ПОД ВУАЛЬЮ

Глава четвертая

Рослин проснулась, когда солнце коснулось коричнево-желтых стен Дар-Эрль-Амры. В больнице она уже привыкла к кровати с сеткой, но она никогда не видела, как проникают сквозь резные решетки гаремных окон лучи солнца. Какое-то время она не понимала, где находится.

Вскоре она вспомнила, что это было семейное поместье Жераров в пустыне. Вчера сюда из больницы ее привезла мадам Жерар. Лежа в постели, она мысленно представила себе все события вчерашнего дня. Затем, откинув сетку, она встала.

Ее решение покинуть Дар-Эрль-Амру наверняка рассердит Нанетт, а, может быть, даже причинит боль. Она, конечно же, скажет ей, что прошло еще слишком мало времени, чтобы привыкнуть к странным обычаям Жераров. Если бы Жераров было только двое, но ведь был еще и третий — мужчина, который ей никогда не понравится, так же, как и она ему. Именно он и стал причиной ее решения больше не задерживаться в этом доме.

Она соскользнула с постели и босиком направилась к окну. Солнце приятно припекало шею и руки, ее ноздрей достиг пряный аромат утреннего воздуха. Что-то подсказывало ей, что жизнь, о которой она сейчас ничего не помнила, не была солнечной. Она выросла в сиротском приюте, позднее домом стало общежитие. И хотя работала она стюардессой, расписание полетов не оставляло ей много шансов для того, чтобы увидеть города, куда они летали. Единственное, что она должна была бы хорошо запомнить, так это буфеты в аэропортах.

Солнце отвлекло ее от грустных мыслей, и, поддавшись импульсу, она поспешила в ванну, чтобы почистить зубы и принять душ. Ей не терпелось скорее выйти на улицу. Двор был пуст, только слышалось воркованье птиц.

Вернувшись в комнату, она открыла шкаф и выбрала золотистые брюки и кремовую хлопчатобумажную блузку, которые сидели на ней довольно свободно из-за того, что в больнице она здорово похудела. Решив, что на улице еще не жарко, а значит, шляпу можно было не надевать, она расчесала волосы и поспешила вниз, во Двор Вуалей.

Молодым всегда легче чувствовать себя частью природы, и Рослин, пока бродила по двору, совершенно бессознательно слилась воедино с утренней свежестью листвы и цветов. Над тесно растущими кустами роз роились пчелы, своим жужжанием напоминая трели птиц. Неподалеку рос куст белых камелий, которые всегда стоили дорого в цветочных магазинах. Было там и палисандровое дерево, и стриженные кусты ароматного можжевельника. Фонтаны еще не работали, стоя в тени огромного чарующего дерева.

Рослин протянула руку и дотронулась до листьев цвета нефрита, которые появлялись на дереве каждый год. Всю свою долгую жизнь это дерево было своеобразным стражем двора. То тут, то там в стене попадались крошечные отверстия, и когда Рослин посмотрела в одно из них, то взгляд ее упал прямо на ту комнату, которая сейчас была салоном.

Она догадалась, что евнухи подглядывали за наложницами гарема в то время, как те, позвякивая драгоценностями, томно возлежав на подушках, вели неспешные разговоры, лакомились всякими сладостями, что делало их пухленькими и желанными в глазах мусульманских мужчин.

Рослин нахмурилась, вспомнив, как вчера вечером во взгляде Дуэйна мелькнуло сомнение. Действительно, так странно было помнить массу всяких пустяков из школьных учебников и при этом не вспомнить хоть какие-нибудь подробности из собственной жизни. Через отрастающие волосы она нащупала на голове шрам длиной около двух сантиметров. Из-за того, что кожа еще окончательно не зарубцевалась, ей приходилось пользоваться щеткой, а не расческой, чтобы не повредить незаживший шов.

Она вздохнула, в задумчивости глядя на плакучие ветви дерева. В голове возникла мысль о Джульет Грэй.

