Подари мне луну

Глава 15

— Ты сошел с ума! — воскликнула Виктория, вскочив с постели как ужаленная.

Он приблизился к ней медленными угрожающими шагами.

— Если я еще не спятил, то чертовски близок к этому.

Нельзя сказать, чтобы это замечание ее успокоило. Она попятилась назад и с ужасом обнаружила, что уперлась спиной в стену. Так, улизнуть ей не удастся.

— Говорил я тебе, как приятно мне было услышать, что ты выдаешь меня за своего супруга? — спросил он обманчиво-небрежным тоном.

Виктории было прекрасно известно, что означает это напускное спокойствие: он в ярости, но держит себя в руках. Пока. Если бы сейчас она была в состоянии рассуждать здраво, то, наверное, закрыла бы рот на замок и не пыталась ему перечить. Но, к несчастью, в данный момент ее больше всего заботила собственная добродетель, и поэтому она огрызнулась:

— Ты это слышал в первый и последний раз.

— Жаль.

— Роберт, — промолвила она почти нежно, надеясь, что это поможет его смягчить. — Ты имеешь полное право сердиться на меня…

Услышав это, он рассмеялся. Рассмеялся! Виктории все происходящее вовсе не казалось забавным.

— Сердиться? Это не то слово, которое может выразить мое теперешнее состояние, — заметил он. — Позволь, я расскажу тебе кое-что.

— Прекрати свои шутки.

Он оставил ее реплику без внимания и продолжал:

— Я спал и видел сон — и все в нем было почти так же ярко и живо, как наяву… И мне снилась ты.

Виктория вспыхнула. Он мрачно усмехнулся.

— Кажется, одну руку я запустил в твои роскошные волосы, а твои губы… М-м, как бы это сказать?

— Роберт, довольно! — Викторию начало трясти.

Роберт был не из тех, кто позволил бы себе смутить леди подобными выражениями. Должно быть, он и в самом деле разозлился гораздо сильнее, чем она предполагала.

— Так о чем это я? — задумчиво продолжал он. — Ах да. Мой сон. Вообрази же мое разочарование, когда меня разбудили чьи-то крики. — Он склонился к ней, и глаза его сверкали. — Это были твои крики.

Виктория не знала, что и сказать на это. Впрочем, нет, конечно, знала. Мысленно она перебрала более дюжины вариантов ответа, но половина из них была неуместна, а оставшаяся половина — просто опасна, учитывая данную ситуацию.

— А тебе известно, что раньше мне никогда не приходилось натягивать панталоны с такой сумасшедшей скоростью?

— — Наверное, у тебя к этому врожденный талант, — сострила она.

— И я занозил себе ступни, — добавил он. — Полы здесь не предназначены для того, чтобы ходить по ним босиком.

Она попыталась улыбнуться, но обнаружила, что напускная бравада улетучилась, как дым.

— Я буду счастлива, если ты позволишь мне осмотреть твои раны.

Не успела она и глазом моргнуть, как руки его тяжело опустились ей на плечи.

— Я не шел, Виктория, я бежал. Я бежал так, как если бы от этого зависела моя жизнь, которой, кстати, ничто в тот момент не угрожало. — Он наклонился к ней, пронизывая ее взглядом. — Я спешил к тебе на помощь.

Теперь уже Виктория испугалась даже сильнее, чем тогда, на улице. Ну и что он хочет от нее услышать в ответ? Она открыла рот и неуверенно пролепетала:

— Благодарю тебя? — Это было произнесено скорее как вопрос, чем утверждение.

Он внезапно отпустил ее и отвернулся — ее слова, по-видимому, не вызвали у него ничего, кроме отвращения.

— О ради всего святого! — буркнул он себе под нос.

Виктория тщетно боролась с рыданиями, подступившими к горлу. И как она дошла до жизни такой? Слезы вот-вот потекут у нее по щекам, но не может же она разреветься в его присутствии! Он дважды разбил ей сердце, изводил ее всю эту неделю, а теперь еще и похитил. Есть же у нее хоть немного гордости в конце-то концов!

