Покорившие судьбу

23

– Просто превосходно! – воскликнула Джулия и закружилась на месте от восторга. Давно уже она не чувствовала себя такой счастливой и одновременно такой сильной. И почему она не захотела подумать об этом всерьез прошлым летом, до того, как приняла предложение сэра Перрана?

Джулия, вместе со своими сестрами и Габриелой, стояла посреди пустого магазина на Нью-Бонд-стрит. Было семь часов утра, и можно было не опасаться, что их увидит кто-либо из знакомых. Толпы благородных покупательниц хлынут на Нью-Бонд-стрит лишь через несколько часов. К тому времени сестер Вердель тут давно уже не будет: ведь если хоть одна светская кумушка заподозрит, что они занялись торговлей, то с надеждами на продолжение сезона им придется расстаться.

Конечно, все предприятие было весьма и весьма рискованным, но опыт подсказывал Джулии, что иногда разумнее рискнуть, чем проявлять во всем трезвость и осмотрительность.

Скрепя сердце она продала кольцо с изумрудом за вполне приличную цену – три тысячи фунтов, – притом не кому-нибудь, а леди Тревонанс. Маркиза участливо выслушала ее рассказ о том, как муж застал ее во время свидания с майором Блэкторном, как потом она нашла письма Эдварда у него в столе и переехала к Грийону. Узнав о том, до какой низости сэр Перран дошел в своих интригах прошлым летом, леди Тревонанс одобрила решение Джулии уйти от него и заявила, что готова оказать ей и сестрам любую посильную помощь. Когда Джулия попросила ее порекомендовать какого-нибудь ювелира, которого могло бы заинтересовать кольцо с изумрудом, леди Тревонанс вызвалась купить его сама.

Часть вырученных денег Джулия использовала на то, чтобы нанять на Аппер-Брук-стрит дом со всем необходимым для жизни: слугами, мебелью, бельем и посудой. Ее опыт ведения хозяйства в Хатерлейском парке не прошел бесследно, и всего за несколько недель они с Григсоном, к удовлетворению всех домашних, уладили все хозяйственные вопросы.

Глаза сестер лучились нескрываемым счастьем. До сих пор Джулии казалось, что смерть отца и ее собственное неудачное замужество наложили неизгладимый отпечаток на их натуры, лишив их большей части природной жизнерадостности. Однако счастливое завершение «крысиной истории», как ее нарекла сама Джулия, и удачная продажа изумруда так окрылили девушек, что теперь их пение и смех доносились из разных уголков дома в любое время дня и ночи.

Разумеется, Джулия постаралась сделать все, чтобы дела семейные никоим образом не мешали сестрам Вердель завоевывать Лондон. Как и прежде, они продолжали ежедневно совершать утренние визиты, принимали у себя, выезжали в Оперу, в Друри-лейн, на многочисленные концерты, балы и вечера, включая теперь уже и «среды Алмака». Джулия не совсем поняла, почему сэр Перран так и не осуществил главнейшую из своих угроз, которая касалась их приглашений; скорее всего он просто побоялся, что такой шаг может невыгодно отразиться на его собственной репутации.

Первый из вечеров Алмака состоялся на другой день после того, как сестры Вердель переехали с Гроувенор-сквер к Грийону. Они входили в бальную залу, внутренне трепеща и уповая лишь на поддержку леди Тревонанс. Очень скоро, однако, Джулия убедилась, что влияние маркизы и впрямь велико. Улыбаясь леди Джерси, которая уверяла ее, что «никто в Лондоне не вальсирует лучше Аннабеллы», она уже точно знала, что последний и важнейший путь к успеху открыт для нее и сестер. Теперь им больше нечего было желать.

Даже сэр Перран явился на этот бал. Опираясь на трость, в которой он, как ей доподлинно было известно, вовсе не нуждался, и стоя так, чтобы окружающим было видно его улыбку, он шепотом высказал ей немало угроз.

– Как мило с вашей стороны, что вы приехали на наш дебют у Алмака, – ответила она. – Наконец-то я могу быть спокойна за своих сестер. Итак, вы требуете, чтобы я вернулась на Гроувенор-сквер, иначе вы расскажете всем о моей связи с вашим племянником? Увы, я вынуждена ответить отказом! Видите ли, Перран, я с детства не выношу крыс, а поскольку мне достоверно известно, что одна очень крупная особь все еще прячется в вашем доме, то я просто не решаюсь вновь подвергнуть себя столь ужасному испытанию. Поверьте, я не могу даже думать об этом без содрогания!.. Но простите меня, я вижу, что леди Каупер машет мне рукой. Она была к нам так добра! – Улыбнувшись своему супругу, она упорхнула и больше уже не обращала внимания на угрюмые взгляды, то и дело кидаемые баронетом в ее сторону.

