Покорившие судьбу

27

Около полуночи Джулию разбудили мужские голоса. Кажется, в кабинете, расположенном на первом этаже под ее спальней, происходил какой-то спор. Хотелось досмотреть прерванный сон, поэтому она свернулась калачиком и накрыла голову подушкой, но голоса спорщиков пробивались и сквозь подушку. В конце концов сон пропал, она повернулась на спину и стала смотреть на большую синюю розетку, от которой во все стороны расходились складки шелкового балдахина над кроватью. На голове у нее был ночной чепец, подол батистовой ночной сорочки перекрутился вокруг колен.

Голоса стали слышней: кажется, лорд Тревонанс выговаривал за что-то своему собеседнику. Странно: к кому бы он мог обращаться в таком тоне? Ведь оба его сына остались в Англии. Второй голос отвечал ему тоже довольно резко и сердито, но слов было не разобрать.

Внезапно Джулия рывком поднялась и села на кровати. Эдвард. Она узнала его голос. Она еще не успела придумать, что делать, оставаться в спальне или спускаться вниз, а босые ноги уже несли ее по холодным половицам к двери.

Она выглянула в коридор и прислушалась. Все было тихо. Когда хлопнула входная дверь, Джулия испуганно отпрянула, словно боялась, что ее увидят; последнее, впрочем, было невозможно, поскольку ее спальня находилась в самом конце коридора на втором этаже.

Рядом послышались легкие шаги: видимо, леди Тревонанс вышла из своей комнаты и торопилась вниз. Да что там такое?..

Спальня Джулии выходила окнами во двор, и из нее нельзя было увидеть, что делается на улице. Выхватив из шкафа кашемировую шаль, она набросила ее на плечи и выскользнула из спальни, но не стала спускаться вслед за леди Тревонанс по лестнице, а перебежала на другую сторону коридора, в Розовую гостиную, и выглянула из окна.

Эдвард уже уехал.

Ее охватил страх. Зачем он приезжал? О чем спорил с маркизом?

Она медленно отвернулась от окна, пытаясь собраться с мыслями. Может, он хотел поговорить с нею? А Тревонанс ему отказал? Но почему?

Когда Джулия подошла к лестнице, маркиз и его жена о чем-то шептались в передней. Перегнувшись через перила, она тихо спросила:

– Зачем он приезжал?

Оба тотчас вскинули на нее обеспокоенные и, как ей показалось, печальные глаза. Маркиза торопливо пожала мужнину руку и начала подниматься по лестнице.

– Ступайте в постель, – сказала она, поравнявшись с Джулией. – Поверьте, все в порядке.

– Я знаю, что Эдвард был здесь. Он хотел поговорить со мной?

– Да, но Тревонанс ему не позволил. Они договорились, что… майор заедет завтра утром, перед отъездом… в Париж.

Ласково взяв Джулию под руку, маркиза повела ее назад по коридору. Снизу опять донесся голос лорда Тревонанса: пожалуй, он бранился, чего прежде за ним никогда не водилось. Джулия покосилась на маркизу и нахмурилась.

– Я же вижу, что-то случилось. Пожалуйста, скажите мне все.

Некоторое время леди Тревонанс молчала, сердито поджав губы, но, видимо, не выдержала и разразилась презрительнейшей тирадой.

– Ох уж эти мужчины, с их вопросами чести! И ведь ничего им не втолкуешь: упрямы, как ослы! Вот пусть теперь все и расхлебывают сами. Лично я намерена вернуться в постель и спокойно заснуть и вам советую сделать то же самое… Так что выкиньте всю эту нелепую историю из головы!

– Какую историю? – насторожилась Джулия.

Но леди Тревонанс уже прикусила язык. Поглаживая руку Джулии, она отвела ее в спальню, уложила, как маленькую девочку, в постель и задула свечу. Потом, так и не ответив ни на один вопрос, она ушла и плотно затворила за собой дверь.

