Подозревается оптимистка

Глава XVI. Моя семья и другой

– Опять не приедешь? Ну, как же так?! – Нина физически ощутила огорчение матери. – Нинок, что-то случилось?

Обмануть любящего человека очень сложно. Нина собрала остатки артистизма и самозабвенно погрузилась в ложь:

– Понимаешь, тут пациент нестабильный, может приступ произойти, а скорая долго будет ехать…

– Нина, пациенты никогда не кончатся, так нельзя, мы тебя три недели не видели.

По законам психологии надо предложить равноценную альтернативу, Нина на секунду задумалась:

– А приезжайте лучше вы ко мне… мост отремонтировали, после дождя все просохло, – и сама обрадовалась, что рядом опять замелькают родные лица.

– Но дети салют хотели посмотреть, так долго ждали… – нерешительно начала мать.

– А мне щенка подарили. Я сейчас фотку скину, такой милага. Колобком зовут.

Щенок решил вопрос мгновенно, племянники пришли в восторг, семейство засобиралось в дорогу. Нина ждала гостей в субботу к обеду. Вымыла полы в комнатах и крыльцо, пропылесосила половички, даже подкрасила калитку. Два часа провозилась на кухне, пытаясь испечь булочки, выкинула горелых уродцев в мусорное ведро, снова замесила тесто, сверяясь с видео мастер-класса. Новый вариант оказался уже вполне сносным, хозяйка удовлетворенно выдохнула.

Уколы Ваське она закончила колоть еще во вторник вечером и с тех пор его не видела, вернее видела проплывающую за забором чернявую макушку – утром на раскоп, вечером с раскопа. Через бабу Раю передала Кабачку, чтобы не спал в палатке и не сидел у реки. На этом она посчитала свой долг перед пациентом выполненным, и ни с какими другими советами и просьбами не приставала.

Баба Рая охала и настойчиво предлагала помириться пока не поздно, потому как дочь «олигархи» уже пару раз как бы случайно наталкивалась на Ваську в поле, и бдительные односельчане видели, как они вдвоем возвращались домой. «Пока не под ручку, на расстоянии, – качала головой соседка, – но долго ли, уж такая прилипала. А ты тут все дуешься, пригласила бы его починить чего, он рукастый, антенну нам настроил, явился бы, а там само бы пошло». Но Нина, задетая равнодушием и подозрениями Кабачка, подлизываться к нему не собиралась. «Пусть за богатенькой поухлестывает, зачем ему нищая аферистка «под колпаком у полиции». Когда же мои приедут?» Хотелось отвлечься.

– Вау!!! Какой классный! – младший племянник Семка поднял щенка на руки. – Тяжеленький.

– Кушает за двоих, – улыбнулась Нина, наслаждаясь суетой шумного двора.

Отец загонял на лужайку машину, мама выставляла из деревянного ящика банки и подарки, Рита нюхала все цветущее от сирени до первых одуванчиков у забора, по-детски закрывая от наслаждения глаза. Ну, а мальчишки конечно же атаковали Колобка, который от напора бесцеремонных гостей сначала стушевался и позорно забился под крыльцо, но потом осмелел и охотно принял угощения и ласки, в знак дружелюбия виляя тощим хвостом.

А потом Нина кормила всех булками и пловом, который сильно уступал Васькиному шедевру, но родители и сестра, не имея эталона для сравнения, все равно щедро нахваливали прекрасную хозяйку. К вечеру решили затеять сосиски на костре и печеную картошку. Матушка расспрашивала Нину обо всем – что ее «ребенок» кушает, не замерзает ли, как справляется с пациентами, чем занимается вечерами. Нина говорила и говорила, весело, с огоньком, расписывая прелести деревенского житья-бытья. Родители довольно кивали. И только бдительная Рита бросала на сестру испытывающие взгляды, но пока помалкивала, подыгрывая в домашнем спектакле.

Ближе к вечеру все разбрелись кто куда. Матушка прилегла отдохнуть, Рита тоже завалилась с книжкой на раскладушке под яблонями. Отец полез в капот машины, реанимировать старушку, пережившую стресс дальней дороги. Нина пристроилась с племянниками в тенечке резаться в подкидного – они вдвоем с Семкой против ушлого Мишки, который легко их «делал» в одиночестве, навешивая погоны то брату, то тетушке.

И тут Нина, внезапно посмотрев через Мишино плечо, заметила, что рядом с отцом у калитки стоит Васька и что-то быстро говорит с серьезным выражением лица. Сердце подпрыгнуло и тут же замерло в немеющем страхе: «Неужели он все сейчас расскажет папе?! Да как он может?! Кто ему разрешал?!» Со словами:

– Ребят, поиграйте сами, я сейчас, – Нина сорвалась с места, метнувшись на другой конец широкого двора.

Она летела к калитке почти бегом, задыхаясь и спотыкаясь на ровном месте, сжимая и разжимая вмиг затекшие пальцы. Лица отца Нина не видела, он стоял спиной. Васька же продолжал объяснения, помогая себе жестикуляцией. Он сделал пальцами круг, очень похожий на монету. «Сволочь!»

– Что здесь происходит?! – на ходу крикнула Нина, еще даже не поравнявшись с мужчинами.

– Да вот, с Василием беседуем, – добродушно улыбнулся отец, поворачиваясь к ней.

«Вроде не расстроен, в хорошем настроении, может этот еще не успел все выложить?»

