ПОКА НЕ ПОГАСНЕТ СОЛНЦЕ

Часть 1

Пролог

Я, в общем-то, любила старшую школу. Вот с младшей, да, у меня не задалось, но в старшей, где-то класса с седьмого, мне было довольно комфортно учиться. Наша школьная система постоянно менялась, вводились какие-то новшества, классы то и дело расформировывали и объединяли. И если в начальной школе я была рада этому событию, то в одиннадцатом посчитала, что это какая-то кара свыше за все мои грехи.

Когда в сентябре выпускного класса мы пришли на линейку, я была, как обычно, в черных джинсах и крутой белой рубашке, с волосами, по привычке собранными в хвост. Я категорически отрицала всю эту систему белых воротничков и юбочек. Я их просто не переносила. Мне никогда это не нравилось. Это был абсолютно не мой стиль, плюс ничего особо женственного в моем облике практически никогда не было. К тому же этим летом я претерпела кое-какие изменения.

Мы с бабушкой, как обычно, отправились на дачу почти на три месяца, а там у нас появились новые соседи. И их дочь была студенткой первого курса. А еще той, с кем у меня был первый опыт. Я давно подозревала о том, что парни меня не интересуют, а вот на девушек я невольно засматривалась. И лишь после того, как я впервые оказалась в сарае с этой девушкой наедине, только тогда все встало на свои места.

Конечно, это был короткий роман. Она должна была уехать учиться в Екатеринбург, и у нас было только это лето. Но я взяла от него максимум, познав все прелести женской любви. А заодно до конца осознав свою сексуальность, в чем и был весь смысл.

И вот я стою чуть в отдалении от всей толпы, бренчу браслетами на руке, оглядывая кучу знакомых почти взрослых детей, и взглядом ищу только одного человека.

— Скучала, кошелка? — теплая рука легла мне на плечо, и я обернулась. Моя подруга, с которой мы вместе с детского сада, стояла рядом и широко улыбалась. Точнее, мы «расставались» с ней только в начальной школе, но в четвертом классе нас расформировали, и мы с Иркой стали одноклассницами.

Я улыбнулась в ответ и тут же ее обняла, начиная качаться в разные стороны.

— Мишина, можно поаккуратнее? — раздался писклявый голос, когда мы задели кого-то идущего рядом.

— Свистовцева, вали отсюда, пока я тебе не помогла это сделать, — улыбаясь, ответила я, лишь мельком взглянув на одноклассницу. Та фыркнула, но ничего не ответила.

Со мной мало кто хочет связываться. Все знают, что я бываю неадекватна и могу распустить руки. Это правда, я ненормальная. Но как правило, лезу в драку только за дело. Например, последний раз, в прошлом году, я разбила нос парню из выпускного класса, потому что он назвал Иру — мою лучшую подругу — жирной коровой. Она, конечно, чуть полновата, но не жирная и не корова. И я не придумала ничего лучше, как просто дать ему в пятак. Смысл разговаривать, когда можно одним движением научить человека вежливости? Кстати, с вежливостью у меня тоже проблемы. Я не вежливая. Мой рот — это помойка, но не потому, что мне не хватает словарного запаса, а потому, что только так я могу защищать себя. Со словарным запасом у меня, напротив, всё нормально. Я регулярно заканчиваю учебный год с пятеркой по русскому и литературе. У меня, вообще, почти по всем предметам отличные оценки. Только география и химия мне неподвластны, поэтому по ним у меня всегда «четыре».

— Как ты, моя маленькая булочка? — Ира взяла мои щеки в ладони и сдвинула их.

— Ну, И-и-ир, — проныла я, понимая, что ее любимого ритуала не избежать. Она всегда трепала меня за щеки, если мы долго не виделись.

— Хотя маленькой я бы тебя не назвала, — подруга оглядела меня с ног до головы. — Черт, Лер, ты как швабра. Как ты выросла так за лето? Тебя бабуля стероидами кормила, что ли? — усмехнулась она.

— Нет, — пожала я плечами. — Свежий воздух.

— Загорелая, такая прям… — Ирка покачала головой. — КонфЭтка просто. И волосы выгорели, такого оттенка красивого… Черт, почему мне не досталось твоей внешности? — печально вздохнула Ира. — Или хотя бы, как у Богатыревой.

Ира уставилась куда-то в толпу, и я проследила за ее взглядом. Конечно, куда без нашей королевы школы. Странно, что торжественная музыка не зазвучала, и красную дорожку не расстелили, когда ее величество соизволило явиться.

— Не придумывай. Ты сама по себе красотка, — ответила я, продолжая тем временем смотреть на Богатыреву, что здоровалась со своими одноклассниками.

Да, безусловно, наша «мисс школы» была красивой. Помимо точеной фигурки, она имела симпатичное лицо с зелеными глазами, красивые губы, изящные брови, тщательно выщипанные конечно же, ухоженные темные волосы, а также аккуратный нос. Моя же красота была иной — другой овал лица, другие черты, другие линии. Словно Богатыреву вырисовывали старательно, работая над каждой деталью, а меня просто набросали штрихами, которые в итоге слились в неплохой портрет.

Довольно широкая фактурная челюсть, темные глаза и волосы, чуть полноватые губы. Мой нос когда-то был прямым, но теперь он с небольшой горбинкой. На самом деле, она почти незаметна, если не приглядываться. Это была моя первая попытка катания на скейте. Неудачная. У меня до сих пор, помимо горбинки, шрам над правой бровью, пересекающий ее саму.

В общем, мы с Богатыревой каждая красива по-своему. Но есть то, что нас объединяет больше смазливой внешности и того, что мы обе брюнетки — наша многолетняя вражда, порой перерастающая в полноценные военные действия. Иногда она выглядит, как перманентная война, но только до момента, пока наши интересы не схлестнутся. И никто уже не помнит, с чего все началось… Точнее, помню это только я. И ненавижу ее за это. И эта ненависть — самое сильное, глубокое и массивное чувство, которое я когда-либо испытывала. Даже моя летняя влюбленность в студентку не затмила этого.

— Я обычная, — снова вздохнула Ира. — А вот вы — красотки.

— Лучше быть обычной, чем красивой и тупой, как Богатырева, — фыркнула я.

— Почему «тупой»? У нее отличные оценки, — запротестовала Ирка, чем только разозлила меня.

— Ей ставят их за «красивые глазки». Вон Чернову тоже иногда пятерки перепадают. А знаешь почему? — не могла уже остановиться я.

— Почему? — нахмурилась Ирка, взглядом поискав Чернова — еще одного представителя нашей школьной «элиты».

— Потому что компьютеры в кабинете информатики — дело рук его папочки, — фыркнула я. — Они все гнилые. Вся их тусовка воняет только бабками, наглостью и лицемерием. Вот просто поверь мне, они сейчас выглядят, как лучшие друзья, а когда мы выпустимся, они даже имен друг друга не вспомнят.

Ира молча перевела взгляд на собравшуюся в полном составе компашку. Богатырева Олеся как предводитель, конечно, была в центре. Вся нарядная — в юбке, белой блузке, лакированных туфлях на каблуке. Прямо-таки элитная шлендра, которую выперли из академии благородных девиц. Рядом с ней уже терся Чернов Дима, который тоже вымахал за это лето, с ним стоял Алиев Ринат, и на нем буквально повисли еще две «элитные» курицы — Даша и Маша Сорокины — сестры.

И вся эта шайка-лейка вызывала у меня приступ тошноты каждый раз, когда я их видела. Но если с ними мы редко вступали в открытую бомбардировку друг друга, то с Богатыревой было грех не поцапаться.

Взявшись с Иркой под ручку, мы подошли к нашему классу, который весь уже собрался около нашей классухи — Альфии Тимирязевны. Имечко, конечно, как для ребенка логопеда. Но тетка она хорошая. Рыжие волосы, стоящие торчком на круглой голове, такие же круглые очки, вечные сережки-колечки в ушах и зычный глубокий голос, способный заставить заткнуться всех. Она была полной женщиной лет сорока пяти. Главное, что мне в ней нравилось — это чувство справедливости: она никогда не делала каких-то выводов и не принимала решений, не разобравшись в ситуации. Это меня спасало не раз, особенно когда кто-то из «элиты» пытался мне напакостить или как-то подставить.

Наши одноклассники все подросли за лето. Многие были уже почти взрослыми людьми. У кое-кого из парней начали пробиваться усы и борода. А у девчонок стала видна грудь уже невооруженным глазом. Ну одиннадцатый класс, как-никак. Нам по семнадцать, кому-то почти семнадцать, а кто-то совсем скоро станет совершеннолетним. На следующий год мы все будем взрослыми гражданами Российской Федерации, сможем покупать алкоголь и сигареты, а также голосовать. Вот и все плюсы взрослой жизни, я считаю.

***

Когда директор вышел на крыльцо школы к микрофону, рядом уже торчала наша зам по воспитательной работе. Премерзкая баба, которая такого же невысокого мнения и обо мне.

Все началось с того, что в школе открылись разные кружки и секции. Я горела желанием посещать кружок по моделированию. И когда подошла к ней, чтобы записаться, она фыркнула и сказала, что я девочка, и должна посещать кружок по домоводству. Я, конечно, взорвалась, сказала, что она стереотипная русская баба и что я такой никогда не стану. И послала этот кружок по домоводству в жопу. Ее, к слову, я послала туда же. Меня потом вызывали к директору. Конечно, я получила выговор, но, когда разобрались, в чем дело, директор лично разрешил мне ходить в этот кружок моделирования. Правда, эта крыса, зам, сделала все возможное, чтобы кружок закрыли. Он просуществовал всего пару месяцев. И с тех пор я ее на дух не переношу. Она меня, в общем-то, тоже.

После банальных слов директора о том, что он рад нас приветствовать, после каких-то речей учителей, после круга почета первоклашки со звонком на плече у Чернова, — короче, после официальной части, директор попросил все классы, кроме выпускных, разойтись по кабинетам на классный час. Мы ничего не поняли, но послушно ждали, когда все дети, родители и учителя разбредутся. Столпились в общую кучу и непонимающе переглядывались. И когда наконец площадь перед крыльцом опустела, директор торжественно объявил:

— Ребята, наша школа участвует в новой программе! И теперь у нас будет три совершенно новых класса! Один будет гуманитарного направления, второй технического, а третий будет с упором на английский язык.

Все как по команде возмущенно загудели, но директор снова взял слово:

— Я понимаю, что вы все привыкли к своим одноклассникам, что вы много лет вместе, но вы же все друг друга знаете. В общем, система распределения работает по принципу тестирования. Сейчас вы пройдете со своими преподавателями в классы, и там вас будет ждать небольшой тест, который и покажет, кто и где будет учиться, в зависимости от своих способностей и наклонностей.

Я фыркнула под гул толпы. Первое сентября и уже тест. Просто замечательно. Еще не хватало оказаться в классе с кем-нибудь из «элитных» дебилов. Ну за что мне все это?

— Слышь, Мишина, — обратился ко мне Чернов, стоящий совсем рядом. — Наклонности будут тестировать. Не боишься? — усмехнулся парень.

Я посмотрела на Чернова и сжала челюсти. С ним у нас тоже отношения напряженные. Не настолько, как с Богатыревой, конечно, но все равно. Если Богатыреву в основном цепляю я, то Чернов всегда лезет на рожон сам. И весь десятый класс он дразнил меня «пацанкой», «мужиком без яиц», «лесбиянищем», «лесбушкой» и другими производными. Почему? Нет, он не засекал меня в компрометирующих или щекотливых ситуациях, отнюдь. Он это начал говорить после того, как я защитила Ирку, разбив нос одиннадцатикласснику. Отчего-то Чернов решил, что я защитила ее, потому что она моя девушка. А так как мы с Иркой везде и всегда вместе, то это его только убедило. Плюс ко всему, моя одежда, походка, манеры… В общем, Чернов это понял еще до того, как это все стало правдой. И до того, как я сама в этом убедилась. И это меня злило.

— Ну, если ты не боишься, что о твоей олигофрении узнает вся школа, то и я не боюсь, — пожала я плечами и заметила, как Богатырева… улыбнулась! Она улыбнулась моей шутке?! Или она, как Чернов, решила поглумиться надо мной и ржет именно поэтому?

Узнать ответ мне не удалось, так как Альфия Тимирязевна шикнула на меня и заставила замолчать. Чернов что-то пробубнил в ответ, вероятно, как обычно, послав меня куда-то, и тоже заткнулся.

***

Мы сидели за партами, и у каждого перед носом лежал скрепленный скобами тест. В нем были вопросы на нескольких листках, ответы на которые, по словам директора, должны были дать представление, в каком классе мы должны оказаться. Ирка постоянно ерзала на стуле, явно нервничая. Я пихнула ее локтем и, наклонившись, прошептала:

— Чего ты елозишь? Ты меня отвлекаешь!

Ира посмотрела на меня глазами щенка и прошептала в ответ:

— Я понятия не имею, что отвечать на половину вопросов! А если меня отправят в какой-нибудь коррекционный класс?! Где те, кто не подошел ни под одну категорию?

— Во-первых, такого класса нет, — попыталась я ее успокоить, периодически поглядывая на Альфию Тимирязевну, чтобы не спалиться. — Во-вторых, даже если бы такой и был… Ты же считаешь Рината симпатичным? Он явно окажется в таком классе, вместе со своим дружком Черновым.

— Лера, — хрюкнула Ирка, начиная ржать.

— Мишина и Самойлова! — Альфия Тимирязевна все-таки застукала нас за болтовней. — Вы уже все сделали, я так понимаю? Поэтому сидите, как на базаре? — женщина чуть опустила очки и уставилась на нас строгим взглядом. Мы с Иркой как по команде опустили головы и уткнулись в тесты.

Я молилась лишь о том, чтобы в моем классе оказалась Ирка и не оказалось никого из элитной тусовки.

***

Как выяснилось через два дня выходных, в понедельник, моим мечтам не суждено было сбыться. Первое, что меня расстроило, была новость о том, что Ирка оказалась в классе с уклоном в английский. А все почему? Потому что я ей помогла заполнить третью часть теста. Видимо, это была самая удачная часть, иначе ее попадание в английский класс я объяснить не могла. Ирка с трудом говорила на иностранном языке, а уж письменная часть и вовсе была для нее нерешаемой проблемой.