Джулии оставалось лишь гадать да удивляться. Может быть, Эдвард хотел увезти ее с собой, а Тревонанс ответил ему отказом? Что ж, вполне возможно, ведь вчера она сама говорила маркизу и его жене, что разрывает свои отношения с Эдвардом и завтра утром возвращается в Англию. Очевидно, маркиз счел, что так будет лучше для нее же самой.

И все-таки, зачем он приезжал? Едва мысли Джулии обратились к Эдварду, сердце сжалось непонятной тоской. Была ли в том виновата темнота, или ночная сырость, ползущая в комнату из окна, или странные уличные тени, то и дело пробегавшие по потолку, но в голове у нее опять все перемешалось. Итак, она едет в Англию; но не ошиблась ли она, приняв такое решение? А вдруг союзников ждет новая битва с французами? Вдруг Эдварда убьют?

Убьют – значит, убьют. Что ж, ей теперь сидеть из-за этого в Брюсселе, и ждать известия о его гибели, и оплакивать его тело? Нет уж, довольно, у нее нет больше сил. Завтра она возвращается в Лондон.

В конце концов ее сморил беспокойный сон, но она то и дело вздрагивала и открывала глаза, а перед рассветом пробудилась окончательно: из коридора донесся какой-то грохот и, вслед за ним, сердитый возглас лорда Тревонанса. Джулия торопливо откинула покрывало и, второй раз за сегодняшнюю ночь, спустила босые ноги на пол.

Мужчины с их вопросами чести, кажется, так выразилась маркиза? Что она имела в виду?

Леденящий страх вполз в ее душу. Нет, дело тут не только в том, что маркиз не позволил Эдварду переговорить с ней, – а возможно, и вовсе не в том.

Подбежав босиком к двери и выглянув в коридор, она успела увидеть, как лорд Тревонанс, со свечой в одной руке и небольшим деревянным ящиком в другой, начал спускаться. Он уже скрылся из глаз, а его огромная тень еще некоторое время колебалась на стене около лестницы.

Джулия затворила дверь и прислонилась лбом к холодному дереву стенной обшивки. Сердце ее колотилось глухо и часто.

Мужчины с их вопросами чести.

Да, это дуэль! Дуэль между Эдвардом и сэром Перраном.

Джулия, задыхаясь, подбежала к шкафу и отыскала в нем темно-зеленое шерстяное платье. Она судорожно дергала завязки чепца и ночной сорочки, а ее сердце готово было выпрыгнуть из груди.

Да, теперь все стало на свои места. Дуэль. Значит, сэр Перран все-таки приехал в Брюссель, и отыскал Эдварда, и вызвал его. Она быстро натянула платье, надела туфли прямо на босу ногу и кое-как затолкала волосы под соломенную шляпку. В самый последний момент она прихватила с собой шелковую мантилью – хоть и не совсем подходившую к случаю, зато удобную, – и бросилась к двери.

Как и в прошлый раз, она сначала направилась в Розовую гостиную. Выглянув из окна, она успела увидеть только, как лорд Тревонанс поднялся на подножку своей кареты и махнул рукой форейтору. Когда оконные стекла тихонько задребезжали от грохота колес по булыжнику мостовой, Джулия не раздумывая метнулась в коридор, но поспешила не к лестнице, как можно было ожидать, а в спальню леди Тревонанс.

Без стука вбежав в полутемную комнату, она с порога услышала мирное дыхание леди Тревонанс и направилась прямо к ее кровати. Минуты две ушло на то, чтобы сначала разбудить маркизу, а потом, когда она спросонья решила, что на нее напали злоумышленники, кое-как ее успокоить. Через пять минут, выяснив примерное место встречи соперников, Джулия села в нанятый дворецким экипаж и пустилась в путь.

Блэкторн сидел на полу дорожной кареты лорда Тревонанса, опершись каблуками сапог о нижнюю ступеньку подножки. В руках он держал дуэльный пистолет маркиза – отличное оружие, как нельзя лучше подходившее для сегодняшнего случая. Его длинный ствол еще не остыл после пробного выстрела, сделанного по настоянию маркиза.