Я пойду, — слабым голосом пробормотала она.

Не повернув головы в ее сторону, он заметил:

— Я уже, кажется, говорил, что не позволю тебе вернуться в эту проклятую лондонскую дыру.

— Я имела в виду соседнюю комнату.

Наступила зловещая пауза

— Я хочу, чтобы ты осталась здесь, — наконец произнес он.

— Здесь? — пискнула она.

— По-моему, я достаточно ясно выразил свою мысль.

Виктория решила сменить тактику и воззвать к его благородству и чести джентльмена, которой он так дорожил.

— Роберт, я знаю, ты не станешь принуждать женщину против ее воли.

— Речь не об этом, — промолвил он с отвращением. — Просто я не верю, что ты снова не попытаешься сбежать.

Виктория проглотила язвительное замечание, готовое сорваться с ее губ.

— Обещаю, что сегодня больше не буду пытаться сбежать. Даю тебе честное слово.

— Прости, но я что-то не склонен верить твоим клятвам.

Это неожиданно больно задело ее, и Виктория тут же вспомнила свои язвительные слова, когда он сказал, что он никогда не нарушал слова. Она и не подозревала, как это неприятно, когда тебе не верят.

— Я же не обещала тебе раньше, что не сбегу, — недовольно поморщилась она. — А теперь обещаю.

Он обернулся к ней и окинул ее скептическим взглядом.

— Из вас, миледи, получился бы превосходный политик.

— И что ты хочешь этим сказать?

— Только одно; ты обладаешь потрясающей способностью ходить вокруг да около, старательно уклоняясь от сути дела.

Виктория не выдержала и рассмеялась.

— И в чем же состоит суть дела?

Он решительно шагнул к ней и выпалил:

— А в том, что тебе нужен я.

— О, прошу тебя!

— Не пытайся это отрицать. Ты нуждаешься во мне, как только женщина может нуждаться в мужчине,

— Ни слова больше, Роберт. Не вынуждай меня прибегать к суровым мерам.

Угроза, прозвучавшая в ее словах, заставила его усмехнуться.

— Тебе не хватает любви, дружбы, привязанности — всего, что наполняет жизнь смыслом. Думаешь, почему ты была так несчастна, пока служила гувернанткой? Потому что ты была одинока.

— Я могла бы завести собаку. Уверена, со спаниелем мне было бы гораздо приятнее, чем с тобой. Он снова рассмеялся.

— Вспомни, с какой готовностью ты провозгласила меня своим супругом, когда тебя приперли к стенке эти мерзавцы. Ты ведь могла выдумать имя, но нет — ты почему-то воспользовалась моим.

— — Я использовала тебя, — прошипела она, — Использовала тебя и твое имя, чтобы защитить себя. Вот и все!

— Но ведь этого оказалось недостаточно, не правда ли, лапочка моя?

Виктории совсем не понравилось, каким тоном он произнес «лапочка моя».

— — Тебе потребовалось не только имя — тебе нужен был и сам его обладатель. Эти негодяи ни за что бы тебе не поверили, если бы на сцене не появился я.

— Еще раз огромное тебе за это спасибо, — буркнула она не слишком любезно. — У тебя просто дар вызволять меня из всяких переделок.

Он ухмыльнулся.

— Да, у меня много полезных талантов.

— Вот только в эти передряги я попадаю по твоей вине! — огрызнулась она.

— Неужели? — протянул он голосом, полным едкого сарказма. — Ты хочешь сказать, что я вскочил с постели среди ночи, — не иначе как во сне, заметь! — вытащил тебя из комнаты, поволок вниз по ступенькам и бросил во дворе гостиницы объясняться с парой подвыпивших сифилитиков?

Она чопорно поджала губы и приняла позу оскорбленной невинности.

— Роберт, ты ведешь себя просто неприлично.

— Ага, приветствую возвращение гувернантки.

— Ты меня похитил! — закричала она, потеряв самообладание. — Увез тайком! Если бы ты оставил меня в покое, как я тебя просила, я бы сейчас тихо и мирно спала в своей постели.

