Под властью Братвы

Глава 21 — Дженна

Ранее в тот день

— Я могу вас заверить, что с ней все будет хорошо. Вы можете прийти к ней позже, но сейчас она должна оставаться под пристальным наблюдением, — успокаивающе сообщает мне доктор Патель.

Я киваю головой и с облегчением вздыхая, зная, что с моей мамой, по крайней мере, все в порядке.

— Спасибо, доктор, — шепчу я и направляюсь к выходу из больницы.

Я на полпути к выходу, когда вдруг вспоминаю еще об одной проблеме, которая беспокоит меня уже некоторое время. Поскольку я уже в больнице, я решаю заняться ею немедленно.

У меня задержка месячных. Хотя это не было чем-то странным, поскольку это случалось со мной несколько раз, у меня странное чувство по этому поводу, особенно потому, что у меня появились и другие симптомы. Я боюсь, что могу быть беременна.

Я останавливаюсь как вкопанная и поворачиваюсь к доктору, который пристально смотрит на меня, приподняв брови.

— Есть что-то еще? — спрашивает он, и я пожимаю плечами.

— Могу ли я записаться на прием к гинекологу?

— Конечно, — говорит доктор Патель и направляет меня в приемную.

Я сижу на кровати в своей комнате, крепко прижав ноги к телу. Моя голова покоится на моих ногах, которые сжаты вместе передо мной, и я чувствую, как слезы капают с моих глаз мои ноги и пропитывают тонкую ткань пижамы, которая была на мне.

Это не тот способ, которым я ожидала раскрыть свою беременность Феликсу. Я знала, что мы не идеальная пара, и нашему браку, в какой-то степени, не хватает некоторых фрагментов романтики, которые обычно присущи нормальным парам, но все же, я хотела раскрыть ему беременность хотя бы в романтической манере, может быть, с широкой улыбкой на лице и, может быть, немного поддразнивая его и прося угадать, что я собираюсь сказать.

Я передаю ему газету и встаю позади него с улыбкой на лице, наблюдая, как выражение его лица меняется с любопытства на любое другое выражение, которое у него появилось бы, узнав, что я беременна от него.

В моей голове было миллионы других способов сообщить ему эту новость, но, конечно, не так, чтобы он душил меня и пытался высосать из меня жизнь, а отпустил только тогда, когда узнал, что я беременна. Я имею в виду, что Феликс узнал, что я беременна его ребенком, и это единственная причина, по которой мое безжизненное тело не лежит где-то дома, спрятанное под одеялом или даже в морге. Эта мысль заставляет меня вздрогнуть, и я прижимаюсь к кровати и обнимаю себя еще крепче.

Я не думаю, что вид или образ лица Феликса, когда он держал меня и пытался убить меня ранее, быстро вылетит из моей головы. Он не держал меня так, будто пытался напугать или что-то в этом роде, он душил меня так, будто намеревался убить.

Ярость в его глазах, ненависть, с которой он смотрел на меня, и беспощадные стоны, сорвавшиеся с его губ, когда он крепче сжал мою шею…

Я снова съеживаюсь при этой мысли и крепче обнимаю себя.

Из моих глаз хлынул еще больший поток слез, почти ослепляя меня, и я время от времени провожу ладонями по лицу, чтобы избавиться от слез.

В данный момент я нахожусь в отдельной от него комнате, и именно поэтому у меня есть пространство, чтобы плакать так громко, как я хочу. Я слишком напугана, чтобы оставаться с ним в одной комнате. Я стала свидетелем его ярости, которую я определенно не хочу испытать снова. Я думаю, что держаться от него подальше будет лучшим решением.

Он был в такой же ярости, что не мог выносить моего присутствия.

С глубоким вздохом я тянусь, чтобы взять вторую пачку салфеток с прикроватного столика. Я уже исчерпала одну пачку, высморкавшись и вытерев слезы, в результате на полу в моей комнате валяется несколько мокрых салфеток, но мне все равно. Единственное, что меня беспокоит, это ситуация, в которой я оказалась.

Я знаю, что совершил ошибку, не написав сразу же Феликсу смс о сложившейся ситуации и о том, что мне нужно ехать в больницу. Было бы проще, если бы так и произошло.

Но опять же, я не полностью виновата. Я слишком сильно беспокоилась о маме, чтобы даже думать о чем-то другом. Но посмотрите, куда это меня привело.

Я стискиваю зубы, когда моя печаль на короткое время сменяется гневом, гневом, который я испытываю к Веронике, потому что это ее вина. На самом деле, она виновата во всем этом больше всех. Она нашла идеальную возможность втянуть меня в неприятности, и она не колебалась, воспользовавшись ею, потому что презирает меня.

Я снова тянусь к пачке салфеток, чтобы взять еще одну и вытереть лицо.

После третьей неудачной попытки я в гневе хватаю всю пачку и швыряю ее в стену, крича во весь голос.