Они молчали, как молчали почти всю дорогу от дома до Суанского леса. Между стволами деревьев клубился утренний туман, прошлогодняя листва влажным ковром устилала землю. Из леса доносился запах плесени и папоротников. Как странно, думал Блэкторн, неужто всего два дня назад, в ночь после Ватерлоо, он ехал по этим же местам? За два дня столько всего успело произойти, что он вовсе перестал что-либо понимать. Он точно знал только одно: сейчас, как и тогда, ему нужна была Джулия.

Одна из лошадей начала фыркать, другая бить копытом о землю. Сэра Перрана еще не было.

Пока Эдвард разглядывал пистолет, перед ним почему-то замаячило лицо матери, но вскоре леди Блэкторн вытеснила из его головы все прочие мысли. Это тоже было странно. Конечно, через несколько минут его жизнь вполне могла оборваться – но ведь ему и прежде не раз приходилось смотреть смерти в лицо, и все же покойная родительница никогда, даже перед жесточайшими сражениями, не овладевала так безраздельно его мыслями.

Возможно, дело объяснялось тем, что сегодня ему предстояло сражение с сэром Перраном. Отчасти он был даже рад, что день этот наконец наступил. С самого начала, как только они переехали жить в имение сэра Перрана, отношения старшего племянника с дядей не сложились. Помнится, одно время он даже мечтал подраться с ним, чтобы хоть раз почувствовать, как кулак вонзается в ненавистное лицо. Однако с годами сэр Перран начал все заметнее сдавать, и полудетские мечты о драке прошли сами собой.

Но сегодня они с дядей все-таки сойдутся в поединке и будут драться не на жизнь, а на смерть – и он нарушит данную когда-то матери клятву: всегда проявлять любовь и уважение к сэру Перрану Блэкторну.

Зачем она требовала от него чувств, которых он на самом деле не испытывал, – этого он так и не постиг, тем более что сам сэр Перран выказывал к ней откровенное презрение.

От неприятных воспоминаний горло Эдварда болезненно сжалось. Он очень любил свою мать, но никогда не понимал ее сложных взаимоотношений с дядей. При одном упоминании имени сэра Перрана она вздрагивала, как от громкого звука, и ее лицо делалось каким-то отрешенным. Иногда – когда ей казалось, что никто не видит, – она улыбалась, иногда почему-то выходила из комнаты. Однажды Эдвард тайком пошел за нею следом и, словно в отместку за любопытство, получил сильнейшее потрясение: войдя в спальню, она с рыданиями упала на колени около своей кровати. После этого он начал подозревать, что, возможно, она когда-то по-настоящему любила сэра Перрана. Он, разумеется, и раньше знал, что ей пришлось выбирать между двумя братьями, но теперь ему стало казаться, что она жалеет о сделанном тогда выборе, – а это, считал он, оскорбительно для отца.

Увы, после ее смерти глава под названием «сэр Перран Блэкторн» оказалась вырвана из книги жизни Эдварда Блэкторна, а он так и не узнал, что в ней было.

Кто из них погибнет в поединке, кто останется в живых – этого он не знал. Он знал другое – сегодня он нарушит данную матери клятву. Если повезет, он убьет сэра Перрана и отомстит ему за все: за мать, за отца, за то, что он отнял у него Джулию – и теперь та, которую он мечтал назвать своей женой, была ему лишь любовницей. Да, он постарается не промахнуться. Как, впрочем, и сэр Перран.

Продолжая с досадой вертеть в руках пистолет, он заметил, что ствол уже остыл, и передал оружие маркизу. Маркиз тотчас принялся затравливать его порохом.

Глядя на палые листья, Блэкторн чувствовал, как необъяснимая тревога нарастает в нем. Мама, сэр Перран, отец. Какая-то смутная мысль шевельнулась в глубине его сознания. Мама, сэр Перран, отец.

Он нахмурился, пытаясь отогнать волнение.