Он шагнул к ней и ткнул ее пальцем в плечо.

— Тихо и мирно? — повторил он. — По соседству с этим сбродом? Думается, в твоих словах имеется некоторое противоречие.

— Ах, ну да, и ты великодушно согласился спасти меня от моей же глупости.

— Кому-то ведь надо было это сделать.

Она размахнулась, чтобы ударить его по щеке, но он ловко перехватил ее запястье. Виктория яростно, выдернула руку.

— Как ты смеешь, — прошипела она, словно разъяренная кошка, — как ты смеешь так унижать меня? Ты говоришь, что любишь меня, а сам обращаешься со мной, как с ребенком. Ты…

Он зажал ей рот ладонью.

— Ты сама не понимаешь, что говоришь.

Она наступила ему на ногу. Со всей силы. Опять он пытается указывать ей, как себя вести, и она готова была возненавидеть его за это.

— Ну все, хватит! — рявкнул он. — Я был с тобой терпелив, как Иов! Меня давно пора причислить к лику святых! — И прежде чем Виктория успела возмутиться, Роберт подхватил ее на руки и швырнул на постель, точно мешок.

Виктория остолбенело уставилась на него, ловя ртом воздух. Потом проворно поползла к краю кровати. Роберт поймал ее за лодыжку.

— Пусти меня! — сдавленно промычала Виктория, ухватившись за противоположный край кровати и яростно дергая ногой, пытаясь освободиться. Но все ее старания ни к чему не привели. — Роберт, если ты сию же минуту не отпустишь меня…

Он еще и смеется, грубиян несчастный!

— И что ты тогда сделаешь, Виктория? Ну, поведай же мне.

Пыхтя от злости, Виктория неожиданно перестала дергаться и, изловчившись, ударила его другой ногой его грудь. Роберт охнул от боли и выпустил ее лодыжку, но не успела Виктория соскочить к кровати, как он навалился на нее сверху, вдавив ее в матрас своей тяжестью.

О вот теперь он уже себя не контролирует!

— Роберт, — начала она примирительным тоном.

Он взглянул на нее сверху вниз, и глаза его горели странным огнем — это было не совсем желание, хотя изрядная доля его тоже присутствовала.

— Можешь ли ты представить, что я почувствовал, когда увидел, как тебя лапают эти мерзавцы? — хрипло спросил он.

Она молча затрясла головой.

— Я почувствовал ярость, — сказал он, несколько ослабив хватку, так что его стальные объятия можно было вполне принять за ласку. — Ослепляющую, жестокую, первобытную ярость.

Виктория смотрела на него расширенными от ужаса глазами.

— Я был в ярости, что они посмели дотронуться до тебя, что они испугали тебя.

Во рту у нее пересохло, и она с удивлением обнаружила, что никак не может оторвать взгляд от его губ.

— А знаешь, что я еще почувствовал в тот момент?

— Нет, — еле слышно прошептала Виктория.

— Страх.

Она заставила себя взглянуть ему в глаза.

— Но ты же знал, что я цела и невредима. Он глухо рассмеялся.

— Нет, Тори, я имел в виду совсем другой страх. Страх, что ты решилась на побег, что ты никогда не признаешься в том, что чувствуешь ко мне. Страх, что ты всегда будешь ненавидеть меня и согласишься подвергнуть себя какой угодно опасности, только чтобы сбежать от меня на край света.

— Я не ненавижу тебя. — Эти слова сорвались с ее губ, прежде чем она успела осознать, что они противоречат всему, что она наговорила ему за последние часы.

Он коснулся ее волос, затем крепко обхватил ее лицо ладонями.

— Тогда почему, Виктория? — отчаянно прошептал он. — Почему?

— Я не знаю. Хотела бы знать, но не знаю. Я только одно могу сказать: сейчас я не могу быть с тобой,

Он наклонился к ней, пока они не очутились нос к носу. Затем его губы легко, как перышко, коснулись ее губ — ощущение было удивительно приятным.

