Подари мне луну

Глава 7

Прошел вечер, и наступило утро следующего дня, а от Роберта не было ни слуху ни духу, и Виктория все более склонялась к мысли, что он наконец-то решил оставить ее в покое.

Но она ошибалась.

Это случилось за несколько часов до званого обеда. Виктория спешила по коридору в свою комнату, как вдруг перед ней внезапно возник Роберт. Она чуть не закричала от испуга.

— Роберт! — вымолвила Виктория, прижав руку к груди, чтобы успокоить бешеный стук сердца. С трудом переведя дух, она быстро огляделась по сторонам, нет ли кого поблизости. — Пожалуйста, не пугай меня больше так.

Он тут же заулыбался. Нет, она когда-нибудь убьет его за эту ухмылку!

— Мне нравится, когда я застаю тебя врасплох.

— Могу себе представить, — пробормотала она.

— Я просто хотел узнать, как идут твои приготовления к первому выходу в свет.

— Никак, — огрызнулась она. — Если хочешь знать, меня приводит в ужас вся эта затея. Никогда не питала особой симпатии к аристократам, и при мысли о том, что мне придется сегодня провести в их обществе несколько часов, кровь стынет в жилах.

— И чем тебе так насолили аристократы, что ты их терпеть не можешь? Никто из благородных господ не согласился взять тебя в жены? — Он прищурился, И глаза его стали похожи на два сверкающих лезвия. — Что ж, весьма сожалею, что тебе не удалось осуществить свои планы. Все твои старания пошли прахом.

— Не понимаю, о чем ты говоришь, — сказала она, совсем сбитая с толку его туманными намеками.

— Не понимаешь? — насмешливо переспросил он.

— Мне надо идти. — Она попыталась его обойти, но он преградил ей путь.

— Роберт!

— Я не в силах расстаться с тобой.

— О прошу тебя, — презрительно бросила она. Теперь он откровенно врал — в его глазах ясно читалось все отвращение, которое он к ней испытывал в эту минуту.

— Ты что, не веришь мне? — спросил он.

— Твой взгляд не соответствует твоим словам. Да и кроме того, я давным-давно поняла, что мне не следует верить ни одному твоему слову.

— Что это значит, черт возьми? вспылил Роберт.

— Ты сам знаешь, что.

Он шагнул к ней, она попятилась и прижалась к стене.

— Не я один лгал, ты тоже, — произнес он, понизив голос.

Виктория гневно сверкнула глазами.

— Пусти меня!

— Не хотелось бы прерывать такую милую беседу. Вряд ли нам еще представится случай поговорить по душам.

— Роберт! Если нас кто-нибудь увидит…

— Почему, черт побери, тебя это так волнует?

Услышав это, Виктория задрожала от ярости.

— И ты еще спрашиваешь? Да как ты смеешь! — прошипела она.

— Очень даже смею, милая моя.

У нее просто руки чесались отвесить ему пощечину. Его щека была так близко, и на ней великолепно смотрелся бы отпечаток пятерни.

— Я в последний раз требую…

— В последний? Что ж, отлично. По правде сказать, мне уже надоело с тобой пререкаться.

— Я сейчас закричу!

— И сюда мигом сбегутся все гости и домочадцы, от которых ты так старательно скрываешься. Не думаю, что ты решишься на такой отчаянный шаг.

— Роберт…

— О Господи ты Боже мой! — Он распахнул дверь, схватил Викторию за руку и впихнул ее в комнату, с грохотом захлопнув за собой дверь. — Ну вот, теперь мы одни.

— Ты что, с ума сошел? — зашипела Виктория. Она испуганно оглянулась вокруг, пытаясь угадать, куда он ее затащил.

— Да успокойся же, — сказал он, стоя у двери в позе неприступного судии. — Это моя комната. Здесь нас никто не потревожит.

— Не ври, это не покои гостей.

— У леди X. не хватило комнат на всех приглашенных, — пояснил он, пожав плечами. — Она поместила меня рядом с хозяйскими комнатами. Ведь, по ее выражению, я все-таки граф.

— Я прекрасно осведомлена обо всем, что касается твоего титула и положения в обществе, — заметила она ледяным тоном.

Роберт пропустил этот ядовитый укол мимо ушей.

— Итак, мы теперь одни и потому можем спокойно продолжить наш разговор — тебе не надо больше тревожиться, что нас ненароком обнаружат.

— А тебе не приходило в голову, что виноват в этом ты? И что именно с тобой я меньше всего хотела бы оставаться наедине? Роберт, у меня полно дел. Я не могу торчать в твоей комнате до вечера.

— Вряд ли тебе удастся отсюда ускользнуть, — отозвался он, прислонившись спиной к двери.

