ПОД ВУАЛЬЮ

Глава вторая

— Вот это ответ, — фыркнул от смеха Тристан, в то время как его кузен сел рядом с бабушкой и взял кофе, который она ему налила, и добавил, — между прочим, а где Изабелла? Насколько я понял, она собиралась проехать с тобой верхом по плантациям.

Дуэйн одним глотком выпил кофе и протянул чашку Нанетт, чтобы она ему налила еще одну.

— Твоей оперной певице лучше заняться пением, — с медлительной манерностью проговорил он. — Спасибо, Нанетт, умираю от жажды.

— Только не говори мне, что Изабелла свалилась с лошади, а ты оставил ее там, где она упала, — развеселился Тристан, закуривая манильскую сигару.

— Не совсем так, — Дуэйн вытянул вперед длинные ноги. На нем были кожаные сапоги. Разделавшись в два укуса с пирожным, он продолжал. — Не мог же я весь день изображать из себя скучающего плантатора, вот и пришлось ей попыхтеть, чтобы за мной успевать. Когда десять минут назад мы вернулись обратно, она обозвала меня бесчувственным дикарем на своем очаровательном португальском и заковыляла в свою комнату, собираясь принять ароматическую ванну. Без сомнения, очень скоро она предстанет перед нами в восхитительном наряде, называемом платьем.

— Девушка права, Дуэйн, ты и впрямь дикарь, — рассмеялась его бабушка, но в ее словах Рослин уловила нотки ностальгии. — Если и есть у тебя нежность, то ты без остатка отдаешь ее финиковым пальмам, макушками устремленным в небеса, а корнями уходящими в преисподнюю. Разве я не права, мой храбрец?

— Неужели, когда-нибудь ты бываешь не права, — все так же растягивая слова, проговорил Дуэйн.

Затем он решительно посмотрел на Рослин, в его глазах не было ни капельки сочувствия, напротив, в них горел огонь, который и зародил антагонизм между ними в ее сердце. Тристан был просто очарователен, кузен же его, казалось, не имел ни времени, ни желания проявлять сочувствие к женскому полу… во всяком случае, по отношению к себе Рослин этого не заметила. Когда его взгляд упал на сверкавший на ее левой руке бриллиант, то она, не сразу осознав, что она делает, закрыла левую руку правой. И это спонтанное действие тот час же добавило стального блеска его глазам, он был похож на ястреба, готового броситься на жертву…

Рослин даже не заметила, что она не дышала, пока не услышала в салоне женский голос, нарушивший напряжение. Она повернула голову и увидела черные глаза, сверкнувшие поверх кружевного веера, скрывавшего нижнюю часть лица подобно чадре. Резьба по дереву, украшавшая проем центрального прохода, была наилучшей рамкой для великолепной фигуры незнакомки, облаченной в платье из шелка золотисто-солнечного цвета.

— Ну, о чем я вам только что говорил? — снисходительно засмеялся Дуэйн, поднимаясь. Его желтоватозеленые глаза были устремлены на Изабеллу Фернао, которая в этот момент опустила веер и открыла лицо с римским профилем.

— Матерь Божия! — сказала она по-португальски и, подойдя к нему, довольно крепко ударила его по щеке сложенным веером. — Никогда в жизни я больше не встану так рано, чтобы сопровождать тебя. Ты — настоящий тиран!

— А я и не просил тебя сопровождать меня. — Как бы сверху вниз посмотрел на нее Дуэйн и ухмыльнулся. Несмотря на то, что Изабелла была достаточно статной и высокой, под этим взглядом она стала маленькой и хрупкой.

— Это была ваша идея отправиться вместе со мной, донья Сол.

— Меня зовут Изабелла. — Она метнула в его сторону соблазнительный взгляд, посмотрев прямо в глаза.

— Я называю вас доньей Сол, потому что именно это впечатление вы на меня производите. — Он оглядел ее с ног до головы, и, хотя она была не из робкого десятка, она почувствовала некоторую стеснительность, так как, отвернувшись от него, она раскрыла веер и, спрятавшись за ним, едва дыша, рассмеялась. В обрамлении черных с блеском волос лишь сверкали ее темные глаза.