Меня же отправили в гуманитарный, чему лично я обрадовалась. Я обожала литературу, обожала обществознание и не слишком жаловала технические науки, хотя тоже с ними неплохо справлялась. Пусть и без удовольствия. Но второй новостью, что меня огорошила и расстроила, было то, что теперь в моем классе должна была учиться… Богатырева. Причем вместе с одной из сестер Сорокиных — Машей. Вторая Сорокина, Даша, оказалась в классе с Иркой, так же, как и Ринат из их «элитной» группировки. А вот Чернов, к всеобщему удивлению, попал в технический класс. Как — для меня было загадкой, хотя я подозревала, что он просто списал тест у Гуляева — нашего ботана.

В итоге «элита» распалась, как и наша с Иркой компания. И я успокаивала себя только одной мыслью — что осталась хотя бы со своей классухой — Альфия Тимирязевна была преподавателем русского и литературы. Но вот соседство с Богатыревой и Сорокиной меня не радовало совершенно.

В общем-то, остальные ребята, оказавшиеся в нашем классе, были неплохие. Я всех знала, с кем-то даже более-менее общалась. Почти половина была моими одноклассниками, остальные пришли из других параллелей. Конечно, я грустила, что Ирки со мной больше не было, но мы решили компенсировать это встречами на каждой перемене. И когда после первого звонка я вышла в коридор, чтобы у подоконников дождаться Ирку, то встретила там представителей элиты почти в полном составе.

— Мишина, что, ждешь свою подружку? — усмехнулся Чернов, приобнимая Дашу Сорокину. — Вы оказались слишком тупы, чтобы попасть в технический класс?

Я улыбнулась ему, проходя мимо, а потом остановилась.

— Почему ты стоишь здесь? — спросила я так, словно Чернов должен был понять, о чем я.

— Чего? — нахмурился парень, наклонив голову.

— Мне казалось, ты должен быть на улице Кирова, дом сто три, — продолжила я.

— Че? О чем ты говоришь?!

— Там же вроде находится школа для умственно отсталых детей? Разве тебя не туда перевели после результатов теста? — с абсолютно серьезным лицом спросила я, хотя саму разбирал смех.

До Чернова не сразу дошел смысл моих слов. А когда дошел, я подумала, что он меня ударит.

— Мишина, в отличие от вас, тупых лесбиянок, я учусь теперь в техническом, — прорычал Чернов, но мне на помощь пришла, как ни странно, Сорокина.

— Дим, вообще-то, никто из нас в технический не попал, — обиженным голосом проговорила Даша. — Ты хочешь сказать, что мы все глупые?

— Даш, расслабься, — усмехнулась я. — Твой приятель слишком туп, чтобы это понять. Ты же видишь, школьная система дает сбои: Чернов почему-то не в классе умственно отсталых, а в технарях. Что же будет дальше? — театрально покачала я головой. — Его примут в МГУ? Или Богатырева станет президентом?

Мое выступление прервала сама Богатырева.

— Что ты имеешь против, если я стану президентом? — проговорила она, словно из ниоткуда появившись за моей спиной.

Я вздрогнула от неожиданности, но виду не подала. Просто не ожидала увидеть ее так скоро — когда я выходила из класса, они с Машей стояли у стола Альфии Тимирязевны и разговаривали с ней.

— Просто не хочу, чтобы наша страна потерпела крах. А если ты будешь во главе государства, это неизбежно, — пожала я плечами и направилась дальше.

— Страну ожидает золотой век, если я буду во главе государства, — фыркнула мне в спину Богатырева.

— Сомневаюсь, что твои куриные мозги выдержат хотя бы одно заседание думы, — рассмеялась я, даже не оборачиваясь, хотя слышала, что Чернов и Сорокины плевались мне в спину ядом.

Ирка подошла только через пару минут.

— Ну как тебе первый урок? — улыбнулась она, усаживаясь рядом со мной на подоконник, на который я закинула ноги.

— Тухло, — пожала я плечами. — Со мной теперь учатся две тупицы, как думаешь, как прошел наш урок?

— Что, они уже начали качать права? — улыбнулась Ирка, зная мою «любовь» к представителям элиты.

— Пусть попробуют, — усмехнулась я. — Возьму словарь Даля и настучу им обеим по их пустым черепушкам.

— А у нас все норм было, — пожала плечами Ирка и начала болтать ногами, которые не доставали до пола. — Ринат попросил у меня ручку, — улыбнулась она.

— Ого, когда свадьба? — скептично подняла я бровь.

— Ну, Ле-е-ер, — рассмеялась подруга, — почему ты такая язва? Мне кажется, этот учебный год будет интересным.

— Ага, — согласно кивнула я, недовольно фыркая. — Очень интересным, по всей видимости. И наши жизни наверняка сильно изменятся, благодаря этим переформированиям.

Но в тот момент, говоря все это, я даже не подозревала, насколько я близка к правде. Я даже представить не могла, что именно принесет мне этот учебный год.

Глава 1

Поначалу все было довольно-таки мирно. Конечно, периодически мы с Богатыревой заставляли нервничать всех одноклассников, которые думали, что мы вот-вот вцепимся друг другу в глотки, но это скорее было редкостью и исключением. По большей части мы с ней мало контактировали. Она сама на рожон не лезла, я старалась лишний раз не заводить с ней диалог, и выходило так, что мы просто сосуществуем в одном тесном ареале обитания. Но началось все с урока литературы. Казалось, с пустякового случая, но именно он, я считаю, и положил начало всей этой истории.

Мы обсуждали сюжет пройденного произведения, по традиции Альфия Тимирязевна давала высказаться почти каждому желающему. Я любила уроки литры именно поэтому. Рассуждать, дискутировать, спорить — именно так рождается истина, именно так можно пошевелить мозгами. И к моему удивлению, Богатырева оказалась не совсем тупой в этих беседах. Она часто давала полные ответы, насыщенные четкими пояснениями или, напротив, абстрактными метафорами, что тоже надо уметь делать. И в этот раз мы боролись за пятерку за работу на уроке. Альфия Тимирязевна дала слово Богатыревой, которая, не упуская момента метнуть в меня насмешливый взгляд, тут же приняла эстафетную палочку от предыдущего ученика.

— Олеся, расскажи, почему, как ты считаешь, автор сравнивает главного героя произведения с «пешкой» в отношениях с его любимой женщиной? — классуха постучала линейкой по столу, намекая, что одному из учеников следует закрыть рот.

— Ну, это очевидно, — встав с места, начала Богатырева. — Она использует его в своей любовной игре для достижения своих корыстных целей. А в шахматах, как известно, пешки — второстепенные фигуры, которые просто выполняют свою роль, чтобы помочь королю и дамке. Ими жертвуют, их подставляют… — она покачала головой. — Так же, как и главного героя.

— Как банально, — не удержалась я, фыркнув себе под нос.

Альфия Тимирязевна перевела взгляд на меня и перестала кивать.

— Лер, есть, что добавить? — спросила она, глядя на меня сквозь свои круглые очечки.

— К этому «оригинальному» ответу? — усмехнулась я, криво улыбнувшись. — Даже не знаю.

— Мишина, если тебе нечего сказать, заткнись, пожалуйста, — прошипела Богатырева, вспыхнув.

— Сама свой хлебальник закрой, — хмыкнула я, автоматически напрягаясь всем телом.

— Так, девочки, что за выражения?! — возмутилась классуха, но приняла сторону этой курицы. — В самом деле, Лер, ты другого мнения о сюжете? Или считаешь, что Олеся не права?

Я вздохнула и встала.

— Ну, во-первых, я считаю, что Богатырева видит только то, что на поверхности, — начала я, разводя руками. — Что, конечно, неудивительно. Ее «процессор» слишком слаб для более глубокомысленных размышлений.

Весь класс хихикнул, а Богатырева лишь что-то пробурчала себе под нос, глядя на меня горящими глазами. Под шиканье Альфии Тимирязевны на весь класс я продолжила:

— Во-вторых, да будет тебе известно, Богатырева, — обратилась я лично к своему заклятому врагу, — дамки — в шашках. На шахматной доске есть только ферзь.

Богатырева театрально закатила глаза и показала мне средний палец. Сучка.

— И в-третьих, я считаю, что дело не только в использовании главного героя. Дело в его ограниченности.

Увидев заинтересованный взгляд классухи, я слабо улыбнулась.

— Поясни, Лер, что ты имеешь в виду, — помахала рукой женщина, поощряя меня продолжить.

— Пешка может ходить только на одно поле вперед. Ну, за исключением самого первого хода. И когда рубит кого-то, там наискосок. Но в основном ее ходы — одна клетка. Она не ферзь. Она ограничена в своих движениях. Так же, как и главный герой. Он из-за своей всепоглощающей глупой любви совершенно ограничен. В поступках, суждениях, действиях. Я думаю, дело в этом, — пожала я плечами. — Нет, конечно, «гениальное» умозаключение Богатыревой тоже имеет место быть, но это же… так очевидно и так… поверхностно.

— Молодец, Лера, — улыбнулась Альфия Тимирязевна. — Я люблю твои ответы. Всегда оригинальные, необычные. Ты смотришь на мир под другим углом, — продолжала классуха, а я уже начала краснеть. — И конечно, вы обе правы. И более того… — она вздохнула и улыбнулась. — У нас намечается конкурс сочинений. И я собираюсь отправить вас с Богатыревой представлять нашу школу, — радостно закончила Альфия Тимирязевна, махнув рукой, чтобы я села.

— Да вы шутите! — выдохнула я одновременно шокированно и возмущенно.

— Меня с… ней?! — лицо Богатыревой выглядело так, словно ей в ее похотливый рот напихали лимона.

— Не спорьте! — подняв ладонь, строго проговорила классуха. — После урока подойдите ко мне, я все расскажу. А сейчас идем дальше.

Я откинулась на спинку стула, покачав головой. Это плохая идея. Это очень плохая идея.

***

— Это отвратительная идея! — продолжала возмущаться я, сидя уже в столовой с Иркой. — Меня и… эту степную лосиху! На конкурс сочинений! Не думала, что нашу Альфию Тимирязевну так скоро настигнет маразм… — прожевав салат с капустой, я отодвинула тарелку. — Может, сделать вид, что я заболела?

— Ну, Лер, ты уже не раз была на этих конкурсах, что тебя смущает? — Ирка уже съела свой суп и принялась за второе.

— Меня смущает эта конченая стерва. Что мы там завоюем на этом конкурсе? Медаль за хорошо раздвинутые ноги? Или за самую высоко посаженную грудь?! — продолжала я негодовать, отряхивая крошки с румяного пирожка. — Ей только в конкурсе мокрых маек участвовать! — гневно прошипела я, невольно бросая взгляд на самый дальний прямоугольный стол, который всегда занимала «элита».

— Ну, Альфия не стала бы абы кого посылать на конкурс, — пожала плечами Ира. — Может, она правда хороша в сочинениях.

— В чем она хороша, так это в том, чтобы прыгать по койкам, — огрызнулась я. Отсутствие поддержки со стороны Ирки еще больше разозлило меня.

— Почему ты так говоришь? Разве она…

— Ир, ты серьезно?! — чуть не кинув в нее пирожок, воскликнула я. — В том году она встречалась с тремя старшеклассниками. В этом они с Черновым не отлипают друг от друга. Господи, да она прямо сейчас сидит у него на коленях! — я ткнула пирожком в сторону столика элиты, гневно вращая глазами. — Она обычная шлюха!

— Хм, я не знала, что они с Черновым встречаются, — нахмурилась Ирка, оборачиваясь, чтобы посмотреть на предмет нашего обсуждения.

— Они уже неделю трутся друг о друга. Ну, даже если еще не переспали, в чем я очень сомневаюсь, то это событие не за горами. Уверена, Чернов долго тянуть не будет. Я слышала, он потерял девственность еще в том году со студенткой.

— Да ладно! — Ирка широко открыла глаза и рот.

— Ну, так говорят, — пожала я плечами, отпивая компот.

— Блин, когда мы уже с кем-нибудь переспим… — протянула Ирка, вздыхая. — Мне скоро восемнадцать, а я даже не целовалась ни с кем по-серьезному. Только с Андреем в пятом классе. И то просто в губы чмокнулись, — пробормотала она.

— Нет в этом ничего такого, чтобы торопиться, — проговорила я, отводя глаза. Ирка это заметила и подозрительно уставилась на меня. — Что? — не выдержала я ее взгляда.

— Не может быть… — протянула она, открывая глаза еще шире.

— Да что?!

— Ты с кем-то перепихнулась! — Ирка выставила указательный палец и направила его на меня.

— Ты ненормальная, — покачала я головой, посмеиваясь.

— Нет, точно! Так, кто? Где? Когда, черт побери?! И почему ты мне ничего не рассказала?!

Ну как мне объяснить ей, что именно потому, что я хотела избежать этой массы вопросов, я ничего и не рассказала?

— Парень? Или девушка? — не унималась Ирка.

— Так, все, — я подняла руки и следом взяла салфетку, намекая, что разговор окончен. — Мне пора, у меня физкультура.

— Нет, скажи мне! — почти взмолилась Ирка и… я сдалась.

— Девушка. Этим летом. На даче. Все, — я поднялась с места и сняла со спинки свой старый рюкзак.

— Обалдеть, — покачала головой Ирка. — И ведь молчала! Нет, Лер, подожди, — подруга схватила меня за руку, не отпуская, а я лишь закатила глаза. — Ну ты скажи, тебе… понравилось? — шепотом спросила Ирка, глядя мне в глаза.

— Нормально, — пожала я плечами. — Поначалу было немного неловко, но потом… было круто, — призналась я.

— Так ты теперь дамская угодница? — хихикнула Ирка в кулак.

— Ага, и с кем у нас спать? Со шлюхой Богатыревой? — рассмеялась я в ответ и накинула рюкзак на плечо.

— Ну, она хотя бы красивая, — пожала плечами Ирка. — После уроков вместе домой пойдем? — кинула мне вслед подруга, когда я уже шла к выходу.

— После уроков я к Альфие, — закатила я глаза. — У меня же конкурс с нашей мисс Всезнайкой, — кивнув в сторону Богатыревой, я покрутила пальцем у виска. И под Иркин хохот вышла из столовой.

***

Я уже завязывала шнурки на кроссовках, когда Богатырева с Сорокиной только начали переодеваться. Эти курицы всегда по пол-урока торчали в раздевалке, лишь бы не ходить на разминку. Но я любила физкультуру, особенно игры в конце урока, поэтому я была почти готова выйти в зал, как Сорокина открыла свой рот.

— Мишина, ты не могла бы побыстрее обуться и уже идти на урок? — противным манерным голосом проговорила она, чем заслужила мой убийственный взгляд.

