Подозревается оптимистка

Глава XVIII. Сновидение

Действовать надо было мгновенно и уверенно, иначе правда прорвется наружу, и последствия будут непредсказуемыми. Нина набрала побольше воздуха в легкие:

– Маргарита и Константин, простите меня пожалуйста, – с пафосными интонациями начала она свой монолог, – я вас обманула, я все выдумала, чтобы был повод вас помирить. Рита, это было недоразумение, я в этом уверена, Костя не виноват, верно ведь, Костя?

– Д-да, ­– на автомате произнес зять, ссаживая сына на пол.

– Завистливые люди вбили между вами клин, и вы разбежались, но так не должно быть. У вас дети. Вот я и решила, что вам надо поговорить, – теперь Нина затараторила, опасаясь, что ее кто-нибудь прервет, – а на самом деле я не брала Васину машину и не разбивала бампер дорогой иномарки поселкового головы, все совершенно целое, просто целехонькое, и…

– Та-а-ак, – вклинился в ее поток отец, – ты помяла не только дорогущую машину чужого дяди, но и Васину?

Нина потупила глаза, «признавая» вину:

– Целехонькое все, – робко повторила она. – Адвокат уже не нужен.

– Понятно, – отец покачал головой, – а ты мать, на нового зятя грешила, а он, я так понимаю, ремонт оплатил. Да, Ниночка?

– Ну, как-то так, – вымученно улыбнулась Нина, – ни у кого претензий нет.

– Нин, ты еще и машину разбила? – не врубился в спектакль Костик и получил болезненный щипок в бок от бывшей супруги.

– Как можно быть таким ослом? – зло прошипела Рита.

– Нина, ну зачем ты за руль чужой машины садилась? – укоризненно покачала головой мать.

– У меня пациентов в этот день много было, а Вася сказал – бери мою, и ключи дал.

«Ну, ведь правду же сейчас говорю, ведь так все и было, и Рыжов мимо проезжал, могла бы с колеи вильнуть и бац… А вот заплатил бы Кабачок за ремонт – это еще вопрос, но на то она и фантазия, что можно и приукрасить серую реальность легкой романтикой».

– Давайте спать, – добродушно улыбнулся отец.

– Я в машину, – то ли с утверждением, то ли с вопросом сказал Костик.

– Нельзя сейчас спать в машине, ночи еще холодные, застудишься, – категорично перекрыла дорогу рукой Нина. – Я к мальчишкам в комнату поставлю старую раскладушку и лягу с ними, а вы с Ритой на матраце в веранде.

– Ну, уж нет, – возмутилась сестра, – пусть сам на раскладушке спит.

– Боюсь, мой раритет габаритов Костика не выдержит, – указала Нина на богатырскую фигуру зятя.

Рита окинула бывшего мужа красноречивым взглядом, в котором ясно читалось: «Меньше надо жрать». Костик покраснел, втягивая живот.

– Год на пицце и пельменях сижу, – буркнул он.

– А что, она не готовит? – не удержалась от язвительности Рита.

– Да кто она?! – возмутился Костик.

– На раскладушке лягу я, – фыркнула Рита.

– А я с твоим мужем, что ли? – хмыкнула Нина. – Взрослые люди, ляжете валетом, это всего на одну ночь. И без возражений, – прервала она открывшую было рот Риту, – я хозяйка – всем спать.

На скрипучей проваленной раскладушке было жутко неудобно, Нина укладывалась то на правый бок, то на левый, то переворачивалась на живот, подложив кулаки под подбородок: «Лучшее место пыток нашего района». Мальчишки давно сопели в четыре дырки, а их тетушка сидела в темной комнате, завернувшись в плед. «Может все же в машину лечь? Отец ключи на столе в кухне оставил».

Нина тихонечко натянула на пижаму свитер, надела носки, прихватила под мышку свернутый плед, не зажигая свет, нащупала на кухне ключи и крадучись узким коридором пошла в сторону веранды.

– И что самое опасное, она в него влюблена, – услышала Нина сдавленный шепот Риты.