И тут взгляды Рослин и Изабеллы встретились: светло-серые чистые глаза Рослин и темные сверкающие глаза Изабеллы Фернао.

— А, так вы и есть та самая невеста бедняжки Арманда? — воскликнула она. — Юная англичанка, которая получила серьезную травму головы. Как вы себя сейчас чувствуете, дорогая?

Чего было больше в этом вопросе, вежливости или снисходительности к ее положению? Карие глаза Изабеллы отражали золото ее платья, ногти у нее были длинные и заостренные на концах. Играя с веером, она грациозно перебирала пальцами. Во всем ее теле угадывалось соблазнительное очарование, на фоне которого Рослин, сидя на подушках, казалась просто подростком, почти ребенком.

— Я оказалась в очень интересном доме, сеньорита, — ответила ей Рослин, подняв кверху острый подбородок.

— С нами говорит эльф из английской лощины, — умильно рассмеялась Изабелла, опустившись на мягкие подушки дивана, и стала бесцеремонно разглядывать ансамбль, который мадам Жерар приобрела для Рослин.

— Что будешь пить, Изабелла? — спросила Нанетт, с удивлением наблюдая за этой прекрасной представительницей романского народа. — Кофе еще горячий, или, может быть, ты хочешь сок?

— Я бы выпила стаканчик апельсинового сока, — и Изабелла томно улыбнулась обоим мужчинам. Тристан подошел к столу, на котором стоял кувшин с апельсиновым соком, внутри которого находился сосуд со льдом. Он наполнил стакан и отнес его Изабелле.

— Съешь пирожное? — обратился он к ней.

— Да, с вишнями, мой друг. — Губы у нее были одного цвета с вишнями, лежащими сверху пирога. Было совершенно очевидно, что она купалась в мужском внимании.

— Должно быть, это очень странно — ничего о себе не помнить, — обратилась она к Рослин. — А вы все забыли?

Рослин, помня о том, что за ней сквозь дым сигары пристально наблюдают зеленые глаза со стальным блеском, еще крепче сжала руками колени.

— Я не помню ничего, что касается моей жизни, — тихо сказала она. Лица людей и места, которые были мне знакомы, подобны картинкам из забытых сновидений. Они ускользают от меня как призраки. Я — я цепляюсь за них — но они не материализуются.

— И что, теперь это всегда так будет? — Изабелла, как и все, кто обладает артистическими способностями, сейчас была полностью поглощена собой. В ее глазах скорее читалось любопытство, нежели сочувствие.

Это не ускользнуло от внимания Рослин, и она съежилась при мысли о том, как умеют люди отстраняться от чужой боли и страданий. Нанетт была добра к ней, но даже она смотрела на Рослин с тенью сомнения во взгляде. Тристан был просто очарователен, но он был таким по природе, его взгляд был понятен без слов. Дуэйн Хантер давал ей понять, что его кузен Арманд никогда бы не смог бы полюбить такую девушку, как она. Его желтовато-зеленые глаза неотрывно смотрели на нее, его взгляд скользил сверху вниз, начиная с белокурого ежика волос, по тонкому лицу, и дальше по худенькому телу, которое могло бы легко потеряться в сильных мужских руках.

— И все же я представлял вас совсем иначе, — медленно проговорил он.

— Ты знаешь, что сказал тебе доктор, — повернувшись к ней, произнесла Нанетт, разглядывая ее внимательно, так, что на лбу между накрашенными бровями залегли складки. — Забудь, что ты забыла, и позволь своей памяти проснуться. Никакого насилия. Обязательно найдется средство, которое тебя расколдует.

— Прямо как в сказке о спящей красавице, — проговорил Дуэйн.

Изабелла хихикнула, как будто Рослин в роли спящей красавицы могла вызвать смех. Их глаза встретились, и она посмотрела на него оценивающим взглядом. У него была крепкая загорелая шея, широкие плечи под тонкой белой рубашкой, худой торс и длинные ноги. На нем были габардиновые брюки и запыленные сапоги для езды верхом.

Он загасил сигарету, бросил ее на поднос и выпрямился.