— Только сейчас? Или никогда?

Она не ответила. Она и не могла ответить — он впился в нее таким неистовым поцелуем, что она едва могла дышать. Его язык скользнул ей в рот с жадной настойчивостью. Его бедра вдавились в нее, напомнив ей о его желании. Он провел рукой вдоль ее тела и остановился на холмике груди. Он мял и сжимал ее грудь, его прикосновения обжигали ее даже сквозь ткань платья, и кончики ее грудей мгновенно затвердели.

— А знаешь, что я чувствую сейчас? — хрипло прошептал он. Она молчала.

— Желание. — Глаза его мерцали в полутьме. — Я хочу тебя, Виктория. Я хочу, чтобы ты наконец стала моей.

Викторию охватила паника — она поняла, что он оставил окончательное решение за ней. Как это просто — позволить себе поддаться горячему порыву. Как это легко и удобно — сказать себе на следующий день: «Страсть лишила меня рассудка; все было, как в тумане, и я не сознавала, что делаю».

Но Роберт вынуждал ее встретиться лицом к лицу со своими чувствами и уступить желанию, которое захлестнуло ее жаркой волной.

— Ты говоришь, что хочешь сама принимать решения, — прошептал он ей на ухо, водя языком по его краю. — Что ж, решай.

У Виктории вырвался стон отчаяния. Роберт провел рукой по ее телу, чуть помедлив на мягких округлостях ее бедер. Он слегка сжал их, и Виктории казалось, что она кожей чувствует отпечаток каждого его пальца.

Губы его искривила усмешка.

— Возможно, мне следует помочь тебе прояснить этот вопрос, — сказал он, касаясь губами нежной кожи ее шеи. — Ты хочешь меня?

Виктория не ответила, но ее тело выгнулось ему навстречу, бедра приподнялись.

Он просунул руки ей под юбку и, поглаживая и сжимая, двинулся вдоль ее бедер, пока его пальцы не остановились там, где кончался чулок. Зайдя за край чулка, он принялся медленно чертить пальцем круги на ее обнаженной коже.

— Так ты хочешь меня? — повторил он.

— Нет, — шепнула она.

— Нет? — Он вновь приблизил губы к ее уху и мягко ущипнул ее за мочку. — Ты уверена?

— Нет.

— «Нет» — не уверена или «нет» — не хочешь меня?

— Я не знаю, — простонала она.

Он пристально и долго смотрел на нее. По всему было видно, что ему не терпится сжать ее в объятиях. Лицо его дышало страстью, глаза мерцали в свете свечи. Внезапно он отпустил ее и, встав с постели, отошел в угол комнаты.

— Решай сама, — повторил он.

Виктория села на постели и оторопело посмотрела на него. Она дрожала всем телом, и в этот момент почти ненавидела Роберта за то, что он наконец предоставил ей ту свободу, о которой она так долго его просила, — свободу выбора.

Роберт остановился у окна и облокотился о подоконник.

— Тебе выбирать, — тихо сказал он. У Виктории в ответ вырвался только сдавленный стон.

— Решай же!

— Я… я не знаю, — пролепетала она, и ее слова прозвучали так жалко и неубедительно, что ей стало не по себе.

Он резко обернулся к ней.

— Тогда убирайся к черту! Она отпрянула в испуге.

Роберт шагнул к постели и рывком поднял Викторию на ноги.

— Говори «да» или «нет», но не требуй от меня, чтобы я предоставлял тебе право выбора, раз ты не способна сама принять решение.

Виктория испуганно хлопала ресницами. Прежде чем она успела опомниться, Роберт втолкнул ее в смежную комнату и с треском захлопнул дверь у нее перед носом. Виктория застыла посреди комнаты, ловя воздух ртом и чувствуя себя несчастной и отвергнутой. Господи, какая же она лицемерка! Слова Роберта; попали в цель. Она так часто просила его не распоряжаться ее жизнью, но когда он наконец предоставил ей право выбора, оказалась не в силах принять решение.