Через несколько минут вдали послышалось звяканье колокольчиков, и вскоре великолепная черно-красная карета с гербом сэра Перрана подкатила и встала рядом с ними. Не погашенные еще ночные фонари придавали ей несколько призрачный вид. Когда сэр Перран, весь в черном с головы до пят, в широком и длинном черном плаще появился на подножке, Блэкторн встал, чтобы встретить противника. В жидком утреннем свете лицо баронета казалось совершенно спокойным. Блэкторн не заметил ни малейших признаков волнения: никаких гримас, ужимок, нервического подергивания глаз, губ или щек. По всей видимости, баронет не сомневался в успехе.

Это почему-то особенно разозлило Блэкторна, и он резким движением плеча откинул полу своего черного плаща. Плащ был подбит алым шелком, и это яркое, бьющее в глаза пятно должно было поколебать самоуверенность баронета и тем самым ослабить твердость его руки. Все прошлые обиды, когда-либо нанесенные баронетом матери Блэкторна и ему самому, вдруг словно заново вскипели в его крови. Этот человек был жесток к его матери и обманул Джулию; в нем не было сердца и не было понятия о чести; он должен был умереть.

Вскоре все должные формальности были соблюдены: секунданты предложили противникам помириться, те ответили отказом; пистолеты были заряжены и внимательно осмотрены обоими дуэлянтами. Сэр Перран и майор Блэкторн встали спиной друг к другу, и Эдвард, держа пистолет дулом вверх, начал отсчитывать шаги. Один. Два. Три. На десятом кого-то из противников ждала смерть.

Звук подъезжающего экипажа заставил Блэкторна бросить взгляд на дорогу, но он продолжал считать.

Восемь. Девять. В тумане прорисовались бегущие лошади, потом стали видны очертания экипажа. Как некстати, черт бы его побрал!

Десять. Противники одновременно повернулись друг к другу. Блэкторн начал медленно опускать дуло пистолета, однако в эту самую минуту экипаж неожиданно свернул с дороги и, проехав чуть вперед, остановился между дуэлянтами.

Спустившись с подножки, Джулия неловко упала на колени, потому что ее шелковая мантилья зацепилась за дверцу экипажа.

– Джулия! – Опустив пистолет, Блэкторн поспешил к ней. – Какого черта?.. Что тебе тут нужно?

– Эдвард!.. Ты не можешь стреляться с сэром Перраном.

– Ошибаешься! Я могу и… я должен с ним стреляться.

– Это невозможно! – воскликнула она. – Ты не все знаешь!..

– Джулия! – раздался рядом резкий окрик сэра Перрана. – Сейчас же садитесь обратно в экипаж и возвращайтесь к леди Тревонанс. Вам тут нечего делать. Мы как-нибудь разберемся без вас.

Лорд Тревонанс тоже подошел к Джулии и взял ее под руку.

– Пойдемте, я провожу вас. Полагаю, вам должно быть понятно, что тут вы уже ничего не сделаете.

– Оставьте меня! – она вырвала у него свою руку и обернулась к Эдварду. – Ты не посмеешь выстрелить в сэра Перрана, слышишь? И никакие «вопросы чести»…

– Я вижу, ты очень беспокоишься за своего супруга? – нахмурясь, перебил ее Эдвард. – Довольно. Ты уже решила свою судьбу, так позволь мне решить мою так, как я считаю правильным.

Он повернулся к ней спиной, но она, удержав его за руку, забежала вперед него и заглянула в глаза.

– Ты не понял меня, – торопливо проговорила она. – Раньше я сомневалась, но теперь знаю точно: сэр Перран не дядя тебе!..

Серые глаза Эдварда холодно сощурились.

– Не дядя? А кто же он мне, по-твоему?

– Недавно моя сестра случайно слышала разговор между леди Тревонанс и леди Каупер… Так вот: сэр Перран – твой отец. Не дядя, а отец, понимаешь? Отец!

Блэкторн смотрел на нее без всякого выражения. Мысли у него в голове вдруг начали метаться и кружиться, как осенние листья на ветру, и он почувствовал, что, пока они не улягутся, он не сможет сдвинуться с места и не выдавит из себя ни звука. Вот опустился на землю один листок, за ним второй, третий. Он думал о матери. Какие странные у нее были отношения с сэром Перраном… Этот человек отравил ему все детские годы, и все же… Взгляд Эдварда остановился на побелевшем лице его дяди – отца? Неожиданно он сам себе показался его отражением.