Сердце забилось неровно. Почему Дуэйн Хантер назвал ее вчера этим именем? Почему он считал, что она притворяется? Почему он не верил, что она в действительности невеста его брата? Такая ошибка была совершенно невозможна. Расследование катастрофы проводили официальные представители Лондона, и они сказали ей, что она — Рослин Брант… потом это кольцо. Когда ее нашла поисковая группа, в руке у нее было крепко зажато обручальное кольцо. Затем вместе с другими, немногими уцелевшими после катастрофы, ее отвезли в больницу. Двое позже умерли, а третий вернулся домой в Англию еще до того, как Рослин позволили встать с постели.

Ее пробрала дрожь, когда она вспомнила, как очнувшись в больнице, она не помнила ни своего имени, ни чего бы то ни было о своей жизни. Это было самым ужасным, поэтому, когда они обратились к ней, назвав ее Рослин, у нее возникло ощущение, что это имя ей знакомо. Она кивала, как бы подтверждая, что знает это имя.

Затерявшись в мыслях, Рослин открыла калитку для рабов в стене и вышла со двора. Ей вспомнились слова Дуэйна Хантера, сказанные им вчера вечером под ее окнами.

Его короткое признание Изабелле в том, что в его жизни была женщина, о которой он никогда не говорит. Именно из-за нее он стал таким циничным. Наверное, он сильно любил ее, если она оставила у него на сердце такой глубокий шрам.

Рослин никак не могла представить себе Дуэйна Хантера влюбленным. Даже соблазнительная Изабелла вызывала у него лишь усмешки.

Солнце наполнило ярким светом Двор Вуалей, а Рослин вдруг почувствовала прохладу. Оглядевшись, она поняла, что гуляет в тени огромных финиковых пальм, листья которых напоминали огромные вентиляторы. На фруктовых деревьях среди листвы виднелись плоды. Вдоль дорожки, по которой она шла, в ирригационных каналах квакали лягушки, а над головой, в верхушках деревьев, щебетали птицы.

Зачарованная, она шла все дальше и дальше, едва замечая, что проходы между деревьями были совершенно одинаковые, причудливо затененные зеленоватым светом.

Человеку, впервые сюда попавшему, не так-то просто было найти дорогу обратно. Ей совсем не попадались рабочие, которых в больших количествах она видела вчера, когда ехала из больницы. Она и представить себе не могла, что площадь плантаций достигала пятидесяти квадратных миль, что сегодня рабочие были заняты совсем на других участках этих бескрайних плантаций фиников, саго, олив и бетельных пальм. В течение уже долгого времени Рослин не ощущала такого покоя.

Спустя некоторое время она заметила, как что-то блеснуло впереди между деревьями. Это был ручей, бегущий в зеленой прохладе пальмового леса, по обеим сторонам которого росли травы и цветы. Она присела на колени и набрала в ладони прозрачной воды. В горле пересохло, и она с жадностью выпила, протерев влажными руками виски и шею. Она прекрасно себя чувствовала и, опустившись на корточки, огляделась вокруг.

Сквозь листья пальм виднелось ярко-голубое небо, слегка подернутое золотисто-медовой дымкой. Лучи солнца, словно пики, пронизывая насквозь густые кроны пальм, припекали плечи. Раннее утреннее солнце раскалилось добела.

«Пора возвращаться домой», — подумала она, но вокруг была такая тишина. Белка с темно-полосатой спиной и пушистым хвостом стремительно прыгала вверх по стволу пальмы, напомнив Рослин о странной мелодии, которую вчера вечером играл Тристан. Из ручья выпрыгнула жаба и застыла неподвижно, уставившись на Рослин огромными темно-коричневыми глазами. Она ощущала полное единство с окружающими ее существами и, отдыхая на берегу ручья, она разглядывала в нем свое отражение.

— Лесное зеркало, — прошептала она с улыбкой, — скажи, что мне делать: остаться или уехать?

По воде пошла рябь, как будто от кошачьей лапы. У Рослин похолодела спина, и, повернувшись, она увидела в нескольких ярдах от себя гладкошерстное, похожее на кошку существо, с зелеными глазами, злобно глядящими на нее.

Казалось, в жилах заледенела кровь. Животное, виляя хвостом, похоже, было готово прыгнуть на нее. Верхняя губа приподнялась, обнажив грозные клыки. Рослин встала, и животное зарычало.

