Пока ты со мной

Глава 10

– Это Энджи. Она жена папы.

Обтянутая шелком спина миссис Гауиер выпрямилась, и теперь она опиралась о спинку стула только лопатками.

– Люси, я полагала, что молодая леди твоего возраста должна знать, как следует представить человека другому должным образом.

Обнаружив в доме незнакомку, особенно такую, как эта, Энджи была обескуражена. Что ей сказать матери Лоры? Удивление и испуг лишили ее способности мыслить ясно, привели в смятение. Она нерешительно обошла вокруг стола и встала за спиной девочек лицом к Винни Гаунер.

На нее смотрели знакомые серые глаза. Вероятно, Винни Гаунер никогда не была такой хорошенькой, как ее внучки. Но энергичные черты лица и дерзко вздернутый подбородок создавали ощущение уверенности и значительности, которых нельзя было не заметить. В зрелом возрасте она стала воплощением собственного достоинства, обретенного, когда Герберт Гаунер сорвал куш, и это воплощение было Винни как нельзя более к лицу. Если бы Энджи уже не слышала историю о том, как Винни торговала пирожками, когда мистер Гаунер был старателем, она подумала бы, что эта женщина рождена в роскоши и богатстве. Но никакое обретенное достоинство не могло скрыть железной воли Винни и ее яростной гордыни. Ее решительный рот и стальной взгляд говорили, что она не принадлежит к сообществу нежных созданий.

– Мы пьем чай, – объявила Дейзи, нарушив затянувшееся молчание. – Как взрослые.

Девочки баюкали в ладонях две дымящиеся чашки. Миссис Гаунер пила чай из украшенной розочками чашки, принадлежавшей матери Энджи.

Увидев, что Винни Гаунер завладела чашкой ее матери, Энджи почувствовала, как внутри у нее что-то оборвалось. Миссис Гаунер не знала, что чашка принадлежит Энджи и это единственное, связывающее ее теперь с покойной матерью и с цивилизованной жизнью, к которой она жаждала вернуться. И все же…

– Примерим наши новые башмаки?

– «Можно» нам примерить башмаки? Право же, Люси, неужели тебя ничему не учат в школе? – Миссис Гаунер бросила на Энджи пытливый взгляд. – Проблема со школами в таком городишке! Искусных учителей не привлекает работа в лагерях горняков, где царят грубые нравы.

Намек был ясен. Получи миссис Гаунер право опекунства над внучками, они бы посещали отличную школу в Колорадо-Спрингс, учились у самых лучших учителей и не ходили бы в школу мимо борделя.

– Мы примерим башмаки попозже, – сказала Энджи, медленно стягивая с рук перчатки. Луч света упал на ее обручальное кольцо, и вокруг пальца образовалось небольшое сияние. У Энджи возникло чувство, что она заслужит мученический венец и сияние вокруг головы, если переживет эту встречу с матерью Лоры.

Внезапно она осознала, что Люси и Дейзи не щебечут, как обычно это делали, придя домой из школы. Они вели себя почти так же, как в первую встречу с Энджи, казались застенчивыми и неуклюжими. Заинтересованная, Энджи принялась всматриваться в их лица и обнаружила, что они обе извиваются на стульях, чтобы видеть ее.

– О Боже, который час? – Если бы Энджи и ошиблась, девочки бы тотчас поправили ее. – Через пять минут вы должны быть на второй примерке у миссис Хутен.

Девочки сразу же поднесли салфетки к губам и соскользнули со стульев.

– У нас будут новые платья, бабушка.

– Энджи еще купила нам новые шляпы, перчатки и сумочки, – добавила Люси. – У нас теперь будет все новое.

– Это дорогое удовольствие, – заметила Винни, поднимая бровь. – Думаю, вы можете не спешить на примерку. Я нечасто вас вижу. И мне хотелось бы побыть с вами подольше. Останьтесь.

– Мы не можем, – ответила Люси. Поза ее выражала раскаяние. Она выглядела так, будто и в самом деле очень хотела остаться. Хотя Энджи отлично знала, что для Люси не секрет, что примерка назначена на конец завтрашнего дня. Сэм был прав. Эта девочка обладает артистическим даром.

– Энджи говорит, что люди в мастерских много и тяжело работают и мы должны уважать их труд. Было бы непочтительно пропустить встречу с миссис Хутен.

