9 «…самое важное…»

Ни на солнце, ни на смерть нельзя смотреть в упор.

Франсуа де Ларушфако.

Наташа спала, но не видела снов. Она так нервничала, что уснула прямо в палате Сэта. После его звонка, она несколько раз звонила на тот номер, пока ей не ответил Илья. Он не хотел ей говорить, но она так настаивала, да и слова Сэта сыграли свою роль. Он поддался, и вот теперь Наташа здесь у кровати того, кого совсем не понимала. Она сжимала его руку и спала, ведь сил уже не осталось. Она здесь уже второй день, а никаких изменений нет, будто Этот человек был уже обречен. Пусть она спала, пусть даже не видела снов, но в ее мыслях снова и снова возрождались и умирали воспоминания о ее друге детства Алексее и о том, кем он стал, но все это вдруг рухнуло, ведь ее вампирское чутье предупреждало о чем-то опасном. Она открыла глаза и посмотрела на Сэта. Он открыл глаза и смотрел на нее. Его левая рука ловко сняла маску.

― Сэт, что ты…

Он так посмотрел на нее, что она не смогла закончить свой вопрос.

― Я сейчас кого-нибудь позову.

Она хотела уйти, но он сжал ее руку так крепко, что она не смогла сдвинуться с места. Когда она посмотрела на него, он просто покачал головой, будто уговаривая ее не уходить. Наташа просто подчинилась и села рядом, хоть и понимала, что это не очень правильно. Сэт закрыл глаза и, сжимая ее руку, жадно глотал воздух.

― Надо позвать Максимуса…

― Нет, — прошептал Сэт, открывая глаза. — Потом, а просто хочу побыть с тобой.

― Но…

― Потом! Я ведь так и не успел тебе сказать самое важное…

― У тебя будет еще время, пусти, я позову кого-нибудь из врачей…

― Наташа, не спорь, пожалуйста. Мне слишком тяжело с тобой спорить…

Она покорно улыбнулась, понимая, что все ее слова просто бесполезны. Он был очень бледен, а на лбу выступали крупные капли пота. Ему было больно, но он был уверен, что это не так важно, как то, что он хотел сказать.

― Я, правда, люблю тебя, поэтому прошу дать мне шанс. Я знаю, что у тебя есть молодой человек и знаю, что он, наверняка, хороший, но позволь мне стать тебе хотя бы другом, позволь мне доказать, что я не такой плохой, каким кажусь на первый взгляд. Мне всегда было плевать, что думают обо мне окружающие, меня абсолютно не интересовало чужое мнение, но мне совсем не все равно, что думаешь обо мне ты! Именно поэтому я прошу у тебя: дай мне шанс.

― Признаюсь, мне страшно, ведь я совсем не знаю тебя нового, но… я тоже хочу быть частью твоей жизни, ведь ты не чужой, — ответила Наташа.

Ей было страшно. С одной стороны она боялась перемен в своей жизни с другой, она боялась того, кто так сильно сжимал руку, ведь ненависть к нему все еще теплилась в ее сердце. Она хотела его простить. Она хотела его понять, но больше всего на свете она боялась обмануться и довериться тому, кто обманет ее…

― Ты все еще ненавидишь меня. Я знаю. Я, правда, понимаю, но не буду просить прощения, ведь это ничего не изменит.

Наташа что было сил, сжала его руку.

― Я всегда любил тебя. С самого детства, когда все шутили про нас, как про пару, — говорил он, вновь закрыв глаза, — я любил тебя, и с каждым годом это чувство становилось все сильней и сильней. Никого и никогда я не смогу полюбить так, как тебя, но я тоже боюсь, что так и не смогу быть достойным тебя, ведь за эти годы, пока ты хорошела, я превращался во что-то совсем чуждое тому Леше, которого ты приняла.

Наташа улыбнулась и, склонившись над ним, нежно коснулась его дрожащих губ. Его горячие губы обжигали, а ее казались ему прохладно живительными, но внезапно он оттолкнул ее.

― Зови, — шепнул он.

Глаза по-прежнему были едва приоткрыты, а вот пальцы разомкнулись. Он отпустил ее.

Наташа медленно встала и неуверенно пошла к двери.

Красный отблеск озарил всю комнату. Наташа обернулась. В едином порыве все приборы в палате, зажгли свои красные лампы, крича о чем-то ужасном. Она замерла, глядя на эти алые отблески в едва приоткрытых голубых глазах…

― Выйди! — велел чей-то голос.

Кто-то вывел ее из палаты, а кто-то другой остался там, но она уже ничего не замечала. По ее щекам катились слезы. Она уже поняла, что произошло…


Илья сидел с Ларой в своем кабинете и мирно беседовал.

― Вот здесь я и живу, — сказал тихо Илья.