— Ну ладно, у меня еще есть дела, — объявил он, направляясь к выходу. — До свидания.

— Дуэйн, — голос Нанетт заставил его остановиться и оглянуться. Широкополая шляпа уже была лихо сдвинута на самый лоб. — Ты что, так будешь жить, как раб на галере, привязанный к веслу?

Его рот скривился в сардонической улыбке.

— Мадам, а разве вам не нравятся счета за последнее время? Мне кажется, они выглядят убедительно.

— А можно ли сказать, что ты выглядишь здоровым?

— Сердясь на него, Нанетт изящно топнула ножкой по восточному ковру. — Ты совсем мало отдыхаешь. Ты, как голодный волк, все время рыщешь по пустыне.

— Моя дорогая, я вас обожаю. — Он скорчил гримасу и поклонился. В следующее мгновение его уже не было в комнате, и лишь звук его тяжелых шагов эхом отдавался во Дворе Вуалей. Нанетт какое-то время еще казалась сердитой, но потом она встала и сказала Рослин, что хочет показать ей комнату, которую ей приготовили.

— А что будем делать мы, Тристан? — Изабелла изящно изогнулась телом, положив руку на подушки.

— А мы будем работать, моя примадонна, — и он побрел к инструменту. — Крик души моей оперной героини готов, и я бы хотел попробовать с тобой эту арию.

Изабелла выпрямилась, вмиг забыв о томности, которую она только что разыгрывала. Сейчас это была певица, готовая заняться своим любимым делом.

— Ты завершил арию Нахлы, в которой она поет о тонкой грани между любовью и ненавистью? — на одном дыхании выпалила Изабелла. — Ты работал над ней, пока я ездила верхом с Дуэйном.

Тристан перелистывал ноты.

— Нахла похожа на легкого мотылька, который боится пламени, и тем не менее, она не в силах сопротивляться боли, во власти которой она находится, — произнес Тристан задумчиво. — Такой я вижу ее, Изабелла. Именно эту сторону я прошу тебя в ней подчеркнуть.

— Похоже, твоя опера обещает быть интересной, Тристан. — В этот момент Нанетт взяла Рослин за руку.

— Любить — значит сгореть в пламени страстей и иллюзий, бабушка, — он поудобней уселся за инструмент и улыбнулся ей.

— В своем цинизме ты недалеко ушел от Дуэйна, — раздраженно заметила Нанетт. — Любовь может стать самым прекрасным и радостным чувством, но современные молодые люди предпочитают делать из этого борьбу. Полагаю, финал твоей оперы будет трагичным, дорогой, хотя, судя по всему, Нахла увлеклась своим обожателем-офицером, а любить продолжала своего хозяина. Женщина не может не любить своего господина.

— Бабушка, ты неизлечимый романтик, — усмехнулся Тристан и заиграл отрывок из «Веселой вдовы». — Но я как смею отказать Изабелле в лебединой песне, если она так эффектно умирает на сцене?

— Позвольте, маэстро, — Изабелла села за пианино, а Нанетт в сопровождении Рослин вышла из гостиной.

Нанетт вопросительно посмотрела на Рослин.

— Мои внуки так не похожи, не правда ли?

— Тристан похож на Арманда, — тихо произнесла Рослин.

У Нанетт перехватило дыхание.

— Ты вспоминаешь его? — спросила она.

— Я бы хотела, но нет, мадам. Я сужу по фотографии Арманда, которую вы мне дали. — Рослин взглянула на кольцо, знак любви, которую она тщетно пыталась вспомнить. — Я слышу пение сеньориты. У нее замечательный голос.

— Жизнь безумно интересна для тех, кто нашел свое призвание, поэтому я никогда не отговаривала Тристана от занятий музыкой, наоборот, я его всячески поддерживала.

— Мадам слегка передернула плечами и, взяв Рослин под руку, они стали подниматься вверх по кованой железной лестнице, ведущей на второй этаж. — Конечно, на плантации много дел, но у меня есть Дуэйн, и он прекрасно может с этим справиться. Он прошел хорошую школу у отца, жестокого, но способного человека. Я же теперь старею и утрачиваю всякий интерес к делам, не говоря уж о распрях между работниками и всяких прочих мелочах. Надеюсь, тебе понятно, о чем я говорю.