— Тебя каким образом касается, когда я пойду на урок? — наклонила я голову, мысленно уже готовясь к очередной стычке.

— Я не хочу переодеваться при тебе! — она уперла руки в бока и выставила вперед подбородок. Богатырева, кажется, тоже мало что понимала, потому что переводила взгляд со своей подруги на меня.

— Сорокина, ты совсем долбанулась? — нахмурилась я, не понимая, к чему она ведет.

— Я знаю, что ты лесбиянка и будешь на меня пялиться! Мне этого счастья не надо! — Маша сложила руки на груди, словно прикрываясь.

Я ничего не смогла сделать, кроме как… расхохотаться. Громко, звонко и искренне.

— Сорокина, ты сейчас шутишь, верно? — отсмеявшись, спросила я. — Даже если бы меня и интересовал кто-то из нашей школы, поверь мне, дорогуша, это точно была бы не ты! Тощие суки меня не привлекают. Я не собака, чтобы на кости кидаться, — снова рассмеялась я и, покачав головой, направилась к выходу.

— Сама ты сука ненормальная! — взвизгнула Сорокина, но я ее уже почти не слышала. Прошла в спортивный зал и уселась на скамейку, запихивая шнурок в кроссовок. Присмотревшись получше, поняла, что моя обувь вот-вот порвется. На носке уже была трещина. Еще несколько занятий, и будет дырка. Придется покупать новые. Черт, где только денег взять? Эти кроссовки я купила на рынке по дешевке в конце лета, поэтому и хватило их ненадолго — китайское говно. Ладно, что-нибудь придумаю. На крайняк найду еще одну подработку.

Рассуждая о кроссовках, я не заметила, как мыслями вернулась к ссоре с Сорокиной. Я была уверена, все эти слухи — происки придурка Чернова. Только он постоянно занят темой моей ориентации. А Сорокиной только дай повод уши развесить. Странно, что Богатырева свои пять копеек не вставила. Может, боится, что это правда и что я ее изнасилую где-нибудь, если она будет меня доставать?

Я улыбнулась своим мыслям, на мгновение представив эту картинку. Я и голая Богатырева, которая орет: «Помогите, насилуют!». Это было смешно. Хотя, признаюсь, какой бы сукой она не была, и как бы сильно я ее не ненавидела, фигура и лицо у Богатыревой были то что надо. Вздохнув и встряхнув головой, я обрадовалась, когда в зал вошел учитель, свистком ознаменовав свое присутствие, иначе непонятно, куда бы меня привели эти странные мысли.

***

После уроков я успела пересечься с Иркой, чтобы напомнить ей, что у меня консультация у классухи. Подруга предложила меня дождаться, но я отказалась. Тогда она сказала, что зайдет ко мне вечером и что обязательно вытрясет из меня все подробности моего летнего романа. Я лишь посмеялась, качая головой, хотя прекрасно понимала, что так и будет. Ирка никогда не сдается. И если она решила что-то у меня выяснить, то она это сделает. Мне лишь останется только подчиниться и все ей выложить.

Размышляя над этим, я не заметила, как уже входила в класс Альфии Тимирязевны. Самой классухи не было, зато Богатырева каким-то образом уже оказалась на месте. Наверное, пока я болтала с Иркой, проскочила мимо нас. Она сидела на среднем ряду на первой парте. Я молча прошла мимо и грохнулась на соседний ряд, бросив на стол рюкзак и пакет со сменкой.

— Мишина, ты и дома такая же свинья? — поморщилась Богатырева, презрительно на меня взглянув.

— Че? — я даже не пыталась быть милой. Мне только дай повод накидать этой стерве, а уж если она сама открывает на меня рот, то будьте уверены — я не промолчу.

— В русском языке нет слова «че», есть «что». И убери обувь со стола, — фыркнула эта фифа, рукой поправляя волосы.

— Зато в русском языке есть слова «отвали» и «овца». Так что… отвали, овца, — усмехнулась я, видя, как приподнимаются брови Богатыревой. Но ответить она не успела, так как в класс вошел… Чернов.

— Малыш, я тебя обыскался, — сально улыбаясь, он подошел к моей напарнице по конкурсу и уселся на стол, боком ко мне. — Ты надолго здесь?

— Дим, я же сказала, чтобы ты меня не ждал, — мне, может, показалось, но было ощущение, что Богатырева… покраснела. Я лишь развесила уши, наблюдая за этой идиллией.

— Ну как я могу тебя бросить здесь, — он положил руку на ее тонкое плечико. — Тем более в такой… компании, — на этих словах он взглянул на меня, явно намекая, что именно я — та самая неблагоприятная компания для его курицы.

— Боже, что за… — я подняла голову, делая вид, что принюхиваюсь. — Вы… Вы чувствуете? — я начала вдыхать глубже, мои ноздри зашевелились, а лицо было очень серьезным и сосредоточенным.

— Что? — Богатырева тоже подняла голову и начала принюхиваться.

— Вы что, не чувствуете? — я даже привстала, глубже втягивая воздух.

— Мишина, че ты унюхала? — даже Чернов стал вертеть головой, пытаясь что-то учуять.

— Запах, — сказала я, как будто это было что-то очевидное. — Вы разве не чувствуете? Пахнет тупостью. По-моему, это от тебя, Чернов, — покачав головой, ответила я.

Лицо Чернова нужно было видеть. Оно вытянулось, а его рот приоткрылся. Когда весь смысл сказанных мной слов дошел до него, парень встал и, презрительно дернув тонкими губами, прошипел:

— Ну все, сука, ты сама напросилась… — с этими словами он двинулся в мою сторону, но, к моему удивлению, Богатырева схватила его за руку.

— Дим, не надо…

— Вот-вот, — соглашаясь с ней, я кивнула. — Богатырева, придержи своего пса. А то он разлаялся что-то, — я ткнула в сторону уже красного от злости Димы.

— Хватит! — рявкнула Богатырева, кинув в меня злой взгляд. — Дим, иди. Вечером встретимся.

Чернов еще постоял несколько секунд, сжав кулаки, но потом повернулся и, наклонившись, поцеловал Богатыреву в щеку.

— Позвони, как вернешься. Я дома буду, — проговорил он и, кинув в меня еще один презрительный взгляд, вышел из класса.

Когда мы снова остались вдвоем, я разглядывала свои обглоданные ногти, не обращая на свою соседку никакого внимания. Но боковым зрением видела, что она стоит, сложив руки на груди, и смотрит на меня.

— Бесполезно, — лениво пробормотала я, откусывая кусочек заусеницы со среднего пальца.

— Что? — переспросила Богатырева, не понимая, о чем я.

— Бесполезно, говорю, — я выплюнула отгрызенную заусеницу и посмотрела на нее. — Можешь пялиться, сколько угодно, дырку все равно не сделаешь, — пожала я плечами, принимаясь за следующий палец.

— Почему ты такая… — начала Богатырева, но замялась. Видимо, не могла подобрать подходящий эпитет.

— Какая? — улыбнулась я.

— Злая.

Злая? Я ожидала что-то похуже. Ну ладно.

— Я злая? — усмехнулась я. — Да я сама доброта!

— Зачем ты постоянно провоцируешь Чернова? Ты же понимаешь, что если просто будешь его игнорировать, он сам от тебя отстанет.

— О, слушай, — я полностью развернулась к ней. — Я не терпила. Я не буду молчать, когда твой пес открывает свою пасть в мою сторону. Это раз. А два, это то, что я к вам с Черновым в кровать не лезу. Вот и ты не лезь в мои с ним «высокие» отношения. Усекла?

— Да ты… — Богатырева даже руками взмахнула, чтобы что-то ответить, но в класс вошла Альфия Тимирязевна, прервав ее.

— Простите, девочки, в учительской задержали, — запыхавшись, проговорила женщина, проходя к столу.

— Докудахтаешь потом, — шепнула я Богатыревой и расплылась в улыбке, видя на ее лице негодование. Как же я люблю ее доводить…

***

Ирка пришла почти в восемь. И предложила посидеть во дворе. Я заглянула в большую комнату и, обнаружив бабушку на ее привычном месте, в кресле напротив телевизора, сказала:

— Бабуль, я выйду ненадолго, ладно?

Бабушка подняла взгляд на меня и улыбнулась.

— Ирка, что ли, пришла?

— Ага, — кивнула я, застегивая молнию на джинсах.

— Здрасьте, Анастасия Ивановна! — прокричала Ирка из коридора.

— Здравствуй, здравствуй, — громко ответила ей бабушка, чтобы та услышала. — Ир, вы яблоки съели, еще дать? — поинтересовалась бабуля, пока я натягивала кофту.

— Не, пасиб! Мама еще эти не все использовала! У нас через день пирог с яблоками, — рассмеялась Ирка.

Когда мы вернулись с дачи, бабушка надавала моей подруге соленьев-вареньев и целый мешок с садовыми яблоками. У родителей Ирки не было дачного участка, поэтому деревенские гостинцы были для них настоящим деликатесом.

— Ну хорошо. Лерочка, только недолго. Темнеет уже рано, да и в школу завтра, — попросила бабушка, поцеловав меня в щеку, когда я к ней подошла.

— Конечно, бабуль, я скоро, — кивнула я, поправляя платок у нее на плечах. — Хлеба взять? Или молока? Могу в магаз заскочить по дороге, — спросила я, уже собираясь уходить.

— Нет-нет, не нужно, я завтра за пенсией пойду, все сама куплю. Не трать деньги, — запротестовала бабушка.

— Ну, ба-а — протянула я.

— Все, иди. Не задерживайся допоздна. Если я уже спать буду, когда придешь, не забудь на верхний тоже закрыть, — проговорила бабуля и махнула на меня, намекая, чтобы я не заставляла больше ждать Ирку.

— Ладно, ба, я пошла. Люблю тебя, — я чмокнула бабушку в щеку и вышла в коридор.

***

— Вот я смотрю на вас и даже завидую, — призналась Ирка, когда мы спускались с третьего этажа.

— Ты о чем? — нахмурилась я, перепрыгивая через ступеньку.

— О тебе и бабусе. Вы такие… не знаю… Близкие, — нашлась Ирка. — У меня мама, папа, брат… Я их, конечно, люблю… Даже Леху иногда, хоть он и достает меня, но мы все равно какие-то… Не такие. Вы с бабушкой как мама с дочкой, как подруги, как… Короче, вы привязаны друг к другу, и это видно, понимаешь?

Мы вышли во двор, который уже погрузился в сумеречную прохладу. Конец сентября был солнечным и теплым, но лучи уже не прогревали землю так, как летом. Поэтому без кофты или легкой куртки выходить на улицу было глупо.

— Я понимаю, — улыбнулась я, действительно понимая, о чем она говорит. — Просто бабушка — единственный близкий и родной человек, который у меня есть, — пожала я плечами. — Ну из родственников я имею в виду, — усмехнулась я, видя Иркин возмущенный взгляд. — Ты тоже дорогой и близкий для меня человек, — обняв за плечи подругу, я чуть потрясла ее. — Просто бабушка — это другое.

— Да понятное дело, — кивнула Ирка. — Вам повезло друг с другом.

— Надеюсь, что она будет мной гордиться, — проговорила я, понимая, что единственный человек, оценка и мнение которого для меня важны — это моя бабуля.

***

Моя бабушка — это мать моего отца. Отца, которого я не видела уже шестнадцать лет. Мать я не видела столько же. Все дело в том, что я — нежеланный ребенок. Меня никто не хотел, меня никто не планировал. А когда о том, что я есть, узнали, делать аборт было поздно. Родителям ничего не оставалось, как смириться и ждать моего появления на свет. И когда я появилась, то прожили мы «семьей» всего год, потом мои биологические родители поняли, что не справляются, что я им не нужна, да и они друг другу не нужны, и меня отправили… в детдом. Но к счастью, обо всем узнала бабушка. Она приехала, забрала меня и увезла к себе, оформив опекунство. Отцу же сказала, чтобы он не появлялся больше в ее жизни. Она не смогла его простить за такой поступок. Не знаю, жалела ли она о том, что отреклась от него или нет, но… мой отец не особо печалился по этому поводу. Друзья-алкаши и прочие маргиналы были ему нужнее, чем я. Как и моей матери.

В итоге воспитывала меня бабушка. Которая заменила всех — и мать, и отца, и теть, и дядь… Она у меня замечательная. Очень мудрая, добрая, честная. Она — человек, который меня вдохновляет, тот, ради которого я могу свернуть горы. И я очень хочу, чтобы она мной гордилась.

Да, жизнь у нее тоже была нелегкая, а с моим появлением стала только сложнее. Ей пришлось уйти с хорошей работы, чтобы заботиться обо мне. В итоге денег всегда не хватало, мы никогда не шиковали, но у меня было все, что необходимо. Да, не было того, чего хотелось, но то, что было необходимо — имелось.

Многим мы питались с огорода — тем, что выросло за лето, что бабушка солила, мариновала, сушила и закатывала. К тому же с пятнадцати лет я стараюсь ей помогать — пенсия невелика, как, наверное, у всех пенсионеров, а расходы на подростка-школьника очень немалые. Поэтому я постоянно где-то перехватываю — раздаю флаеры, листовки, разношу газеты, расклеиваю объявления. А в этом году мне удалось договориться с директором — я два раза в неделю по вечерам буду убираться в школе. Конечно, ограниченное время, так как директору не нужны проблемы с какой-нибудь трудовой инспекцией в случае чего, но главное, что за это будут платить. Конечно, мы также с ним договорились, что об этом никто не будет знать. Ни ему, ни тем более мне, не нужны какие-то слухи и пересуды. Обо мне и так легенды ходят, еще не хватало, чтобы меня дразнили из-за того, что я подрабатываю поломойкой. Уже вижу лицо Чернова, Сорокиной и остальных, когда они выкрикивают обидные слова и придумывают мне новые прозвища. Так что придется соблюдать конспирацию, чтобы никто о моей работе не знал.

***

Мы посидели с Иркой на качелях, обсудили события сегодняшнего дня, я рассказала ей про свою дачную любовь, потом мы встретили ее младшего брата Лешку с его дружками, посмеялись над ними, пошутили, и к десяти уже решили возвращаться. Мы с Иркой жили в соседних домах, поэтому, очевидно, познакомившись в садике, с того времени и стали дружить. В начальной школе она училась в «Б» классе, в то время как я — в «А», вместе с Богатыревой, а после третьего нас, к счастью, расформировали, и мы с Иркой оказались за одной партой, с тех пор мы и вовсе стали не разлей вода.