― Ты уверен, что у тебя все хорошо? — спросила несмело женщина.

Илья тяжело вздохнул и, откинувшись на спинку рабочего кресла, прошептал:

― Не смотри на меня так. Я все прекрасно понимаю и конечно волнуюсь.

― Тогда почему ты не с ним рядом?

Илья отвел глаза в сторону и тяжело вздохнул.

― Понимаешь, я просто не могу быть там. Он может очнуться в любой момент, но…

― Ты боишься?

Илья кивнул.

― Поэтому ты и должен быть там, разве нет?!

Илья молча смотрел на сестру жалобными измученными глазами.

― Ты же не хочешь, что бы он умер?

― Нет, конечно, но если это произойдет, я не хочу быть рядом!

Илья ударил кулаком по столу.

― Но почему?

Илья тяжело вздохнул.

― Он думает, что обязан мне. Я постоянно убеждаю его в обратном, но это не помогает. Он уверен, что обязан вернуть мне долг и если он вдруг начнет умирать до того, как его вернет, то…

― Тем более ты должен быть с ним. Если ты так много для него значишь, то…

― Три года назад я пообещал ему, что не буду сидеть над ним, пока он будет лежать в больнице. Он заставил меня ему пообещать, что я не буду просиживать там сутками, а просто буду заезжать время от времени…

― Он…

― Да, он сам так решил.

― Но почему? Что он пытается доказать?

― Это просто протест против нелепых самопожертвований. Он считает, что живя для себя можно сделать больше, чем живя для кого-то. Это и является основной причиной…

У Ильи зазвенел мобильный. Он вздрогнул зная, кто звонит и понимая, что этот человек не станет звонить просто так!


― Прекрати, ты должен вернуться.

― Нет, я не хочу!

― Ализиз!

― Нет! Нет и нет! И не спорь со мной!

Она тяжело вздохнула.

― Это же не ради меня, понимаешь ты это или нет? Это нужно тебя самому, ведь это твой кровный долг!

― Ты сама захотела занять мое место, поэтому не жалуйся, сестренка!

― Ализиз!

― Лаванда! (а в этих словах, кажется, скользнул сарказм)

― Пожалуйста!

― Нет!


Сэт открыл глаза. Его тело казалось ватным, все ныло будто его сильно избили, но он знал, что это просто побочный эффект реанимации.

― Тебе очень больно? — спросил Максимус без лишних предисловий.

― Если предлагаешь обезболить, то я «за».

― Хорошо, — шепнул Максимус и сам взялся за наполнение шприца.

― Я не буду у тебя опять все спрашивать, ты ведь и так помнишь, что мне нужно знать, — сказал он.

Сэт кивнул и тут же скривился от боли.

― Голова болит, тошнит, слабость, боль в груди, — перечислял Сэт с закрытыми глазами, пытаясь прислушаться к собственному телу. — Пальцы ног и рук шевелятся. Я в норме!

Сэт открыл глаза и посмотрел на друга.

Хирург тяжело вздохнул и ввел через капельницу морфин.

― Спасибо, — прошептал Сэт, зная, что скоро вся боль стихнет.

Максимус долго смотрел на него, а затем сказал.

― Что ты себе думаешь? Эта пятая клиническая смерть!

Сэт закрыл глаза.

― Я боюсь, что когда-нибудь твое сердце не отзовется на мои старания.

― Прости.

― Причем здесь «прости»? Я просто прошу тебя быть осторожнее. Ты ведь совсем безрассуден, поэтому что-то постоянно происходит.

Сэт закрыл глаза, а потом несмело прошептал:

― Что было со мной?

Максимус растерянно посмотрел на друга, этот вопрос он слышал впервые от Сэта за долгие годы практики и совсем не знал, что именно он должен ответить.

― Что со мной произошло? — спросил Сэт настойчивей.

Он открыл глаза и смотрел другу прямо в лицо, не давая возможности спрятаться от взгляда.

― Твоя опухоль увеличилась и вызвала кому, — прошептал тихо врач, — затем…

― Не то! Совсем не то! Что было потом?

― Ты пришел в себя.

― Еще позже!!!

― У тебя остановилось сердце, — испуганно ответил Максимус.

― И все? — настороженно ответил Сэт, будто от него пытались что-то скрыть.

― Все.

― И ты мне не врешь?!

― Нет, конечно. Зачем мне это?

Сэт закрыл глаза и попытался расслабиться, будто отгонял от себя что-то.

― Почему ты спрашиваешь?

― Просто… Долго я был мертв?

― Почти три минуты, но это не должно было… Сэт, что произошло?

― Нет, не важно, это наверно из-за комы…

― Что не важно!?! Отвечай немедленно!

