Пожнешь бурю

Глава 7

– Ну, моя дорогая, не поведаете ли, что это на вас нашло вчера вечером? – сказал маркиз Монтегю, быстро входя в гостиную, где завтракала Мереуин.

Сердце у нее заколотилось. По правде сказать, сейчас он больше смахивал на шотландского лэрда, в натянутых на длинные ноги коричневые панталонах и черных сапогах, в простой, небрежно наброшенной на широкие плечи куртке из оленьих шкур и в плотных чулках. Однако красивое, мужественное лицо его было строгим, и Мереуин забеспокоилась, поскольку хорошо знала этот решительный взгляд серых глаз.

– Не имею ни малейшего представления, о чем вы толкуете, – тихо проговорила она и демонстративно сосредоточилась на своем завтраке, склонив золотую головку. Но он видел, как в раскосых темно-синих глазах мелькнул страх.

– Да ладно вам, – нетерпеливо продолжал Иен, останавливаясь посреди комнаты. – Вы прекрасно понимаете, черт возьми, о чем я толкую. Вы кого-то увидели у Хамфрисов вчера вечером и разволновались. Кто это был?

– В самом деле милорд, – запротестовала Мереуин поднимая голову и изображая невинную улыбку, – я действительно не знаю чем выговорите.

Иен собрал в кулак всю свою волю сурово глядя на прелестное невинное личико и понимая, что эта улыбка специально рассчитана на то, чтобы смягчить его.

– Вы гнусная лгунья, Мереуин.

Она вздохнула:

– Ну хорошо, раз уж вам так хочется. Я увидела в бальном зале мужчину, похожего на одного нечестного человека, с которым вел дела Алекс. Был он помощником нашего поверенного и, как позже выяснилось, прикарманивал деньги, записывая свои траты в расходные книги.

– Эдвард никогда не рассказывал мне об этом, – подозрительно заметил Иен, совсем не уверенный, что она говорит правду, хотя довольно трудно уличить ее во лжи. Дьявол ее побери, она вполне может оказаться искусной лгуньей.

– Это было давно, – пояснила Мереуин, сосредоточенно намазывая маслом рогалик. – Я была еще совсем девчонкой, но хорошо запомнила, как он выглядит. Его, разумеется, посадили в тюрьму, но с тех пор минуло немало лет, срок, по-моему, должен кончиться.

– И по-вашему, он после освобождения прибыл, в Лондон?

Мереуин не понравилась прозвучавшая в его голосе подозрительность, но она постаралась скрыть свое беспокойство, ответив с усмешкой:

– Возможно… Но, скорее всего я ошиблась, потому что, когда пригляделась, не нашла никакого сходства.

– Но вы были чрезвычайно расстроены, – указал маркиз, – даже когда мы вернулись домой. Я уверен, из-за ошибки нечего было так переживать.

Он не сводил с нее проницательных серых глаз, и Мереуин удалось убедительно изобразить оскорбленную мину.

– Вам, безусловно, придется признать, что, кроме этого, у меня в тот вечер было немало причин для расстройства. Объявив о нашей свадьбе, вы совсем сбили меня с толку, и я ни о чем больше не могла думать.

Пропустив мимо ушей все сказанное, Иен настойчиво спросил:

– Как звали того мужчину, Мереуин?

– Неужели вы в самом деле думаете, будто я помню? В конце концов, после стольких лет!

– Однако в лицо вы его помните?

Мереуин замерла, осознав свой промах и смущенно рассмеялась.

– Я же сказала, было смутное сходство, а потом я сообразила, что обозналась. Прошу вас, поговорим теперь о другом.

Маркиз с минуту задумчиво смотрел на нее, потом пожал могучими плечами, как бы считая вопрос закрытым.

– Я, собственно, пришел спросить, не желаете ли вы проехаться со мной верхом? Утро на редкость приятное.

Мереуин тут же вскочила на ноги и радостно улыбнулась: – Ой, да, мне бы очень хотелось! Знаете, я не ездила верхом с тех самых пор…

Девушка внезапно смолкла, и личико ее вытянулось. Сколько времени пролетело с тех пор, как они с Малькольмом скакали по залитым солнцем торфяникам? Теперь, ей кажется, что прошли годы, и та хохочущая, счастливая Мереуин – это вовсе не она. Если бы только знать тогда, что вся жизнь ее скоро изменится из-за чертовски привлекательного, но бессердечного великана по имени Иен Вильерс, возможно, она бы сумела предотвратить их первую роковую встречу.

Ей вдруг расхотелось ехать с ним, и она мрачно буркнула:

– У меня нет подходящего платья.

Иен понимающе улыбнулся, заметив враждебность во взгляде синих глаз.

– Нет есть, моя дорогая. Леди Камерфорд прислала вчера еще кое-что из одежды, и Фрэнсис доложил, что есть и амазонка.

Мереуин нахмурилась и уже открыла было рот, чтобы заявить об отказе принимать подачки от его любовницы, но ворвавшийся в открытые окна легкий ветерок принес ароматы цветов и щебетание птиц. Непреодолимая жажда свободы охватила ее и лишила сил сопротивляться призыву летнего утра и манящему взгляду серых глаз лорда Монтегю.

– Хорошо, – согласилась она. – Встретимся возле дома.

– Прекрасно, мисс.

