В Пинск.

Мой отец только что ввязался в конфедерацию. Я в отчаянии, и не могу без негодование слышать, как он оправдывает свой поступок.

Как люди ничтожны, даже в проявлениях несправедливости! У них нет мужества сознаться в низких мотивах, побуждающих их действовать; или всегда необходимо, из боязни увидать все безобразие их, прикрывать их в собственных глазах.

К чему приписывать долгу то, что делается всего лишь из страсти? Кто же не знает источника причиняющих нам горе бедствий? Увы! Не те же ли все старые посевы раздоров уже давно сокрушают злосчастную Польшу и ведут ее к медленной гибели, тот же яд религиозных предубеждений, то же национальное соперничество, те же честолюбивые виды партийных? Почти всегда государство разделено на две стороны, из которых сильнейшая господствует над другой только благодаря насилию. Не всегда ли были притесняемы диссиденты?

Я не хочу оправдывать России, с такою горячностью защищающей их дело и вступившей на путь действий против некоторых из противников, но разве не очевидно, что конфедераты неправы?

Диссиденты требовали свободного отправление своих религиозных обязанностей и доступа к общественной службы. Ну, что же более справедливо, дорогой Пании, как восстановить их в правах, которыми они владели уже несколько веков, И которых они несправедливо были лишены в начале нынешнего? К чему хотеть сохранить в качестве государственных законов злоупотребление, введенный насилием. Но если бы даже диссиденты никогда не пользовались этими правами; чего же они требуют такого, чтобы не оправдывалось само собою? Разве не разумно, чтобы каждый служил Богу по своему обычаю, и чтобы каждый гражданин имел свою долю в выгодах управления, которого тягость он помогает нести?

Честолюбие, зависть, ненависть, фанатизм, злопамятность, желание мести, прикрытые видимостями религии и справедливости, вот в настоящее время, среди нас, истинные семена раздора. Они сначала проросли в гражданских несогласиях, и помимо страха пред русской армией; они назревали долго в тишине и когда назрели достаточно, все эти страсти, временно задерживаемые, как порок крепкой плотиной, прорвались по пустяшному поводу.

Междуцарствие, последовавшее за смертью Августа III, было предвестием бури.

Недовольство честолюбцев, у которых согласие на сейме в пользу нового короля исторг страх, не замедлило проявиться. Они бросились на него и начали втихомолку подготовлять возмущение.

Я не хочу также оправдывать императрицу, оказавшую давление на голосование избирателей и принудившую выбрать одну из своих креатур. Но Понятовский не хуже других, по заявлению даже его неприятелей. Он получил образование, воспитание, что вообще не часто случается среди нас, дворян; он менее других распутен; характер у него мягкий, человечный, благородный; он любит искусство и мир. Кого бы выбрали лучше те, которые поднимаются против него и хотели бы отнять у него корону? Разве добродетель определяет голоса при избрании? наоборот, не кредит ли и сила?

Мы видим, как члены этих постыдных собраний обсуждают с мечем в руке государственные дела, видим, как самые пронырливые и денежные предлагают, что им угодно, и как сильнейший вырывает у слабейшего согласие.

Недовольные, прилагавшие все усилия, чтобы поднять в государстве смуту, прибегли к темному содействию служителей религии и вознамерились втянуть монарха в дело истребление своих врагов. В игру они пустили ксендзов, всегда готовых во имя Бога мира воспламенять умы. Вскоре фанатизм представил несчастных диссидентов, как врагов божества. Сектантам отказали в доступе в сеймы, в допущении к народным обсуждениям и в других правах граждан.

Теснимые в отечестве, они прибегли к своей покровительнице, которая деятельно ходатайствовала пред республикой о восстановлении их в правах. Эти ходатайства не были даже выслушаны. В надежде разбить свои цепи диссиденты образовали конфедерацию. Императрица взяла их под свое покровительство, но в то же время пригласила польских дворян созвать чрезвычайное собрание для изыскания средств против беспорядка в государстве.

Тотчас же образовались частные конфедераций и, чтобы избежать несчастий анархии, эти конфедераций соединились в одну, которая потребовала восстановления общественного порядка от сейма, созванного под покровительством России.

Сейм был созван, и императрице, по ее внушению, было предложено держать постоянно в Польше для сохранение общественного спокойствия вспомогательный корпус русских войск.

Некоторые сенаторы пошли против этого предложения. В сеймиках они неустанно разжигали умы. Посол этой государыни при нашем дворе, осведомленный о их поведении, приказал их ночью арестовать.

Мятежники, решив, что времени терять нечего, тотчас же забили тревогу и поднялись повсюду. Каждый день только и слышали, что о новых заговорах. Наконец, на наших глазах, недовольные со всех сторон взялись за оружие, чтобы огнем и мечем терзать самые недра отечества и совершать безмерные ужасы.

Вот дело этих мятежников, украшающих себя прекрасным титулом патриотов. Ах, если боги справедливы, они не должны ожидать от своих замыслов ничего, кроме смерти, стыда быть побежденными, нищеты и оков.

Почему нужно было отцу вступить в их партию!

Ах, дорогой Панин! Негодование поднимается в моем сердце. Меня преследует тоска, и в избытке горести я презираю землю, где, может быть, скоро мне придется оторваться от того, что я люблю.


Загрузка...