Я знакома с ее родителями, с Лешкой, который, по нашим подозрениям, в меня тайно влюблен, мы все прекрасно общаемся и дружим. И честно, я рада, что они есть в моей жизни. Потому что этим людям я доверяю. А тех, кому стоит доверять, можно пересчитать по пальцам. Поэтому таких людей нужно ценить и беречь.

— У Лешки в субботу днюха. Хотим семьей отметить, потом он со своими друзьями уходит, — проговорила Ирка, когда мы подошли к трансформаторной будке, у которой по многолетней традиции расходились по домам. — Придешь?

— Он приглашает? — усмехнулась я.

— Ты же знаешь, ты — часть семьи, — улыбнулась Ирка. — Мама уже тебя посчитала, папа ждет тебя доигрывать партию в нарды, а Леха… Леха обоссытся от радости, если ты придешь, — рассмеялась Ирка. — Отвечаю, он в тебя втюрился. Я слышала, как он говорил своему другу, что когда-нибудь женится на тебе, — улыбалась Ирка во весь рот.

— У-у-у, тогда его постигнет разочарование. Но надеюсь, что к тому времени, как он узнает обо мне правду, его «влюбленность» уже пройдет, — улыбнулась я, носком пнув стекло от бутылки.

— Кто бы знал, что первая влюбленность моего придурка-брата будет в… мою подругу-лесбиянку, — снова расхохоталась Ирка. — Но ты всегда можешь передумать и перейти на другую сторону, — она пихнула меня локтем, и я врезала ей в ответ.

— Мне и на своей стороне хорошо, — хмыкнула я и подняла взгляд, ища свои окна. — Бабуля уже легла. Ладно, давай, до завтра. Как обычно, в 7:50? — я развернулась к дому, ожидая ответа.

— Да, все как всегда, — кивнула Ира, тепло улыбаясь. — Спокойной ночи.

Я кивнула ей и направилась домой.

Мне повезло с Иркой. Когда я только начала задумываться о том, что мне нравятся девушки, то сразу рассказала ей. Она абсолютно спокойно восприняла эту новость и даже успокоила меня. И она никогда не говорила и не намекала на то, что осуждает меня за это или что это плохо и неправильно. Не то чтобы мне требовалось ее одобрение, но знать, что она меня поддерживает, оказалось приятно.

Иногда меня посещали мысли, какой была бы моя жизнь в полной семье? Если бы у меня были мама и папа, которым я была нужна? Что было бы тогда? Какой была бы я? Но как бы я ни старалась, я не могла найти ответы на эти вопросы. Я лишь понимала, что из того, что есть, я довольна всем.

Глава 2

Первые два месяца учебы пролетели незаметно. Мы дважды в неделю оставались с Богатыревой на консультации у Альфии для подготовки к конкурсу, и если она где-то задерживалась, то непременно устраивали словесные пикировки. Ирка начала общаться еще и с Дашей Сорокиной, с которой теперь сидела на уроках, к моему неудовольствию. Как объясняла сама Ирка, ее новая подруга на самом деле неплохая. А еще очень веселая и интересная. Когда я об этом узнала, то мы полтора дня с Иркой даже не разговаривали — я жутко разозлилась на нее. Но когда она пришла ко мне вечером с эклерами, предлагая подписать мировую, я оттаяла. Что сказать, еда — моя слабость.

Мы поговорили, она все объяснила, и я смирилась с тем, что у нее немного расширился круг общения. В конце концов, она мне не питомец, и я не могу ей запретить что-то делать. Ирка же пообещала, что нашей с ней дружбе это не помешает и что я всегда буду для нее на первом месте. Мне пришлось согласиться. Я не могу убедить ее в чем-то. Если она не верит, что вся эта тусовка — сплошные лицемеры и скоты, пусть убеждается в этом сама. Мне с головой хватает проблем с Богатыревой и Черновым. Буквально на прошлой неделе был вообще из ряда вон выходящий случай.

Мы, как обычно, ждали Альфию Тимирязевну, перебрасываясь легкими оскорблениями. Богатырева что-то сказала про мою привычку грызть ногти на руках, я в ответ плюнула очередным филигранно отгрызенным ногтем в нее. Слово за слово, и зацепились. Прервал нас снова Чернов. Они так и терлись с ним все перемены, и то, что они встречаются, уже не было ни для кого тайной. Хоть не сосались у всей школы на глазах, и то спасибо, а то меня бы тошнило каждый раз, когда я это видела.

И он зашел как раз в тот момент, когда Богатырева стояла у доски и собиралась швырнуть в меня тряпку.

— Оба-на, — присвистнул Чернов, видя, что его подружка выглядит, как разъяренная фурия. — А я вовремя, — улыбнулся он, подходя к Богатыревой и забирая у нее тряпку. — Малыш, не трать на нее свои нервы. Ее подружайка ее кинула, пытаясь в нашу компанию влиться, про нее забыла, вот она и бесится.

— Закрой свой вонючий хавальник, урод, — огрызнулась я, хотя понимала, что он сказал это специально, чтобы меня задеть.

— Ого, какие выражения, — цокнул языком Чернов, обнимая за талию Богатыреву. — Кажется, я прям на больную мозоль надавил, да? — усмехнулся он.

— Да ей нужна ваша компания как корове седло, — фыркнула я. — Кому интересно тереться с вашей компашкой дегенератов?

— Да вы обе втайне об этом мечтаете, — засмеялся парень. — Лично ты наверняка сейчас завистью исходишь, что с ней хотя бы Дашка разговаривает. А вот на тебя, убогую, всем класть. Что, кончилась ваша лесбияночья любовь? Плохо работала? — заржал Чернов, показав известный жест с помощью двух пальцев и языка.

— О, поверь, с этим я справляюсь куда лучше, чем ты со своим крошечным членом, — усмехнулась я.

— Слышь, овца, докажи, что он крошечный, — тут же быканул Чернов, выпятив нижнюю челюсть.

— Ну, либо крошечный, либо ты не знаешь, что с ним делать. Иначе бы твоя бабенка не была такой психованной. Значит, не удовлетворяешь ты ее. Может, тебе помочь? — участливо спросила я, наклонив голову. — Подсказать там, не знаю… Богатырева, — обратилась я уже к девушке. — Хочешь узнать, что такое оргазм? А то, я так понимаю, у Чернова с этим порядок только в теории.

Дима отпустил свою подружку и двинулся ко мне.

— Ах, ты, тварина, — прошипел он, делая шаг вперед, но Богатырева снова задержала его. Странно, я думала, она вместе с ним мне в волосы вцепится.

— Дим, успокойся, она же специально тебя провоцирует. Не надо. По итогу у тебя потом будут проблемы, — она потянула его назад, и этот бугай, как дрессированный пес, послушался.

— Ты права, малышка. Она просто завидует нам, — хмыкнул Чернов, кинув в меня уничтожающий взгляд. — Ей просто хочется хоть на денек почувствовать себя нормальной, интересной, крутой. Да ведь? — он впился в меня глазами. — Не стесняйся, Лер, нам ты можешь признаться. Олесь, может, пригласим эту ущербную с ее подружкой в нашу тусовку хоть на денек? Пусть почувствуют, что такое популярность. А то так и проведут все свои лучшие годы, как убогие нищеброды, и не узнают, каково это — быть нормальными.

Его последняя фраза не оставила мне шансов промолчать и выйти из конфликта. Я встала из-за парты и двинулась в сторону этой сладкой парочки. Я увидела, как напряглась Богатырева и, готова поклясться, заметила, как в ее взгляде промелькнул ужас.

— Это ты-то «нормальный»? — улыбаясь, тихим голосом проговорила я. — Это ты, подобие человека, нормальный? Да ты же ничего из себя не представляешь. Все же делает твой папочка. Денежки носит в конвертике регулярно, компьютеры покупает в школу, лишь бы его недоноска-сынка не выставили вон. Потому что уродилось чудо безмозглое, а делать-то что-то надо. Не отдавать же в школу для умственно отсталых. Хотя лично я уверена, что тебе и там будет сложно. Там нормальные ребята учатся. Тебе бы куда-нибудь для совсем дебилов, которые не знают, что со своей жизнью делать. Ну где преступники там, уголовники. Есть же такие? — спросила я непонятно у кого. — Твой папаша и там проплатит, не переживай, зато, может, хоть в таком месте преуспеешь в чем-нибудь…

Договорить я не успела, так как Чернов рысью кинулся на меня и схватил за толстовку, приподнимая.

— Сука, я предупреждал тебя…

— Дима! — Богатырева схватила его за руку, заставляя отпустить меня. — Перестань! — строго проговорила она. — Отпусти ее.

— Да, отпусти меня, жертва аборта, — хмыкнула я, чем вызвала еще больший гнев Богатыревой.

— Заткнись! — гаркнула она на меня. — Дима, — повторила она с нажимом, пытаясь достучаться до разъяренного Чернова. — Сейчас наша классная придет. Тебе лучше уйти.

Сжав зубы, Чернов ослабил хватку.

— Когда-нибудь я доведу дело до конца, — прошипел он, отпуская.

Я только открыла рот, чтобы снова отвесить какую-нибудь гадость, как увидела взгляд Богатыревой. И почему-то решила промолчать.

Она вышла вместе со своим парнем из класса, а я вернулась на свое место. Выдохнув, закрыла глаза. А сегодня все могло зайти куда дальше. И я могла вернуться домой с разбитым лицом. Только я об этом подумала, как услышала, что хлопнула дверь. Открыв глаза, обнаружила склонившуюся надо мной Богатыреву, взгляд которой не предвещал ничего хорошего. Ее глаза буквально сверкали от гнева, став какими-то темными, больше синими, сохранив лишь еле заметный зеленый оттенок.

— Ты совсем чокнутая?! — воскликнула она, хлопнув по столу ладонью.

— А ты? — спокойно спросила я.

— Он же мог тебя ударить!

— Получил бы в ответ, — пожала я плечами.

— Да он больше тебя в два раза! — продолжала верещать она.

— Размер — это не главное, — ухмыльнулась я. — Уж тебе ли не знать.

— Господи, — покачала головой девушка. — Ты точно ненормальная. А что, если в следующий раз он меня не послушает? Если он тебя покалечит?!

— Слушай, Богатырева, — улыбнулась я, сохраняя спокойный вид. Но только вид, поскольку внутри меня все буквально вибрировало от недавней стычки. Адреналин бурлил в крови, заставляя сердце учащенно биться. — Еще чуть-чуть, и я начну думать, что ты обо мне беспокоишься, — подняв брови, проговорила я. — Неужели на тебя так подействовало мое предложение про оргазм? — скалясь, выдохнула я.

— Да пошла ты, — проговорила она и… развернулась, удаляясь к выходу.

— Эй, а как же консультация? — рассмеялась я ей в спину.

— Скажи, что у меня возникли дела, — не оборачиваясь, бросила она и вышла из класса.

— Дела… — пробормотала я себе под нос и откинулась на спинку стула. Отчего-то стало не по себе.

***

Конкурс проходил в середине ноября. После той стычки с Черновым мы с Богатыревой почти не вступали в открытую конфронтацию. Ну если не считать несколько перебранок, ее подножку мне во время бега по залу на физкультуре и мое «случайное», но точное попадание мячом ей в голову. В остальном мы более-менее сохраняли нейтралитет. Но на конкурс пошли, конечно, раздельно.

Он проходил в соседней школе, нас освободили от уроков, и в 9:00 мы уже стояли на втором этаже около двух соседних кабинетов. Народу было немало — человек шестьдесят точно. Ученики со всего города приехали, чтобы блеснуть знаниями. Я сидела на подоконнике и увлеченно грызла ноготь, когда ко мне подошла Богатырева.

— Волнуешься? — спросила она, получив в ответ мой недоуменный взгляд. — Что?

— Ты со мной разговариваешь? — удивленно спросила я, на всякий случай повертев головой по сторонам.

— Ты дура? — наклонив голову, прищурилась Богатырева. — Конечно, с тобой, тут больше никого нет!

— Просто не думала, что ваше Величество снизойдет до нас, обычных крестьян, — пожала я плечами.

— Господи, — простонала девушка. — С тобой невозможно разговаривать. Ты можешь хоть один день побыть нормальной?!

— А ты? — улыбаясь, спросила я и оглядела ее. На Богатыревой, как обычно, была строгая юбка и красивая рубашка. На ногах туфли на каблуке. Все как всегда, будто не ученица, а офисная фифа. — Ты на конкурс сочинений или у тебя потом собеседование еще?

— Что? — нахмурилась Богатырева. — Ты на себя посмотри. Это официальное мероприятие, а ты в какой-то драной футболке с уродами, — фыркнула она.

— Слышь, курва, — тут же огрызнулась я. — Урод — это твой парень, а это — группа «Rammstein». Но ты явно не в курсе, поскольку с твоими куриными мозгами впору слушать только каких-нибудь «Иванушек» или Билана с Лазаревым.

— Да прекрати ты уже меня оскорблять! — возмутилась Богатырева.

— Я еще даже не начинала, — оскалилась я. — А чего ты одна пришла? Где твой песик? — наклонила я голову.

— Какой песик? — нахмурилась девушка. — У меня нет собаки.

— Нет? — удивленно приподняла я брови. — Вы что, с Черновым расстались?

Богатырева аж покраснела от злости.

— Знаешь, что, Мишина? — прошипела она. — Иди в жопу!

— Только если проводишь, — расхохоталась я, наблюдая, как она подхватила сумку и направилась к толпе учеников.

***

Нас разделили на две группы — первая уже сейчас заходила в класс и начинала писать сочинения, а вторая приступала только через полтора часа — вышла какая-то накладка с кураторами, и им пришлось вызывать другого человека. Я молча пропустила Богатыреву первую. Пусть напишет свое дурацкое сочинение и валит на все четыре стороны.

Когда первая группа зашла внутрь, я с половиной оставшихся учеников перешла в другой класс, чтобы дождаться куратора. Мне даже удалось познакомиться с несколькими ребятами, прежде чем нам разрешили начать.

Мне несказанно повезло. Досталась тема сочинения по моему любимому произведению Булгакова. Прочитав задание, я вооружилась ручкой и черновиком и приступила, одновременно размышляя, какая, интересно, тема попалась этой курице.

***

Спустя два часа я вышла из кабинета весьма довольная собой. Я уверена, что если и не займу первое место, то наверняка какое-то из призовых мне достанется. Потому что я потрудилась на славу. Но узнаю я это только через две недели, когда подведут итоги и объявят результаты.