Мереуин поднялась к себе в спальню, и охватившее ее радостное волнение вновь уступило место тревоге. Кажется, ей удалось убедить маркиза, и он ей поверил, однако ужас, который она испытала вчера в доме лорда и леди Хамфрис, не оставлял ее. Девушка нисколько не сомневалась, что вчера на балу она видела Уильяма Роулингса, того самого человека, по обвинению которого ее бросили в тюрьму, как воровку и проститутку.

Мереуин точно знала, что вчера Роулингс не заметил ее, и возносила отчаянные мольбы, чтобы он не узнал в элегантно одетой, молодой леди ту самую девушку, с которой столкнулся в Глазго несколько месяцев назад.

А вдруг он ее узнает? Тогда, конечно, всему городу станет известно, что невеста маркиза Монтегю на самом деле дешевая шлюха и воровка. Никто не поверит ей, она здесь совершенно одна. Господи Боже, а вдруг маркиз, одержимый жаждой мести, и сам подтвердит эти обвинения?

Глухой стон вырвался из ее груди. Мереуин изо всех сил пыталась сдержать слезы, застегивая трясущимися пальцами изящную темно-коричневую амазонку. Посмотрев на себя в зеркало, она увидела смертельно бледное лицо, полные слез глаза и закусила губку, отчаянно пытаясь взять себя в руки, чтобы встретиться лицом к лицу с маркизом и не выдать своего состояния. Потом, оставшись одна, она подумает над решением этой проблемы и найдет способ как можно скорее убраться из Лондона.

Лорд Монтегю прохаживался по двору, с отсутствующим видом поигрывая хлыстом с костяной рукояткой, оживленный, энергичный и такой же нетерпеливый, как и его огромный черный жеребец, который перебирал ногами, вскидывал голову, раздувая ноздри, и тихо ржал, не поддаваясь на мягкие уговоры держащего его старшего конюха.

– Пожалуй, я никогда в жизни такого не видела, – задумчиво заметила Мереуин, подходя к маркизу и окидывая оценивающим взглядом огромное животное. – Он ведь не здешний, не с островов, правда?

– Разумеется, нет, – подтвердил Иен и улыбнулся про себя, наблюдая, как она с видом знатока разглядывает круто изогнутую шею и длинные ноги жеребца, – Я вывез его из Испании.

– Ну конечно же, андалузская кровь, – пробормотала Мереуин и возмущенно оглянулась на расхохотавшегося маркиза. – Что тут смешного?

– Осторожно, вы выдаете свое деревенское происхождениё, – предупредил Иен и добавил, обращаясь к конюху – Мисс Макэйлис больше привычна к обществу лошадей и овец, чем представителей рода человеческого.

– Я мог бы поклясться, что животные любят ее милорд, – невозмутимо изрек конюх, мужчина средних лет с приятным лицом, чьи симпатии были на стороне золотоволосой девушки, которая, как говорили в доме, была нетребовательной и милой, но достаточно храброй, чтобы иметь дело с таким человеком, как маркиз.

В отличие от мажордома Фрэнсиса старший конюх Ник Холдер полностью одобрял появление в доме Мереуин, от всего сердца желая, чтобы хозяин хоть сколько-нибудь остепенился и нашел себе жену. Он, разумеется, уже слышал новость об обручении от кучера Джона Боллинга, узнавшего об этом от лакея Хамфрисов вчера вечером. Ник неожиданно улыбнулся и его огрубевшее лицо смягчилось.

– Примите мои поздравления, милорд.

Маркиз прищурился:

– С чем?

Под жестким взглядом веселость Ника несколько сникла.

– Как же, милорд, с обручением c-с леди… – Он запнулся, и побагровел.

Лорд Монтегю приподнял брови:

– Вы меня поздравляете, Ник? Вам следовало бы принести соболезнования.

– Я думал… – начал было Ник, но Мереуин холодно перебила:

– Боюсь, вы заблуждаетесь, сэр. Мы с лордом Монтегю не намерены вступать в брак.

Сбитый с толку Ник смотрел как она не обращая внимания на протянутую руку маркиза, взлетела на спину высокой серой кобылы, которую для нее вывели, расправила плечи, усаживаясь в седле, и умело намотала на руку в перчатке лоснящиеся кожаные поводья.

– Да, я бы сказал, хлопот у вас полон рот, милорд, – заметил Ник, успокаивая разыгравшегося жеребца, чтобы маркиз, мог сесть в седло. – Но говорят, трудности всегда сулят счастливые браки. Закаляют сердца.

– С каких это пор, Ник, вы стали знатоком в подобных делах? – спокойно поинтересовался маркиз, предостерегающе поблескивая глазами. – Вам почти пятьдесят а вы до сих пор не женаты.

– Верно, милорд, – неохотно признал Ник, не желая вступать с хозяином в спор, поскольку неизменно при этом проигрывал. Он лишь задумчиво провожал глазами всадника на черном жеребце, который шел бок о бок с высокой, стройной кобылой, нервно грызя удила, потом вдруг рванулся вперед, но лорд Монтегю без труда осадил его.

На редкость подходящая парочка, решил Ник, имея в виду не только великолепных животных, но и всадников. Он уж давненько гадал, отыщется ли когда-нибудь женщина, которая согласится терпеть его светлость. У маркиза, конечно, было полным-полно женщин, но ни у одной, по мнению Ника Холдера, не хватало духу обращаться с ним соответствующим образом. А эта красивая крошка-блондинка с железным характером конюху приглянулась, и он, отмечая про себя как ловко она держится в седле, мчась легкой рысью впереди маркиза вниз к парку, думал, не нашел ли наконец хозяин свою судьбу.