– О чем ты с ним можешь беседовать? – раздувая ноздри от возмущения, Нина прожгла опера взглядом.

– О рыбалке. Вася, говорит здесь на щуку можно сходить, только блесну нужную подобрать, – отец вытер руки засаленной тряпкой и закрыл капот.

– Я и удочки могу найти, давно хочу сходить, а компании подходящей нет, – вжился в роль простачка Васька, наивно хлопая ресницами, – предлагаю дядь Саше завтра по утречку сбегать.

«Уже «дядь Саша»? Гляди ж ты? Вот, как он так быстро со всеми сходится? Прощупать семью мою хочет, на предмет соучастия. Опять эти штучки издалека». От пережитого волнения у Нины подкашивались ноги, а Кабачка хотелось если и не придушить, то стукнуть удочкой вместо хворостины по мягкому месту там, где еще следы от уколов не прошли.

– Кабаков, какая тебе рыбалка после бронхита? – скрестила она руки на груди.

– Я оденусь хорошо, – на удивление мягко попытался возразить Васька.

– Ему врач говорит – нельзя, а он потеплее оденется. У тебя кроме ветровки даже вещей теплых нет.

– Нин, ты знаешь, какие у него вещи с собой? – наиграно-удивленно спросил отец, лукаво прищуривая глаза.

– Пришлось узнать, это самый твердолобый мой пациент, – процедила Нина. – Пап, тебя там мама чего-то звала.

– А рыбалка? – попытался протестовать Васька.

– И никакой рыбалки, браконьеры, нерест идет, ждите лета. Полиции ли этого не знать?

Мужики пожали друг другу руки, и отец зашагал к дому. Фельдшер и бывший пациент остались стоять друг напротив друга.

– Не смей приближаться к моей семье! – прошипела Нина, как только за отцом закрылась дверь веранды. – Они ничего не знают.

– А ты знаешь? – попытался поймать ее на слове Васька и невольно сдернул клапан со шлюза ее негодования.

– Не смей приближаться к моей семье! – почти заорала Нина. – Отцу нельзя волноваться, он болен! Понял, ты?! Болен! Если с ним что-нибудь случится, я тебя прибью. Слышишь?! Я не шучу. Хочешь под шумок на рыбалке обыскать машину? Сейчас обыскивай, я тебе разрешаю. Смотри! Может там контрабанда. Папа машину не закрыл, завтра перед их отъездом тоже можешь прийти, полазить. Хочешь, ночью приходи, я тебе фонарик дам, сможешь шины разрезать, а то вдруг там бриллианты! Будешь прессовать мою семью, я на тебя жалобу накатаю.

– Коллективную? – с ехидцей выкатил нижнюю губу Васька, казалось, угрозы Нины его только забавляют.

Что же сказать, чтобы стереть ухмылку с его смазливого лица? Нина чувствовала беспомощность, она проигрывала, ее эмоциональное негодование разбивалось вдребезги об его каменное спокойствие.

– А я… а я твоему начальству скажу, что ты ко мне приставал, шантажировал монетой и склонял к интиму. «Оборотень в погонах» и все такое. Тебе там мало не покажется. Пойдешь охранником в супермаркет, сумки у бабушек трясти. Понял?

– Понял, – рыкнул Васька, теряя насмешливое выражение лица.

«Наконец-то задело!» – обрадовалась Нина, понимая, что перешла черту, за которой возврат к дружбе уже невозможен. Но заставившая зашевелиться волосы недавняя паника толкала сжигать мосты, и Нина с мазохистским упорством это сейчас делала; и хотелось то ли разрыдаться в голос с завыванием, то ли кинуться на обидчика с кулаками, нервы сдавали.

Васька внезапно рывком дернул Нину к себе, крепко прижал одной рукой, другой зарылся в ее волосах, оглаживая затылок, требовательные мужские губы коснулись женских губ быстро и неожиданно. Поцелуй получился просто на разрыв, отчаянный и нагловатый, нескромно говорящий обо всех скрытых желаниях. Пашка так не умел, чтобы до головокружения, до дрожи в коленках, до пробуждения первобытных инстинктов – горько-сладкий вкус злости и страсти. И тянуло самой прижаться крепче и ответить на все порывы, глотнуть из чаши наслаждения, не оглядываясь, позабыв обо всем. С огромным трудом Нина заставила себя упереться в крепкую грудь, отстраняясь.

Он отпустил ее так же внезапно, как начал целовать, сразу отступая на шаг. Секунду раскрасневшиеся они смотрели друг на друга.

– Кабачок, ты что делаешь? – возмутилась Нина, округляя глаза.

– Это что бы были основания для жалобы, – процедил он и, не давая больше заглянуть себе в лицо, развернулся и торопливо вышел в калитку.

Нина с горящими губами постояла немного у машины, чтобы успокоиться. Мысли хаотично скакали в голове. «Ну, и что это было? Он понял, что мне нравится, и поразвлечься решил. Вот я орел какой, как могу баб завлекать. Колись, сдавай дружков, влюбленная дурочка. Не на ту напал, я тебе не девочка пятнадцати лет, а опытная женщина в разводе». Нина почувствовала, что успокаивается. «А целуется он – просто чума. Ну, по крайней мере, будет что вспомнить в тюрьме», – хмыкнула она и уже в более бодром настроении зашагала к дому.