– С чего ты взяла? – как можно тише пробасил Костик.

– Да слепой не заметит, – возмущенно выдала Рита: – Ах, он такой молодец, ах, он меня спасает, ах, себя бедненького подставляет.

– Так может и правда спасает? – робко возразил Костик.

Нина невольно остановилась, прислушиваясь к разговору.

– Да уж расстарались вы нас спасать, полной ложкой не расхлебать, спасатели.

– Ритуль, я тогда просто ее подвез, дождь был, а она без зонтика. Да погоди ты злиться, выслушай, это правда.

– Ну да, и она тебе из благодарности стринги в карман сунула.

– Я не знаю, откуда взялись эти чертовы трусы! Я тебе сто раз это говорил! Я тебе предлагал полиграф пройти, как мне еще доказать?! Рит, я люблю тебя.

Надо было тактично уйти, и Нина уже развернулась обратно, но тут Рита с всплеском рыданий выдохнула:

– А теперь из-за меня посадят сестру, я посажу Нину в тюрьму!

– Да ты здесь при чем? – возмутился Костя.

– Да как «при чем»? – довольно точно передразнила жена его интонацию, – Ты с этими трусами, я с чемоданами приехала с детьми к родителям, мы выжили Нину из собственной квартиры, а теперь она влипла в такую историю, – и Рита зарыдала навзрыд с отчаянным завыванием.

– Ну, малыш, ну не надо себя корить, все улики косвенные, прорвемся, – принялся утешать ее Костик.

Нина решительно ступила на веранду, чтобы тоже успокоить сестру… Рита с Костиком страстно целовались. Нина тихо вышла и побрела дальше мучаться на древней раскладушке. Отчего-то младшая сестренка была уверена, что изворотливому лису в работе, но совершенному тюфяку в быту, Костику действительно кто-то подкинул «нужные» улики, ведь вот ее же подставили, почему его не могли? Ну, даже если труселя забрели в карман успешного адвоката сами, уход Риты с детьми просто раздавил Костю, смял морально и физически, и Нина надеялась, что он все осознал. Она вообще была склонна верить в лучшее.

На этот раз сон навалился тяжелым ватным одеялом, не помешала ни скрипучая раскладушка, ни круглобокая луна, заглядывающая в окно. Нина слепила отяжелевшие веки и погрузилась в мир полутеней и иллюзий. Ей почудилось, что она в деревянной избе с горстью дирхемов в руках. Серебряные монетки совсем новенькие, сверкают в отблеске языков пламени каменного очага – ненавистные кругляшки, приносящие только беды, хочется зашвырнуть их подальше и не видеть больше никогда. Отчего-то тревожно, да нет, не тревожно, страшно, жутко страшно, сердце учащает бег, а голову так и тянет оборотиться к запертой двери.

А где-то там, за бревенчатой стеной усиливается шум, крики, стоны, дикое гиканье. Нина спешно ссыпает монеты в кожаный мешочек и засовывает в щель между половицами, и тут дверь начинает сотрясаться от мощных ударов, кто-то бьет ногами о дубовый створ. Нина мечется по комнате, и ее не удивляет ни то, что на ней беленая рубаха, подпоясанная широким поясом, ни черная юбка в пол, не смущается она и кожаными сапожками на ногах, как будто так и надо. Нине дико страшно… она ищет оружие. Хватает большой тяжелый топор, выставляет вперед. Дверь с треском падает под напором коренастого плосколицего воина, в маленьких глазках застыли похоть и смерть. Нина знает, ей не справиться с мужчиной, она готовится принять свой первый и последний бой. Топор занесен. Чужак мягкой кошачьей походкой проходит в горницу, воровато оглядывается, не хочет делиться добычей с приятелями, с усмешкой оглаживает усы, подмигивает, играет. Нина до боли стискивает топорище.

И в избу врывается ураган, все начинает рябить перед глазами… не ураган, а Васька, лохматый, дикий, с лопатой-бородой. Одним резким толчком он валит врага. Удар, и на полу расплывается бурая кровь.