Гайд-парк раскинулся перед ними во всем своем летнем великолепии, поражая пышными кронами старых деревьев, прекрасно ухоженными дорожками и идеально подстриженными лужайками. В ранний утренний час, когда солнце лишь начинало пробиваться сквозь легкий туман, парк был почти пуст, и Мереуин с трудом верилось, что посреди шумного города существует этот дивный безлюдный оазис.

– По-моему, Мадригал застоялся, – бросил Иен, наклоняясь к выгнутой шее коня, жаждущего рвануться вперед и как следует пробежаться. – Не боитесь пуститься в галоп?

– Боюсь? – выпалила Мереуин. – Я? – Уголки его губ дрогнули в улыбке.

– С моей стороны глупо спрашивать, – согласился Иен, отпустил поводья и больше не сдерживал жеребца.

Кобыла тоже не стала мешкать и полетела вдогонку. Мереуин низко пригнулась к шелковой гриве, наслаждаясь бьющим в лицо теплым ветром, стуком копыт, эхом разносящимся в тихом утреннем воздухе. Широкая дорожка словно была создана для быстрой скачки, и обе лошади неслись под деревьями голова в голову, радуясь свободе не меньше седоков.

Наконец уставшие животные перешли на спокойную рысь. Мереуин с выбившимися из-под шляпки волосами выпрямилась в седле, тяжело дыша и чувствуя, как пульсирует кровь в венах.

– Клянусь, ничто так не возбуждает, как хорошая скачка, – произнес Иен, подъезжая ближе и заглядывая в ее раскрасневшееся улыбающееся лицо.

Мереуин согласно кивнула, радуясь внезапно возникшей меж ними близости, и тут же подумала, что этому скоро придет конец. До чего редко они вот так, по-дружески, разговаривают друг с другом, чаще их отношения напоминают постоянные военные баталии.

– Поразительно, как ловко вы держитесь в седле, Мереуин, – заметил Иен, глядя вдаль сквозь деревья и не замечая грусти на ее лице. – Я с удивлением должен признать, что вы, в конечном счете, неплохо воспитаны. А вчера вечером вы по-настоящему изумили меня светскими манерами.

– Разумеется, вы ожидали, что я начну отплясывать шотландские народные танцы, а не менуэты, – холодно ответила Мереуин, и маркиз невольно вспомнил замечание Элизабет по этому поводу.

– Я был удивлен, – честно признался Иен, поворачивая к ней голову, и сразу заметил замкнутое выражение ее лица, несколько секунд назад такого веселого и беззаботного. – В ваших глазах появился опасный блеск, – произнес Иен, опуская руки на мощную холку жеребца. – Чаще всего такой взгляд предупреждает, чтобы я был начеку. Интересно, не вызвано ли ваше недовольство моим замечанием о вчерашнем вечере?

– Ничего интересного, – мрачно отрезала Мереуин. – Я хочу знать, что вы намерены делать теперь, когда сказали леди Хамфрис о нашем предполагаемом браке. Это дьявольское вранье, о чем мы оба прекрасно знаем, но даже ваш старший конюх уже слышал об этом! Не удивлюсь, если сия потрясающая новость вовсю обсуждается в лондонских гостиных, а ваши бывшие любовницы разносят ее по всему городу.

Иен радостно расхохотался и долго не мог успокоиться. Наконец он оборвал смех и посмотрел на нее:

– Не стоит преувеличивать мою популярность, мисс. Вы вскружите мне голову.

– Вам? – с притворным изумлением переспросила Мереуин. – Голова ваша и без того так закружена, что я удивляюсь, как вы еще умудряетесь попадать во входную дверь!

– Мне давным-давно следовало бы укоротить ваш острый язычок.

Мереуин не совсем поняла, сердится он или нет, однако повторила вопрос:

– Так что вы намерены делать?

– Вы имеете в виду свадьбу? – Иен равнодушно пожал могучими плечами. – Пускай клушки-сплетницы кудахчут сколько вздумается. В любом случае, репутация ваша останется незапятнанной.

– Начнем с того, что вы потащили меня к Хамфрисам именно с целью бросить тень на мою репутацию и научить послушанию, – напомнила Мереуин, сердито глядя на него раскосыми глазами.

– Существуют и другие способы достичь этой цели.

Теперь они шли так близко, что его колено прижималось к ноге девушки. Иен протянул руку и перехватил у нее поводья, лишив возможности увеличить расстояние между ними.

– Я хочу вас, Мереуин, и не успокоюсь, пока не заполучу. Есть в вас нечто, волнующее меня неизъяснимо. Никакая другая женщина так не действовала на меня и я должен разгадать эту загадку.

– Я лучше умру! – прошептала Мереуин, но глаза ее не могли оторваться от красивого мужественного лица лорда Монтегю.

– Вы говорите неправду, – сказал Иен с улыбкой уверенного в себе человека. Именно так улыбался бессердечный великан, которого она боялась и ненавидела всей душой. – Однажды, вы уже отдались мне по собственной воле, Мереуин, и только случайность помешала, мне овладеть вами. О, не беспокойтесь, – добавил он, когда Мереуин, издав нечто похожее на рычание, попробовала вырвать поводья у него из рук, – я не собираюсь брать вас силой. Вы сами подарите мне себя, и это будет гораздо приятнее.