— Стоять! — услышала она резкий окрик.

Стоя в оцепенении, Рослин увидела, как из-за деревьев стремительно выпрыгнуло еще одно животное, чем-то напоминающее кошку, и с размаху приземлилось на спину коварному хищнику. Уже через мгновение в воздухе чувствовалась ярость борющихся животных, брызжущих слюной, рвущих друг у друга шерсть, катающихся по земле, пока, наконец, оба не плюхнулись в воду, и тогда крупная кошка скрылась от атаковавшего ее длинноногого пса, выскочившего на берег и принявшегося отряхиваться.

— Боже, Хамра! — Дуэйн Хантер похлопывал по мокрой красноватой шерсти собаку, осматривая ее после только что закончившегося поединка. На этот раз все обошлось только царапинами. Рослин наблюдала за ним, а сердце, казалось, билось где-то в горле.

— Как хорошо, что вы оба оказались здесь, — все еще дрожа сказала Рослин.

— Вам не следовало бы прогуливаться здесь, думая, что вы в Мидлэссексе, — сердито заметил Дуэйн. — Горные кошки и дикие собаки время от времени спускаются вниз. Только что вы чуть было не стали предметом их добычи, они, нападая, могут здорово покалечить.

— Я знаю. — Ее передернуло от его слов, и ей захотелось найти защиту в собаке, которая подошла к ней немного ближе. Она попробовала ее погладить, но собака тут же отошла назад.

— Салуки note 3 — не домашние собаки. Они — охотники.

— Сухо добавил Дуэйн.

— Для вас это подходящая компания. — Она видела перед собой темную медь его волос, надменное выражение лица, темную шею, оттеняемую белизной ворота рубашки.

Бриджи были заправлены в сапоги из марокканской кожи.

— Я вижу, вы уже немного оправились от испуга. — Она заметила, как в его глазах засверкали огоньки. — А теперь, не скажите ли вы мне, что вы делали вдали от дома?

— Конечно, скажу. — Она засунула руки в карманы брюк и приподняла вверх подбородок. — Мне захотелось прогуляться перед завтраком, а здесь, в тени пальм было так прохладно и тихо, что я потеряла чувство времени.

— И направления, — он щелкнул пальцами, и собака подошла к нему. — Вам бы лучше зайти ко мне и выпить кофе и что-нибудь съесть. Затем я отвезу вас в Дар-Эрль-Амру. Она не была уверена, хотелось ли ей принять его приглашение.

— Ну, ладно, пойдемте, — и он стал большими шагами удаляться прочь, Хамра бежала впереди. Какое-то мгновение Рослин колебалась, но потом пошла следом за ними, отряхивая с брюк прилипшие травинки. Когда он оглянулся и остановился, чтобы она смогла их догнать, Рослин захотелось убежать.

— Полагаю, что меня вы испугались сильнее, чем кошки, — усмехнулся Дуэйн.

— Вы такой же дикий, — еле переводя дыхание, ответила она. Ей приходилось почти бежать, чтобы угнаться за ними.

— Я не такой милый как Тристан. не правда ли? — расхохотался он. И здесь, в зелени пальм, его смех показался еще более громким и раскатистым, так что маленькие птички в тревоге скрывались в густых кронах деревьев.

— Тристан похож на Нанетт, а она самая лучшая из всех женщин: элегантная, остроумная, с добрым сердцем.

— Да, она очень добрая, — согласилась Рослин, подумав, что будет совсем не просто уехать из Дар-Эрль-Амры.

— Ее посещения, пока я была в больнице, были для меня более, чем приятны, и я…

— Вы можете сделать ей больно, но было бы лучше для вас, если бы вы и не пытались. — Глаза цвета зеленой меди сверкнули так же зловеще, как глаза дикой горной кошки.

Она была не в силах отвести от него взгляд.

— Помните о двух килкенийских котах note 4, которые дрались до тех пор, пока от них не остались только хвосты.

— Неужели будет то же самое, если я останусь в ДарЭрль-Амре, — спросила Рослин.

— Неизбежно, мисс Брант.

Они остановились и, как будто по обоюдному согласию, посмотрели друг на друга. В зеленоватой тени пальм ее глаза были цвета серого нефрита.