Следующие несколько дней Джулия пыталась разрешить самый неотложный из всех стоящих перед ними вопросов, а именно: на что они с сестрами будут жить после того, как три тысячи фунтов окончательно иссякнут. Вспомнив прошлогоднее предложение Элизабет – открыть магазин дамских шляпок, – она задумалась о том, нельзя ли будет осуществить эту идею в Лондоне, и даже прибегла к совету леди Тревонанс.

Через две недели, когда тихим воскресным вечером они все вместе собрались в своей уютной голубой с золотом гостиной, Джулия решила, что пора изложить свой план перед сестрами.

Разговор начала Аннабелла.

– Что мы будем делать, когда наши деньги кончатся? – спросила она. – Конечно, можно было бы постараться и найти себе мужа побогаче, но – вдруг он окажется… гм-м… окажется такой же большой крысой, как и сэр Перран?

От неожиданности Джулия сначала обомлела, потом расхохоталась.

– Ох, Аннабелла, ну и шутки у тебя! Жаль, что я не занимаюсь сочинительством: можно было бы написать роман и озаглавить его «Сэр Перран, Большая Крыса». Или хотя бы детскую сказочку про то, как крыса служила няней при маленьких девочках и, если они себя плохо вели, отгрызала им пальчики, по одному за каждую провинность.

Элизабет хохотала до упаду, Аннабелла тоже держалась за бока, и даже Каролина, которую сюжет детской сказочки привел поначалу в неописуемый ужас, в конце концов тоже прыснула.

Отсмеявшись, Джулия позвонила в колокольчик, чтобы пришла Габриела. После этого она вернулась в кресло у камина, обитое голубым шелком, и снова взялась за вышивание.

– Аннабелла, конечно, права, – сказала она, делая последние стежки по краю роскошного павлиньего хвоста. – Даже при чрезмерной бережливости нам вряд ли удастся растянуть наши средства хотя бы на год.

Ее сестры невесело вздохнули. Всех их мучила одна и та же мысль: что делать?

– В таком случае, нам остается только поскорее выйти замуж, – мягко заметила Каролина, переводя взгляд с Элизабет на Аннабеллу.

Сидя полукругом перед горячими угольями камина, все четверо наслаждались самыми приятными занятиями: Джулия вышивала своего павлина, Элизабет с Аннабеллой играли в пикет, Каролина листала книгу проповедей.

Сделав очередной ярко-синий стежок, Джулия подняла голову и улыбнулась.

– Аннабелла права также и в том, что ее муж – или твой, Каролина, или твой, Элизабет, – может оказаться ничем не лучше сэра Перрана, и тогда нам всем опять придется туго. Так что, думаю, вряд ли нам стоит ждать, пока явится некий благородный король с большим мешком денег и обеспечит наше будущее. Я, во всяком случае, сыта по горло подобными надеждами. Поэтому у меня есть другой план, к которому, кстати, леди Тревонанс сегодня утром отнеслась весьма одобрительно.

– И нам позволено будет узнать, какой? – осведомилась Элизабет.

– Конечно, – с лукавой улыбкой кивнула Джулия. – Но до прихода Габриелы я не произнесу больше ни слова.

К удовольствию младших сестер, которые сидели как на иголках, Габриела вскоре появилась на пороге. Взгляды всех троих заинтригованно перебегали с нее на Джулию и обратно.

– Bon soir, madame, – сказала она. – Вы что-то хотели?

– Габриела, – отложив работу, начала Джулия. – Ответь мне, пожалуйста, согласилась бы ты стать хозяйкой модного магазина на Нью-Бонд-стрит и заниматься изготовлением дамских шляпок?

Элизабет, Аннабелла и Каролина разом ахнули. Габриела взволнованно прижала руки к щекам.

– Это прекрасно! – вскричала она. – C'est merveilleux! Но как? Когда?

Джулия улыбнулась.