– Почему вы так жестоки со мной? – со слезами спросила Мереуин, жалобно глядя в его склоненное к ней лицо, и маркиз понял, что глубоко ранил ее. – Бывают моменты, когда вы очень добры ко мне, и я начинаю верить в возможность уладить когда-нибудь наши отношения, а потом вдруг меняетесь, радуетесь, заставая меня врасплох, и стараетесь обидеть побольнее.

– А вам в самом деле этого хочется? – отрывисто бросил Иен, и в глубине серых глаз вспыхнуло что-то такое, чего она не могла понять, – Уладить, как вы сказали, наши отношения?

– Я, страшно устала от этих постоянных споров, – призналась Мереуин, – и не уверена, что у меня хватит сил бороться с вами в одиночку.

– Стало быть, вот как вы желаете все уладить: подкупить меня, заставить отвезти вас в Кернлах, а там уж кликнуть на помощь братьев и начать настоящую, клановую войну?

Голос его стал резким, брови угрожающе сдвинулись, и она отшатнулась.

– Черт возьми, Мереуин, признаете ли вы наконец тот факт, что я не Эдвард Вильерс и никакие предубеждения не влияли, на мое отношение к. Макэйлисам?

– Так вы утверждаете, будто я во всем виновата? Я разрушила идеальную дружбу между вами и моими братьями? Ладно, я ни на миг не поверю, что вы ограничились бы половинной долей в деле! Вы слишком жаждете, власти.

– Очень жаль, если у вас в самом деле такое мнение обо мне, Мереуин.

Она на миг осеклась, услышав в его голосе искреннее сожаление, но решительно отбросила ненужную слабость.

– Какое еще у меня может, быть мнение, Иен? До сих пор вы демонстрировали мне лишь одну сторону, своей, натуры. С того самого дня, как закрыли нам путь по реке. Вы грубы, эгоистичны, высокомерны, вы осмелились против моей воли, привезти меня в Лондон, как оказалось, только для того, чтобы преподать мне урок!

Маркиз молчал. Никогда раньше он не смотрел на ситуацию с такой точки зрения. Она права, утверждая, что он не учитывает, как много несчастий выпало на ее долю после отъезда из дома прошлой весной. Проклятие, думал он, но, несмотря на все свои горести, она заслуживает наказания за высокомерие и эгоизм, заслуживает урока, чтобы не думала водить его за нос!

– А себя вы считаете незаслуженно оскорбленной невинностью? Какие же тайные добродетели могут убедить меня заключить мир с вашим семейством? Вы высокомерны нисколько не меньше меня, Мереуин, и охотно перегрызли бы мне горло. Нет, мисс, когда я отвезу вас в Шотландию и избавлюсь от надоедливой, вечно путающейся под ногами девчонки, для меня настанут поистине благословенные времена!

Мереуин отвернулась и прикусила губу, чтобы не заплакать. Черт его побери! Этот лжец и распутник добьется всего, чего хочет, в том числе и ее, нисколько не думая о желаниях и чувствах других людей.

– Никогда вам не получить того, чего вы больше всего хотите, Иен Вильерс, – прошипела она дрожащим от ненависти голосом. – Я уже говорила вам раньше, что охотнее легла бы со свиньей.

Большие руки Иена сжались в кулаки, натянув поводья, жеребец заржал от неожиданного рывка. Проклятие, яростно думал он, она не ошиблась, желание обладать ею стоит у него на пути! Если бы только она не волновала его до такой степени, можно было бы с легкостью от нее отделаться. Будь проклят он сам за проявленную вчера вечером слабость, заставившую его сказать Кэролайн Хамфрис об этой дурацкой свадьбе! Кровь Господня, он скорее даст себя оскопить, чем женится на этой злобной мерзавке!

– Еще одно слово, – предупредил он сквозь стиснутые зубы, – и я из вас дух вышибу.

– Я к битью нечувствительна, – отрезала Мереуин, прикрывая страх злостью. – Делайте со мной что хотите, милорд, но я никогда с вами не примирюсь, никогда!

Терпение Иена лопнуло, он громко выругался, сгреб девушку в охапку, стащил с лошади и бросил в седло перед собой. Мереуин охнула. Маркиз впился в нее глазами, схватил за плечи и принялся безжалостно трясти. Шляпка свалилась на землю, и золотые локоны рассыпались по спине.

– Довольно я сносил ваши выходки, маленькая дрянь, – выдохнул он, потеряв контроль над собой. – Вы, стало быть, утверждаете, что мне никакими силами от вас не отделаться? Что ж, тогда я просто переменю свои планы и позабочусь, чтобы остаток жизни вы провели в таких же муках, какие терплю я.

– Что вы хотите сказать? – прошептала Мереуин. Голова у нее закружилась, и, когда Иен отпустил ее, девушка упала на его мощную грудь, обливаясь слезами от страха и боли.

– Увидите, – мрачно пообещал он. – Терпение мое на исходе.

Поглощенные друг другом, они не заметили двух всадников, выехавших из-за поворота аллеи. Их внимание привлекла лошадь Мереуин, которая, оставшись без всадницы, свернула на травянистую дорожку и в нерешительности, остановилась. Под копытами лошади валялась измятая шляпа Мереуин, сама она сидела на жеребце лорда Монтегю, прижавшись лицом к мускулистой груди, а руки маркиза сжимали ее плечи.