Энджи сжала губы, и глаза ее сузились. Она не припоминала, что говорила что-нибудь подобное. Но вполне возможно, что могда сказать. Конечно, она вполне разделяла чувства, выраженные Люси. Да и как она могла бы опровергнуть ложь Люси, если это была ложь, когда сама напомнила девочкам о встрече в присутствии четверых людей, трое из которых знали, что эта встреча – фикция? Очевидно, она была совсем не подготовлена к материнству. Она не умела подать хороший пример, не обладала таким талантом.

– Я надеюсь, что вы будете дома к ужину в обычное время, – сказала она, прежде чем девочки успели торопливо бросить на нее благодарные взгляды и выбежали через заднюю дверь. Она осталась один на один с Винни Гаунер.

Должно быть, она не произвела хорошего впечатления, решила Энджи, украдкой посмотрев на корыта со стиркой, оставленные ею в кухне на полу. Вода в корытах остыла и казалась серой и мутной. В корыте с разведенной синькой плавала пара подштанников Сэма. Под корзинками девочек для завтрака лежала его прожженная куртка, заставившая Энджи бросить дела и лететь к нему. Ее передник все еще висел на ручке насоса, где она беспечно его бросила. Тарелки из-под завтрака стояли на сушильной доске. Она не нашла времени убрать их. И даже несмотря на то что задняя дверь кухни была распахнута навстречу солнцу и воздуху, в доме пахло бобами и ветчиной.

Но нет, она решила, что не будет извиняться. Она не приглашала миссис Гаунер в день стирки.

– Может быть, это к лучшему, что мои внучки ушли, – сказала миссис Гаунер.

Она, хмурясь, глядела на чайную чашку, которой жонглировала над блюдцем, но Энджи заподозрила, что гостья ее не видит.

– Мне надо кое-что сказать вам.

Энджи сняла шляпу и плащ и положила их вместе с перчатками на стул, только что освобожденный Люси. Ей не повредила бы чашка чаю, и, возможно, это успокоило бы ее нервы.

Она не могла вымолвить ни слова: эта женщина пыталась отнять детей у ее мужа.

– Хочу, чтобы вы знали, что мы с мужем были в ужасе, оттого что наша дочь поселилась с Сэмом Холландом. Уверяю вас, что ее воспитывали должным образом, а не так, чтобы из нее вышла шлюха или особа, готовая украсть мужа у другой женщины. Я не могу объяснить ее вопиющего поступка и всем сердцем осуждаю его. Примите мои самые искренние извинения за то зло, что навлекла на вас моя дочь.

Энджи захлопала глазами. Она не ожидала столь откровенного напора и полагала, что миссис Гаунер будет тактично избегать такой деликатной и шокирующей темы, как отношения ее дочери с Сэмом. Очевидно было, что это ей дорого давалось. Этой женщине претило извиняться. Однако она сделала то, что считала необходимым и правильным, и принесла извинения.

Энджи решила ответить такой же честностью:

– Не стоит во всем винить вашу дочь.

Голова миссис Гаунер взметнулась вверх, и в ее красивых серых глазах сверкнул огонь.

– Мы обе отлично знаем, кого следует винить. Не впадайте в заблуждение. Но мы не можем не считаться с тем фактом, что Лора была слишком слабовольной и у нее не хватило нравственных сил поступить благоразумно. Она позволила втянуть себя в адюльтер, а теперь с вашим приездом ее грех стал известен всем! Но если бы за безнравственность Лоры приходилось страдать ей одной, можно было бы сказать, что она пожинает то, что посеяла. А теперь имя Гаунеров запятнано. И это непростительно.

Опустив глаза, Энджи смотрела на чашку с розочками и пыталась представить свою мать говорящей о ней, Энджи, что она слабовольна и лишена нравственного чувства. Какой бы грех ни совершила Энджи, что бы втайне ни думала Эмили Бертоли, она скорее выпрыгнула бы с третьего этажа, чем слово прилюдного осуждения дочери сорвалось бы с ее уст.

– А Люси и Дейзи! Что должны чувствовать они? Это позор!

– Девочки маленькие, – медленно выговорила Энджи. – Не думаю, что они понимают все. – Миссис Гаунер подалась вперед.

– Я пыталась предостеречь Лору. Я говорила ей, что она погубит свою репутацию, жизнь и семью. Я предупреждала, что ее дети вырастут опозоренными.