– Я не верю, – наконец ответил он Джулии. – Леди Тревонанс и леди Каупер попросту сплетничали… или твоя сестра превратно их поняла.

«Не может быть!» – стучало у него в висках.

– Посмотри на себя, – возразила Джулия. – У тебя его сложение, его осанка… его нрав, в конце концов! Ты его сын.

– Все это может быть и у племянника, – холодно ответил он. – И я не намерен верить на слово всем любительницам посудачить о чужих делах. – С этими словами он отвернулся от нее и размашисто зашагал к карете. Но, видимо, листья все еще метались по ветру, и мысли никак не могли улечься в его голове. От гнева он начал задыхаться. Перед его глазами опять встала мама, ее лицо и ее слезы. Боже, неужели это правда?!

Неожиданно для самого себя он резко развернулся и бросился к тому месту, где стоял сэр Перран. Отшвырнув в сторону пистолет, он нанес ему мощный удар кулаком в челюсть, отчего баронет отлетел на несколько шагов назад и чуть не сбил с ног мистера Локсхора.

В первую секунду сэр Перран осел на землю, но тут же начал подниматься, прижимая ладонь к щеке и свирепо глядя на обидчика. Пока Локсхор помогал ему встать, лорд Эрнекотт попытался схватить Блэкторна за руки, чтобы оградить баронета от нового нападения, но это ему не удалось: Блэкторн вырвался и опять бросился вперед. Однако на этот раз мистер Локсхор оказался проворнее и быстро оттолкнул сэра Перрана в сторону.

– Да он с ума сошел! – воскликнул баронет.

Эдвард пытался овладеть собою, но ярость вскипала и бурлила в нем.

– Так как же, дядя, может, вы и правда мне не дядя, а отец, а? Ну же, я хочу слышать, что вы мне на это скажете!.. – Его голос, отраженный от клубов тумана, возвращался к нему гулким эхом. Загребая сапогами листву, он изворачивался и старался вырваться из чьих-то цепких рук. Он хотел сейчас только одного: убить сэра Перрана. – Интересно, она и вправду выбрала вашего брата или вы попросту отказались на ней жениться? Что вы с нею сделали?

– Что ты несешь? – растирая челюсть, процедил сэр Перран.

– Нет, вы вспомните! – кричал Блэкторн. – Не сочтите за труд, вспомните, что было двадцать восемь лет назад? Что вы сделали тогда с моей матерью?

– Я не желаю больше этого слышать!.. – Сэр Перран отвел взгляд, но прошлое уже захлестнуло его. Отстранив мистера Локсхора, он неверными шагами направился к своей карете. Ему было нехорошо, не дойдя до кареты, он покачнулся и припал щекой к теплому лошадиному боку; по лошадиной шкуре пробежала дрожь. Он не хотел ничего вспоминать, но проклятые картины из прошлого уже стояли у него перед глазами: лицо Софии и то, как он признавался ей в любви, как ласкал ее, как терял рассудок от страсти, как не слышал ее криков… О Боже, это все правда! Все – правда!

После этого и родился Эдвард.

Значит, у него был сын от Софии Кеттеринг, а он даже не знал этого.

На миг в его сердце вспыхнула слабая искра надежды. Конечно же, Эдвард – его сын! София десятки раз намекала ему, но он не слышал – не хотел слышать. Он просто не хотел знать правды!..

Вот только в чем она, эта правда?

Искра погасла.

Правда состояла в том, что он опять остался в дураках, – и это было просто и грубо, как жесткие гнедые шерстинки, коловшие сейчас его щеку. Он дал Софии свое семя, и она зачала сына, но тут же ушла и забрала этого сына с собой.

Правда состояла в том, что Эдвард Блэкторн – его сын – был ему теперь не роднее Стивена или Джорджа.

Неожиданно тоска вместе с дурнотой прошла, и его охватило совершенное равнодушие.