Одним из этих всадников была леди Элизабет Камерфорд, которая приняла гневный блеск серых глаз маркиза за выражение страсти, и сердце у нее оборвалось. Неужели Иен до такой степени утратил контроль над собой, что не стесняется обнимать эту девчонку даже в парке, рискуя быть увиденным!

Элизабет не могла этого вынести и, пришпорив коня, рванулась вперед, оставив спутника далеко позади.

– Эй, Иен, тебе не кажется, что это уж слишком? Хочешь стать всеобщим посмешищем?

Мысленно чертыхнувшись, лорд Монтегю поднял голову и встретился с пылающим ревностью взглядом Элизабет.

– Моя дорогая Элизабет, с каких это пор тебя так волнуют светские приличия?

Взгляд Иена скользнул мимо нее и уперся в скромно, одетого джентльмена, остановившего коня под развесистым ореховым деревом. Маркиз продолжал обнимать худенькие плечи Мереуин, крепко прижимая ее к себе, чтобы Элизабет не заметила слез. Мереуин не сопротивлялась. Услышав визгливый женский голос, она содрогнулась всем телом и, замерла в неподвижности.

Светло-зеленые глаза леди Камерфорд сузились, она тяжело дышала, как после бешеной скачки.

– Если ты говоришь о моем спутнике, – сделав над собой усилие, проговорила Элизабет, – то мы совершаем утреннюю прогулку. Даже тебе, Иен, придется признать это занятие вполне респектабельным.

Мереуин услышала короткий смешок.

– Ладно, Элизабет, мне отлично известно, что вы не удержались и заодно совершили прогулку в постель.

– Ревнуешь? – кокетливо бросила она, с надеждой подавшись вперед, а в светло-зеленых глазах читались одновременно и ненависть, и страстное желание.

– Дорогая моя Элизабет, – отрезал лорд Монтегю, – моей ревности ты давным-давно не достойна.

– А эта девка, по-твоему, достойна? – вспыхнула леди Камерфорд, чувствуя, что вот-вот закричит.

– Возможно, – с улыбкой подтвердил Иен, касаясь губами золотых завитков, и получил в ответ полный ненависти взгляд, – Я просто не выношу, когда Мереуин долго нет рядом со мной. Даже такой близости, как сейчас, мне совсем недостаточно.

Ожидавший леди Камерфорд джентльмен начал проявлять явные признаки нетерпения и наконец прокричал:

– Вы готовы ехать, Элизабет?

– Сейчас, дорогой, – ответила она, одаривая его слабой улыбкой, – Поезжайте вперед.

Он покорно кивнул, развернул лошадь и исчез за поворотом аллеи.

– Думаете, золотую рыбку поймали, дорогая мисс Макэйлис? – уже не сдерживаясь, прокричала Элизабет. – А это всего-навсего негодяй и мошенник!

Мереуин подняла голову, глаза ее были сухими, на мягких губах играла улыбка.

– Думаю, это действительно золотая рыбка, леди Камерфорд. Очень жаль, что она сорвалась с вашего крючка, прежде чем вы успели выкинуть ее на берег.

Элизабет издала сдавленный стон и так натянула поводья, что подняла лошадь на дыбы. Последовал удар хлыста, и обезумевшее животное сорвалось в бешеный галоп, едва не сбросив всадницу. Иен громко расхохотался, глядя ей вслед и не выпуская Мереуин из своих объятий. Девушка уперлась руками ему в грудь, пытаясь высвободиться.

– Пустите, или я вам глаза выцарапаю, – пригрозила она.

Лорд Монтегю так резко разжал руки, что она не удержалась и, соскользнув со спины лошади шлепнулась на землю в опасной близости от подкованных копыт. Иен мгновенно оказался рядом, поднял ее и прижал к себе, озабоченно всматриваясь в испуганное лицо.

– Ушиблись? – спросил он сдавленным голосом. Мереуин оттолкнула его и принялась отряхивать платье яростными ударами затянутой в перчатку руки, закусив губы, чтобы сдержать слезы. Не произнеся ни единого слова, подошла к лошади, схватила повод, взлетела в седло и помчалась в том направлении, откуда они приехали.

Маркиз вскоре догнал ее.

– Простите меня, Мереуин, – искренне извинился он, – я не ожидал, что вы упадете.

Она молчала, даже головы не повернув, и он поджал губы, рассерженный и огорченный.

Подъехав к конюшням, Мереуин спешилась и бросила поводья Нику, который вышел навстречу, ожидая услышать похвалу объезженной им лошади. Но радостная улыбка слетела с лица конюха, когда девушка молча повернулась к нему и подъехавшему лорду Монтегю спиной и скрылась за пышно цветущими розовыми кустами. Ник бросил вопросительный взгляд на маркиза, но, увидев мрачное выражение его лица, молча принял поводья и повел обеих лошадей в конюшню, боясь даже, оглянуться. Да, решил он, нелегкой будет семейная жизнь, раз они еще до свадьбы кидаются друг на друга.

В дальнем конце парка по дорожке, бегущей вдоль Серпентайна,[19] неспешным галопом скакали леди Камерфорд и ее спутник, Элизабет была вне себя от гнева и ревности. О, как же она ненавидит Мереуин Макэйлис! Неужели эта девчонка взяла над Иеном Вильерсом такую власть, что превратила его в обалдевшего от любви школяра? Или, может быть, лорд Монтегю питает какую-то нездоровую склонность к юным девочкам? Ну, как бы то ни было, она намерена положить этому конец.