— Я думаю, мне лучше уехать из Дар-Эрль-Амры, — сказала она.

— Нет, — покачал он головой. — Я не позволю, чтобы кто-то сделал Нанетт больно. Вы останетесь ровно столько, сколько захочет Нанетт. Вы останетесь потому, что она потеряла Арманда — только по этой причине.

И прежде, чем Рослин успела уйти, он крепко вцепился ей в запястье и поднял вверх ее руку. Луч солнца заиграл в крупном бриллианте.

— Нанетт боготворит три кольца, которые ей дал муж.

Когда Тристану, потом мне и, наконец, Арманду исполнился двадцать один год, мы каждый получили по такому кольцу, который, в свою очередь, мы должны будем подарить женщинам, на которых мы женимся. Вы носите кольцо Арманда без тени сомнения. Надпись на внутренней стороне была сделана моим дедом, именно таковы были его чувства к Нанетт, что они будут вместе в жизни и смерти.

— И вы отказываетесь верить, что Арманд мог чувствовать нечто подобное ко мне, — тихо произнесла она.

Тишина окутала их, пока Дуэйн внимательно изучал ее лицо. Потом запела птичка, и Рослин попыталась высвободить руку. Это оказалось невозможно. У него были стальные пальцы, подобно его взгляду, упрямые, как его подбородок, жестокие, как его слова.

— Мне не пристало судить Арманда в отношении женщин, — в своей обычной манере произнес Дуэйн.

— И тем не менее, вы пытаетесь меня оценить, господин Хантер. Вы думаете, что я простушка, в чем вы несомненно правы, но ведь не всех привлекают сойки, кому-то нравятся и корольки.

Слегка приподняв брови, он свободной рукой взял ее за подбородок и повернул голову вправо.

— Нет, вы не красавица, — спокойно согласился он, но вы и не королек. Я бы сказал, что вам больше подойдет хамелеон.

— Хамелеон — это тот, кто постоянно меняется, — с негодованием проговорила Рослин.

— Совершенно справедливо. — Он сжал ей подбородок, потом отпустил, и уже в следующее мгновение они вышли из зелени плантаций и оказались перед входом в мавританский дом. Собака залаяла, бросилась через внутренний дворик и исчезла в доме.

Дом был построен из местного камня, в нем было что-то таинственное, как показалось Рослин. Судьба и впрямь решила поиграть с ней, ведя ее, как овечку, в волчье логово.

Она огляделась вокруг и увидела, что плитка была украшена цветными арабесками, стояли чугунные скамейки и каменные вазы с ярко-красными геранями, ноготками, голубыми ирисами и высокими лилиями. По белым оштукатуренным стенам каскадом спускались паучий вьюн вперемежку с коричнево-красной бугенвиллией.

Дом окружали большие деревья, защищая его от палящего солнца, с одной стороны, а с другой стороны, увеличивая риск попадания молнии во время грозы.

— Проходите в дом и выпейте стакан абри note 5. Это, пожалуй, самый прекрасный освежающий напиток, который я знаю. Она шла рядом с ним по двору и вскоре оказалась в одной из комнат дома, как и все другие, выходивших в сад, имевший форму полумесяца и окруженный стеной. В этом доме не было верхнего этажа, крыша была плоской, и там, как заметила Рослин, на жаре висело белье.

У Рослин перехватило дыхание, когда она впервые переступила порог берлоги Дуэйна Хантера. Пол был устлан шкурами животных, обитающих в джунглях, мебель — из тростника, светильники и посуда — в мавританском стиле.

Большую часть комнаты занимали полки с книгами, стоявшими в полном беспорядке. В шкафу со стеклянными дверцами висело несколько ружей, на резном комоде из кедрового дерева стояла стерео-аппаратура, а на маленьком столике рядом — музыкальная шкатулка с танцовщицей на крышке.

Этот предмет подтолкнул Рослин к догадке. Он выпадал из общего стиля комнаты, и она подумала, что шкатулка, вполне вероятно, могла принадлежать той женщине, о которой Дуэйн никогда не говорил.