Проходя по коридору, я встала как вкопанная. На подоконнике сидела… Богатырева. Что было странно, учитывая тот факт, что она давно должна была уже закончить.

— Тебя что, выгнали? — спросила я, решившись к ней подойти.

Девушка подняла взгляд, отрываясь от книги, которую читала, держа на коленях, и посмотрела на меня.

— Не дождешься. Я отлично справилась, — хмыкнула она и начала убирать книгу в сумку.

— Тогда какого хрена ты тут сидишь? Чернова, что ли, ждешь? — снова проговорила я, но уже начала разворачиваться, чтобы уйти.

— При чем тут Чернов? Тебя я ждала, — Богатырева убрала вещи в сумку и поправила ее ремень на плече.

— Меня? Зачем? — глупо спросила я, вообще ничего не понимая.

— В смысле? Чтобы узнать, как все прошло. Идем? — Богатырева уже обогнала меня и развернулась, чтобы посмотреть, иду ли я следом.

— Куда? — снова моргнула я, но направилась за ней.

— Мишина, тебе там мозги отбили, что ли? Домой, куда еще, — пожала плечами девушка и свернула на лестницу.

— Что за черт, — пробормотала я себе под нос и тоже начала спускаться вниз.

Когда мы вышли на улицу, ярко светило солнце. Снега еще не было, но было морозно — лужи покрылись тонким слоем льда. Богатырева застегнула пуховик под горло и поправила шапку с помпоном.

— Замерзнешь же, надень шапку, — учительским тоном проговорила она, когда мы спустились с крыльца школы.

— Богатырева, отвали, а? Ты мне не мамаша, — огрызнулась я, даже не собираясь ее слушать. Напротив, я была готова расстегнуть свою куртку ей назло. Хотя шапки у меня с собой все равно не было.

— И слава Богу, — отпарировала она, закатив глаза. — Я тебе говорю, надень шапку. Отморозишь последние мозги, — добавила она в привычной манере.

— Ты лучше о своих трех извилинах беспокойся, — фыркнула я, но замолчала, когда она подошла ко мне и сама натянула мне на голову капюшон.

— С тобой невозможно разговаривать, — покачала она головой.

— Ну, значит, не разговаривай, — пробурчала я под нос, но снимать капюшон не стала. Пришлось признать, что было и правда холодно.

— Какая тема тебе досталась? — спросила Богатырева, когда мы шли к остановке.

— «Мастер и Маргарита», — пробубнила я, совершенно не понимая, с чего она решила со мной поболтать.

— А мне «Три сестры», — усмехнулась Богатырева. — Хорошо, что мы это разобрали на последней консультации.

— Я разве спрашивала? — лениво поинтересовалась я, переходя дорогу.

— Господи, Мишина, ты можешь хотя бы попытаться быть нормальной и не грубить мне? — возмутилась девушка, зло зыркнув на меня.

Я остановилась посреди тротуара и замолчала, глядя на нее. Богатырева смотрела на меня непонимающим взглядом и наконец спросила:

— Что с тобой?

— Эх, — вздохнула я. — Не могу, — горестно проговорив это, я снова двинулась вперед.

— Чего не можешь?

— Быть нормальной. Я попыталась, но… ничего не вышло, — покачала я головой, улыбаясь сама себе.

— Ты — идиотка, — фыркнула Богатырева и прибавила шагу.

В полупустом автобусе мы сели в разных концах.

Глава 3

В конце ноября у меня появился еще один повод ненавидеть Богатыреву: ее работа заняла второе место, а моя — третье. Конечно, меня это злило, хотя сама девушка даже не пыталась меня этим уколоть. Но я все равно бесилась.

Еще меня бесило то, что теперь на мои нападки Богатырева отвечала через раз, словно не хотела вступать со мной в схватку. Может, решила, что если будет меня игнорировать, то я успокоюсь? Но не тут-то было. Я только усилила свои потуги достать ее.

Я ненавидела ее. Ненавидела ее вечно опрятный вид, идеальный макияж, аккуратную прическу, вышколенные манеры, всю ее образцово-идеальную жизнь… Всем было известно, что родители Богатыревой были именитыми врачами. Они часто улетали работать за границу, откуда постоянно привозили ей крутые дорогие шмотки, какие-то вещи. Даже ручки, которыми она писала на уроках, были из-за бугра. И конечно, жили они в полном достатке. Только я знала, что за всей этой мишурой, за фантиками и красивыми обертками скрывается настоящее исчадье ада. И именно поэтому я ее ненавидела. Много лет назад началась моя непримиримая ненависть, и я не собиралась хоронить ее за давностью времен.

Кстати, Ирка стала все теснее общаться с Сорокиной. К счастью, только с ней, а не со всей этой дегенератской шайкой. Но даже это не отняло того факта, что, когда у Сорокиных приблизился день рождения, один на двоих, Ирка оказалась приглашена, и, к моему несчастью, начала упрашивать меня пойти вместе с ней.

Конечно, я наотрез отказывалась. Отказывалась почти три часа подряд, пока Ирка не напомнила, как ходила со мной продавать на рынок картошку, когда я ее об этом попросила. В итоге, чертыхаясь и проклиная обеих Сорокиных вместе с Иркой, я согласилась. Подруга заверила, что предупредила Дашу обо мне и она оказалась не против. К тому же там собиралась целая куча людей, а не только их компашка. Подумав, что в толпе я вполне смогу укрыться где-нибудь подальше от этой стаи, я согласилась.

***

Родители Сорокиных сняли целое кафе для дня рождения любимых дочурок. И конечно, кто-то умудрился протащить алкоголь, так что тусовка обещала быть запоминающейся. Когда мы только пришли, Даша тут же оказалась около нас и обняла Ирку. Мне же достался лишь вежливый кивок. Основная проблема в отношениях у меня была с Машей. Дашу я еще могла выносить какое-то время.

— С днем рождения! — весело проорала Ирка, перекрикивая громкую музыку, что уже звучала на все кафе. — Это тебе и Маше от нас с Леркой! — подруга сунула подарочный пакет с какими-то сертификатами. Лично я не скидывалась на подарок. Во-первых, у меня не было денег, во-вторых, делать мне больше нечего, как тратиться на этих куриц.

— Спасибо, дорогая, — Сорокина еще раз обняла Ирку и добавила, — проходите на любые свободные места. Посидим и потом будем играть, — проговорив это, она обернулась — ее кто-то окликнул. — Извините, мне надо отойти. Отдыхайте, девочки, расслабляйтесь, — она подмигнула и тут же убежала куда-то в другой конец помещения.

— Играть? — переспросила я у Ирки. — Во что эти придурки играют?

Мы направились к столику, стоящему почти в самом углу.

— Не знаю, — пожала плечами Ирка, — может… «бутылочка» или что-то такое…

— Че?! — я вытаращилась на подругу. — Так, я домой.

— Стоять! — тут же схватила меня за руку Ирка. — Ты остаешься. Тебя же никто не заставляет играть.

— Зачем я вообще согласилась, — пробормотала я, усаживаясь на стул, в то время как Ирка решила остаться на ногах и стала даже пританцовывать в такт музыке, раскачивая бедрами возле столика, что мы заняли.

Мои мучения длились почти час. За это время к нам подошла Богатырева со своим псом, с улыбкой поприветствовала Ирку и еле заметно кивнула мне, бросив лишь мимолетный взгляд. Наверное, все еще дулась на меня из-за того, как я простебала ее на биологии, когда мы говорили о паразитах и гельминтах.

Я даже не кивнула в ответ — сделала вид, что жутко увлечена разглядыванием заусеницы. Чернов же, к моему удивлению, просто молча стоял рядом, пока Ирка с Богатыревой обменивались любезностями по поводу их нарядов. Ну, «кукушка хвалит петуха» и все в таком духе. Когда Богатырева с Черновым вернулись к своей компании, я посмотрела на Ирку и с надеждой в голосе спросила:

— Я могу пойти домой? Ты вроде уже нормально себя чувствуешь, даже пива вон уже второй стакан высасываешь, зачем я тебе тут?

Ирка подвинула стакан и уставилась мне в глаза.

— Ты что, шутишь? Я без тебя буду чувствовать себя некомфортно. Ты — моя поддержка и опора, к тому же… — Ирка замолчала и уставилась куда-то в другой конец помещения. Я нахмурилась и перевела взгляд туда же. Со стороны входа к компашке Богатыревой направлялись двое — Ринат, по которому беззастенчиво сохла Ирка, и какая-то высокая девица, явно старше нас.

— Кто это? — спросила я, продолжая провожать парочку взглядом.

— Его новая подруга, я полагаю, — вздохнула Ирка, даже не пытаясь скрыть разочарования в голосе. — Даша что-то говорила о том, что он с кем-то встречается.

— Боже, — я выдохнула, покачав головой. — Ир, ну нахрена он тебе? Сейчас у парней только одно в голове, ты же знаешь, — попыталась я успокоить подругу.

— Знаю, — грустно улыбнулась Ирка, продолжая смотреть на объект своей влюбленности. — Все нормально, — она встряхнула головой и перевела взгляд на меня. — Просто… Он мне очень нравится. Хотя я понимаю, что мне ничего не светит там. Кто он и кто я…

— В смысле «кто он»? — возмутилась я. — Ты намного лучше его. Ты лучше их всех, Ир, — я положила ладонь на руку подруги, глядя ей в глаза. — Никто из этой компашки даже твоего носового платка не достоин, — улыбнулась я.

Ирка только собралась сказать мне что-то в ответ, как рядом снова появились Чернов и Богатырева.

— Че, Мишина, предложение руки и сердца делаешь? — заржал парень, глядя на наши сцепленные руки.

— Чернов, иди обратно в свой холерный барак или откуда ты там вылез, — поморщилась я.

— Простите, что помешал вашей лесбийской драме, — снова засмеялся он. — Эх, Ирка, а я-то надеялся, что ты одумаешься и бросишь эту лесбуху… — покачал он головой, словно действительно был расстроен.

Честно сказать, я и от Богатыревой ждала какого-то язвительного комментария, но она почему-то молчала. Только смотрела на наши руки, не отрываясь.

— Чернов, — я наконец отпустила Ирку и посмотрела на него. — Поверь мне, лучше уж быть лесбиянкой, чем встречаться с таким дегенератом, как ты. Смотри, а то Богатырева наконец поймет это и тоже вступит в наши ряды, — оскалившись, растянула я улыбку, в надежде, что это выведет из себя сладкую парочку. Но Богатырева, к моему шоку, не отреагировала. Она медленно перевела взгляд на меня и сказала:

— Хватит. Даша сказала, чтобы все свои стулья переставили ближе к центру. Сейчас будем играть, — закончив предложение, Богатырева просто развернулась и… ушла.

— Кстати, можете своей парочкой тоже поучаствовать, — заржал Чернов и побежал вслед за своей девушкой.

— Во что они будут играть? — нахмурилась Ирка, наблюдая, как все несут стулья и ставят их полукругом.

— Не знаю, но мне это не нравится, — пробормотала я и тоже приподнялась с места.

Суть была такова. В центр поставили два стула, на которых лежали детские рисовальные экраны. У Ирки был такой, когда мы учились в первом классе. На них можно писать или рисовать, потом приподнимаешь крышку, рисунок стирается, и можно рисовать заново.

Мы уселись чуть сбоку и наблюдали за происходящим. На стульях разместились Маша с Дашей. А Богатырева вышла к ним и, улыбаясь, начала рассказывать правила игры. Смысл был в том, что им будут по очереди задавать вопросы, а на планшете они должны будут отвечать. Типа одна пишет свой предполагаемый ответ про сестру, а вторая — настоящий. И в итоге станет ясно, насколько хорошо сестры знают интересы друг друга. Я усмехнулась, слушая условия этой игры, но подумала, что это может быть интересно. Богатырева достала какие-то карточки, очевидно с вопросами, и игра началась.

Вопросы были разного рода — от «любимой книги» до «что сестра делает в первую очередь после того, как проснется». И стало ясно, что они неплохо друг друга знают, они сделали всего по паре ошибок в плане выбора любимых исполнителей и актеров. В остальном они все угадали. Следующей парой были ребята из класса технарей — Игорь и Наташа, они встречались с начала года, и всем было интересно, насколько хорошо они уже изучили друг друга. Через пять минут стало ясно, что им еще нужно многое друг о друге узнать, поэтому они, смеясь и краснея, быстро закончили свой «раунд». Потом были два брата, Ринат со своей новой девушкой, с которой, кстати, у них было еще хуже, чем у Игоря с Наташей, а после пришла очередь… Чернова и Богатыревой. Даша вызвалась провести игру для них.

Ребята уселись и взяли в руки планшеты. Пока Сорокина о чем-то советовалась с сестрой, Чернов, хихикая, успел нарисовать на планшете член и показать его остальной толпе. Богатырева шикнула на него, и он быстренько все стер. Я лишь закатила глаза. Насколько нужно быть тупой, чтобы встречаться с таким дебилом?

Наконец Даша была готова. Прочистив горло, она задала первый вопрос.

— Начнем с легкого и с Олеси. Любимый исполнитель или группа? Олеся пишет, а Дима пытается угадать.

Богатырева с Черновым что-то нацарапали на экранах и уже через секунду подняли планшеты.

У Богатыревой было написано «Сережа Лазарев», а у Чернова — «Билан».

— Жаль, но Дима не совсем в курсе звуковых предпочтений своей девушки, — под улюлюканье гостей, рассмеялась Даша, намекая, что Чернов ошибся.

Чернов же, повернув голову и прочитав правильный ответ, фыркнул:

— Да они на одно лицо, я имел в виду Лазарева!

— Конечно, — улыбнулась Даша, и засмеялись уже все остальные.

— Придурок, — пробормотала я. — Это был самый легкий вопрос.

— Ты что, знала? — Ирка наклонилась ко мне.

— Ир, у нее на звонке ее Нокии стоит его песня, по-моему, все более чем понятно, — фыркнула я, наблюдая за красным Черновым, который пытался доказать, что просто перепутал имена. К моему удивлению, Богатырева угадала его вкусы в музыке, правильно написав «БИ-2». Следующий вопрос был про любимый цвет. Пока они писали на планшетах, я шепнула Ирке:

— Синий. Легкотня.

— Как ты узнала? — нахмурилась Ирка, когда увидела, как Богатырева показала табличку с надписью «синий».

— В ее нарядах или аксессуарах всегда есть что-то синее, — пожала я плечами. — Или лак на ногтях.