– Вы рассержены, дорогая.

Элизабет раздраженно нахмурилась, совсем забыв о присутствии Уильяма, и от всего сердца пожелала ему провалиться сквозь землю. Он понравился ей прошлой ночью, но больше она не желает его видеть. Сейчас ей нужен только один мужчина и никакой другой.

– Я устала, – коротко бросила она. Уильям улыбнулся и подъехал поближе.

– Благодарите меня за то, что вам не удалось выспаться, – напомнил он, обдавая горячим дыханием ее щеку. Элизабет понадобилась вся сила воли, чтобы не отшатнуться. Он и правда до такой степени уверен в своих достоинствах? И она ответила на его замечание лишь рассеянной улыбкой.

– У вас испортилось, настроение с той самой минуты, как мы встретили обнимающуюся парочку, – продолжал Уильям после минутного молчания.

– Ничего подобного! – воскликнула Элизабет заливаясь краской.

Ее горячность удивила Уильяма Роулингса, но он сделал вид, что не обратил на это внимания.

– Как вам будет угодно, моя дорогая. Вы знаете этого, джентльмена?

Элизабет глубоко вздохнула, стараясь взять себя в руки.

– Немного.

Прозвучало неубедительно, но ответа Уильяму и не требовалось, он уже догадался об истинных чувствах Элизабет к высокому джентльмену.

– Вам известно его имя?

– Иен Вильерс, – неохотно ответила. Элизабет.

Густые брови Уильяма изумленно взметнулись.

– Неужели маркиз Монтегю?

Светло-зеленые глаза так и впились в него.

– А вы, случайно, с ним не знакомы? Не так давно он носил титул графа Равенслея.

– Я его знаю лишь как маркиза Монтегю, хотя никогда раньше не видел. В наших краях его вступление в права наследства произвело своего рода сенсацию.

– Мне следовало догадаться, Уильям, ведь, вы приехали из Глазго. Почему же, – добавила она, надеясь увести разговор от Иена Вильерса, – вы не разговариваете на каком-нибудь шотландском диалекте?

Уильям неестественно рассмеялся и резко оборвал смех, поджал губы, но Элизабет была чересчур поглощёна своими мыслями, чтобы это заметить. Лучше не говорить о своем шотландском происхождении в городе, где шотландцев презирают. Всю жизнь на него глядят сверху вниз, потому что он низкородный, простой человек, и Уильям пришел к горькому заключению, что уважения за деньги не купишь, особенно в Лондоне, где титул часто гораздо важнее карманов, набитых деньгами.

– Почему же лорд Монтегю так скоро вернулся в Англию? – поинтересовался он, пропуская мимо ушей вопрос Элизабет.

– Жениться собрался.

– Жениться? Как интересно! И кто же счастливая невеста?

Открытая ненависть горела в светло-зеленых глазах.

– Мне бы не хотелось говорить о ней.

– Как пожелаете, дорогая.

Они повернули к дому, он угрюмо молчал, Элизабет тоже не вымолвила ни слова. Раздражение ее росло по мере того, как она опять и опять возвращалась мыслями к увиденной ею возмутительной сцене: Иен Вильерс на лошади, Мереуин Макэйлис в его объятиях, растрепанная, прижавшаяся к нему, отворачивающая лицо, несомненно, чтобы скрыть от Элизабет горящие от поцелуев щеки.

Они расстались, сухо попрощавшись. Элизабет вернулась в скромный городской особняк, оставленный ей год назад покойным мужем, а Уильям Роулингс отправился в снятый им дом и обнаружил в гостиной поджидающего его гостя.

– Чертовски рад видеть тебя, Уилл, – прогрохотал Освальд Трэнтам, приветствуя вошедшего хозяина. – С девяти часов дожидаюсь. – Он подмигнул и понимающе улыбнулся, подрагивая двойным подбородком, – Домохозяйка уведомила меня, что ты еще утром отправился на верховую прогулку с дамой.

– У моей домохозяйки чересчур острое зрение, – заметил Уильям, не делая ни малейшей попытки скрыть тот факт, что не питает особой симпатии к развалившемуся на диване толстому джентльмену в напудренном парике, блекло-синем камзоле и атласных панталонах, слишком пышных на провинциальный вкус Уильяма.

– Что привело тебя в Лондон? – светским тоном поинтересовался Освальд Трэнтам, игнорируя хмурую мину приятеля. – Давай садись, чего ты? Терпеть не могу задирать голову, когда разговариваю.

– Надоел Глазго, – небрежно ответил Уильям, садясь в кресло и вытягивая перед собой длинные ноги.

Освальд радостно расхохотался, отчего его круглые щеки побагровели, свидетельствуя о неважном здоровье – результате всевозможных злоупотреблений.

– Ну конечно, выбор девчонок там наверняка невелик. Для этого дела Лондон, клянусь Богом, самое подходящее место. У нас тут полным-полно обойденных вниманием леди, которые сразу готовы броситься тебе на шею.

– Я больше подумываю о том, как бы подыскать себе жену, – холодно сообщил Уильям, потянувшись к шкафчику с бренди.

Освальд захохотал еще громче и шлепнул себя по жирной ляжке.