— Роберт, неужели ты не понимаешь, что в любую минуту можешь меня скомпрометировать? Уясни себе вот что: ты рано или поздно вернешься в Лондон, где будешь развлекаться в свое удовольствие, — продолжала она с тихой яростью, — а у меня нет такой возможности.

Он небрежно потрепал ее по щеке.

— Если бы ты захотела, я бы предоставил тебе такую возможность.

— Перестань сейчас же! — Она резко отпрянула в сторону, в ярости на себя и на него за то, что его прикосновения были ей так приятны. — Ты оскорбляешь меня, — сказала она, гневно повернувшись к нему спиной.

Он осторожно положил руки ей на плечи.

— Я имел это в виду как комплимент.

— Комплимент! — Она снова вывернулась из его объятий. — У тебя какие-то извращенные представления о морали и приличиях!

— Странно слышать это от тебя, моя дорогая.

— Почему же? В отличие от тебя я не занимаюсь соблазнением невинных барышень.

— А я никогда не пытался продать свое тело за титул и состояние.

— Ловко ты рассуждаешь! Ты, который давным-давно продал свою душу.

— Потрудись объясниться, — холодно потребовал Роберт.

— Нет, — ответила она, разозлившись на его повелительный тон.

— Виктория, не испытывай мое терпение.

— «Не испытывай мое терпение»! — передразнила она. — Ты не имеешь права мне приказывать. Когда-то оно у тебя было, это право… — Голос ее внезапно пресекся, и она с трудом взяла себя в руки. — Но ты сам от него отказался.

— Ты так думаешь?

— Да что толку с тобой говорить! Сама не знаю, зачем я это делаю.

— Неужели?

— Не прикасайся ко мне! — воскликнула Виктория.

Она спиной почувствовала, что он к ней приблизился. Его тело излучало жар и присущую только ему особенную мужскую притягательность. По коже ее побежали мурашки.

— Ты так злишься, — мягко промолвил он, — потому что понимаешь: то, что было между нами, еще не закончилось.

И Виктория знала, что он прав. Их отношения оборвались так внезапно. Вот, наверное, почему ей так тяжело было встретить его спустя столько лет. Но теперь она больше не желает его видеть. Засунуть бы его под ковер и забыть о нем раз и навсегда!

А главное, не может она позволить ему снова разбить ей сердце, что, как она понимала, непременно случится, если сейчас же не прекратить с ним всяческие отношения.

— Ну, скажи, что это не так, — прошептал он. — Я хочу услышать это от тебя. Она молчала.

— Не можешь, верно? — Он подошел к ней и обнял ее, прижавшись подбородком к ее макушке.

В то далекое время, семь лет назад, это объятие было для них привычным, но никогда еще оно не было таким сладостно-горьким. Роберт и понятия не имел, почему ему вдруг вздумалось так обнять ее. Но он чувствовал, что не мог поступить иначе.

— Зачем ты это делаешь? — прошептала она. — Зачем?

— — Не знаю.

И Бог тому свидетель, он не лгал. Он старался убедить себя, что хочет отомстить ей, причинить боль. И какая-то частичка его души действительно жаждала мести: ведь она разбила ему жизнь, и все эти годы он ненавидел ее так же сильно, как прежде любил.

Но обнимать ее было так хорошо — другого слова он просто не мог подобрать, чтобы выразить владевшие им чувства. Она была словно создана для его объятий, а ведь он все эти семь лет обнимал несчетное множество женщин, отчаянно стараясь вычеркнуть из памяти ту единственную, что жила в его сердце.

Возможно ли одновременно испытывать любовь и ненависть? Роберт всегда посмеивался над романтическими стихами, но теперь ему было не до смеха. Он коснулся губами теплой кожи у нее на виске.

— Скажи, ты позволяла другим мужчинам так обнимать тебя? — прошептал он, со страхом ожидая, что она ответит.

Пусть ей нужны были только его деньги, но сердце все равно терзалось ревностью при одной мысли о том, что она могла быть с другим мужчиной.

Какое-то мгновение, показавшееся ему бесконечным, она молчала, и Роберт замер, не дыша. Потом она покачала головой.

— Но почему? — спросил он с непонятным отчаянием. — Почему?

— Не знаю.

— Из-за денег?

Она вздрогнула.

— Что ты сказал?

Он нагнул голову и поцеловал ее в шею со всей нежностью, на которую только был способен.

— Ты не нашла никого, у кого было бы больше денег, чем у меня?

— — Не правда! — с жаром возразила она. — Я не такая. Ты ведь знаешь, я никогда к этому не стремилась.

Он только усмехнулся в ответ, и Виктория почувствовала его усмешку своей кожей.

