Фасад здания на Бейкер-стрит выходил на Риджент-парк, и, когда Стефан Филдинг, стоя напротив массивного письменного стола в кабинете на самом верхнем этаже, смотрел в окно, он видел нянечек, катающих детские коляски, и малышей с хлебом в руках, которые кормили уток.
— Садитесь, пожалуйста, — учтиво сказал человек в штатском, сидящий за столом, — Похоже, наш разговор затянется.
— Благодарю вас, сэр.
Стефан, в военной форме с отличительным знаком парашютиста на рукаве, сел в потрескавшееся кожаное кресло.
— Так, значит, вы проходили службу в районе Ла-Манша? — любезно спросил седовласый собеседник.
— Да, сэр.
— И знаете языки? Французский, немецкий и сербскохорватский?
— Да, сэр, — сказал Стефан, уже чувствуя, куда он клонит. — У меня ученая степень за работы в области современного языкознания, к тому же моя мать сербка.
Сидящий напротив него человек, чьего имени он не знал, повернулся на своем вращающемся кресле так, чтобы тоже видеть парк. Не глядя на Стефана, он задумчиво сказал:
— И вы знаете Югославию? Вы бывали там с матерью?
— Я знаю эту страну и часто там бывал, хотя и без матери.
Его собеседник не обратил внимания на последнее замечание.
— Хорошо, — кратко сказал он. — Сначала позвольте познакомить вас с нынешнем положением в Югославии, а затем я объясню, зачем вы здесь. — Он сложил свои ладони вместе. — С тех пор как немцы вторглись в страну, союзники оказывают поддержку генералу Драже Михаиловичу. Генерал Михаилович, как вы, без сомнения, знаете, бывший офицер сербской королевской армии, лидер югославского Сопротивления, его люди известны как четники. Однако недавно мы получили информацию о том, что многие диверсии против немцев были совершены не Михаиловичем и его четниками, а партизанами во главе с Тито, которые являются коммунистами. Речь идет о том, кто более достоин нашей поддержки.
Стефан слегка нахмурился:
— Почему надо делать выбор, сэр? Разве нельзя помогать и тем и другим?
Человек за столом снова повернулся к нему лицом и сухо сказал:
— В более простой ситуации это было бы самым очевидным и удовлетворительным решением. Однако на Балканах не так все просто.
Он закинул ногу на ногу, выставив напоказ удивительно яркие носки.
— Ближайшая цель и четников, и коммунистов — оказывать немцам сопротивление, но их представления о послевоенном устройстве Югославии настолько различны, что ни о каком сотрудничестве между ними не может быть и речи. Следовательно, возникает вопрос, кого поддерживать.
Он откинулся назад в своем кресле, покачивая ногой.
— Вот зачем вас вызвали, Филдинг. Прежде чем принять решение, мы должны знать, правдива ли полученная информация. Мы сбросили с парашютом троих наших агентов в эту страну, чтобы установить контакт с Михаиловичем, но попытка оказалась неудачной. Двое из группы были англичанами, плохо знавшими сербскохорватский, поэтому к ним добавили третьего десантника — канадца хорватского происхождения. Тито тоже хорват, и когда Михаилович узнал, что канадец одной национальности с лидером коммунистов, он заподозрил подвох и отказался с ними встречаться. Я надеюсь, что если вы согласитесь, то получите такое же задание, и, полагаю, на этот раз оно будет успешно выполнено. У вас есть для этого все необходимые данные. Вы служили в десантном батальоне, знаете Югославию, говорите на различных языках, а ваши семейные связи таковы, что Михаилович, безусловно, будет вам доверять.
— Моя мать лишь дальняя родственница, а не троюродная сестра бывшего короля, — сказал Стефан во избежание недоразумений.
Его собеседник похлопал рукой по лежащей перед ним кожаной папке.