Рослин улыбнулась и подумала, что для своих лет Нанетт была в прекрасной форме.

— Я полагаю, мадам, вы заслужили отдых, — сказала она.

— Ты должна называть меня Нанетт, дитя мое. Мне нравится слышать свой сценический псевдоним, ведь это так здорово — вспомнить о прошлом! О, Боже, прошу прощения, детка. Беда в том, что людям трудно почувствовать боль и страх других, если только этот другой не любимый муж или любимая жена. Кто знает, может быть, тебе удасться почувствовать связь с Армандом в этом доме, ведь он здесь вырос и провел юность. Этот дом хранит его веселый смех и любовь к жизни…

Нанетт оборвала фразу на полуслове, вздохнула и остановилась. Перед ними была ярко-красная дверь овальной формы. Она открыла ее.

Комната Рослин в Дар-Эрль-Амра была выкрашена в белый цвет, потолок был сделан из панелей кедра. Над большой низкой кроватью была натянута сетка от москитов. Пол застилали восточные ковры. Окна были маленькие с решетками и также были затянуты сеткой. Под окнами были ниши, где лежало много подушек. Там еще был шкаф для одежды и комод с зеркалом и баночками пудры, стоящими на вышитых подушечках.

Рослин была очарована необычным восточным убранством, когда белые стены контрастировали с темными деревянными потолками. На низком столике из пальмового дерева в медной вазе она заметила веточки молодого олеандра.

— Как ты думаешь, тебе понравится здесь? — обратилась к ней с вопросом Нанетт.

— Мне уже здесь нравится, — заверила ее Рослин.

— Давным-давно здесь, вероятно, жила любимица гарема, — Нанетт указала на узкие окна, ниши под ними, где девушка могла тайком наблюдать за своим господином, когда он был во дворе. — То были времена женского заточения на Востоке. Хозяин дома давал своей любимице цветную вуаль — это был знак того, что ночью он хотел быть с нею.

— Однако, как ужасно, если хозяин не был привлекательным, — Рослин опустилась на колени в одной из ниш под окном и сквозь резную решетку смотрела во двор. — Интересно, а бывали ли случаи, когда девушка отказывалась от сомнительной чести быть любимицей господина?

— Сомневаюсь, дорогая, — усмехнулась Нанетт. — Здешний ага. говорят, был красив собою, а потому, полагаю, наложницы боролись за право получить вуаль и провести с ним ночь. Эти вуали были дополнением к их повседневной одежде. Возможно, у любимых наложниц было что-нибудь еще в дополнение у вуали.

Рослин повернулась к Нанетт, в глазах у нее горели огоньки.

— Я понимаю, почему Тристан захотел написать оперу о Дар-Эрль-Амре. Волшебство здесь витает в воздухе.

Под ветвями огромного дерева в саду произошло так много разных событий.

Нанетт внимательно смотрела на Рослин, сидящую на подушках у окна. Луч солнца золотил ее белокурые волосы, нежно оттеняя линию щеки.

— У тебя богатое воображение, дитя мое, — задумчиво сказала она.

— Должно быть, — согласилась Рослин.

— А вот у Арманда его было очень мало, — сказала Нанетт, быстрым шагом подошла к шкафу и рывком открыла его. Там висело с полдюжины платьев для молодой девушки, несколько блузок веселеньких расцветок, а также несколько пар узких ярких шаровар. Нанетт протянула руку и из самой глубины вытащила два белых свертка.

— Это твое приданое, его нам прислали из лондонского магазина, пока ты находилась в больнице. — Бабушка Арманда посмотрела на Рослин долгим внимательным взглядом. — Должно быть, мой внук собирался здесь, в Дар-Эрль-Амре, отпраздновать свадьбу.

Рослин не отводила глаз от белого кружевного платья, которое Нанетт держала в руках.

— Вместе с платье была еще маленькая шляпка, украшенная жемчугом, и пара белых туфель. Дуэйн настаивал на том, что нужно как можно быстрее показать тебе эти вещи.