— Боже мой! — выдохнула она, вырываясь из его объятий. — Так ты подумал… ты подумал….

Он скрестил руки на груди и взглянул на нее с вежливым интересом.

— Что, по-твоему, я подумал, Виктория? Скажи, будь так любезна.

— Ты решил, что мне нужны твои деньги. Что я всего лишь расчетливая авантюристка.

В лице его ничего не дрогнуло — только правая бровь насмешливо взлетела вверх.

— Ты… ты… — Злость и гнев на него, копившиеся в ней все эти семь лет, наконец прорвались, и Виктория бросилась на него и изо всей силы заколотила кулачками по его груди. — Как ты посмел так подумать обо мне? Ты просто чудовище! Ненавижу тебя! Ненавижу!

Роберт отступил на шаг и ловко поймал оба ее запястья.

— Сейчас уже поздно изображать благородное негодование, не так ли?

— Мне не нужны были твои деньги, — горячо воскликнула она. — Богатство для меня никогда ничего не значило.

— Ах, перестань пожалуйста, Виктория. Думаешь, я не понимаю, почему ты умоляла меня помириться с отцом? Ты даже пригрозила мне, что ни за что не выйдешь за меня замуж, пока я все не улажу,

— Это потому, что… О зачем только я оправдываюсь перед тобой?

Он нагнулся к ее лицу.

— Ты пытаешься оправдаться, потому что ты вновь хочешь поймать то, что упустила семь лет назад. Тебе нужен я.

— Ошибаешься, я прихожу к выводу, что не считаю тебя столь уж прекрасным приобретением, — огрызнулась она.

Он хрипло рассмеялся.

— Да, возможно. Именно это, наверное, и объясняет, почему ты отказалась выйти за меня замуж. Но мои деньги и титул, как мне кажется, все еще не потеряли своей привлекательности в твоих глазах.

Виктория рывком высвободила свои руки из его пальцев, удивляясь про себя, что ей это так легко удалось. Она опустилась на постель и закрыла лицо руками. Теперь ей все стало ясно. После того как она не явилась в условленный час на место их встречи, он решил, что она отвергла его, поскольку отец лишил его наследства. Он подумал… О Господи, как он мог о ней такое подумать?

— Ты никогда не понимал меня, — прошептала она, только сейчас по-настоящему это осознав. — Ты никогда меня не понимал.

— Я хотел понять, — почти прошептал он. — Господь свидетель, как я этого хотел. И да поможет мне Бог, до сих пор хочу.

Бесполезно пытаться разубедить его, решила она. Правда теперь не имеет никакого значения. Он никогда ей по-настоящему не доверял, и ничто не заставит его изменить свое мнение о ней. Вряд ли он вообще способен верить женщине.

— Размышляешь о своих прегрешениях? — насмешливо спросил Роберт.

Она подняла голову и встретилась с ним взглядом; в глазах ее поблескивал странный огонек.

— Ты холодный и жестокий человек, Роберт. И к тому же одинокий и несчастный. Куда более одинокий и несчастный, чем я.

Он оторопел. Ее слова задели его за живое — удар был хорошо рассчитан и попал в цель. В мгновение ока он очутился у кровати и схватил ее за плечи.

— Я стал таким по твоей вине.

— Нет, — возразила она, печально покачав головой. — Ты сам себя сделал таким. Если бы ты доверился мне…

— А ты дала мне для этого хоть малейшее основание? — вспылил он.

— Я сделала все, что было в моих силах, — ответила она, дрожа всем телом. — Но ты все равно предпочел мне не верить.

Роберт внезапно почувствовал к ней неодолимое отвращение и резко оттолкнул ее от себя. Она пытается изображать из себя невинную жертву, и ему противно видеть такое лицемерие. Тем более сейчас, когда каждая частичка его существа томится желанием.

И это было страшнее всего. Он и сам точно такой же лицемер, как она. Он ведь желает ее, желает Викторию — единственную из всех женщин, от которой ему надо бы бежать, как от чумы.

Но он давно понял, что это желание ему не удастся побороть. Да и зачем, черт возьми? Она ведь тоже хочет его — он читает это в ее глазах всякий раз, когда целует ее, просто дотрагивается до ее щеки. Он произнес ее имя, и голос его был хриплым от бушевавшей в нем страсти.

Виктория встала, подошла к окну и прижалась лбом к стеклу: она не могла заставить себя посмотреть ему в лицо. Странно, но сознание того, что он никогда не доверял ей, ранило ее гораздо больнее, чем мысль о том, что он тогда хотел только соблазнить ее.

Он снова позвал ее по имени, и на этот раз ей показалось, что он совсем рядом. Она снова почувствовала его дыхание на своей шее.