— Зато ваша бабка из семьи Карагеоргиевичей, — невозмутимо сказал он. — Такой аттестации для Михаиловича достаточно. — Он поднялся со своего кресла, давая понять, что разговор окончен. — В Каире находится наш Балканский центр, и я хочу, чтобы вы вылетели туда немедленно.
Стефан молча встал.
— А как насчет людей, которые должны меня сопровождать, сэр? Мы полетим вместе?
— Нет. Ваша команда уже в Каире. Вас обязательно встретят на югославской земле. Кстати, командир группы четников, который должен доставить вас к Михаиловичу, хорошо вам знаком.
Стефан стоял неподвижно, надеясь, что его внезапно возникшее предположение верно.
— Все офицеры Михаиловича являются бывшими офицерами королевской армии, и Петр Зларин не исключение, — сказал его собеседник с некоторым подобием бесстрастной улыбки. — Ваша миссия может столкнуться с любыми трудностями, но подозрительность и недоверие исключены.
— В Югославию? — спросил сына Джулиан, ничуть не удивившись. — Интересно, сколько времени потребовалось твоему начальству, чтобы выяснить возможность использования тебя для предполагаемой операции?
— И устроить встречу с Петром, — добавил Стефан.
Джулиан подошел к камину и вытряхнул пепел из своей трубки.
— Твои отношения с Петром могут оказаться более близкими, чем полагают в разведке, — сказал он, подумав о том, каким образом стало известно, что командир отряда четников майор Петр Зларин — двоюродный брат капитана Стефана Филдинга, служившего в десантном батальоне. Джулиан усмехнулся. Он выглядел гораздо моложе своих пятидесяти пяти дет. — Твоя мать будет довольна. Она просто придет в восторг!
— В Югославию! — ошеломленно воскликнула Наталья. — Ты действительно собираешься сражаться за свободу Югославии? — Глаза ее блестели, как у девушки, когда она повернулась к Джулиану. — Это ты постарался, дорогой? Ты все это устроил?
Джулиан покачал головой, усмехаясь ее непоколебимой вере в то, что как бывшему послу ему достаточно сказать только слово, чтобы было выполнено любое его пожелание.
— Нет. Поскольку сейчас положение немцев в Италии сильно пошатнулось, союзники сосредоточили свое внимание на другом берегу Адриатики, и все военнослужащие, владеющие сербскохорватским и греческим языками, перебрасываются туда.
Ему очень хотелось рассказать об истинной сущности миссии Стефана и о том, что он должен встретиться с Петром, но он не мог этого сделать и потому решил сменить тему разговора.
— Поскольку Стефан завтра уезжает в Каир, давай устроим сегодня вечером обед в ресторане. Как думаешь, нам стоит пригласить нового молодого человека Зорки?
— Он вовсе не ее молодой человек, — возразила Наталья, и ее лицо потемнело. — Поклонник Зорки — Ксан, а это лишь ее коллега по работе и ничего более.
Заговорив о Ксане, Наталья помрачнела, и ее настроение передалось Стефану. С тех пор как два года назад немцы вторглись в Югославию, от Катерины и Макса, а также от его сына Ксана не было никаких вестей.
Стараясь утешить мать, Стефан неуверенно сказал:
— Я думаю, Ксан воюет против немцев. Зорка тоже так считает. Она говорит, что, будь он убит, она непременно почувствовала бы это.
Наталья вздохнула, понимая чувства дочери. Когда Джулиан воевал во Фландрии, она тоже верила, что инстинкт ей подскажет, если с ним что-то случится.
— Я хочу, чтобы они поженились, когда мы опять будем вместе, — сказала она дрогнувшим голосом. — Хотелось бы надеяться, что мама, папа, Макс и Катерина еще живы. Пусть Гитлер поскорее сдохнет и эта проклятая война закончится!
— Мы все этого хотим, — мягко сказал Джулиан, привлекая ее к себе и обнимая за плечи.
Стефан отвернулся. Он привык к проявлениям любви между родителями и не их объятия вызвали у него неловкость. Просто он знал, что по крайней мере один из членов их семьи в Югославии был жив, но из соображений секретности он не мог об этом сказать.