– Вчера утром я нашла подходящее помещение и сняла его до конца лета. Я намеревалась сначала уладить все вопросы с арендой, а после уже ввести в курс дела тебя и сестер, но потом решила, что правильнее будет рассказать вам обо всем сегодня. Итак, подумай, Габриела, справишься ли ты? Сможешь ли подыскать себе надежных помощниц? Разумеется, управлять делами и вести счета будет человек, который в этом что-то понимает, мужчина, но шляпками будешь командовать только ты!

– О да! Конечно, справлюсь! У меня в Лондоне три подруги, все они бежали из Франции от войны… Знаете, Лаура просто мастерица по части перышек и цветов!.. Бедное мое сердечко, оно так бьется! Скажите мне, что это не сон! Ведь я так давно об этом мечтала!..

Теперь, стоя посреди магазина на Нью-Бонд-стрит, Джулия проводила глазами Габриелу, которая пошла обследовать задние комнаты, и обернулась к сестрам.

– Ну, что скажете? По-моему, местоположение самое удачное. Правда, поблизости имеется один модный магазинчик, да через дорогу шляпная мастерская, но все жалуются, что товар у них не ахти какой изысканный, да и выбор невелик. Я уверена, что у нас дело пойдет гораздо лучше.

– Еще бы! – отозвалась Элизабет.

– А как будет называться наш магазин? – озираясь, спросила Каролина.

– Я знаю, как он должен называться, – уверенно объявила Аннабелла.

– Как? – До сего момента вопрос о названии магазина как-то не приходил Джулии в голову.

Аннабелла лучезарно улыбнулась и сказала:

– Конечно, «Оливия».

У Джулии глаза наполнились слезами, Элизабет с Каролиной почти в один голос воскликнули, что лучше просто не придумаешь, и решение было принято так легко и естественно, словно имя матери само явилось к ним с небес.

– Я вспоминаю сейчас последние мамины слова перед смертью, – сказала Джулия. – Помнишь, Аннабелла, я говорила? «Сделайте мне что-нибудь красивое»… По-моему, когда все дамы Мейфэра начнут прогуливаться по городу и разъезжать в открытых ландо в шляпках от «Оливии», то это как раз и будет самое красивое, что только можно представить.

В глазах у Каролины тоже блеснули слезы.

– Она была бы очень довольна.

Все сестры с этим согласились, и с этой минуты магазин стал называться именем Оливии.

К концу апреля новый магазин на Нью-Бонд-стрит приобрел репутацию солидного заведения и множество постоянных покупательниц – отчасти благодаря прекрасным сестрам Вердель, которые носили только шляпки от «Оливии», отчасти потому, что в волшебном мире цветов, перьев, лент, шелков, фетра и соломки Габриела и впрямь не знала себе равных. Если кто-то и осмеливался предположить, что настоящей владелицей магазина является леди Блэкторн, то делалось это исключительно шепотом и с большой осмотрительностью, ибо высказанное вслух столь смелое предположение могло дорого стоить самому клеветнику. Если же кому-то казалось странным, что молодая дама наняла себе секретаря и что этот секретарь частенько бывает у «Оливии», то это, в конце концов, вовсе никого не касалось.

С течением времени Джулия стала еще больше ценить покровительство леди Тревонанс. Крысы на Гроувенор-сквер были как будто истреблены, леди Блэкторн так и не вернулась к своему мужу – а свет как будто не усматривал в этом ничего предосудительного. Последнее, кстати, объяснялось не только поддержкой леди Тревонанс и леди Каупер, но и растущим успехом сестер Вердель в обществе: по-видимому, хозяйки даже самых изысканных гостиных были уверены, что без «прекрасной четверки» их вечера очень скоро перестанут кого-либо интересовать.

Недели мелькали все быстрее, наступил май. Нередко в изысканных гостиных Джулия сталкивалась с сэром Перраном, и он всякий раз заговаривал с нею любезно, даже ласково, однако в ней самой уже не было прежнего доверчивого простодушия. Он клялся, что все будет иначе, пусть только она вернется, – но ей достаточно было взглянуть в его холодные серые глаза, чтобы убедиться, что он лжет. Поэтому она старалась свести разговор к шутке и при первой же возможности избавиться от его общества. Однажды, когда он был особенно настойчив и говорил, что Лондон, который и всегда наводил на него тоску, сделался вдвое ненавистнее после ее ухода, Джулия равнодушно обронила, что в таком случае ему следует поскорее вернуться в Хатерлей. Баронет тут же изъявил готовность ехать, как только она и ее сестры будут готовы.

Джулия окинула его странным взглядом.