Рослин встала и подошла поближе. Она хотела потрогать платье. Было ощущение, что она что-то вспоминает… И хотя ничего определенного она вспомнить так и не смогла, но ей казалось, что однажды она уже прикасалась к этой кружевной материи, она уже видела это платье с лифом в форме сердца. Нанетт также показала ей шляпку и туфли.

Они показались ей до боли знакомыми.

— У меня… У меня… были платья, вам не следовало беспокоиться… — сказала она дрожащим голосом.

— Ты сильно похудела, пока была в больнице, — Нанетт убрала свадебное платье обратно в шкаф, вместе со шляпкой и туфлями. Показывая на дневные и вечерние туалеты, она сказала:

— А эти придется немного ушить, так чтобы они тебе были впору. У меня есть швейная машинка, а моя служанка, которая делает это мастерски, об этом позаботится.

— Благодарю вас, мадам.

— Нанетт! — Неожиданно маленькие украшенные кольцами пальчики мадам Жерар сжали щеку Рослин. Под заостренными скулами были впадины. — Ты должна поправиться, Рослин. Ты худа, как цапля, одни глаза на худющем лице. Тебе было больно смотреть на свой свадебный наряд?

— Вам это тоже было нелегко, Нанетт.

— Конечно, нелегко. Дуэйн был совершенно прав. В Дар-Эрль-Амры больше ничего нет, что могло бы напомнить тебе о прошлом. Свадебное платье и маленькая шляпка, украшенная жемчугом, показались тебе знакомыми, не так ли? В тебе что-то шевельнулось, да?

Рослин кивнула.

— Я знаю, хотя и не помню, что эту шляпку я примеряла. Кажется, тогда со мной была Джульет Грэй. Мы даже вроде бы шутили по поводу ее шляпки.

— Бедняжка Джульет погибла, — скорбно произнесла Нанетт. — Иншаалла! Тебе часто придется это слышать, дитя мое. Арабы говорят, чему суждено быть, того не миновать. А теперь я тебя оставлю, а ты отдохни. Рядом с кроватью у тебя колокольчик. Если тебе что-нибудь понадобится, позвони, и к тебе придет кто-нибудь из слуг. Ягуб знает несколько языков, так что с ним проблем у тебя не будет.

Ярко-красная дверь закрылась за Нанетт, а Рослин все продолжала стоять перед зеркалом шкафа, вглядываясь в странное, слегка затуманенное отражение. Было такое впечатление, что у нее на лице была надета маска, как если бы оказавшись на маскараде, не только окружающим, но и ей самой, не было до конца известно, кто же она.

Она подошла ближе к зеркалу и, не мигая, смотрела на совсем незнакомое отражение. В ее серых глазах все еще оставался испуг того утра в больнице, когда она впервые осознала, что не помнит, кто же она. Она плакала от отчаяния, слушая доктора, который рассказывал ей, что ее заболевание носит временный характер, и что со временем к ней обязательно вернется память.

Но как это было ужасно — не помнить ничего, кроме обрывочных картинок катастрофы: пламя, скрежет металла, крики… Говорят, она спаслась чудом. А боль от потери любимого должна была стать более терпимой со временем.

Арманд… она произнесла вслух его имя и отчаянно попыталась представить себе этого человека, для которого она должна была надеть только что виденный свадебный наряд. Она вспомнила шляпку Джульет, украшенную бусинками. Она была абсолютно уверена, что когда любишь, то сердце и чувства гораздо более активны, чем разум! Но в ее сердце сейчас была точно такая же пустота, как и в голове.

И тут она задрожала от охвативших ее сомнений. Возможно, она не любила Арманда, а согласилась выйти за него замуж, потому что он мог обеспечить ей достойную жизнь! Наверное, это и было объяснением, хотя вся ее природа этому противилась. Вероятно, что-то похожее мог чувствовать Дуэйн Хантер, когда смотрел на нее и видел на ее пальце обручальное кольцо.

С тяжелым сердцем она стала осматривать комнату.

