её стереть полностью. — Когда-то я желала, чтобы он умер вместо мамы, но знаю, что она бы возненавидела меня за такие мысли.
— Твоя мама простила бы тебя.
Елене хотелось в это верить настолько сильно, что она почти ощущала физическую боль.
— Мама была сердцем семьи. После того, как она погибла — всё умерло вместе с ней.
— Расскажи мне о погибших сестрах.
— Если мама была сердцем, то Ари и Бель напоминали мир и бурю. — Их смерть оставила в семье Деверо зияющую рану в тот день, когда полы дома оросились их кровью. Елена вспомнила привлекательное лицо Слейтера и его губы, окрашенные в сверкающий красный. Елена вцепилась в Рфаэля, отчаянно отбиваясь от ненавистных образов.
— Я была средним ребёнком, и мне это нравилось. Бэт была младенцем, но Ари и Бель иногда позволяли мне присоединятся к ним. — Она не могла больше произнести ни слова, грудь сдавило от недостатка воздуха.
— У меня не было ни братьев, ни сестёр. — Слова Рафаэля прозвучали достаточно неожиданно, чтобы прорваться сквозь её страдания. И она слушала, замерев и обвив его, словно плющ. — Дети у ангелов рождаются очень редко, а обоим моим родителя было несколько тысяч лет, когда я появился на свет. — Каждое рождение напоминало праздник, его же было похожим на фестиваль. — Я был первым ребёнком, рождённым у двух архангелов за несколько тысячелетий.
Елена, доверив ему свою безопасность, тихонечко лежала в его объятиях, но он чувствовал, с каким вниманием она слушает, и сквозь ткань рубашки ощущал тепло от её ладошки, прижатой к его груди. Он провёл вдоль голой спины Елены рукой и продолжил свой рассказ, продолжил делиться воспоминаниями, о которых целую вечность никому не говорил.
— Но нашлись и те, кто считали, что я не должен был родиться.
— Почему? — Елена подняла голову, протирая глаза костяшками рук. — Почему они так считали?
— Потому, что Надиэль и Калианна были слишком древними. — Прижав Елену к себе настолько близко, что при каждом вздохе её грудь оказывалась прижатой к нему, он провёл ладонями по изгибу её талии, вверх по рёбрам, наслаждаясь ощущениями тёплой кожи под пальцами. — Многие побаивались, что они начали деградировать.
Елена нахмурилась.
— Я не понимаю, бессмертие — это бессмертие.
— Но мы развиваемся, а некоторые — регрессируют, — ответил он.
— Ли Дзюань, — прошептала Елена. — Она эволюционировала?
— Мы считаем, что да, но даже Совет гадает, во что именно.
В кошмар, это уж точно, но вот касается ли он лично её, или станет разрушением всего мира… Елена не была глупой и сообразила за секунды.
— Поэтому твоя мать убила отца.
— Да. С него всё началось.
— Неужели оба? — боль отразилась в её выразительных глазах.
— Сначала она была в порядке. — Рафаэль увидел перед собой последние мгновения жизни своего отца так чётко, словно эти образы нарисовали на радужке его глаз. — Жизнь моего отца прервал огонь.
— Та фреска, в холле нашего крыла… на ней его смерть, — произнесла она.
— Напоминание того, что может ожидать меня в будущем.
Елена покачала головой.
— Я никогда не позволю произойти подобному.
Его человеческая женщина, его Охотница. Такая юная, но с внутренней силой, которая его удивляла, и будет удивлять спустя века. В какой-то степени Елена уже его изменила, хоть Рафаэль и не понимал, как именно. Он подумал, что, возможно, ей удастся спасти его от безумия, которое завладело Надиэлем.
— Даже если тебе не удастся, — проговорил он, — уверен, что ты найдёшь способ оборвать мою жизнь до того, как я запятнаю мир злом.
Глаза Елены загорелись возмущением.
— Если мы умрем, — сказала она, — то умрем вместе. Таков уговор.
Рафаэль вспомнил, о чём думал, когда падал с ней в Нью-Йорке, держа её сломанное тело в объятиях, и вместо произнесённых ею слов слыша лишь слабый шепот в голове. Он даже на секунду не задумался о том, чтобы ухватиться за свою вечность, а вместо этого предпочёл умереть вместе с ней, со своей Охотницей. Но то, что и она захочет сделать подобный выбор…
Рафаэль сжал кулаки и повторил:
— Если умрём, то умрём вместе.
Мгновение полнейшей тишины и что-то словно встало на своё место. Отпустив болезненные воспоминания, Рафаэль поцеловал Елену в точку на шеи, где бился пульс.
— Мы должны посмотреть, что Ли Дзюань тебе прислала.
Елена задрожала.
— Одолжишь свою рубашку?
Рафаэль позволил ей выбраться из его объятий. Тело Елены было прекрасным, гибким и… сильным. Оценив состояние её мышц критическим взглядом, когда она повернулась, чтобы рассмотреть что-то на его столе, Рафаэль принял решение.
— Завтра начнём учиться летать.
Елена развернулась так быстро, что чуть не упала, зацепившись за собственные крылья.
— Правда? — огромная улыбка расцвела на ее лице. — Ты будешь лично учить меня?
— Конечно. — Он никому не доверит её жизнь.
Рафаэль снял свою рубашку и протянул Елене. Она оделась, закатав рукава — слишком уж большой оказалась его одежда, но оставив концы свободно свисать. Когда Рафаэль прокомментировал это, щеки Елены залились румянцем.
— Мне так спокойнее, хорошо? Ну а теперь, где этот дурацкий подарок?