Наталья продолжала стоять, склонив голову на плечо Джулиана. Когда Стефан немного подрос, она рассказывала ему о царе Стефане Душане и о героях, которые освободили ее родину от турецкого владычества. Она хотела, чтобы он знал о своих славянских корнях, так как в школе преподавали только историю Великобритании. Теперь, сражаясь на земле своих предков против немцев, Стефан будет подражать героям, о которых она поведала ему в детстве, и, хотя Наталья очень гордилась своим сыном, ее не покидал страх за него.
В первые дни войны отец Стефана сделал все возможное, чтобы уговорить его тетю Диану, его мать и сестру Зорку переехать в их родовое поместье в Нортумберленде. Диана согласилась ради детей, но мать и сестра Стефана отказались. Наталья заявила, что в прошлую войну ни ее мать, ни сестра не покинули Белград, пока король и его армия там оставались, и что она не имеет ни малейшего намерения уезжать из Лондона, в то время как король Георг и королева Елизавета остаются. Зорка просто сказала, что ее должность секретарши при важном официальном лице делает невозможным ее отъезд, но даже если бы она не работала, то все равно бы не поехала.
Когда родители обменялись нежными заговорщическими взглядами, Стефан сказал:
— Поскольку мне в дальнейшем долго не придется гулять с Рози, пойду-ка выведу ее в парк. Пусть побегает.
Услышав свою кличку, старая черная сука-спаниель, переваливаясь, с надеждой подошла к нему.
— Ты хотел сказать — пусть походит. Рози уже давно не может бегать, — сказал Джулиан.
Стефан погладил Рози по голове.
— Ну, пусть походит, — сказал он, с грустью подумав о том, что, вероятно, Рози не доживет до его возвращения домой и мать тяжело перенесет эту утрату.
Он помнил, как когда-то предшественница Рози, Белла, весело крутилась у его ног. Когда Белла умерла, прожив у них четырнадцать лет, его мать едва не сошла с ума. Это было равносильно смерти члена семьи. Она поклялась больше ни за что на свете не заводить собаку, так как никто не сможет заменить ей Беллу. Однако отец, несмотря на ее протесты, принес в дом Рози, и Стефан никогда не забудет благодарный взгляд матери, когда тот вручил ей крошечный черный комочек.
С Рози на поводке Стефан вышел из дома. Мальчиком он жил с родителями на Кембридж-гейт, и мать всегда водила его в Риджент-парк. Он не помнил, чтобы отец когда-либо их сопровождал, но позднее, когда они переехали в Париж, отец, держа его за руку, гулял с ним по берегам Сены и запускал бумажного змея в маленьком парке позади их дома.
Пять чудесных лет в Париже, затем три года в Мадриде, а потом они опять переехали в Лондон, и родители купили дом в Челси, который до сих пор им принадлежал. У него было счастливое детство. По крайней мере один раз, а иногда и дважды в году они встречались с югославскими родственниками матери.
Их любимым местом встречи был отель «Негреско» в Ницце, где он проводил несколько счастливых дней со своей сестрой и двумя двоюродными братьями на усеянном галькой берегу перед отелем.
Проходя по мосту в лучах яркого майского солнца, он подумал о том, когда же Ксан и Зорка, друзья с детства, поняли, что любят друг друга. Все, кроме его матери, были потрясены, когда они объявили об этом.
— Ксан не двоюродный брат Зорке, — деловито сказала Наталья. — Его мать не принадлежит ни к семейству Карагеоргиевичей, ни к семейству Василовичей. Она гречанка. Я считаю их любовь чудесной.
Позднее Зорка ему объяснила:
— Мама хочет устроить роскошную свадьбу, учитывая, что их с папой свадьба, по-видимому, была довольно скромной. Ксан и я не очень-то этого хотим, но у меня язык не поворачивается сказать ей об этом.