Следующим Иркиным шоком был угаданный мной любимый фильм Богатыревой.

— Как ты узнала, что это «Титаник»?! — Ирка уже не смотрела на играющих ребят, а пялилась на меня.

— Ей семнадцать, а у нее дневник с Розой и Джеком. Понятно же, что на нелюбимый фильм ты не будешь пялиться весь год, — фыркнула я.

Богатырева же с Черновым продолжали проигрывать друг другу — у них не было больше ни одного совпавшего ответа, что жутко злило Чернова. Зато Ирка сидела с открытым ртом, потому что я угадывала почти все ответы Богатыревой. Начиная от любимой песни, заканчивая тем, что даже попала в точку в вопросе «чем любит заниматься в свободное время».

— Ну, а про любовь к музыке-то ты откуда узнала?! — шипела Ирка мне на ухо.

— Господи, она постоянно плеер с собой таскает, — закатила я глаза. — Просто дедукция.

— Ты ее знаешь слишком хорошо, — пробормотала Ирка. — Может… Она тебе нравится? — спросила она, подозрительно глядя на меня.

После этого вопроса я чуть не упала со стула.

— Я что, похожа на идиотку?! — громче, чем хотела, произнесла я.

К сожалению, это услышала не только Ирка. Но и сама Богатырева. Потому что, недолго думая, она тут же решила прокомментировать это.

— Это риторический вопрос или я могу на него ответить?

Я зло уставилась на Богатыреву, которая смотрела на меня с невозмутимым лицом. Из разных углов кафе раздались смешки.

— Ты можешь свой ответ засунуть себе в задницу, — улыбаясь, отпарировала я, — если только, конечно, найдешь место. Поскольку твое мнение уже давно там.

— Лера! — шикнула Ирка, дергая меня за рукав.

— Слышь, Мишина, ты че такая борзая? — привстал красный Чернов. — Ты че день рождения портишь людям?

— Ой, заткнись, Чернов, лучше бы своей девушкой интересовался, нихера о ней не знаешь, — фыркнула я. — Хотя, наверное, какая разница, что она слушает, когда вы голые, правда? — не могла уже я заткнуться, поэтому меня понесло. Ирка тщетно пыталась меня «выключить», но куда уж там.

— Мишина! Что ты себе позволяешь?! — красная от злости Богатырева вскочила на ноги. Вокруг все шептались, а Даша тупо смотрела то на меня, то на подругу.

— Я все себе позволяю, — фыркнула я и встала с места. — Я пойду. Если хочешь, оставайся, — шепнула я ошарашенной Ирке. — Маша, Даша, еще раз с днем рождения, всего хорошего, — проговорила я, глядя на одну из Сорокиных, а после направилась к выходу.

Когда дверь за моей спиной закрылась, а я оказалась в небольшом помещении, где была гардеробная, я зашла за стойку и нашла свою куртку. Сняв ее с крючка, я уже почти оделась, как вдруг почувствовала, что меня разворачивают за локоть.

Я надеялась, что это Ирка. Но передо мной стояла разъяренная Богатырева.

— Ты совсем ума лишилась?! Как ты смеешь при всех так со мной разговаривать?! Говорить такие вещи?! — орала она, глядя на меня. Ее глаза были почти синие от гнева, а щеки покрылись румянцем.

— Не ори, Богатырева. На правду не обижаются, — пожала я плечами и продолжила одеваться.

— Да откуда тебе знать эту правду?! — она снова дернула меня, разворачивая к себе лицом. — Что ты вообще обо мне знаешь?!

— Слушай, ты! — рявкнула я, оттолкнув ее и прижав к стене. — Я знаю о тебе достаточно! Я знаю, что скрывается за твоей лживой улыбкой, я знаю, какая гнилая ты внутри. И мне вполне этого достаточно, ясно тебе?!

Богатырева смотрела на меня испуганными глазами, пока я держала согнутую в локте руку у ее шеи, не давая даже пошевелиться, не то что вырваться. Наши лица, наши тела были очень близко друг к другу. Настолько, что я почувствовала аромат ее явно дорогих духов. Глаза ее были широко распахнуты, а рот приоткрыт. И кажется, впервые в моих глазах она выглядела… настоящей. Искренней. Без вежливой улыбки, без поставленного смеха, без своих приличных манер. И впервые мне понравилось то, что я вижу. Мне понравилось видеть ее слабой и беспомощной.

— Да что я тебе сделала? — прохрипела она еле слышно.

Я не успела ответить, так как дверь кафе снова открылась, и оттуда выскочила Ирка.

— Ой, — пискнула она, глядя на разыгрывающуюся перед ней сцену.

И это «ой» привело меня в чувство. Я убрала руку и отодвинулась от Богатыревой, которая тут же закашлялась и принялась тереть шею.

Я молча развернулась и вышла из помещения.

***

Ирка нагнала меня через пару домов.

— Какого черта это было, Лер? — спросила она, на ходу поправляя шапку.

— А ты чего ушла? Что не осталась со своими новыми друзьями? — лениво поинтересовалась я, но шаг чуть замедлила — Ирке всегда было тяжело поспевать за мной.

— Ты — мой друг. Я не могла тебя бросить, — искренне ответила она. — Так что у вас в раздевалке произошло? — продолжала допытываться любознательная Ирка.

— Ничего. Просто… побеседовали, — проговорила я, невольно вспоминая широко распахнутые глаза Богатыревой и ее приоткрытые губы.

— Вы выглядели не просто беседующими, — протянула Ирка. — Было ощущение, что либо ты убьешь ее, либо… поцелуешь.

— Чего?! — выдохнула я, не сумев сдержать возмущения в голосе. — Ты в своем уме?!

— Ну я просто говорю, как это выглядело, — пожала Ирка плечами.

— Послушай меня, — я остановилась и развернулась к подруге. — Я не хочу ее целовать. Я хочу ее уничтожить. Я терпеть не могу эту девку всеми фибрами души. Я ее… ненавижу, — почти прошипела я, глядя Ирке в глаза. — Поэтому даже не думай о том, чтобы искать в этом какой-то подтекст, ясно тебе? — проговорив это, я двинулась дальше, даже не дожидаясь ответа.

— Я поняла, — пробормотала Ирка. — От любви до ненависти один шаг, а наоборот, говорят, и того меньше… — добавила она, чуть слышно.

— Ира! — воскликнула я. — Еще раз шутка на подобную тему, и мы поругаемся, — предостерегла я ее.

— Ладно-ладно, — подруга подняла ладони вверх и кивнула. — Молчу.

Я хмуро взглянула на нее и прибавила шаг. Еще не хватало мне слушать этот бред про Богатыреву! Единственное чувство, которое у меня к ней есть — непреодолимая ненависть. И не больше.

Глава 4

На следующей неделе во время большой перемены в столовой меня нашла Ирка. Я, как обычно, сидела за «нашим» столиком, поглощая выданный обед — странного вида пюре и рыбную котлету. Терпеть не могу рыбные котлеты, но так как я из семьи с тяжелым материальным положением, то заказные обеды для меня — непозволительная роскошь. Приходится есть то, что дают. Многие из класса и школы в целом обедали в столовке по стандартному меню, но, конечно, не наша «элита». Те всегда сами выбирали что-то из списка и питались, оплачивая в буфете на месте. Я много лет наблюдала, как на их столе то и дело появлялись какие-то недоступные обычным смертным салаты, мясо и десерты. Мне такое было не по карману, но я не отчаивалась — школа лишь временное приключение. Жизнь все и всех расставит по своим местам. Когда мы выпустимся, тогда и посмотрим, кто чего сможет добиться.

— Фу-у-у, опять рыба, — протянула Ирка, разглядывая то, что лежало в тарелке. Она тоже питалась по общему меню, хотя вполне могла позволить себе пошиковать. Думаю, она делала это из-за меня — не хотела, чтобы мне было неудобно.

— Угу, — работая челюстями, кивнула я. — Где ты была? Я ждала тебя в коридоре, но ты так и не появилась.

— Да Дашка фотки показывала с днюхи, — махнула рукой Ирка, хватая кусок несвежего хлеба. — Я даже на парочке неплохо получилась. И ты, кстати, тоже, — подмигнула она мне, принимаясь за еду.

— Правда? — двинув бровью, спросила я чисто из вежливости. На самом деле мне было плевать — я не собиралась ни смотреть эти фотографии, ни тем более скидывать их себе или распечатывать.

— Ага, — закивала Ирка, — фотограф многих поснимать отдельно успел. И кстати, нигде даже бутылки не пропалились, — хихикнула она.

— Потрясающе, — вздохнула я, отодвигая уже пустую тарелку и принимаясь за чай.

— Слушай, приходи вечером ко мне? Посмотрим вместе? Я Дашке еще вчера отдала диск, чтобы она мне скинула фотографии, она мне сегодня его уже вернула.

— А как ты их видела? — не поняла я. — Фотки же не она делала.

— Так мы в кабинет информатики зашли и там посмотрели, — пожала плечами подруга.

— Понятно. В любом случае я сегодня не могу, — я поморщилась, отпивая совершенно несладкий чай. — Опять какое-то говно намешали. Там что, две ложки сахара кладут на всю кастрюлю?

— А чем ты… — начала было Ирка, но закончить не успела, так как на наш стол, прямо на середину, упала ватрушка с повидлом.

— Слышь, убогая, на, перекуси!

Я медленно подняла взгляд и увидела Чернова. За ним стояла почти вся остальная «элита», за исключением Рината. Богатырева что-то обсуждала с Дашей Сорокиной, стоя чуть поодаль, а Маша торчала аккурат за спиной Чернова и гадко ухмылялась.

— Поди, не наелись своей нищенской котлеткой? — провякала она, хихикая.

Ирка перевела взгляд на меня и, увидев выражение на моем лице, сглотнула.

— Лер, не надо, — прошептала она еле слышно.

— Не стесняйся, Лерка, бери, — продолжал Чернов. — Хочешь, я тебе салат принесу? Я его не доел, там еще осталось. Можешь взять. Все вкуснее, чем ваши харчи для неимущих.

Я взяла булку с повидлом и улыбнулась. Посмотрела на Чернова и увидела, как на нас перевела взгляд Богатырева, нахмурившись. Она явно не понимала, что происходит, потому что повернулась к Даше и непонимающе пожала плечами. Но пояснить ситуацию ей никто не успел, так как я подошла вплотную к Чернову и… размазала повидло прямо по его физиономии. Я услышала, как громко выдохнула Маша:

— Ты что, Мишина, совсем больная?!

Ирка соскочила со стула и схватила меня за руку, пытаясь утащить оттуда.

— Я убью тебя, сука! — заорал Чернов, пытаясь стереть повидло, которое уже попало на его свитер. — Ты мне за химчистку платить будешь!

— Ты первый начал, — спокойно ответила я, готовая даже драться в случае чего.

— Да мы же просто прикалывались, дура ты бешеная! — визжала Сорокина, пытаясь убрать с морды Чернова остатки булки.

— Мишина, что ты опять устроила? — возмутилась уже Богатырева, подходя к нам.

— Олесь, эта чокнутая просто накинулась на меня! — начал бубнить Чернов, делая лицо а-ля «я ни в чем не виноват». — Мы просто шутили, а она…

— С дружками своими так шутить будешь, — прорычала я. — В следующий раз я тебе кипяток на штаны вылью, понял, урод? — сказав это, я развернулась и направилась к выходу.

— Вы слышали? Она угрожает! — начала снова кудахтать Сорокина, но я уже ее не слушала.

В себя я пришла, только оказавшись на втором этаже. Ирка была рядом.

— Ну ты даешь, — протянула она, когда мы остановились у кабинета. — Не боишься, что он решит тебе отомстить?

— И что он сделает? — фыркнула я. — Не пригласит на новогодний бал?

Ирка расхохоталась, похлопав меня по плечу.

— Кстати, он совсем скоро. Говорят, устроят сначала концерт в актовом зале, а на следующий день дискотеку. Я слышала, в этом году директор разрешил продлить дискач до десяти, — улыбнулась Ирка.

— Ну, от концерта мне, боюсь, не отвертеться, а вот на дискотеку даже не собираюсь, — проговорила я и взяла Ирку за руку, повернув запястье, чтобы посмотреть, сколько времени осталось до звонка.

— Да ты что, мы должны пойти! Мы же самые старшие в школе! Всяко будет что-то крутое! — глаза Ирки горели предвкушением, а я же осознавала, что это просто будет еще один скучный вечер.

— Не знаю, Ир, давай потом решим, — отмахнулась я. — Все, я пошла, мне еще доклад надо сдать.

— Ладно, позвони вечером! — Ирка помахала мне и помчалась на третий этаж, на свой урок.

Я прошла в кабинет и уселась за парту, где уже сидел мой сосед. Перекинувшись с ним парой фраз, увидела, что наша биологичка зашла в класс с «остатками» учеников, и тут же следом прозвенел звонок.

Как только начался урок, я обернулась и увидела, как Сорокина что-то яростно нашептывает на ухо Богатыревой, глядя при этом на меня. Потом они начали хихикать, и я отвернулась, закатив глаза. Вот же тупые куры, вместо того, чтобы делом заниматься — рисовать таракана в разрезе, так нет, сидят и явно поносят меня. Идиотки.

Таким образом прошли еще три урока, и почти на каждом я получала от Сорокиной презрительный взгляд или того хуже — неприличные жесты. Но я, конечно, в долгу не оставалась, и с удовольствием демонстрировала средний палец в ответ, при этом губами повторяя свой посыл. Странно, что Богатырева при этом отмалчивалась. Может, они что-то задумали?

***

Странно, но до самого новогоднего концерта вся элита вела себя почти примерно. Ну Чернов, конечно, не упускал возможности сказать мне какую-нибудь гадость, как, впрочем, и Сорокина Маша, которая, мне казалось, залезла бы к нему в штаны, если б не наличие Богатыревой. Всем известно, что Сорокина к нему неравнодушна еще класса с седьмого, а вот сам Чернов ее в упор не замечает. Разве что изредка мог ее облапать, в качестве шутки конечно. Но с тех пор, как он стал тереться с Богатыревой, Сорокиной его внимания практически не перепадало. С Богатыревой мы нечасто лаялись. Я даже успела соскучиться, поскольку все чаще она игнорировала мои нападки, к явному неудовольствию Сорокиной. Та, похоже, считала смыслом своего существования испортить мне жизнь. Всегда пыталась как-то меня задеть или унизить. Я, естественно, отвечала. Однажды даже чуть не прибила ее на физкультуре во время игры в волейбол — меня успели вовремя оттащить другие участницы команды.