Глаза уже щиплет от слез, а голова болит от постоянных рыданий, но я не хочу останавливаться в ближайшее время.

Я наконец поднимаюсь с кровати, на которой просидела последний час, и иду в ванную, чтобы ополоснуть лицо водой, надеясь избавиться от рези в глазах.

Я смотрю в зеркало перед собой, вытерев лицо мягким белым полотенцем. Мои глаза все опухшие, но я не хочу прекращать плакать. Я так ранена всем, что произошло, что мне хочется остаться в своей комнате на следующую неделю и выплакать все глаза.

Пока я стою там, глядя в зеркало, слезы хлынули из моих глаз и потекли вниз по шее, пока не попали на мою одежду.

Я лениво вытаскиваю ноги из ванной и с удивлением вижу экономку, стоящую перед моей дверью.

Она неловко переводит взгляд с меня на куски скомканных салфеток, разбросанные по земле.

Ее глаза блуждают по полу, пока она не замечает полупустую пачку, которую я ранее бросила в стену. Ее глаза широко раскрыты, а губы пульсировали, но она не говорит ни слова. Я слишком запуталась, чтобы обращать на это внимание.

Я некоторое время смотрю на нее, а затем подхожу и сажусь на кровать, не потрудившись спросить, почему она здесь.

— Ужин готов. Господин Феликс решил пропустить ужин, поэтому я уже накрыла стол на одного. Если бы вы спустились вниз, чтобы…

Я быстро обрываю ее, прежде чем она успевает закончить свое заявление. — Я не голодна.

— Но ты выглядишь бледной, ты можешь навредить себе, если не…

— Я сказала, что не голодна, — говорю я, на этот раз более сердито.

Она кивает и выходит из моей комнаты.

— Убирайся! — кричу я, хотя она уже скрылась из виду, и несколько раз ударила кулаком по кровати.

Это все вина Вероники. Думаю, она счастлива теперь, получив то, что хотела. Ей удалось втянуть меня в неприятности и причинить мне боль, как она всегда делала всю мою жизнь.

Я с трудом сглатываю и стискиваю зубы. Мне хочется, чтобы был способ отомстить ей за то, что она сделала со мной. Я хочу отомстить и ей, и Лео и заставить их заплатить за то, через что они заставили меня пройти.

Лео, должно быть, связался с Вероникой, когда не смог до меня дозвониться, потому что знает, что она сможет помочь ему добраться до меня.

Вероника, зная, что я, должно быть, в больнице, наверное, дала ему знать о моем местонахождении и прибежала. Они оба испортили мне все, как раз когда я думала, что смогу успокоиться и наслаждаться своим домом с Феликсом, независимо от того, как мы поженились, тогда это произошло, благодаря Веронике и Лео.

Слезы льются из моих глаз все сильнее и почти ослепляя меня, а поскольку я сбросила влажные салфетки, мне нечем вытирать слезы.

Я провожу ладонями по глазам и носу, но это становится все труднее. Я плачу так сильно, что начинаю икать, но это не мешает мне плакать еще сильнее.

Как бы я ни злилась на Лео и Веронику, больше, чем гнев, я чувствую разочарование в Феликсе.

Он даже не попытался выслушать меня, он даже не попытался узнать у меня, так ли это было, если я вообще ему изменяла. Он даже не остановился на мгновение, чтобы подумать, что это могло быть недоразумением, и просто продолжил изливать на меня свою ярость.

Он сразу поверил в то, что увидел, не пытаясь обдумать это, он сделал именно то, чего хотят его враги, помог им достичь их цели наказать меня. Он даже не пытался увидеть мою сторону истории, он пошел дальше, чтобы действовать под влиянием своего гнева.

Я с трудом сглатываю, подумав об этом, и пытаюсь избавиться от комка в горле, который начинает причинять боль.

Стало невозможно вытирать слезы ладонями. Я ищу альтернативу, чтобы избавиться от слез. Идея приходит мне в голову почти сразу, и я быстро сдергиваю простыни с кровати. Они мягкие и пушистые, и я не раздумывая провожу тканью по глазам и носу, чтобы избавиться от жидкости.

Чем больше я думаю обо всем произошедшем, тем больше злюсь на Веронику и ее сообщника и тем больше разочаровываюсь в Феликсе.

Раньше я думала, что, проведя со мной столько времени и узнав меня до некоторой степени, он, по крайней мере, будет доверять мне. Если бы у него была хотя бы крошечная вера в меня, он бы попытался выяснить, было ли то, что он думал, на самом деле правдой, прежде чем наброситься на меня, как он это сделал.

Я знаю, что, по крайней мере, оказала ему доверие, но я сожалею об этом, потому что он не сделал того же. Еще больше раздражает то, что он пытался безжалостно лишить меня жизни, и единственным спасением было то, что он узнал о ребенке.