В чем бы она ни состояла, эта правда, сына у него не было.

Он расправил плечи и обернулся. Все смотрели на него: смотрел врач, который сидел наготове в карете Тревонанса; смотрел маркиз, обнимавший Джулию за плечи; смотрели его секунданты; смотрел Эдвард Блэкторн – он уже вернулся к месту поединка и, судя по всему, почти успокоился. Губы сэра Перрана скривила едва заметная усмешка: интересно, на что Джулия рассчитывала, так некстати преподнося им обоим свою запоздалую новость?

Он медленно подошел к своим секундантам.

– Где мой пистолет? – спросил он. – Я, кажется, его уронил.

– Оба пистолета у меня. – Между бровями лорда Эрнекотта обозначилась глубокая складка. – Их надо проверить и перезарядить. Но… сэр Перран, я надеюсь, вы не собираетесь стреляться? В конце концов, если…

– Согласитесь, что майор Блэкторн – сын, племянник или кем бы он там мне ни приходился – нанес мне глубочайшее оскорбление, и, если только он сам не отказывается от поединка, я намерен продолжать.

Блэкторн молча поклонился и, отойдя к карете маркиза, стал ждать, когда перезарядят пистолеты.

Сэр Перран окинул его равнодушным взглядом. Мольбы Джулии и то, что через несколько минут он мог лишиться родного сына, – ничто больше не трогало его. Так будет лучше, думал он. Право, гораздо лучше. Один меткий выстрел оплатит все его счета. Ему вспомнился четвертый виконт Делабоул, отобравший у него карьер, и измена Софии. Очень скоро у нее – точно так же, как у его брата, – не останется потомков на этом свете.

Теперь он был вполне спокоен. Мистер Локсхор передал ему заряженный пистолет. Держа его дулом вверх, он подошел к Блэкторну и встал к нему спиной, потом, прихрамывая, как всегда, двинулся вперед. Секунданты вслух считали шаги: восемь, девять, десять. Он обернулся.

Блэкторн навел на него пистолет. Их разделяли какие-то двадцать футов, и это расстояние, как и время, оставшееся до выстрела, казалось баронету смехотворно малым. Его глаза встретились с пылающим взором Эдварда.

Неожиданно его племянник, или сын, моргнул – раз, другой, – и в тот же миг с ним начало происходить что-то странное. Его гнев, минуту назад почти зримый, стал вдруг развеиваться на глазах. Очень медленно он поднял руку высоко над головой и выстрелил вверх.

Сэр Перран довольно улыбнулся. Итак, Блэкторн сделал свой выбор, и его пуля исчезла в утреннем тумане. Опустив руку с пистолетом, он ждал.

– Слава Богу, – выдохнула Джулия.

– Так, сынок! – воскликнул Тревонанс. – Только так!

Но ни поступок сына, ни возгласы маркиза не смягчили сердце сэра Перрана: оно билось в его груди спокойно и размеренно. Он навел пистолет. Этой минуты он ждал всю жизнь. Он ненавидел Эдварда Блэкторна всегда, хотя и не знал прежде, почему. Теперь он знал.

Его палец лег на спусковой крючок.

Сын.

Нет, он не может убить своего сына!

Он быстро поднял пистолет дулом кверху – но опоздал на долю секунды. Раздался выстрел, его сын дернулся и ничком упал на землю. Глазам сэра Перрана вдруг стало горячо. Откуда-то, как издалека, он услышал крик Джулии, уже бежавшей к Эдварду. Вот над недвижным телом склонился врач со своим чемоданчиком. Форейтор маркиза, по приказу хозяина, уже разворачивал лошадей и выезжал на дорогу.

Мистер Локсхор взял сэра Перрана под руку и повел к его карете. Баронет послушно шел рядом, спотыкаясь и глядя перед собой невидящими глазами.

– Думаю, нам придется вернуться в Англию, – сказал лорд Эрнекотт, помогая ему сесть в карету.

– Да-да, – ответил сэр Перран. – Вернуться в Англию.

Он чувствовал себя разбитым несчастным стариком.