Но когда мы все собрались в актовом зале на концерте, я поняла, что время мести «элиты» пришло.

Я должна была выступать с одной девочкой из класса — меня лично попросила Альфия Тимирязевна, хотя я отпиралась до последнего. Нет, ну правда, мне почти восемнадцать, а я должна стоять на сцене и читать стихотворение? Но классуха надавила, и мне пришлось согласиться. А вот Богатырева, Сорокина и еще несколько ребят приготовили небольшой номер в стиле КВН — маленькая смешная постановка. Каждый класс должен был представить какой-то номер самодеятельности, и они решили показать такой стиль творчества, соединив участников из нескольких классов. И конечно, их постановка явно должна была быть куда интереснее, чем мой чертов стих. Но отказаться не было возможности, поэтому пришлось тупо идти вперед.

После нескольких номеров младших классов пошли старшие. Игра на скрипке, песни, танцевальные номера и, наконец, КВН-ский пассаж, который произвел фурор. Еще бы, почти вся «элита» была на сцене. Номер был про Снежную королеву, которую играла, естественно, Богатырева, про принца (естественно, Чернов), который растопил ее сердце, и все это подвязано на школьной жизни. Им хлопали долго и громко. Настолько, что я расхотела выходить на сцену. Но меня активно подбадривала Ирка. Поэтому, когда время моего выступления пришло, я собралась и встала, направившись к входу в закулисье. Я и Наташа — моя коллега по поэтическому позору, стояли у выхода из-за кулис и ждали, когда нас объявят. Лично я ждала, когда все это закончится, потому что искренне считала, что даже школьный праздник вполне может обойтись без стихов — на дворе все-таки не семидесятые годы, серьезно, уже нулевые наступили, миллениум прошли, мать его, а у нас все совковые замашки.

Когда нас объявил один из ведущих — парень из десятого класса, Наташа кивнула мне, и мы двинулись вперед на сцену. Мы должны были читать новогодние произведения классиков — мне достался Блок, а Наташе — Цветаева. Смысл был, конечно, в самой подаче, манере — так называемое литературное чтение. Уж к счастью или нет, с литературой у меня было все слишком хорошо, поэтому Альфия меня и отправила. И все бы ничего, но, когда Наташа прочла свое произведение, для меня начался персональный ад. После первого четверостишия Сорокина начала специально громко кашлять, заглушая меня. После того, как на нее шикнули, в дело вступил Чернов. Он стал выкрикивать разные реплики типа «ты хоть разденься!» или «а можно следующую посмотреть» и другие. Естественно, учителя отреагировали, но было уже поздно — весь зал веселился, и меня никто не слушал. Но, глядя в одну точку где-то в самом конце зала, я прочла стихотворение до конца, а после, поклонившись вместе с Наташей, развернулась и ушла со сцены.

Наш номер был одним из последних, поэтому я не стала ждать завершения концерта, а сразу направилась к выходу, смешавшись с толпой стоящих в проходе учеников.

Да, нам аплодировали, да, кто-то даже слушал, но… то, что сделали эти твари… Снова решили отыграться, унизить, напомнить, где чье место. Но ничего. Бумеранг никто не отменял. Все всегда возвращается. Уж в этом-то я не сомневаюсь.

Я шла твердым шагом к лестнице, когда услышала, что меня кто-то окликнул. Из-за музыки, доносящейся из актового зала, я не сразу смогла понять, кто это, и обернулась. Еле совладала с лицом, когда увидела Богатыреву.

— Мишина, подожди! — повторила она и двинулась в мою сторону.

— Отвали от меня, — зло буркнула я и снова развернулась, припустив по лестнице.

— Да стой же ты!

Богатырева была на каблуках, а я, конечно, без, поэтому в скорости мы были не на равных. Я спустилась на первый этаж и, понимая, что она вот-вот нагонит меня, решила заскочить в спортзал, двери которого, к счастью, были открыты. Может, потому что замок давно был сломан и возиться с ним никто не хотел. Все равно в шесть придет уборщица и станет тут все мыть, к чему лишние телодвижения. Я зашла внутрь и прошла в раздевалку, решив переждать «бурю» там. Спустя несколько минут тишины я решила, что Богатырева все-таки упустила меня из виду и смылась. Но только я встала, как услышала хлопок двери.

О нет! Нет-нет-нет, только не это.

Я вышла в коридорчик, соединяющий раздевалки, кабинет физруков и сам зал. Там стояла Богатырева. Я перевела взгляд на дверь и закрыла лицо ладонью.

— Бля-я-я… Богатырева, почему ты такая тупая курица, мать твою?! — зло воскликнула я, зыркая на растерянную девушку.

— В смысле? — она нахмурилась, явно не понимая моего негодования.

— Какого хера ты дверь захлопнула, кукушка?! Как мы выйдем отсюда? Она не открывается изнутри, замок сломан черт знает сколько уже, идиотка!

— Че? — пробормотала она в непривычной для себя манере и тоже уставилась на дверь.

— Через плечо! — огрызнулась я. — Че ты вылупилась на меня? Давай, стучи, может тебя кто-то услышит! — взмахнула я руками, хотя понимала, что это бесполезно. Сейчас закончится концерт, и все пойдут домой — а это совершенно другое крыло. И просто так мы до них не дооремся.

— Блин, — прошептала Богатырева и на всякий случай подергала ручку двери. — Серьезно, что ли?

— Нет, я шучу тут стою, — изобразив улыбку, процедила я.

— А как нам выйти? Стой… Знаю! — сама себе ответила она и достала телефон. — Я позвоню своим, и они нас освободят!

— Удачи, — фыркнула я и развернулась. — Только если твой телефон обладает каким-то особым сигналом, который прорывается даже из этой жопы здания.

— О чем ты говоришь? — снова не поняла Богатырева, держа телефон у уха.

— На экран посмотри, курица! Тут нет сети! Ты в спортивном зале, алло! — почти проорала я.

— Черт! — Богатырева посмотрела на экран и поняла, что я снова права. — И что, мы до утра тут будем сидеть? Мои друзья ведь увидят, что меня нет, они же будут меня искать? — спросила она непонятно у кого. — Или Ирка твоя… Она же поймет, что ты куда-то делась? Нет?

Глаза Богатыревой буквально кричали: «Скажи, умоляю, скажи, что мы тут не застряли с тобой вдвоем!»

Я ухмыльнулась и ответила:

— Прости, но мне нечем тебя порадовать. Ирка, вероятно, решит, что я ушла домой, а твои… Твои просто будут тебе звонить и гадать, куда ты делась. На большее мозгов у них не хватит. Потом решат, что ты ушла. Не думаю, что этот гандон Чернов будет бегать по школе и искать тебя.

— И что, мы так и останемся… тут? — не обращая внимания на мои слова, снова проговорила Богатырева. — Навсегда?

— Ты дура? — устало протянула я. — Во-первых, завтра зал в любом случае бы открыли. А во-вторых, в шесть придет уборщица, тогда и выпустит нас.

— Откуда ты знаешь? — прищурилась Богатырева.

— От верблюда, — фыркнула я. Не рассказывать же ей, что буквально вчера я сама приходила сюда в шесть и убиралась. — Так что… нужно просто собраться с силами и вытерпеть все это.

— Ты умеешь успокоить, — усмехнулась Богатырева.

— Я обращалась не к тебе, а к самой себе, на тебя мне насрать, — улыбнулась я и направилась к входу в зал.

Я услышала, как Богатырева снова с силой дергает ручку двери.

— Ты так Чернову передергивать можешь, а школьную дверь ломать не надо! — громко сказала я и вошла в просторный спортивный зал.

Когда я была на полпути к сложенным в стопку матам, то услышала приближающийся стук каблуков.

— Да как ты смеешь?! — прокричала за моей спиной Богатырева, чем заставила меня остановиться и обернуться. — Почему ты постоянно оскорбляешь меня?! Ты ничего не знаешь, как ты вообще можешь так говорить?!

Я посмотрела на нее и моргнула.

— Эм-м-м… Как? Ртом. Берешь и говоришь. Ничего сложного, — пожала я плечами и собралась снова развернуться, чтобы дойти до стопки матов и усесться на них.

— Ты жестокая и грубая! — воскликнула мне вслед Богатырева, которая уже выходила из себя.

— А ты шлюха, — спокойно ответила я, — но нам всем как-то приходится с этим жить.

— Почему ты постоянно меня оскорбляешь?! Тебе доставляет какое-то особое удовольствие гнобить меня, унижать? У тебя какие-то извращенные вкусы?! — продолжала верещать она, но это заставило меня вновь повернуться к ней, хотя я была уже у своего намеченного лежбища.

Я улыбнулась и наклонила голову.

— Унижать? Тебя? Дорогуша, я еще даже не начинала. Это еще цветочки, поверь мне, — как чертов дьявол, тихим и опасным голосом проговорила я.

— За что ты меня ненавидишь? Что я тебе сделала? — также тихо проговорила Богатырева, неотрывно глядя мне в глаза.

Я сделала несколько коротких и медленных шагов к ней, оказавшись почти лицом к лицу. Почти так же близко, как тогда, в раздевалке того гребаного кафе на дне рождения Сорокиных.

— Что ты мне сделала? — тихо проговорила я, рассматривая ее лицо, которое было всего в паре сантиметров от моего. — Ты, полагаю, ничего не помнишь, верно? Мне стоит освежить твою память?

Богатырева не ответила, лишь молча сглотнула, продолжая смотреть мне в глаза. Я приняла ее молчание за согласие и продолжила.

— Первый класс. Мы учились вместе с первого класса, всю начальную школу. Ты и тогда была вся из себя — наглаженные бантики, черное платье, лакированные туфельки… Просто принцесса, а не первоклашка. И как ты помнишь, у нас у всех были отдельные одноместные парты… за исключением уроков ИЗО. Там в кабинете были обычные. И что же я сделала? — спросила я, продолжая прожигать ее взглядом, мыслями снова возвращаясь в то время. — А сделала я самую глупую вещь на свете. Я решила подружиться с тобой. Предложила сесть вместе. А ты помнишь, что было потом? — спросила я с нажимом, потому что гнев и ярость снова начали закипать во мне.

— Я не… — начала бормотать Богатырева, хотя по ее лицу я поняла, что она вообще не помнит того, о чем я говорю.

— Я напомню, — улыбнулась я. — Тогда у меня была очень короткая стрижка — летом я дралась с мальчишками во дворе, и мне в волосы засунули жвачку. Пришлось их обстричь. А ты сказала, что никогда не сядешь рядом с тем, у кого вши. И что я выгляжу, как оборванка. А знаешь, что было дальше?

Богатырева смотрела на меня широко открытыми глазами, словно не верила тому, что слышала.

— Меня почти два с половиной года дразнили «вшивой» и «нищенкой», никто не хотел садиться рядом. И каждый день. Каждый чертов день я получала тонну обзывательств, тычки, оскорбления. В меня кидались едой, меня дразнили… Пока в начале третьего класса я впервые не дала сдачи. Да, мальчик из нашего класса, Миша Андриянов, который после этого ушел в другую школу, помнишь? Он со своими дружками обозвал меня «вшой» и кинул в меня сухарики, горстью. А я врезала ему. Только после этого все начали сначала думать, прежде чем полезть ко мне. А знаешь, что было еще, помимо каждодневных издевательств на протяжении этих лет? Когда я устраивала истерики, что не хочу идти в школу, или когда приходила домой из нее вся в слезах… Бабушка не знала что делать, не знала, что происходит, ведь учителя-то были не в курсе… — я снова улыбнулась. — И тогда у нее начались проблемы с сердцем. И до сих пор они только усугубляются. А все почему? Потому что одна маленькая выскочка открыла свой рот и решила меня унизить. Просто так. И эта выскочка — ты, — я наклонилась к ее уху. — Так что не рассказывай мне про унижение, ты про это ничего не знаешь. Ты портила мне жизнь всю начальную школу, из-за тебя моя бабушка заболела, а теперь еще и твой дружок присоединился, и вся твоя стремная компания. Так что не советую тебе обвинять во всем меня. Ты сама все это начала. Моя вина лишь в том, что я захотела с тобой дружить.

Я выпрямилась и посмотрела ей в глаза. Богатырева стояла, открыв рот.

— Господи… Это было… почти десять лет назад, — покачала она головой. — Да, в детстве я была той еще дрянью, я знаю, и… прости меня за это, но… Черт, прошло столько лет!

Она смотрела на меня, а ее глаза блестели. Чертова актриса. Но со мной этот номер не пройдет.

Богатырева сглотнула и почти прошептала:

— Как долго ты еще будешь меня ненавидеть?

— Пока не погаснет солнце, — чеканя каждое слово, прошипела я. — Ты — исчадье ада. Ты лицемерка, высокомерная заноза в заднице, шлюха.

— Прекрати, — тихо, но твердо проговорила она, из последних сил пытаясь держать себя в руках.

— Что? — усмехнулась я. — Что тебя больше из этого задело? То, что ты лицемерка или шлюха?

— Хватит! — крикнула она и занесла ладонь. Такого исхода я не предполагала, потому не успела отреагировать или предотвратить последовавшую оплеуху. Звонкая пощечина украсила наш диалог. Щека горела, но я словно не чувствовала боли. Только сжала челюсти сильнее.

Казалось, и Богатырева выглядела растерянной. Словно сама от себя такого не ожидала. Хотя, что удивительного, вряд ли эта королева стиля хоть раз на кого-то поднимала руку.

Я подвигала челюстью и ухмыльнулась.

— Я так полагаю, все же «шлюха»?

И снова пощечина. На этот раз сильнее. А глаза Богатыревой почти синие. Даже привычного зеленого оттенка практически не осталось. Так она выглядит в бешенстве? Щеки румяные, губы сжаты, глаза злющие… Черт, а это красиво… Но главное, я нашла ее больное место. То, что открывает ее истинное лицо. Ее ахиллесова пята, ее криптонит, ее игла в яйце.

— Что ж… — пробормотала я, слегка потерев щеку. — За правду всегда страдают. Но ты можешь еще сто раз меня ударить, шлюхой быть ты не перестанешь.

Она снова занесла ладонь для очередного удара, но я схватила ее руку. Она попыталась вырваться, но куда там. Я гораздо сильнее ее. Я выше, мои плечи шире, мои руки мощнее. Если я ее не отпущу, она никогда не сможет вырваться.