— Дайте отдых ногам, пока мой слуга Дауд приготовит пару бокалов абри и что-нибудь на завтрак.

Рослин не смогла устоять перед диваном, накрытым шкурой оцелота, и, воспользовавшись предложением Дуэйна забралась на него с ногами и свернулась калачиком. Хозяин дома в это время пошел на кухню отдать распоряжения о завтраке. Среди шкур пятнистых животных из джунглей Рослин почувствовала себя первобытным человеком. Именно в джунглях охотник научился быть самодостаточным человеком, он познал силу собственной воли, он узнал, какподчиняются этой воле окружающие, и вовсе не заботился о том, боятся они его или не любят.

Она не заметила, как он вернулся, и даже немного испугалась, когда он мелькнул в поле зрения, по-животному гибкий и проворный.

— Я нашла в вас одно сходство с Тристаном — вы тоже любите музыку, — показала она рукой на стереоаппаратуру.

— Это укрощает дикое сердце. — Он усмехнулся, глядя на свернувшуюся калачиком Рослин. — Вы хотите, чтобы я что-нибудь поставил, пока мы будем завтракать?

— А у вас есть электричество? — спросила она.

— Сколько угодно. — Многозначительно посмотрел он на нее. — У Дар-Эрль-Амры свой генератор, я же, естественно, пользуюсь этим преимуществом.

— Естественно, — пробормотала она, со всей силой вцепившись в шкуру оцелота, без сомнения убитого Дуэйном note 6. — Вы всегда получаете то, что хотите, не правда ли?

— Нет, парочку раз в дураках оставался я. — Он поднял крышку проигрывателя и взглянул на пластинку. — Что касается моего вкуса в отношении музыки, то здесь я несовременен. Эта пластинка — одна из моих любимых. Я часто слушал ее на плантациях в сельве. Это — «Кавалер роз».

— «Кавалер роз», — повторила она, улыбнувшись. — Вы бы скорее вооружились дубиной.

— Без сомнения. — Он поставил пластинку с музыкой Рихарда Штрауса и уменьшил звук, так чтобы они смогли разговаривать. В комнату залетела сверкающая всеми цветами радуги стрекоза, и они оба наблюдали, как она кружила, натыкаясь на стены. От нее было невозможно отвести глаз, она как бы притягивала к себе магнитом, точно также, как и горящие глаза Дуэйна.

— Обычно особи мужского пола у стрекоз жестоко обращаются со своими собратьями, — заметил Дуэйн. — В сельве некоторые из них достигают размера птиц.

— Вы скучаете по той жизни? — спросила она. — В вашем голосе слышны ностальгические нотки.

— Это был мой дом, — жест выдал в нем настоящего франка. Худой, загорелый, с горящими, словно турмалин, глазами на жестком лице, он напоминал корсара семнадцатого века. — Дар-Эрль-Амры, несомненно, кое-что компенсирует, ведь я — хозяин всех этих владений, плантаций площадью пятьдесят квадратных миль с финиковыми пальмами и прочими фруктовыми деревьями, которые требуют ухода. К тому же есть еще и пустыня, по бескрайним просторам которой я люблю скакать верхом.

— Пятьдесят квадратных миль?! — эхом отозвалась Рослин. — Я и предположить не могла, что плантации столь огромны.

— Конечно, особенно если учесть, с какой беспечностью вы отправились на утреннюю прогулку. — Он ядовито усмехнулся, обнажив белые зубы. — А ведь там и змеи живут, и скорпионы. Иногда с гор спускаются дикие кошки.

— Это предупреждение не заходить на вашу территорию? — Она смотрела на него как ребенок, который не может понять, что имеет в виду взрослый, разговаривая с ним.

— Вовсе нет. Но в любом случае это не парк, и кроме змей и скорпионов, здесь есть арабы-рабочие. — Он оглядел ее мальчишескую фигурку с головы до ног. — Вы слишком миниатюрны для них, это верно, они предпочитают женщин в теле, но все равно вы — женщина, а я не могу быть одновременно в десяти местах.

— Уверен, что стараетесь, — колко заметила она, — и все-таки, что вас заставляет думать, что я останусь в ДарЭрль-Амре?

— Конечно, останетесь.