Несколько минут она неподвижно сидела на постели, пока взгляд ее случайно не упал на сверток, который она небрежно швырнула на кровать несколько часов тому назад. Казалось, с того момента прошла целая жизнь. Итак, подумала она, нервно посмеиваясь, каковы же представления Роберта о дамских ночных рубашках?

Виктория распустила ленточки коробки и подняла крышку. Даже в неровном свете свечи было видно, что рубашка сшита из тончайшего шелка. Виктория осторожно вынула ее из коробки.

Шелк был темно-голубым — оттенок его колебался между насыщенным синим и цветом полночного неба. Вряд ли можно было считать простым совпадением, что шелк в точности повторял цвет ее глаз.

Она со вздохом опустилась на постель. Роберт наверняка перебрал десятки, а то и сотни ночных рубашек, пока не нашел ту, которая показалась ему наиболее подходящей. Он во всем такой последовательный и аккуратный.

Интересно, а любовью он занимается с такой же спокойной деловитостью?

— Так, довольно! — сказала она вслух, как будто это могло помочь ей остановить поток собственных мыслей.

Она встала и подошла к окну. Высоко в небе красовалась луна, и звезды дружелюбно мерцали в ночи. И вдруг Виктории отчаянно захотелось поделиться своими тревогами и сомнениями с другой женщиной.

Как было бы хорошо, если бы рядом с ней сейчас оказались ее подруги из магазина, или ее сестра, или даже тетушка Роберта миссис Брайтбилл и его кузина Харриет.

Но больше всех ей хотелось сейчас поговорить со своей мамой. И не важно, что она давно умерла! Виктория подняла голову к небу и прошептала:

— Мама, ты слышишь меня?

Глупо, конечно, было надеяться, что звезда ей ответит. Но в молчании сверкающего ночного неба Виктории почудилось что-то утешительное, и ей стало немного легче.

— Что мне делать? — громко спросила она у звезды. — Мне кажется, я люблю его. И всегда любила. Но ведь я и ненавижу его. Как такое может быть?

Звездочка сочувственно мерцала в ночи.

— Иногда я думаю, вот было бы хорошо, если бы кто-нибудь заботился обо мне и опекал меня, любил и защищал. Я так долго была одинока. У меня не было даже подруги. Но я ведь хочу сама решать, что мне делать, а Роберт не дает мне такой возможности. Я не думаю, что он делает это нарочно. Он просто иначе не может. И я чувствую себя такой слабой и беспомощной. Пока я была гувернанткой, я все время зависела от своих хозяев. Господи, как мне это надоело!

Она на мгновение умолкла и смахнула слезу со щеки.

— Скажи, все мои тревоги и сомнения — может, они рождены страхом? Может, я просто трусиха и до смерти боюсь еще раз попытать счастья?

Легкий ветерок повеял ей в лицо, и Виктория глубоко вдохнула свежий ночной воздух.

— Если я позволю ему любить меня, вдруг он снова разобьет мне сердце?

Ночное небо молчало.

— И если я позволю себе любить его, буду ли я по-прежнему свободна, как сейчас?

На этот раз звездочка ей подмигнула, но Виктория не поняла, что это означает. Она еще несколько минут постояла у окна, подставив разгоряченное лицо ласковому ночному ветерку. В конце концов усталость взяла свое, и она, не раздеваясь, улеглась в постель, совсем забыв о том, что все еще сжимает в руках ночную рубашку, которую ей подарил Роберт.

В это время Роберт неподвижно стоял у своего окна, обдумывая то, что сейчас услышал. Ночной ветерок донес до него слова Виктории, и хотя по природе своей он привык полагаться только на научные факты, теперь он готов был поверить, что какой-то добрый дух ниспослал ему этот ветер.

Наверное, это его мама. Или мама Виктории. Или обе они там, на небесах, вместе пытаются помочь своим детям вновь обрести счастье.

Он уже почти .потерял надежду, и вдруг случай преподнес ему подарок, который оказался для него дороже всех сокровищ мира: он смог заглянуть в сердце Виктории.

Роберт поднял глаза к небу и поблагодарил луну.