Стефан свернул налево к парку, стараясь ради Рози идти не спеша. Будет ли свадьба роскошной или скромной, ясно одно — она состоится в Белграде.
Когда ему исполнилось пятнадцать, отец объяснил ему причину, по которой Наталья никогда не ездила с ними в Югославию. Только тогда он понял, как мать, должно быть, страдала, когда его тетя выходила замуж за Макса Карагеоргиевича и отец взял его и Зорку с собой в Белград. Были и другие торжества, на которых она не могла присутствовать: свадьба сербского короля Александра с румынской принцессой Марией, а также свадьба ее двоюродной сестры Вицы с пожилым белогвардейцем-эмигрантом, годящимся ей в отцы. Стефан был слишком юн, чтобы помнить короля Петра, но вспоминал, как плакала мать, когда пришло известие о его смерти и похоронах.
Стефан вошел в парк и спустил Рози с поводка. Даже сейчас, девять лет спустя, он едва мог поверить в рассказанную отцом историю. Для него имя Гаврило Принципа было известно лишь из книг. Казалось невероятным, что его еще довольно привлекательная, добросердечная, полная жизненных сил мать могла быть среди близких друзей Принципа. Еще труднее было поверить в то, что она участвовала в заговоре с целью убийства австрийского эрцгерцога.
Когда в 1934 году король Александр погиб от рук хорватских националистов в Марселе, Стефан был потрясен и подумал тогда, что, возможно, теперь длительное изгнание матери из Югославии наконец закончилось.
Он и отец присутствовали на похоронах в Белграде. Князь Павел, дядя покойного короля, был объявлен регентом до совершеннолетия одиннадцатилетнего Петра, сына короля Александра.
— Разрешит ли князь Павел маме посетить Белград? — спросил Стефан отца, когда они сидели за столом в доме Василовичей.
Воцарилась напряженная, почти осязаемая тишина, затем отец тихо сказал:
— Я надеюсь, Стефан. Я уже разговаривал с ним и намерен обратиться с просьбой разрешить ей въезд в страну. Дедушка и дядя Макс меня поддержат.
Бабушка извинилась и вышла из-за стола, а Стефан пожалел, что задал этот вопрос, потому что она наверняка пошла в свою комнату плакать.
Однако все их надежды оказались напрасными. Опасаясь оступиться, князь Павел старался вообще ничего не решать и отклонял любые просьбы.
Подойдя вместе с Рози к озеру, где катались на лодках, Стефан с удивлением подумал о том, как мужественно его мать отнеслась к этой неудаче. Она, конечно, была глубоко разочарована, но не произнесла ни единого слова в осуждение Павла, как раньше никогда не критиковала Александра.
Стефан вытащил из кармана мячик и бросил его недалеко в траву, надеясь соблазнить Рози. Она помахала хвостом, но не выказала желания быть втянутой в игру. Понимая, что он слишком многого хочет от старушки, Стефан поднял мяч, продолжая думать о матери.
Насколько он помнил, она всегда была рядом, и он ее обожал. Матери его друзей, как правило, были элегантными, но довольно прозаичными и скучными. Наталья же обладала чудесным качеством превращать обычные повседневные дела в веселые игры и забавы. Зорка тоже была полна задора и энергии.
Когда он приглашал в дом девушек, независимо от того, какими бы чудесными они ему ни казались сначала, очень скоро становилось ясно, что они не идут ни в какое сравнение с его матерью и сестрой.
Стефан направился к выходу из парка. Зорка унаследовала от Натальи природную веселость и безрассудную импульсивность, а он пошел в отца. Как и Джулиан, он отличался хладнокровием и, несмотря на то что его волосы были темнее отцовских, безусловно, выглядел настоящим англичанином. Зорка же была совсем другой породы. У нее были темные, почти черные волосы до плеч, которые она удерживала от падения на лицо массивным черепашьим гребнем. Ее широкоскулое лицо, несомненно, было славянского типа, как и общительный, живой характер. Когда Зорка подросла, у нее появилось множество поклонников, и Стефан был уверен, что ее молодой человек, которого Наталья сочла просто коллегой по работе, наверняка предпочел бы, чтобы его воспринимали в ином качестве.