– Бежим, – хватает ошарашенную Нину за руку спаситель.

Она, прижимая топор, перешагивает через труп и идет за Васькой. Они, озираясь, пересекают двор.

– Прыгай в колодец! ­ – шепчет он ей.

– Как? – расширяет она глаза.

– Прыгай и прижмись к стене.

Нина бросает топор, подбирает юбки и кидается в черноту. Громкий всплеск. Конец? Ноги нащупывают дно, неглубоко, вода достигает подбородка. Васька, упираясь о стенки, спускается вниз, ему вода по грудь. Подняв руку вверх, он прикрывается деревянным щитом.

– Переждем здесь, скоро темнеть начнет, если заглянут, в полутьме подумают – щит плавает.

Нина молчит, страх не оставляет, цепко держит за горло, сбивает дыхание.

– Замерзла? – ласково шепчет Васька и, наклоняясь к ней, щекочет черной бородой. – Прижмись ко мне, я теплый.

– С чего это я к чужому мужику прижиматься должна? – недовольно надувает губы Нина.

– Отчего ж к чужому? К суженому своему. Жена ты теперь моя, – сильная рука прижимает ее к широкой мужской груди, он и вправду теплый, а ноги уже начинают коченеть.

– Брат тебе отказал, – все же вспоминает сознание.

– Где твой брат? – сверкает Васька острыми соколиными очами.

– Это наша могила, мы теперь не вылезем отсюда, – всхлипывает Нина.

– Вылезем.

Ей бы его железную уверенность.

Страх бледнеет, но вместо него приходит пробирающий до костей холод. Нина, забыв стеснение, цепляется за мужчину, прижимаясь всем телом. Зубы стучат, отбивая дробь, во мраке колодца уже ничего не видно, глаза слипаются. Спать.

– Не спи, – хлопает ее по щекам муж. – Еще немного.

– Я больше не могу, – шепчет Нина, с трудом размыкая непослушные губы.

– Ладно, полезли. Залезай мне на плечи и постарайся дотянуться до края.

Он как пушинку поднял ее вверх; цепляясь за мокрые стены, Нина подтянулась и обхватила руками последний венец, Васька подтолкнул ее снизу, и она выглянула из мокрого убежища. Ах! Город пылал, дым уходил в безветренное небо мрачными черными столпами, языки пламени бегали по еще не рухнувшим крышам. И никого живого – ни друзей, ни врагов. Только кровавая полоска заката и пожарище.

Нина выбралась и тут же вдохнув горького дыма. За ней, как гибкий хорек, легко вылез Васька.

– Мокрый рукав ко рту прижимай! – скомандовал он, – Прорываться будем.

– Там серебро, – указала Нина на свою полуобгорелую избу без крыши. – С того края огонь не взял, может поищем?

– Богам дань оставь, чтоб выйти дали, – усмехнулся Васька и потянул ее за собой.

Дальше все как в тумане: в «черевичках» хлюпала вода, дым выедал глаза, а сильная рука тянула все дальше и дальше. Через пролом в городне беглецы выбежали из града, в отдалении горели костры стана врага. Да, здесь им уже делать нечего. Завтра будет огромное пепелище, братская могила вместо цветущего города. Нина этого не увидит, муж ведет ее к дубраве, ноги плохо слушаются, подгибаются… Васька несет ее на плече... Когда-то он уже носил ее так.

Лес смыкается за их спинами. Можно выдохнуть, лес-батюшка, защитник, он отведет недругам глаза. Уцелел ли кто-то еще? Что дальше?

– Что же делать? – шепчет Нина мужу.

– Жить, – прижимает он ее к себе, а дальше…

Нина очнулась от того, что по ней кто-то скакал. Это Семка с Колобком прыгали через ее раскладушку.

– Проснулась, соня, – помахал ей племянник куском батона.

– Ох, Семен, такой сон мне испортил, – вздохнула Нина.

– Интересный? – заинтересовался племянник.

– Жуткий… но интересный, – еще раз вздохнула она.