– Я не собираюсь ехать в Хатерлей, – сказала она. – Во всяком случае, я не намерена туда возвращаться в качестве вашей супруги.

На миг баронет застыл на месте, потом отвесил поклон и молча удалился. После этого он уже не донимал ее уговорами, но нередко – в театре, в Опере или посреди бальной залы – она ловила на себе его угрюмый взгляд. О чем он думает? – гадала она. Или – еще хуже – что замышляет?

В последние дни весны Джулия окончательно убедилась, что между сестрами, «Оливией» и бесчисленными визитами и балами ей стало просто некогда думать о супруге. Жизнь ее была наполнена до предела. Удручало лишь одно: не проходило и часа, чтобы она не тосковала по Эдварду. Много раз она писала ему, но так и не получила ответа, из чего можно было заключить, что она еще не прощена и что сердце его для нее закрыто.

Первого июня, во время утреннего визита к леди Тревонанс, Джулия снова благодарила маркизу за поддержку.

– Ах, все это очень хорошо, – нетерпеливо перебила ее леди Тревонанс, вертевшая в руках какое-то письмо. – Но за эти два месяца вы и словом не обмолвились о майоре Блэкторне – хотя я, признаться, порой едва сдерживала свое любопытство. Как хотите, но больше я терпеть не могу – тем более что только что получила от него письмо, и в нем тоже, как нарочно, ни слова о вас. Итак, скажите мне наконец, он хоть раз писал вам за это время? Ведь как-никак прошло уже два месяца!

Вопрос был задан так прямо и неожиданно, что в первую минуту Джулия не могла вымолвить ни слова. Наконец тихо, почти шепотом, она сказала:

– Нет, не писал. – Горло ее угрожающе сжалось. – Сама я отправила ему десятка два писем, но… он был очень сердит на меня, когда уезжал. Боюсь, что… – На этом месте Джулия осеклась: ей показалось, что, высказав свои худшие опасения вслух, она тем самым может приблизить их.

– Ясно. – Леди Тревонанс нахмурилась.

– Он не хочет понять, что у меня есть обязанности перед сестрами.

– Друг мой, его мысли сейчас заняты вопросами, имеющими чрезвычайное значение для Англии и для всей Европы. Наивно было бы ожидать, что ваши заботы покажутся ему важнее европейской войны. Надо как-то постараться убедить его, что вы должны были остаться и что для вас покинуть в такой момент своих сестер значило бы то же самое, что для него бежать с поля боя.

Джулия погрустнела.

– Я пыталась ему это объяснить, когда мы с ним виделись перед отъездом. Но теперь я иногда думаю: быть может, я была не права? Быть может, надо было тогда бросить все и уехать в Брюссель?

Леди Тревонанс покачала головой.

– Я полагаю, что вы должны были остаться, хотя бы на эти несколько недель. Если бы вы тогда уехали вместе с ним, сэр Перран наверняка сообщил бы всему Лондону о вашей порочной связи с его племянником и перед вашими сестрами захлопнулись бы все двери. Что бы они тогда делали? Сидели бы в своих комнатах в обнимку со своими загубленными надеждами, не смея высунуть носа на улицу? Нет, вы должны были остаться. Но, возможно, вам стоит подумать о том, чтобы съездить в Брюссель в ближайшее время. Почему нет? «Оливия» процветает, ваши сестры блистают во всех гостиных; и если вы – разумеется, не одна, а с подходящей компаньонкой – отправитесь посмотреть на Брюссель, где находится сейчас цвет нашей нации, то никто вас за это не осудит. Конечно, слухи всегда были и будут, но коль скоро вы не нарушаете никаких приличий, то на них можно не обращать внимания.

– Думаю, вряд ли у меня это получится, – сказала Джулия. Она попыталась представить, как ее сестры останутся в Лондоне без нее, но ей это не удалось.

– Через неделю мы с Тревонансом тоже едем туда. Может быть, присоединитесь к нам? Я понимаю, вам кажется, что Элизабет, Каролина и Аннабелла ни дня без вас не проживут, но, поверьте, вы недооцениваете своих сестер.

– Вы очень добры, – пробормотала Джулия. При мысли о возможной поездке в Брюссель вместе с леди Тревонанс сердце ее гулко забилось. – Я подумаю. Поверьте, мне очень хочется туда поехать.

– Что ж, подумайте, – сказала леди Тревонанс и ласково потрепала руку Джулии.