Пока миссис Гаунер продолжала перечислять все доводы, которые приводила, увещевая Лору, Энджи раздумывала, как реагировали бы ее родители, если бы она вопреки их воле отправилась на Запад с Сэмом. Лишили бы они ее наследства, как это сделали Гаунеры, оттого что не одобряли ее выбор? Или в конце концов приехали к ней и пожелали счастья?

И тут внезапно и в первый раз ей открылось, что едва ли возможно, что один Сэм виноват в том, что столько лет было потрачено ею зря. Можно было бы поспорить о том, что ее потребность в родительском благословении была сильнее любви к молодому мужу. Она смущенно заерзала на стуле.

– Не знаю, известно ли вам что-нибудь о моих отношениях с мистером Холландом.

Миссис Гаунер выпрямилась. Лицо ее выразило гадливость.

– Мистер Холланд нанес нам визит вскоре после того, как Лора разбила нам сердце и лишила нас доброго имени. Он объяснил, что у вас никогда не было настоящих супружеских отношений, вы остались в Чикаго по собственному выбору и доброй воле, и он ожидал, что вы потребуете развода.

– Это верно, – ответила Энджи, кивая. – Ваша дочь не украла моего мужа вопреки тому, что вы сказали.

Это Энджи отвергла его. Если бы она могла найти способ сказать, что Сэм был невостребованным мужем, когда Лора получила его, она бы так и сказала. В этом отношении он был все равно что холост. Но кольцо Сэма все еще было на пальце Энджи, и именно это беспокоило миссис Гаунер.

– Сэм и я никогда не были по-настоящему мужем и женой. Нам следовало бы развестись много лет назад.

– В таком случае почему вы приехали сюда? – Миссис Гаунер уставилась на нее с нескрываемой неприязнью. – Если бы вы не приехали в Уиллоу– Крик, никто никогда не узнал бы, что Лора не была порядочной женщиной. И наше имя осталось бы незапятнанным.

Энджи почувствовала, что в ней зарождается необъяснимое сочувствие к Лоре.

– Насколько я слышала, ваша дочь была честной и хорошей женщиной. Она сделала несчастный выбор, но это ничего не меняет.

Что произошло в этом мире? Энджи защищала женщину, к которой до этой минуты питала искреннее отвращение. По правде говоря, до этого дня она разделяла мнение миссис Гаунер относительно ее дочери. Но ей отчего-то стало больно, что мать Лоры не признавала теперь никаких достоинств в своей дочери.

– Меня шокирует то, что вы защищаете женщину, открыто жившую с вашим мужем, миссис Холланд. Вас совершенно не заботит репутация моих внучек.

Энджи мгновенно выпрямилась, и глаза ее широко раскрылись:

– Прошу прощения?

– Если вы считаете женщину, способную жить в безбожной связи с женатым мужчиной, порядочной и честной, вы никак не годитесь на роль матери для моих внучек! Да защитит их Господь от вашего влияния!

Энджи, кипя от негодования, опустилась на стул, опираясь на его спинку.

– И не думайте, что вы можете кого-нибудь провести! Мистер Гаунер и я знаем, зачем вы сюда явились.

– Я приехала в надежде получить долгожданный развод.

– Мы понимаем подлинную причину вашего приезда. И обещаю, что ваши уловки ни к чему не приведут. Если Сэм не сможет найти средства для операции Дейзи, суд решит дело в нашу пользу и мы станем опекунами девочек. И напрасно Сэм воображает, что, привезя сюда жену, изменит решение суда. Он заблуждается. Ваше присутствие и призыв к прощению и примирению ничего не значат. Все равно Сэм Холланд был и остается безнравственным человеком.

Энджи почувствовала, как сильно бьется сердце, биение пульса она ощущала где-то у горла.

– Сэм совершил свою меру ошибок, возможно, даже превысил ее, но его нельзя назвать безнравственным! Я здесь недавно, но уже говорила со многими владельцами лавок и горожанами, чтобы понять, что Сэма здесь любят и уважают.

– То, что у вас настоящая крепкая семья, – фальшь и притворство. Я пробыла в Уиллоу-Крик не больше трех часов, нр уже узнала, что Сэм ночует на заднем дворе.

– Я не собираюсь обсуждать вопрос о том, кто из нас где спит, ни с вами и ни с кем другим. – Возмущение окрасило щеки Энджи ярким румянцем. – Но могу вас заверить, что приехала в Уиллоу-Крик вовсе не из-за вашего с Сэмом процесса по поводу опекунства над детьми. – Ее голос дрожал от гнева. – До своего приезда я и не подозревала о существовании Лоры и девочек.