Он повернул ее к себе, чтобы видеть ее лицо. Его глаза горели голубым огнем, который, казалось, прожигал ее насквозь, и Виктория стояла, глядя на него, как зачарованная.

— Я тебя сейчас поцелую, — медленно произнес он, тяжело и прерывисто дыша. — Я поцелую тебя, но на этом не остановлюсь. Ты меня понимаешь?

Она не пошевелилась.

— Как только мои губы коснутся твоих…

Его слова прозвучали почти угрожающе, но Виктория не обратила на это внимания. По телу ее разлилось жаркое тепло, но она почему-то вся дрожала как в лихорадке. Мысли проносились в ее голове одна за другой с быстротой молнии, но разум отказывался их воспринимать. Душу ее терзали настолько противоречивые чувства, что на их фоне его поцелуй уже не казался ей таким вопиющим безрассудством, как прежде.

Повторить вчерашнее волшебное ощущение — вот чего ей сейчас хотелось. Всего лишь прикоснуться к той мечте, что могла бы стать явью. Почувствовать вкус несбывшегося счастья, которое могло и должно было осуществиться.

Она качнулась к нему, и это было все, что ему требовалось. В мгновение ока он прижал ее к себе изо всех сил и жадно впился губами в ее губы. Она чувствовала его разгоряченное тело, и это заставило ее трепетать от волнения. Пусть он повеса и распутник, но вряд ли он когда-нибудь так желал кого-нибудь, как в эту минуту желал ее.

Виктория сейчас казалась себе самой могущественной женщиной на земле. Это пьянящее чувство вскружило ей голову, и она выгнулась ему навстречу, вздрогнув, когда ее грудь коснулась его груди.

— Я хочу большего. — со стоном произнес он, исступленно прижимая ее к себе. — Я хочу всю тебя.

Виктория не могла бы сказать «нет», даже если бы этого потребовал от нее сам Господь Бог. Она бы непременно уступила Роберту, если бы в эту минуту у двери не раздался незнакомый голос:

— Прошу прощения.

Роберт и Виктория отпрянули друг от друга и обернулись. Там стоял элегантно одетый джентльмен. Виктория никогда его раньше не видела, но была уверена, что он один из приглашенных гостей. Она отвела

Взгляд. Боже, какой позор! Что он о ней сейчас думает!

— А, — это ты, Эверсли, — холодно промолвил Роберт.

— Извини, Макклсфилд, — сказал джентльмен, — но это, кажется, моя комната.

Виктория метнула гневный взгляд на Роберта. Лживый негодяй! Он, конечно, и понятия не имел, в чью комнату ее притащил. Все, чего он добивался, — это остаться с ней наедине. Ему и в голову не пришло, что это может стоить ей работы, не говоря уже о погубленной репутации.

Роберт схватил Викторию за руку и повлек к двери.

— Если не возражаешь, мы пойдем, Эверсли.

При других обстоятельствах Виктория наверняка бы заметила, что Роберт терпеть не может Эверсли, но сейчас она слишком разозлилась на него, чтобы обращать внимание на всякие мелочи.

— Это, похоже, гувернантка? — небрежно обронил Эверсли, нагло ее разглядывая. — Если Холлингвуды узнают об этом маленьком недоразумении, вам, милочка моя, придется несладко.

Роберт резко остановился и с угрожающим видом повернулся к Эверсли.

— Если ты кому-нибудь проболтаешься о том, что сейчас видел, — даже своей собаке, — я тебе шею сверну.

Эверсли усмехнулся.

— Тебе бы следовало назначать свидания в своей собственной комнате.

Роберт увлек Викторию за собой в коридор и захлопнул дверь. Виктория тут же выдернула у него свою руку и взглянула на него с такой яростью, что будь на его месте роза, она тут же увяла бы.

— Так это твоя комната? — вскричала она. — Твоя? Проклятый лжец!

— Тебе же самой не хотелось оставаться в коридоре. Кстати, если ты не хочешь привлечь к себе внимание, говори потише.

— Не смей мне указывать! — Виктория перевела дух, пытаясь взять себя в руки — ее всю трясло. — Поди разберись, что ты собой представляешь на самом деле. Но уж конечно, ты не тот человек, с которым я повстречалась семь лет назад. Ты жестокий, низкий, безнравственный и…

— Можешь не продолжать — основная твоя мысль мне ясна.

Нарочитая вежливость его тона окончательно ее взбесила.

— И не приближайся ко мне ближе, чем на десять метров, — продолжала она дрожащим от бешенства голосом. — Никогда, слышишь?

И она гордо прошествовала мимо него, жалея про себя, что не может напоследок хлопнуть дверью у него перед носом.