Ванная была устроена в алькове. Вода в Дар-Эрль-Амре была артезианской, она же питала огромные плантации финиковых пальм и фруктовых деревьев. Найдя халат, банное полотенце, мыло и соль для ванны, Рослин открыла кран и пустила воду. Вскоре она разделась и с наслаждением опустилась в прохладную воду. После поездки по пустыне было приятно освежиться.

После ванны, расслабившись, она уютно устроилась на подушках и стала просматривать французские журналы, лежавшие на столике из пальмового дерева. Через некоторое время раздался стук в дверь, и она по-французски сказала «Войдите!»

Вошел слуга в платье и с подносом в руках. Гордый улыбчатый араб сообщил ей на гортанном английском, что его зовут Ягуб и что по приказанию мадам он принес молодой госпоже обед.

Расставляя блюда на столике, он с любопытством на нее поглядывал, но при этом не забыл сообщить, что обед состоит из лукового супа, телячьих котлет с овощами и блинов с медом.

— Все выглядит так аппетитно, — поспешила уверить его Рослин, которая при виде еды поняла, что проголодалась. — А что, мадам Жерар тоже обедает у себя в комнате?

— В это время дня мадам всегда ест у себя, — ответил он и улыбнулся, кивком головы одобрив, что Рослин принялась за обед. Она же с удовольствием поглощала суп с булочкой. — Солнце в полдень печет нещадно, и мы в ДарЭрль-Амре делаем все возможное, чтобы сохранить здоровье нашей госпожи.

Рослин посмотрела на Ягуба. У него была безукоризненно постриженная бородка, а на голове — бледнозеленый тюрбан паломника в Мекку.

— Мадам рассказала мне, что вы говорите на нескольких языках, — сказала она с восхищением. — Ваш английский великолепен, Ягуб.

— Вы так добры, молодая госпожа. — Он низко ей поклонился. — В молодости я много путешествовал, сопровождая писателя из вашей страны, господина Бранта. Он написал много книг о Востоке, и для меня было бы честью, если бы вы захотели прочитать некоторые из них.

— С удовольствием, Ягуб, — радостно ответила Рослин.

В больнице были книги, но все они были на французском, и тот факт, что она постоянно искала что-нибудь почитать, говорил о том, что она была книжным червем.

Ягуб был чрезвычайно обрадован, что ему представился случай отобрать для молодой госпожи книги писателя, с которым однажды путешествовал. С гордостью он показал Рослин дарственные надписи на нескольких книгах, а она, своим неподдельным интересом к чтению завоевав себе в этом доме верного друга, после обеда удобно расположилась на подушках, предвкушая длительное удовольствие.

Но в три часа ее прервали — к ней пришла служанка мадам. Она не говорила ни слова по-английски, но смогла объяснить Рослин, что пришла за одним из платьев, чтобы успеть переделать его к вечернему семейному ужину. Рослин выбрала шифоновое в складку серо-голубого цвета. Ей пришлось его примерить, а Мариам в это время отметила, на сколько его нужно было убавить в талии и в бедрах. Она унесла платье с собой, а Рослин, оставшись одна, никак не могла найти себе места, и читать ей больше совсем не хотелось.

Она села на подушки у окна и стала смотреть вниз на Двор Вуалей через резную решетку. Большое развесистое дерево величаво застыло посреди двора в послеполуденном зное. Тишину нарушало лишь журчание воды в фонтане да стрекот кузнечиков. До нее доносился пряный аромат с плантаций, и Рослин поняла, что мысленно она уже оказалась рядом с одиноко стоящим среди деревьев домом в мавританском стиле. Там, где в уединении проживал Дуэйн Хантер, целиком посвящая себя деревьям.

В памяти ярко всплыла картина их первой встречи.

Она увидела, как он стоял в арочном проходе у входа в гостиную и смотрел на нее внимательным и пронзительным взглядом. В его медных взъерошенных волосах отражалось солнце, а глаза, казалось, были цвета лишайника. В тот момент, когда их взгляды встретились, она поняла, что он настроен отнюдь не дружелюбно, поэтому, узнав, что он живет отдельно, она почувствовала громадное облегчение.