– Сомневаюсь, что судья сочтет ваше объяснение более убедительным, чем я.

– Неужели судья поверит, что после десяти лет, когда мы с Сэмом совсем не общались, он попросил моей помощи, чтобы выиграть процесс против родителей своей любовницы, и я сказала: «Да, конечно, я тебе помогу». Это же нелепо!

– В любом случае мистер Холланд никогда не найдет средств, чтобы обеспечить операцию для Дейзи за то время, что суд отвел ему. А мы не потерпим апелляции, основанной на странном появлении его жены и не менее странном семейном благополучии.

Энджи встала. Она не была Лорой и не нуждалась в одобрении этой женщины. Если миссис Гаунер предпочитала резать правду-матку, то она получит желаемое.

– Я приехала в Уиллоу-Крик не для того, чтобы воздействовать на суд в случае необходимости. Но теперь, когда я здесь, я стану помогать Сэму всеми возможными средствами, чтобы девочек оставили на попечении отца. Он хороший отец и любит своих дочерей. Будет большой несправедливостью и судебной ошибкой, если он потеряет их, а они его. Люси и Дейзи должны жить с отцом.

– Мы их кровные родственники и должны их воспитывать! – Миссис Гаунер тоже поднялась с места. Они смотрели друг на друга поверх разделявшего их кухонного стола. – Оглянитесь, миссис Холланд. Мои внучки живут в лачуге. Они посещают третьеразрядную школу. Каждый день своей жизни они видят пьяные стычки и падших женщин. Их отец, как вы его называете, всем известный распутник. А мистер Гаунер и я можем дать им приличную жизнь. У меня дух захватывает от вашей слепоты и узости!

Энджи не сводила с нее глаз.

– Если вы так заботитесь о благополучии своих внучек, почему вы не предложили оплатить операцию Дейзи без всяких условий? Заплатите за ее операцию просто потому, что она в ней нуждается. Потому что жизнь Дейзи будет намного лучше, если ее увечье будет устранено!

– Как вы смеете!

– Вы знаете, что другие дети смеются над ней и дразнят ее? Что люди на улице пялятся на нее? Вы представляете, какая мука для нее заказать новые башмаки? Вы когда-нибудь видели ее искалеченную ногу? Вам известно, что она старается прятать ее? – Энджи охватила ярость. Кровь бросилась ей в голову. Глаза ее сверкали, руки дрожали. – Разве вы действительно беспокоитесь о Дейзи? Я думаю, что вы используете ее несчастье и свои деньги, чтобы показать свою власть. Сначала над Лорой, теперь над Сэмом. Если вам небезразлична судьба Дейзи, эта операция была бы сделана давным-давно!

Миссис Гаунер, бледная и дрожащая, оцепенела.

– Вы сами не понимаете, о чем говорите. Дейзи давным-давно сделали бы эту операцию, если бы Лора вернулась домой. Это все, что от нее требовалось.

– И вы наказали Дейзи, потому что Лора хотела счастья? – Губы Энджи брезгливо скривились. – И вы смеете сомневаться в моей способности быть матерью?

Теперь настала очередь миссис Гаунер зашипеть от ярости.

– Я, право, жалела вас. Я унизилась до того, чтобы извиниться перед вами. – Она передернула плечами. – Теперь я вижу, что вы и мистер Холланд – одного поля ягоды.

– Я прошу вас удалиться. Сейчас же. И никогда не приходите больше в этот дом.

Миссис Гаунер стремительно проследовала к двери в вихре взметнувшегося серого шелка. Она высоко держала голову. Держась рукой за щеколду, она приостановилась и метнула в Энджи взгляд, полный яда.

– Вы здесь не хозяйка, миссис Холланд. Мистер Гаунер и я имеем право навещать своих внучек. Это право дал нам суд. Я буду возвращаться, если пожелаю, и так часто, как пожелаю. И в этом вопросе вы не судья.

Энджи ожидала, что она хлопнет дверью, и, возможно, она хотела это сделать, но миссис Гаунер вновь обрела чувство собственного достоинства и бесшумно закрыла за собой дверь.