– Что я слышу? Невероятно! Ты хочешь жениться?

– Мне двадцать семь, – сухо напомнил Уильям. – Самое время подумать о семье.

– А твой отец? Разве одобрит сквайр Роулингс невесту из… как вы там нас называете, из сассенахов?

Уильям сделал большой глоток золотистого напитка и только потом наполнил протянутый бокал Освальда.

– Я не горец и не употребляю этого прозвища. Отец вполне одобрил мое намерение ехать сюда и подыскать невесту. Ему в его возрасте очень хочется иметь внуков.

– Скажи лучше, ему очень хочется, чтобы ты получил титул, – проницательно уточнил. Освальд и рассмеялся при виде вспыхнувшего на худом лице приятеля румянца. – Признайся, Уилл, ты ведь всю жизнь переживаешь, что с такими деньгами никак не добьешься приличного места в обществе?

– Я способен купить любое место, какое захочу.

Уильям всеми силами старался не выдать закипавшую в нем ярость. Он всегда ненавидел Освальда Трэнтама, брата своей матери, отвратительного жирного борова, к счастью, редко приезжавшего в Глазго. Разумеется, следовало ожидать, что Освальд почтит его визитом в Лондоне, но Уильям, честно сказать, надеялся на несколько дней отсрочки.

Освальд был богатым банкиром, женатым на единственной дочери лорда Артура Пемброка, женщине с лошадиным лицом, томной и такой же жирной, как ее супруг. Уильяма неизменно забавляло, с каким нетерпением дядя ждет кончины лорда Пемброка, чтобы унаследовать скромный титул, обещанный стариком лет двадцать назад при условии, что Освальд женится на его дочери Дороти. Сейчас Освальду сорок три, а лорду Пемброку семьдесят девять, и, по слухам, он до сих пор здоров как бык, хотя сам Уильям никогда его не видал.

– Как вы узнали, что я здесь? – спросил Уильям, что бы поддержать разговор, считая, что должен оказать дяде уважение.

– Какая-то из приятельниц Дороти прослышала, что вчера вечером тебя представили леди Хамфрис. Знаешь ведь этих женщин! Им известны имена всех твоих домочадцев и дальних родственников, даже чертовой кошки, если она у тебя имеется. – Освальд звучно икнул, налил себе еще бренди, а Уильям нахмурился, глядя, как уменьшается содержимое хрустального графина. – И нас приглашали, да у меня разыгралась подагра. Слава Богу, сегодня получше.

– Рад слышать, – буркнул Уильям.

Маленькие глазки Освальда сверкнули.

– Ха! Нисколько не сомневаюсь, мой мальчик! Отлично знаю, будь я проклят, мы с тобой по-прежнему любим друг друга! Как тебе удалось получить приглашение на прием к Кэролайн?

– Меня знают в городе, – хвастливо заявил Уильям. – Однако же я удивлен, что приятельница Дороти не сочла возможным познакомиться со мной. – Он снова нахмурился, с неудовольствием подумав, что кто-то побежал докладывать тетке о его приезде.

Освальд пожал плечами и полез в карман за табакеркой.

– Женщины любят вынюхивать всякие сплетни и болтать об этом без передышки, тебе уже надо бы знать это, парень. Ну, расскажи, приглядел ты кобылку, достойную твоей конюшни?

– Нет, – коротко бросил Уильям.

– Приятельница Дороти сболтнула, будто ты уехал с леди Элизабет Камерфорд. – Пухлое лицо Освальда выразило неодобрение, – Подобная неразборчивость, Уильям, может сильно тебе навредить. – Он самозабвенно чихнул, вытер нос шелковым платком и сокрушенно добавил; – Она, конечно, красавица, но слишком непредсказуема на мой взгляд. По слухам, сердце ее принадлежит другому.

– Маркизу Монтегю, – с готовностью подсказал Уильям.

– Лорду Монтегю? – Освальд, задумчиво насупился. – А! Ну да, молодому Равенслею, Я и забыл, что он несколько месяцев назад унаследовал дядюшкино поместье. Слышал, он вчера вечером тоже был у Кэролайн. Ты его видел?

Уильям отрицательно покачал головой, начиная тяготиться болтовней родственника.

– А раньше когда-нибудь встречался с маркизом? Знаю, Глазго далековато от Северо-Шотландского нагорья, но, говорят, прядильни находятся в вашем городе.

– Нет, я его никогда не видел, – сказал Уильям со всем терпением, на какое был способен.

Освальд взял еще одну щепотку из золотой табакерки.

– Чарльз Брентуэйт, мой бывший компаньон, руководит сейчас лондонским отделением предприятия Макэйлисов—Вильерсов, и дела идут превосходно, как мне говорили. Похоже, предприятие сильно расширилось за последние годы. Для шотландцев удача немалая.

– Отчасти это заслуга Эдварда Вильерса, – сказал Уильям и незаметно вздохнул, поняв, что дядя не собирается оставлять эту тему.

– Ну да! – презрительно фыркнул Освальд. – Никчемный мерзавец, падкий на деньги, и хорошенькие мордашки. Племянник, по общему мнению, точно такой, однако я склонен считать, что еще хуже.

– Вы знаете, маркиза? – удивился Уильям и наклонился, чтобы в третий, раз налить себе и дяде бренди.

