Подозревается оптимистка

Глава VI. Дирхем

Нина со злостью рванула ручку входной двери и влетела в дом. По коридору порхали приятные обеденные ароматы. Нервно скинув туфли, хозяйка протопала на кухню. Казачок в фартуке сидел на табуретке и пялился в телефон.

– Как температура? – сквозь зубы проговорила Нина.

– Тридцать семь и две, – отчитался Степка, откладывая мобильник.

– Кашель как?

– Мокрый, но откашливаться стал, – посмотрел он на нее большими наивными глазами.

– Ты чего баб Рае наговорил? – пошла в наступление хозяйка, выставляя как улику на стол коробку ингалятора.

– Репутацию твою у бабушек спасал, – равнодушно кинул Степка.

– Какую репутацию? – опешила Нина.

– А как лучше звучит: «Я привела в дом неизвестного мужика, теперь лечу» или «Приехал муж, обижена, но приходится ухаживать, он же болен?» – Степка надменно скрестил руки на груди. – Потом скажешь – не смогла простить, расстались друзьями. Они тебе в рот заглядывать будут и героиней романов считать, а так, сама понимаешь, кем. Старое поколение, у них свои тараканы.

– То есть ты у нас благородный, честь дамы защищал? – недовольно фыркнула Нина.

– Нет, сказочник, и небылицы плел.

– Да все уже знают, что ты из полевого лагеря. Какой муж?

– Вот, даже в лагерь напросился, чтобы ближе к тебе быть. Есть давай, остывает.

– А что у нас на обед? – Нина вымыла в раковине руки и заглянула под крышку чугунка. – Плов? Ничего себе! – на нее смотрел рассыпчатый рис, мягкого желтого оттенка, в обрамлении морковки и долек чеснока, за нос дразняще схватил мясной дух. – А где ты мясо взял?

– Ни одна соседская кошка не пострадала, – отшутился Степка, по-хозяйски раскладывая тарелки. – На тушенке. Лучше, конечно, мясо, но «на безрыбье» как получилось.

– Так я тушенку вчера в макароны забросила, – все же припомнила Нина Ваську, упитанного кота бабы Раи.

– Это из моих запасов. Должен же я как-то отработать, – Степка открыл холодильник, на верхней полке ровными рядами стояли банки.

– Спасибо.

– У меня в машине еще пачка рафинада. Может принести?

– Сахар у меня есть, – усмехнулась Нина.

Они сели обедать. Вкусно, что и говорить, мужики, если у них руки откуда надо растут, готовить умеют – пальчики оближешь.

– Теперь быстрее колоться и ингаляцию, а то у меня сегодня еще два вызова, – торопливо поднялась из-за стола Нина. – У Анны Ивановны ногу раздуло, надо глянуть, и инъекцию Ковалеву.

– Ну, иди готовь орудия пыток, я посуду помою, – совсем уж милостиво предложил Степан.

«Да он сегодня не мужчина, а праздник».

Нина в хорошем настроении впорхнула в зал, бегло пробежалась глазами по полке шкафа и… Настроение резко потухло. Содержимое шкафа просматривали! Степка определенно рылся в ее вещах. Нет, все было разложено как прежде, почти в той же последовательности, но по едва уловимым приметам можно было понять, что предметы трогали и передвигали: вазочка чуть сдвинута – четверть круга чистого пространства в тонком слое недельной пыли, полотенца лежат слишком ровно, и вчера верхним было синее (это Нина точно помнила), а сегодня розовое; а фарфоровая козочка вообще оказалась в другом углу полки. Нина растерянно взяла ее в руки и заметила, что у статуэтки отбит хвостик. «Ну, это уж слишком! Чего он искал, деньги? Так у меня их отродясь не было, на карточке немного, да и та с собой в сумке». Нина полезла в сумочку – не вытащил ли больной у нее зарплатную карточку под утро, когда ее разморило сном, но серый угол карты привычно торчал из внутреннего кармана.

– Нин, я повиниться перед тобой хотел, – в комнату побитой собачкой вошел Степка. – Я у тебя тут покопался немного. Я твоей ржавой открывашкой палец распахал, аптечку искал, – он показал распоротую кожу у основания указательного пальца. Кто вообще такие открывашки дома держит, ими же открыть ничего невозможно? – возмутился он, но робко.

– Аптечка внизу, в коробке из-под туфель, ­– холодно произнесла Нина.

– Как бы я мог догадаться, ты бы хоть крестик на крышке нарисовала, – проворчал Степка.

– Я одна живу, и знаю, где у меня аптечка. Дай посмотрю, – она поймала его руку, – обработать нужно.

– Я потом свою в машине аптечку вскрыл и перекисью залил. И еще это… – он зашарил в кармане, – вот, случайно зацепил, – на руке у него лежал маленький, похожий на молочный зуб хвостик фарфоровой козочки. – Случайно, повернулся, рукой махнул, а она… Я склею. У тебя клей есть?

– Нет, – буркнула Нина, забирая хвостик.

– Ну, у соседей можно попросить. А хочешь, я тебе новую козу куплю?

– Это подарок, от подружки, – Нина положила хвостик рядом с козой. – Она замуж вышла и на Дальний Восток уехала, может мы с ней в живую, не через экран, больше и не увидимся.

– Ну, я же случайно. У меня кровища текла, – просительно произнес казачок, – я сначала хотел твоим полотенцем перехватить, уже достал, но не стал борзеть, футболкой своей обмотал.

Все объяснилось, Нина облегченно выдохнула.

– Прошу на процедуры, – указала она на диван.

– Нин, у меня еще кое-что? – прикусил Степка нижнюю губу.