— Из-за того, что могу бесплатно есть и спать, не говоря о многом другом, не так ли?

— Остра, как бритва, да? — Снова в его глазах появился этот загадочный блеск. Он наклонился к бюро и взял оттуда резную деревянную фигурку индейца в позе изготовившегося стрелка. Большим пальцем он провел по дереву, уже и без того отполированному многочисленными прикосновениями. — Возможно, вы и подумывали о том, чтобы уехать, но теперь, вдохнув воздух пустыни, это будет трудно. Есть люди, которых влечет дикая природа, а есть и такие, которые навсегда остаются привороженными такими местами, как Париж.

— Так вам кажется, что меня больше привлекает дикая природа? — Ее так взволновала эта мысль, что она забыла о том, как крепко сжимали железные пальцы ее запястье некоторое время тому назад, как испугалась она, как зловеще в тени пальм сверкнул бриллиант на кольце.

— Время покажет, — растягивая слова, произнес он. В этот момент в комнате появился слуга, молодой человек в джелобии note 7 и маленькой красной тюбетейке. Он поднес Рослин запотевший бокал с розовым абри. Подняв глаза, она очень удивилась — на нее смотрели раскосые голубые глаза.

— Эль-Румх не часто завтракает дома, — сообщил ей Дауд. — Я готовлю черный кофе во фляжке и немного фиников с собой, когда он с утра отправляется на плантации.

— Я уверена, что Эль-Румх предпочитает именно эту еду, — с серьезным видом произнесла Рослин, одновременно бросив взгляд на хозяина слуги.

— Я готовлю кебаб из печени с помидорами и луком.

— Он потянул воздух вздернутым носом. — Здорово пахнет, не правда ли?

— Я предпочитаю абри прежде, чем растает лед, — и он быстро подхватил с подноса стакан. — А теперь давай-ка поторопись на кухню, прежде чем твои кебабы не превратились в угли.

Дауд тотчас же отправился на кухню. Его улыбка неожиданно обнаружила на смуглом лице какие-то черточки европейца.

— Он — бербер, — как бы отвечая на вопросительный взгляд Рослин, заметил Дуэйн. — Арабы и они — совершенно разные народы.

— Но вы. так же как и арабы, придерживаетесь точки зрения, что серым глазам нельзя доверять, — холодный как лед напиток имел чудесный пряный вкус.

— Серые глаза безучастны. — Он смотрел на нее поверх ободка бокала, и взгляд этот, казалось, пронизывал ее насквозь. — В серых глазах есть какая-то тайна. Может быть, потому, что они отражают свет и тень, как глубокое озеро.

— Я должна поехать посмотреть озеро Темсина, — быстро сказала Рослин, и щеки у нее зарделись. — Почему слуга называет вас Эль-Румх?

Он равнодушно пожал плечами. — Так зовут меня в этих местах.

— Что означает это имя?

— Будь я проклят, если расскажу вам. — Он засмеялся отрывисто и отставил пустой стакан. — Вы женщины любопытны, как лошади.

— Как лестно.

— Я никогда не льщу. — Его рот перекосился. — Лесть делает женщин притворно застенчивыми, и мне это не нравится.

— Я думаю, что вам многое в женщинах не нравится, — осмелилась заметить Рослин.

— Как и в лошадях, в женщинах мне нравится характер.

— Женщины на втором месте, как я посмотрю.

— А почему бы и нет? — Он был тверд и непреклонен. — Женщины гораздо чаще бывают менее верны, чем лошади, и хотя и те, и другие любят сахар, но лошадь не способна сделать из мужчины идиота.

— Насколько я вас понимаю, господин Хантер, таким образом вы определяете мужчину, который любит?

— Понимайте это, как хотите, мисс Брант. Любовь — это игра для дураков, и если бы в эти сети не угодил Арманд, то он бы вернулся домой намного раньше и скорее всего был бы сейчас жив.

От боли у нее свело лицо.

— Арабы говорят «Иншаалла». А разве вы не верите в судьбу?

— Ну, если согласиться с тем, что все наши жизни уже давно расписаны, тогда этот мир — лишь кукольный театр, а мы — марионетки, которых дергают за веревочку. Мне это не нравится. Я хочу быть хозяином своей судьбы.