– Черт возьми, кто не знает Монтегю в этом городе! Ему было, наверное, не больше девятнадцати-двадцати, когда он положил начало своей репутации. Затащил в постель жену Сэра Ричарда Стэнтона, и ревнивый муж, стыдясь признаться, что обманут мальчишкой в коротких штанишках, нанял пару головорезов разделаться с ним. Юный Вильерс как раз уехал в свое поместье в Суррей, и болтали, будто убийцы пробрались в дом, рассчитывая напасть на него во сне, однако через десять минут вылетели от туда, один с расквашенной физиономией, другой с отрубленным пальцем. Я бы не рискнул биться с ним на шпагах!

– И я слышал, что он превосходный фехтовальщик, – подтвердил Уильям, неторопливо потягивая бренди и раздраженно думая, как могла Элизабет влюбиться в такого самодовольного негодяя. – После этого, я полагаю, маркиз пустился во все тяжкие, – добавил он.

Освальд покачал бычьей головой:

– По правде сказать, нет. Наверное, решил поискать приключений на стороне и отправился в плавание.

– В плавание? – удивленно повторил Уильям.

– Ну да. Отец его, покойный граф, имел небольшой торговый флот, вел дела в Карибских странах и в колониях, так что Вильерс отплыл на одном из его судов. На маленькой бригантине, способной выдержать дальнее плавание, да только перед войной он ее продал – ее и еще два других корабля. Их вооружили и использовали в морских сражениях против Франции.

– И он не поддался искушению заняться грабежом? – с сарказмом спросил Уильям, – Судя по вашим рассказам, Вильерс – настоящий пират.

Освальд пожал жирными плечами:

– Как я понимаю, его силовые игры не привлекают. Он отсутствовал года три-четыре. Ходил, как говорили, в Тобаго, на Таити, во всякие такие места. Так или иначе, вернулся с сундуками, полными золота, специй и прочего в том же роде. А вот нрав не изменился, и я склонен думать, морские приключения принесли ему только вред. Он всегда был горяч, а по возвращении стал опаснее вдвойне. Кто-то там научил его стрелять без промаха и мастерски биться на шпагах. Не хотел бы я встать ему поперек дороги.

– И теперь он ведет жизнь удалившегося на покой лондонского джентльмена, – заключил Уильям, потеряв всякий интерес к обсуждению лорда Монтегю.

Массивный живот Освальда заколыхался от смеха, и Уильям уставился на тугой пояс дядиных панталон, уверенный, что тот вот-вот лопнет.

– На покой? До чего же ты глуп, Уилл! Маркиз жесток и высокомерен, но обожает пышные кружева, и невесть почему все леди находят его привлекательным, хотя, будь я проклят, если когда-нибудь это пойму. Могу поклясться, у него было не меньше десятка романов после возвращения и к тому же вдвое больше дуэлей. Он уехал в Шотландию, и весь город встал на уши, это я тебе точно говорю. Никогда в жизни не видел столько зареванных женщин!

– Зачем было ему уезжать, если тут все само шло в руки? – с любопытством спросил Уильям.

– Должно быть, пустился на поиски приключений. В суррейском поместье дело налажено и идет само по себе, а бесконечные балы с вечеринками не привлекают Йена Вильерса. Не сомневаюсь, маркиз пожелал, помериться сообразительностью со старшим Макэйлисом. Брентуэйт как-то говорил мне, что тот парень крепкий орешек. – Освальд икнул, – Слышал я, там и дочка имеется, говорят, умопомрачительная красотка, хоть дикая, как весь тамошний люд.

– Я смотрю, про Макэйлисов вам чертовски много известно, – заметил Уильям, на самом деле не слишком удивленный, так как был совершенно уверен, что Освальд знает про каждого обитателя Британских островов не меньше самого Господа Бога. – Больше чем мне, а ведь я живу неподалеку от Кернлахских прядилен. Говорят, братья малышки стерегут ее не хуже, чем волчица волчонка.

– Догадываюсь, что тебя они никогда не считали достойным претендентом на ее руку, а, Уилл? – неожиданно съязвил Освальд, давая волю неудержимому смеху, в результате чего цвет его физиономии достиг неимоверной яркости. – Сам-то ты признаешь, что недостаточно хорош для крошки Макэйлис? Со своим дедушкой-кузнецом, грязным нищим?

– Он был вашим отцом, Освальд, – напомнил Уильям, и кровь застучала у него в висках с такой силой, что голова закружилась. Тот же приступ ярости, что накатил на него в грязной комнатушке Нелли Арлинг, вновь ударил в голову, и он всеми силами старался успокоиться, боясь потерять над собой контроль.

– Ну, я, наверное, пойду, – нервно проговорил Освальд, понимая, что зашел слишком далеко, затронув сумасшедшую гордость молодого человека. Он с усилием поднялся на ноги. – Буду навещать тебя почаще, мой мальчик, ладно? Поиски невесты, несомненно, займут у тебя немало времени.

Уильям благодушно кивнул, радуясь временному избавлению от присутствия Освальда. Провожая дядю до парадных дверей пообещал:

– Я сам скоро заеду, навещу тетю Дороти.

– Доставишь нам удовольствие, – просиял Освальд. – Чертовски приятно видеть тебя здесь, в Лондоне, мой мальчик. Надеюсь, пробудешь тут подольше.

Перед мысленным взором Уильяма всплыло алебастровое тело Элизабет Камерфорд, и губы его изогнулись в довольной усмешке.

– Думаю, что пробуду.