– Что еще разбил? – укоризненно посмотрела на него Нина.

– Я под полотенцами случайно вот это нашел, – он опять погрузился рукой в карман, что-то достал, разжал кулак.

На его ладони лежала стального цвета почерневшая во впадинах гравировки монета, с неровными гнутыми краями, сплошь покрытая вязью письма, похожего на арабский. Видно было, что монетку пытались оттереть от налета времени, но не совсем удачно.

– Нин, что это? ­­– с очень серьезным выражением лица, без тени робости и иронии, произнес Степан, поверхностью монеты поймав луч солнца.

– Монетка сувенирная, – пожала плечами Нина.

– Где ты ее взяла?

А взгляд ледяной, со злой искрой, будто другой человек стоит. И ни казачок, и ни пират, а кто? Начальник, придирчивый босс?

– Подарили? – Нина не могла понять его перемену.

– Кто подарил?

– Степ, это допрос?

– Нин, кто подарил?

– Я не знаю, – кисло улыбнулась она, – Степ, давай колоться, я опаздываю.

– Как это ты не знаешь? – раздраженно бросил он.

– А так, не знаю. Пришла с обхода, а на столе в медпункте монетка эта лежит и записка: «Любимому доктору от благодарного пациента, на память».

– А где записка?

– Ну, не знаю. Выбросила, наверное. Чего ее хранить? Не открытка же.

– А теперь подробней, – Степка облокотился о шкаф. – Когда это было?

– Недели две назад, я точно не помню. Недавно. Да что ты ко мне пристал? Понравилась, себе забирай.

– Нина, это фальшивый дирхем, – еще раз сунул он ей чуть ли не под нос монету.

– Ну, понятно, что фальшивый, не настоящий же, – буркнула Нина.

– В том-то и дело, что настоящий фальшивый дирхем.

– Ты уж определись – настоящий или фальшивый, – Нина скрестила руки на груди, тоже с вызовом облокачиваясь о полку шкафа.

– На Руси в девятом – десятом веках своих монет еще не было, ходили арабские деньги, – старательно принялся объяснять Казачок. – Серебряные дирхемы попадали с торговыми караванами, но монет не хватало, и наши кузнецы-умельцы стали копировать форму и гравировку: брали серебряный кружок, выбивали на нем узор, вроде бы как похожий. Но прочесть на ложном дирхеме надпись нельзя, ошибки там закрадывались, языка-то наши не знали. Так вот это, – Степка указал на монету, – славянская копия арабского дирхема, ей тысячу лет. И она спокойненько лежит у тебя среди полотенец.

Нина ошарашено хлопала ресницами.

– Ты уверен? Вот так посмотрел и определил?

– Не уверен, – уклончиво отозвался Степка, – экспертизу надо делать.

– Вот видишь, ты не уверен, – ухватилась за ниточку Нина. – Это копия, подражание. Стали бы мне такую дорогущую настоящую монету дарить.

– Вот ты говоришь, на столе лежала, ты не закрываешь медпункт, когда на обход уходишь?

– Закрываю, конечно, – обиделась Нина, – даже форточки.

– Ну, и как она могла на столе оказаться?

– Ключ второй в правлении на гвоздике висит, по субботам у меня Галин Михална, уборщица агропредприятия, моет. Любой с гвоздика мог взять. Неправильно, конечно, я ей говорила, чтобы не бросала, но она не слушает, ворчит – чего у тебя там брать. У меня и вправду нечего брать – наркотических препаратов нет, дорогого оборудования тоже, только картотека.

– Поня-а-атно, – протянул Степан.

– Так монету сдать нужно, раз она такая редкая, – сообразила Нина, – в полицию или музей. Куда их сдают, я не знаю?

– У себя пока оставь, я узнаю, – уклончиво ответил Степка, вкладывая ей в руку монету, – колоться давай.

Он стал каким-то чужим, отстраненным, будто Нина в чем-то была виновата. Она сделала инъекцию и пошла на кухню настраивать ингалятор. Незаметно достала из кармана монетку, покрутила в руках. «Чего в ней такого редкого?» Воровато оглянувшись на дверь, Нина приподняла плинтус у газового котла и сунула в щель старинный раритет. Всего пять минут назад она хотела отдать этот дирхем, или как его там, Степке, а теперь отчего-то совсем Казачку не доверяла. «Странный, накинулся на меня как на преступницу какую». Было немного обидно.

– Иди дышать? – с холодком в голосе позвала она больного.

– Я пока не умер, дышу вроде, – вошел снова в хорошем настроении Степка, словно и не было этого допроса с пристрастием.

– Сегодня пять минут, потом до семи доведем. Засечешь время, – стала объяснять Нина, – потом вот на эту кнопочку нажмешь, подышишь, выключишь, разберешь потихоньку. Осторожно, чтобы не сломать, и водой промоешь. Понятно?

Больной кивнул.

– Тогда я побежала, смертельно опаздываю.

– Возьми машину, – сделал барский жест Степка.

– Какую машину?

– Мою машину возьми, доедешь быстро. Ты ж говорила, хорошо водишь. Правда, я так понял, это четыре года назад было.

– У отца тоже машина есть, я вожу. У тебя ручник или автомат?

– Автомат.

– Обалдеть, – не смогла сдержать восторга Нина.

Надо было вежливо отказаться, но соблазн был так велик, так велик!

– Я буду осторожной. Честное слово, – одарила она Казачка счастливой улыбкой.

– Ключи, кстати, уже у тебя, – ухмыльнулся Степка.

Инцидент с монетой был исчерпан. Нина села в Степкино авто…