Богатырева решила не терять надежды и попробовала мне врезать второй рукой. Но я перехватила и ее. Мы стояли рядом и со стороны, наверное, казалось, будто мы держались за руки. Только держала ее я. И в тот момент, глядя на это разгневанное лицо, буквально горящее яростью, я решилась на самый отчаянный шаг…

… Впоследствии я часто думала — что было бы, не поступи я таким образом? Как тогда бы все это закончилось? Но как говорится, сделанного не воротишь. Поэтому можно лишь предполагать…

…Я еще крепче сжала запястья Богатыревой и дернула ее на себя. Когда губы девушки оказались напротив моих, я ее поцеловала…

Глава 5

Губы Богатыревой напряглись и сжались, а потом расслабились. И когда я решила, что она больше не будет сопротивляться, то ослабила хватку и отпустила ее руки. Но в тот же момент, оказавшись на свободе, девушка отпрянула от меня. Мы стояли молча, уставившись друг другу в глаза несколько секунд. После чего Богатырева влепила мне уже третью по счету пощечину, да такую, что моя голова дернулась и повернулась. Мне даже показалось, что она разбила мне губу, или я ее прикусила во время удара, потому что почувствовала во рту чуть солоноватый привкус. Но поразмышлять об этом мне не удалось, потому что Богатырева сделала то, чего я никак не ожидала. Не от нее точно.

После этой фееричной оплеухи она резко двинулась ко мне, схватила руками за воротник тонкого свитера и, притянув к себе… поцеловала. Да еще как поцеловала — горячо, жарко, неистово. Я бы назвала это никак иначе, как… страстно. К такому я не была готова. Но то ли вся эта ситуация, то ли эмоции, гормоны или черт знает, что еще сыграло свою роль, но я решила не отступать. И добиться возможного по максимуму. Как еще мне отыграться, если не с помощью этого? Трахнуть самую популярную девчонку школы, которая еще и встречается с самым популярным придурком школы, и их обоих я на дух не переношу? Могу, умею, практикую!

Только я хотела взять инициативу на себя, как Богатырева, не отрываясь от моих губ, толкнула меня в сторону сложенных матов.

Черт, да мне даже делать-то особо ничего не придется, она, похоже, сама не против!

Когда я стукнулась спиной о первую высокую стопку, то развернула спиной к ней Богатыреву. А после чуть подвинула ее ко второй куче мягких спортивных «матрасов», которая была значительно меньше. И уже через пару минут мы лежали на них сверху. Богатырева оказалась подо мной, и я, честно сказать, была довольна этим фактом. Я не могла объяснить происходящее, но то, что вся эта ситуация меня жутко заводила — с этим спорить было сложно. Подо мной лежала одна из самых красивых девушек, и она хотела меня. Я это чувствовала, я это видела, я это ощущала. А когда она застонала в ответ на мое движение — когда я сжала правой рукой ее грудь, это вовсе лишило меня рассудка. Я всю жизнь хотела ей отомстить, заставить ее подчиниться, хотела доминировать над ней. И теперь у меня был реальный шанс это сделать.

Рукой я опустилась ниже, к ногам, провела по ним, задирая юбку. Чертова зима вынуждает таких, как Богатырева, носить колготки, поэтому на секунду романтика исчезла — как ни крути, но колготы — это не сексуально. Но когда я спустила их вниз, а Богатырева безропотно раздвинула ноги шире, давая мне пространство, то все эти безумные ощущения вернулись.

Она целовалась, как сумасшедшая, прикусывала мне губы, притягивала ближе, прижималась сама и глубоко и рвано дышала. Когда ее шея покраснела, стало ясно, что можно продвигаться вперед.

Я задрала ее кофточку выше, оголяя живот и грудь. Красивый бюстгальтер подчеркивал очертания небольших полных полушарий, а мышцы живота слегка подрагивали под моими пальцами. Я стала спускаться ниже, к эпицентру жара на ее теле, и увидела белье в тон бюстгальтеру. Ну конечно, как же может быть иначе. Должно быть, Чернов кончает, стоит ей просто раздеться, поскольку выглядит она в таком состоянии невероятно привлекательно.

Я сунула руку под резинку трусов и смело двинулась дальше. Как я и надеялась, она была готова. Черт, она была чересчур готова, если можно так выразиться. И когда я первый раз коснулась ее набухшего клитора, то услышала, как Богатырева застонала мне прямо в рот.

Она была полностью в моей власти. Я могла делать что хотела, и она бы мне это позволила, я уверена, потому что все, чего хотела она — это кончить. Я читала это по сжимающейся челюсти, по прикрытым и дрожащим векам, когда она прекратила терзать мои губы и откинула голову назад, по ее рту, что был приоткрыт, по ее языку, который то и дело облизывал пересохшие губы.

И когда я спустя время круговыми движениями вызывала уже почти непрекращающиеся и все более частые стоны, то решила пойти еще дальше. Я хотела войти в нее, подчинить полностью. Но как только мои пальцы оказались там, она распахнула глаза и схватила мое запястье, замотав головой.

— Нет, — прошептала Богатырева, пытаясь сосредоточить свой мутный взгляд. — Не надо… туда.

Я усмехнулась.

— Типа без проникновения — и не измена вовсе, да?

Она чуть нахмурилась, но я не дала ей договорить, закрыв ее рот поцелуем. Вернулась пальцами туда, где была, и снова начала подводить ее к грани. Через некоторое время почувствовала, как она сжала бедра и вцепилась мне в плечи, задрожав. Сделав еще пару движений, которые вызвали в ее теле последние сладкие судороги, я убрала руку.

Мы лежали на спинах и смотрели в обшарпанный потолок спортивного зала. Не знаю, о чем думала она, пока лежала там, уже натянув обратно колготки и поправив юбку, но я была в какой-то растерянности. Я только что трахнула ту, которую ненавидела столько лет. Но если поначалу я ликовала от этого ощущения власти, от ее беспомощности, то почему потом я искренне радовалась, видя, как на ее лице появляется то самое выражение освобождения? Она была великолепна, когда кончала, но я надеялась, что буду испытывать несколько иные эмоции — злорадствовать, ухмыляться или что-то в этом роде. Но почему-то все было чуть иначе. В любом случае, я это сделала. Пусть теперь только попробует что-то вякнуть в мою сторону — быстро поставлю ее на место, напомнив, как сладко она стонала подо мной. Так что я все равно не проиграла.

Наконец, она зашевелилась. И эти движения словно заставили меня очнуться. Я поднялась и приняла сидячее положение. Достала телефон и посмотрела на время. Почти шесть. А мы вовремя закончили. Словно в подтверждение моих мыслей, я услышала, как кто-то дергает за ручку двери. Тамара Николаевна, моя «напарница», должно быть, уже здесь. Сейчас пойдет за ключом, значит, минут через пять мы сможем уже выйти отсюда.

Я уже двинулась вперед, чтобы слезть с матов, как вдруг услышала тихое покашливание Богатыревой, а следом и ее голос:

— Так это… Мы… Мы теперь… — девушка пыталась подобрать слова, видимо, стараясь осознать, подписали ли мы мировую сим действом.

Но я усмехнулась и, лишь слегка повернув голову в ее сторону, ответила:

— Ничего не изменилось, Богатырева. Ты не переносишь меня, а я ненавижу тебя. Все остается ровно так, как было, ясно тебе?

Не дожидаясь ответа, я слезла с матов. Но остановилась и добавила, не оборачиваясь:

— Впрочем, если вдруг захочешь повторить — я не против, — ухмыльнувшись самой себе, я двинулась к коридору.

***

Вечером позвонила Ирка. Я была дома и смотрела с бабушкой сериал, когда раздался звонок на домашний.

— Ты куда пропала после концерта? — требовательно спросила она, что-то жуя в трубку.

— Ты мне звонишь только в девять, чтобы это узнать? — деловито поинтересовалась я, одним глазом продолжая смотреть в экран телевизора.

— Я тебе звонила днем, когда пришла, твоя бабуля сказала, что тебя еще нет, а мобильный твой не отвечал. Я решила, что ты на работе, — ответила подруга.

— Я… У меня были дела, — кашлянув, пробормотала я, понимая, что не собираюсь рассказывать о том, что случилось.

— Работа?

— Типа того, — уклончиво ответила я, надеясь, что Ирка не будет слишком навязчива.

— Ты… расстроилась сегодня после выходки этих придурков? — уже тише спросила она. — Я волновалась за тебя.

— Ты что, правда, думаешь, что меня это хоть сколько-нибудь волнует? — фыркнула я, хотя, конечно, та ситуация была мне неприятна. Но ничего другого от Чернова и его компашки я не ждала. Зато смогла приобрести пару козырей после всего этого.

— Эх, я бы, наверное, плакала где-нибудь за кулисами на твоем месте, — призналась Ирка, вздохнув.

— Да брось, на идиотов внимания обращать не стоит, — махнула я рукой и, прикрыв трубку, спросила у бабушки, не хочет ли она чая. Когда я получила кивок и улыбку в ответ, то отправилась на кухню.

— Кстати, ты знаешь, что Богатырева тоже куда-то делась? Ее «элита» почти полчаса искали.

— И как? Нашли? — разливая кипяток в две кружки и придерживая плечом трубку, поинтересовалась я.

— Не знаю, я потом ушла. Так, скажи мне, — уже громче продолжила Ирка, — мы идем завтра на дискотеку?

— Вы — не знаю, я — нет, — ответила я, добавляя сахар в кружку.

— Ну, Ле-е-ер, — заныла Ирка, а я закатила глаза. — Ты же не отправишь меня туда одну! Потом праздники, будем отдыхать. Давай сходим ненадолго.

— Не хочу, я не люблю эти сборища, ты же знаешь, — снова прижав трубку плечом, я взяла за ручки кружки.

— Ну, мы недолго. Просто потусуемся там, потанцуем… Я купила себе красивое платье, я хочу в нем выйти куда-нибудь.

— Или ты хочешь, чтобы Ринатик тебя в нем увидел? — усмехнулась я, когда уже дошла до зала и поставила на круглый маленький столик у бабушкиного кресла чай.

— Ну блин, Лер! — вспыхнула Ирка и наверняка покраснела. Мне же оставалось только рассмеяться.

— Ладно, я подумаю, — снисходительно ответила я, понимая, что если скажу сейчас «нет», Ирка еще час будет висеть на телефоне.

— Я тебя обожаю! — проорала она так громко, что я от неожиданности чуть не выронила трубку.

— Я не сказала «да», — напомнила я подруге, понимая, что она уже все решила сама.

— Ага, договорились, — не обращая внимания на мои слова, ответила Ирка. — Ладно, спокойной тебе ночи, завтра я позвоню!

— Пока, — вздохнула я, покачав головой, и нажала на зеленую кнопку, чтобы отключить звонок.

Бабушка повернулась ко мне и улыбнулась:

— Иришка?

— Это заноза в заднице, а не Иришка, — снова покачала я головой. — Завтра дискотека в школе, уговаривает меня пойти.

— А ты не хочешь? — спросила бабуля и подула на чай.

— Не особо. Я не люблю такие мероприятия, — пожала я плечами. — Наверняка там будет скучно. К тому же у тебя сегодня давление скакало, если я уйду, то буду волноваться.

— Лера, — бабуля поставила чашку на столик и протянула ко мне руку. — Мое давление скачет, потому что я родом из палеозойского периода. И с каждым годом будет все хуже. Не нужно из-за этого менять ритм своей жизни или забывать проводить время с друзьями, — улыбнулась она.

— Неправда, — я нахмурилась, погладив ее руку большим пальцем. — Просто сегодня погода такая… дурацкая. А ты у меня еще молодая. Вот получу перед праздниками премию, директор обещал, и купим тебе те таблетки, что Игорь Мирославович прописывал. Тогда и давление твое наладится, и самочувствие улучшится.

— Тебе нужно не на это копить, — покачала головой бабушка, сокрушаясь. — В твоем возрасте и работать-то не следует. Если бы я не болела…

— Бабуль, ну, перестань, — прервала я ее. — Все нормально, слышишь? Меня все устраивает. У меня все есть и всего хватает. Так что не начинай, — улыбнулась я ободряюще. — Давай досматривать сериал и пойдем спать, а то я что-то устала сегодня.

Бабушка кивнула и постаралась побыстрее отвести взгляд, но я все равно заметила, что ее глаза блестели.

***

Вечером, лежа в узкой постели, я размышляла над событиями дня. Черт побери, я переспала с Богатыревой! ПЕРЕСПАЛА С БОГАТЫРЕВОЙ! Это какой-то сюр, ей-богу! Как это произошло? Как такое вообще возможно?

Я лежала и старалась понять, действительно ли я это сделала? Но небольшие синяки на плечах от ее пальцев давали понять, что все это и вправду произошло. И что теперь? Она перестанет вести себя как сука? Побоится, что я все расскажу ее псу Чернову? Или что узнают ее подружки?

В том, что теперь Богатырева будет со мной осторожнее, я не сомневалась. Она наверняка сама не поняла, как все это произошло, и я более чем уверена, что она еще в большей растерянности, чем я. У меня-то это хотя бы не в первый раз, а вот за ней я гомосексуальных наклонностей не замечала. Наверное, она вообще в шоке — мало того, что переспала с девушкой, так еще и с кем! Со мной!

Перевернувшись набок, я закрыла глаза. Интересно, она воспользуется моим предложением как-нибудь повторить? Я не прочь иметь девочку для секса. Тем более такую. Задумавшись и представив, что Богатырева могла бы регулярно раздвигать передо мной ноги, я неожиданно возбудилась. Но не просто от мысли об этом, хотя да, безусловно, она очень красивая, но скорее от того, что вспомнила это ощущение обладания той, которая всегда была «выше» меня. Я подмяла ее, подчинила, она была в моих руках беспомощна. И именно это мне понравилось.

***

Конечно же, уже в три часа дня Ирка начала названивать и требовать начинать собираться на дискотеку. В итоге я согласилась. Но сказала, что пробуду там час и не больше. Она что-то завизжала в трубку и сказала, что зайдет в семь.

Само мероприятие начиналось в шесть, но Ирка сказала, что непременно нужно опоздать хотя бы на час, чтобы не выглядеть идиотками. Логики я не увидела, но спорить не стала. Когда я оделась и направилась в коридор, Ирка как раз позвонила в дверь.

— Привет! — румяная с мороза, улыбаясь, она раскинула руки.

— Ты что, выпила, что ли? — скептично поинтересовалась я, когда она выпустила меня из душащих объятий.

— Че сразу выпила-то? — насупилась подруга. — Просто соскучилась.