Его предположение подтвердилось вечером, когда они все вместе обедали в ресторане и он увидел выражение лица юноши, который не сводил с Зорки глаз. Та же явно не отвечала ему взаимностью, и Стефан подумал, что, пожалуй, стоит отвести его в сторону и откровенно поговорить.
Веселое настроение, царившее за столом в начале обеда, постепенно пропало. У матери было отсутствующее выражение лица, а Зорка явно думала о Ксане и страстно желала, чтобы ее спутник убрался куда-нибудь подальше.
— Давайте танцевать, — сказал Стефан, когда оркестр заиграл квикстеп. — Когда еще у нас появится такая возможность, и я хочу пригласить тебя. Зорка.
— Ты что-то хотел мне сказать? — спросила Зорка, когда они удалились на достаточное расстояние от родителей и от ее кавалера.
— Возможна вероятность, правда, очень слабая, что последующие несколько месяцев я смогу видеться с Ксаном. Если ты хочешь использовать меня в качестве почтальона, я с радостью окажу тебе услугу.
Позднее, когда они вернулись домой и он лег в постель, чтобы немного почитать перед сном, к нему постучалась мать Стефан знал, что она придет.
На ней были розовая ночная рубашка и халат. С распущенными волосами она выглядела гораздо моложе своих сорока шести лет.
Наталья присела на край кровати сына и сказала, словно он был все еще ребенком:
— Ты ведь не допустишь, чтобы с тобой что-нибудь случилось в Югославии, не так ли, дорогой? Обещай, что будешь осторожен.
Стефан взял ее руку.
— Ничего со мной не случится.
Она улыбнулась, но при этом ее глаза оставались серьезными и встревоженными.
— Я знаю, что ты не сможешь поддерживать с нами регулярную связь. Плохо также, что нам ничего не известно о моих родителях, Катерине и Максе. В безопасности ли они и где сейчас Петр и Ксан? Я не вынесу, если что-то с тобой случится.
— Петр и Ксан сражаются в рядах Сопротивления, — произнес он ободряюще.
— Если у тебя появится возможность попасть в Белград.., или как-то связаться с нашими, ты ведь сделаешь это, не так ли?
— Конечно, — мягко ответил он.
Она крепко сжала его руку, затем сказала:
— Я хочу тебя попросить еще кое о чем. Если будете в Сараево, сходи на кладбище. Там похоронены Гаврило, Неджелко и Трифко, и я хочу, чтобы ты возложил цветы на их могилы. Сделай это ради меня.
Увидев испуганное выражение его лица, она сказала, оправдываясь:
— Я знаю, твой отец и тетя Катерина не считают их моими настоящими друзьями, но они ошибаются, Стефан. Гаврило, несомненно, допрашивали, встречался ли он со мной, но он все отрицал. Защищая меня, он, должно быть, терпел страшные муки, потому что, как теперь стало известно, всех троих на допросах пытали. — Ее голос дрогнул. — Теперь ты понимаешь, почему я их считаю друзьями, особенно Гаврило? Надеюсь, ты выполнишь мою просьбу?
Стефан кивнул, чувствуя, как к горлу у него подступил комок.
Наталья наклонилась и поцеловала сына в лоб.
— Всегда помни, что я очень тебя люблю и горжусь тобой, — сказала она дрогнувшим голосом. — Спокойной ночи, дорогой.
Благослови тебя Бог.
Когда мать ушла, Стефан еще долго лежал без сна, сомневаясь в том, что кто-нибудь из британских офицеров-десантников когда-либо получал такое странное дополнительное задание, отправляясь в Югославию. Затем, с радостью вспомнив, что его ждет встреча с Петром, он выключил ночник и попытался заснуть.