— Вы намереваетесь сравнять горы с землей? — На ее лице застыла полуулыбка. — Вы высокомерный человек, господин Хантер, и довольно страшный.

— Для утлого суденышка у вас большие паруса, мисс Брант. — Он уже стоял рядом с диваном и, улыбаясь, протягивал ей руку, чтобы помочь подняться.

— Я думала, что вы никогда не льстите женщинам. — Поднявшись с дивана и стоя напротив, ей пришлось немного запрокинуть голову, чтобы посмотреть на него, крепкого, высокого, загорелого.

— Я и не делаю этого, — язвительно ответил он. — А детей не стоит принимать в расчет, а вы, в своих брючках, свернувшись на шкурах, ужасно напоминаете мне ребенка.

— А вы соответствуете своей фамилии, — жестом указала на шкуры Рослин. — Нескольких животных, по крайней мере, сразила ваша меткость.

— Ягуара и леопарда убил я, — согласился он с усмешкой. — Они оба — хищники, и сами убивают ради того, чтобы убить. А что касается оцелота, то это подарок вождя племени Дживаро. Хранит ли ваша память сведения об этом племени и их основном занятии?

Каким же он мог быть саркастичным! У нее руки чесались дать ему по физиономии, но она отвернулась и зашагала прочь. Потом остановилась в арочном проходе, откуда хорошо был виден сад.

— Ваша голова могла бы быть достойным трофеем, — кинула она через плечо. — Не понимаю, почему Дживаро до этого не додумались.

Он рассмеялся у нее за спиной. Рослин быстро вышла во дворик, где на чугунном дворике Дауд собирал завтрак.

Он улыбнулся ей загадочно, а она как-то совсем рассеянно ответила ему. Она совсем не хотела завтракать вместе с Дуэйном Хантером в его внутреннем дворике. Он ей абсолютно не нравился. Когда Дауд скрылся в доме, она подлетела к Дуэйну и застала его стоящим у пальмы. Он громко смеялся и срывал листья с бугенвилии.

— Вы так уверены в себе, — начала она с обвинения. — Вы защищены от уколов и боли, которые испытывают большинство людей.

— Я защищен от уколов и боли? — Он удивленно поднял брови. — Вы уверены в том, что у меня иммунитет от этого?

— Да, вначале именно так я и думала. — Она сорвала несколько цветков со вьюна и затем безжалостно добавила. — Я была очень удивлена, услышав о том, что все-таки нашелся человек, пробивший брешь в вашей броне, и насколько я это поняла, эта честь принадлежит женщине.

Во дворике повисла тишина, которую через секунду пронзил вопль Рослин, когда Дуэйн схватил ее за плечи.

— Кто вам сказал об этом? — От его взгляда у нее мурашки побежали по спине. — Вы узнали это от Нанетт?

— Нет… н-нет…

— Тогда, от кого же? — Он продолжал трясти ее, — Ну, давайте же, говорите.

— Вчера вечером я слышала, как вы говорили об этом Изабелле. — Рослин вдруг стало по-настоящему страшно, у него была железная хватка, а зеленые глаза метали молнии.

— Пустите меня, мне больно!

Но бороться с ним было еще больнее. — Неужели же никто и никогда не учил вас уважать частную жизнь других людей?

— Вам следует говорить потише с Изабеллой, когда вы прощаетесь прямо под моими окнами. — Рослин отступала. — Я вовсе не желаю подслушивать секреты, которые вы ей доверяете. Мне совершенно неинтересно, и вообще, это не мое дело, что какая-то женщина превратила вас в камень и сделала таким циничным.

И опять между ними повисла зловещая тишина: слышно было только, как жужжат цикады цикады и журчит вода, давая напиться деревьям. Сердце Рослин бешено колотилось, и, хотя ни один мускул на лице Дуэйна не шевелился, ей все удалось заметить, что какое-то мгновение назад он вздрогнул от боли.

И то, что он вздрогнул, лишь подтвердило ее вчерашние мысли — ему все еще не безразлична была женщина, которую он знал до своего переезда в Дар-Эрль-Амру.