Возможно, годы жизни в диких джунглях ожесточили его, сделали его настолько самостоятельным, что у него не было чувства жалости к таким, как она.

Она откинулась на подушки и, утомленная событиями сегодняшнего дня, заснула. Когда она проснулась, в комнате было темно. Она встала и направилась к выключателю.

От яркого света она зажмурилась и не сразу заметила, что Мариам уже принесла платье и аккуратно положила его на кровать. Вечерние туфли из темно-голубой парчи стояли рядом. Затаив дыхание, она сунула в них ноги и только после этого с облегчением вздохнула. Затем она удивилась, что на какое-то мгновение ей показалось, что они будут ей или велики, или малы. Боже, как странно, ведь не мог же у нее измениться размер ноги, только потому что она сильно похудела.

Она приняла душ, затем облачилась в шифоновое платье и стала изучать свое отражение в зеркале шкафа. Мягкие складки платья скрывали угловатость фигуры, серые глаза казались немного голубыми из-за цвета ткани, и она решила последовать совету мадам, накрасив губы поярче.

Она полагала, что выглядит совсем неплохо, и, вспомнив, как захихикала Изабелла Фернао в ответ на замечание Дуэйна о спящей красавице, она улыбнулась.

— Черт побери, — прошептала она и добавила, — а ты мне тоже не нравишься, господин Хантер.

Она отошла от зеркала, погасила свет и вышла из комнаты.

Коридор освещался лампами, расположенными на стенах на некотором расстоянии друг от друга, свет от которых был направлен к потолку, что создавало впечатление прохладного подземного прохода. По обеим сторонам располагались такие же, как и у нее, овальные двери, видимо, ведущие в спальни. Она подумала, что разноцветные двери имели два преимущества: во-первых, это было красиво, а во-вторых, гостям не трудно было отыскать свою комнату.

Рослин уже приближалась к сводчатому проходу в конце коридора, как вдруг ей показалось, что, выходя из своей спальни, ей следовало бы повернуть налево, а не направо, как это сделала она. Она уже почти повернула, чтобы исправить свою ошибку, как вдруг заметила сбоку узкую лестницу, ведущую наверх. Она остановилась в нерешительности, но не смогла устоять перед соблазном проверить, куда же вела эта лестница. Она думала, что попадет на крышу.

И… оказалась права. Она стояла и смотрела в небо цвета серого дыма, над ней горели арабские звезды. Она испытывала радость и, подойдя к парапету на краю крыши, увидела, что дом смотрит прямо в пустыню, суровую и темную, молчаливую, но хранящую в себе еле уловимые посторонним ухом звуки: шелест пальмовых листьев, лай шакала вдалеке да блеянье овец в одном из дворов.

Рослин вдыхала пряный аромат ночного воздуха ЭльКадии. Она чувствовала, что сливается воедино с загадочной пустотой, простирающейся на мили вокруг, ей казалось что она часто всего этого великолепия. Ей подумалось, что Арманд, наверное, часто рассказывал ей о своей семье и о Дар-Эрль-Амре.

Неожиданно она схватилась за парапет левой рукой, и в ярком свете звезд на пальце вспыхнул бриллиант, прозрачный как слеза. На нее вновь нахлынули воспоминания: когда спасатели нашли ее, она была довольно далеко от обломков самолета, крепко сжимая в руке обручальное кольцо с бриллиантом.

— А теперь без паники! — скомандовала она себе, хотя ее все еще трясло от воспоминаний.

— Меня зовут Рослин, Рослин Брант, — шептала она, с ужасом сознавая, в каком положении находится. — Мне двадцать два года, я работаю стюардессой и живу в Англии…

Наверное, ей следовало бы вернуться в Англию, где все было так знакомо, возможно, это поможет ей выбраться из этого темного пустого тоннеля…

— Добрый вечер, Джульет, — раздался голос у нее за спиной.

Сердце сжалось, она резко обернулась и на фоне звездного неба увидела высокую мужскую фигуру. Из-за игры теней казалось, что нижнюю часть лица скрывала маска… но глаза — эти видящие тебя насквозь сверкающие глаза она бы не спутала ни с какими другими!