Умение сохранять достоинство в любых ситуациях не было присуще Энджи. Откинув голову, она крикнула «Черт возьми!», обращаясь к потолку, потом ринулась во двор и принялась срывать белье с веревки, разбрасывая прищепки по всему участку. Она бросила чистое белье на свою кровать, потом присела на гору белья и закрыла лицо руками.

Всем сердцем она желала повернуть время назад и хоть пять, минут поговорить с матерью. Она томилась желанием сказать матери, что никогда не сомневалась в ее любви. Если бы Энджи сделала такой выбор, как Лора, ее мать, должно быть, была бы так же шокирована и возмущена ее поступком, как миссис Гаунер. Но Эмили Бертоли никогда бы не отказалась от дочери. Она бы плакала, молилась и осуждала себя за то, что плохо воспитала Энджи, но в конце концов попыталась бы ее понять.

С трудом сдерживая гнев, Энджи уставилась в потолок. Миссис Гаунер нельзя было позволить воспитывать Люси и Дейзи. Для матери Лоры важна была только внешняя благопристойность.

Теперь Энджи готова была присоединиться к Сэму на раскопках, если бы только могла поверить, что это спасет положение. Они должны были найти деньги на операцию Дейзи. Найти как можно скорее.

Сэм ждал приезда Гаунеров, будучи уверенным, что они непременно окажутся в числе уважаемых персон, приглашенных на открытие отеля. Как только он услышал, что Герб Гаунер в городе, он тотчас же изменил свой распорядок дня. Он решил, что сегодня вечером не пойдет на свой участок.

После шестичасового свистка он передал свои инструменты на сохранение Рэйфу, потом вымылся в бочке с дождевой водой и пригладил волосы. Гаунеры должны были остановиться в новом отеле, но он подумал, что более вероятно, что они остановились в отеле «Конгресс», как обычно. И если так, то Герб в это время должен был находиться в баре отеля.

В баре «Старатели» пахло полированным дубом, мягкой кожей и дымом сигар. На полу не было опилок, не было накрашенных женщин, соревнующихся за внимание мужчин и возможность совершить краткое путешествие в номера на верхнем этаже. Мужчины в вечерних костюмах отдыхали в удобных глубоких клубных креслах, обсуждая капиталовложения и синдикаты, многие из которых они возглавляли.

В грубой одежде и рабочей рубашке, в башмаках, покрытых пятнами краски, и поношенной шляпе Сэм выглядел как пенни среди золотых монет. Всего несколько лет назад большинство этих мужчин смотрелись так же, как Сэм сегодня, и мечтали о том же, о чем сейчас грезил Сэм. Его провожали недовольными взглядами. Этих мужчин раздражало, что эхо их прошлого прозвучало в этом святилище. Большинству было неприятно напоминание о трудных днях, пережитых ими до того, как они понастроили особняков и обзавелись модными колясками.

Герберт Гаунер сидел за столом с двумя другими, недавно отчеканенными богачами, из которых, по мнению Сэма, чего-то стоил только один. Это был Маркус Эпплби, человек, не забывший, откуда он вышел.

Эпплби встал и пожал руку Сэма, приветливо улыбнувшись.

– Я не так давно вспоминал о тебе. Мэр говорит, ты собираешься построить новую школу на той стороне Беннет-стрит. Хорошая мысль. Давно надо было это сделать. Когда ты будешь собирать средства на строительство, приходи повидаться со мной.

– Я так и сделаю, Маркус.

Сэм смотрел, как Герб Гаунер поднимается на ноги с непроницаемым лицом.

– Надо поговорить.

– Нам нечего сказать друг другу.

– Можем поговорить здесь или без свидетелей. Зажав сигару в зубах, Гаунер смотрел в суровые глаза Сэма, потом выразил согласие коротким кивком и уронил сигару в пепельницу. Сэм последовал за ним к двери, ощущая на себе любопытные взгляды.

В ярко освещенном коридоре с мраморным полом Сэм впервые видел Герба Гаунера после их встречи на суде несколько месяцев назад. Ему показалось, что Герб слегка раздобрел – эдак на несколько фунтов, хоть и оставался долговязым и жилистым. Залысины на его лбу стали чуть заметнее. Но его надменность и ненависть к Сэму остались прежними. И то и другое было хорошо заметно.

– Чего ты хочешь, Холланд?

Если не считать клерка в дальнем конце коридора, они были одни. И все-таки Сэм понизил голос:

– Хочу, чтобы пожары прекратились. – Гаунер не отрывал от него глаз.

– Я знаю, что это твоих рук дело. Если работа застопорится, я не смогу оплатить операцию Дейзи, и тогда ты отберешь моих дочерей.

– Ты обвиняешь меня в поджоге на твоих строительных площадках?

– Я обвиняю тебя в том, что ты нанял для этого людей. – Они выпрямились, глядя друг на друга.

– Пока что никто не был изувечен, а дома, которые ты поджег, принадлежат состоятельным людям, способным нести такие потери и справиться с ними. Но теперь это должно прекратиться, а иначе я обращусь к властям.

– Ты ничего не сможешь доказать.

То, что его собеседник не стал отрицать свою причастность к поджогам, укрепило подозрения Сэма. Он обрел уверенность. В груди его закипела ярость.

– Ты сукин сын!

Гаунер подался вперед. Глаза его выкатились из орбит.

– Я погублю тебя, как ты погубил мою дочь.

Сэм ударил Гаунера достаточно сильно, так, что тот упал и распластался на мраморном полу, а Сэм подумал, уж не сломал ли он пальцы. Гаунер поднялся быстро для человека, бывшего вдвое старше Сэма, и они бросились в бой, тузя и молотя друг друга, не обращая внимания на то, что находились в людном месте, с одной только мыслью – нанести как можно больший урон противнику.

К тому времени, когда из бара «Старатели» высыпали люди и разняли их, рубашка и жилет Гаунера были красными от крови, как и рубашка Сэма. У обоих болели и челюсти, и ребра, у обоих заплыли глаза, и было ясно, что к утру они станут сине-черными.

Ни одному из мужчин, толпившихся в коридоре, не пришло в голову послать за полицией и спросить о причине драки. Большинство из них знало и уважало Сэма Холланда и Герба Гаунера, и почти всем были известны их взрывоопасные семейные отношения.

Маркус Эпплби обнял Сэма за плечи и повернул его лицом к двери на улицу.

– Все кончено, сынок.

– Как бы не так! – пробормотал Сэм, ощупывая челюсть и проверяя, не шатаются ли зубы. У него болело все тело. Герб, возможно, и постарел, но еще умел нанести хороший удар. Единственное, на что мог надеяться Сэм, – это что и он не подкачал.

– Это было лучшее зрелище, что я видел за последнее время. Еще пара минут, и ты бы одолел его, – ухмыльнулся Маркус.

Они вышли на воздух и посмотрели на заходящее солнце, – это был чисто символический взгляд. Сэм прижал платок к кровоточащему носу.

– Ты все еще занимаешься скупкой?

– Я всегда заинтересован в процессе делания денег. А что у тебя?

– Пока речь не обо мне. Мое время еще не настало. Я о Кеннеди Джонсоне. У меня такое чувство, что Кен готов сорвать куш. Если это так, то пусть уж займешься им ты, чем те, кто собрался в баре, – Он мотнул головой в сторону отеля, и тотчас же боль заставила его пожалеть об этом.

– У меня есть кое-какие контакты, – ответил Маркус. – Я поговорю с аналитиками проб и, если его руда многообещающая, свяжусь с Джонсоном.

– Хорошо.

Сэм осмотрел свой испачканный кровью платок и выругался, представив Энджи на коленях выскабливающей пол. Если он запачкает ее пол, у нее будет припадок. Он с трудом подавил желание расхохотаться.

– Сэм, если бы я сказал тебе, сколько денег в день добывает моя компания с прииска Муз-Джо, у тебя бы челюсть отвисла. Имей это в виду, когда тебе что-нибудь понадобится.

Гордость Сэма была сильнее боли в носу и ребрах, и он тотчас же оцепенел. Плечи его обрели каменную неподвижность. Он крепко ухватил Маркуса Эпплби за руку.

– Я думаю, с Кеннеди все сработает. Он уже у цели. Доброй ночи, Маркус.

– Все несчастье в том, что ты упрям как мул, а упрямство превращает человека в осла.

– Возможно, – усмехнулся Сэм и махнул рукой.

Он надеялся проскользнуть прямо в свою палатку и вымыться, прежде чем предстанет перед Энджи. Но она и Молли Джонсон сидели на ступеньках заднего крыльца вместе с девочками, наслаждаясь созерцанием заката и лакомясь дикой малиной.

Энджи бросила взгляд на его лицо и кровь на рубашке и вскрикнула. Люси и Дейзи уронили миски с малиной и ударились в слезы.