Максимус схватил друга за больничную майку и тряханул что было сил, не церемонясь с ним ни на мгновение.

― Ты должен мне все говорить! Ты же это знаешь!

― Ага, — прошептал Сэт, — но я не уверен, что что-то произошло. Просто мне кажется что я забыл что-то важное…

― Что именно ты чувствуешь? — спросил врач, присев на постель пациента.

― Я помню, как говорил с Наташей, помню как начал отключаться, а потом…

― Что потом?

― Я был не здесь. Я был в другом месте, я сделал что-то важное там, но… Я не могу вспомнить.

― А потом ты очнулся?

Сэт кивнул.

― Расслабься, — прошептал Максимус, — скорее всего твой мозг просто выдавал тебе галлюцинацию из-за нехватки кислорода.

― Я был без сознания, какая галлюцинация?! Ты что издеваешься!?

― Извини, — прошептал врач, — но и ты меня пойми, твой мозг, как сломавшийся процессор у компьютера, он постоянно делает ошибки, и это вполне могла быть одной из них, понимаешь?

Сэт кивнул.

― Я сразу так и подумал, но мне почему-то кажется, что это безумно важно, будто я совершил преступление, будто разрушил что-то важное в своей жизни, будто отверг что-то более значимое, чем мне казалось.

― Сэт…

― Я понял, — шепнул он обреченно. — Это просто временное помешательство. Я не буду о нем думать, и все наверняка пройдет.

― Ты уверен, что тебе не нужна помощь психиатра или хотя бы психолога?

― Ты не веришь мне?

― Верю, но…

― Ты не веришь в меня?

― Перестань спрашивать такие глупости!

― Тогда просто расслабься, если что я скажу. У меня ведь никогда не было от тебя секретов и в этот раз я ничего не стану скрывать. Давай просто подождем.

― Но ведь такого раньше не было.

― Все когда-то бывает впервые. Я думаю, это пройдет, а если нет, то я обязательно тебе скажу. Все со мной хорошо, только спать хочется.

Максимус встал.

― Хорошо, я поверю тебе на слово, но мне все же надо проверить твои рефлексы, а потом отчитаться Илье Николаевичу.

Сэт тяжело вздохнул.


Илья вошел в кабинет Фина без стука и вежливостей. Им обоим это было не нужно, ведь для них обоих жизнь Сэта была важнее церемоний.

― Какого его состояние? — спросил Вересов, едва закрыв за собой дверь.

― Он вышел из комы, но у него остановилось сердце, к счастью я успел вовремя. Сейчас он в сознании и я…

― Только не говори, что он умрет!

― Нет, в данном его состоянии это мало вероятно. Он наоборот выздоравливает, — шептал тихо Максимус.

― Тогда почему ты так подавлен? — спросил Илья, садясь напротив врача. — Что тебя так тревожит? Если он выздоравливает, то ему лучше, что тогда не так?

Максимус тяжело вздохнул.

― Опухоль уменьшилось, сердечный ритм нормализовался, но я так и не понял, что вызвало рецидив и что нормализовало его состояние. Он просто умер и воскрес, будто перезагрузился, вот так вот просто, нажал на кнопку и перезагрузился!

― Но это же хорошо!

― Да, просто я боюсь, что его состояние может так же быстро ухудшиться.

― Просто не думай об этом. Мы будем бдительны.

Мгновение они, молча, смотрели друг другу в глаза, а потом Максимус несмело улыбнулся, будто боялся этой улыбки.

― К нему может вернуться зрение? — спросил Илья, помня, как это важно для Сэта.

― Возможно, — прошептал Максимус. — Однако этого может и не произойти, поэтому не стоит его обнадеживать. Он думает, что это не возможно, поэтому не сильно расстроиться, если этого не произойдет, а если это случиться, он будет самым счастливым.

Максимус стих. Илья внимательно посмотрел на его озадаченное выражение лица и уверенно спросил:

― Что ты не договариваешь?

Максимус посмотрел на Вересова, как на палача.

― Что еще произошло?

― Он сказал, что в тот момент, когда его сердце остановилось, он оказался в другом месте и сделал там что-то очень важное, но не может вспомнить что.

― Это какая-то патология?

― Вроде нет, — неуверенно сказал Максимус.

― Формально он был мертв, поэтому… Он мог оказаться в Шамболе.

― Теоретически, да, но мне так неспокойно… просто он был так взволнован, говоря об этом, что… Если он и правда был там, это может быть хуже, чем патология.

― Почему?

― Он был среди мертвых, кто знает, кого он мог там встретить.

В глазах Ильи возник ужас.

― Есть много мертвецов, способных вывернуть его разум наизнанку.

Илья задумчиво молчал.

― Он обещал мне все рассказать, если что-нибудь измениться.

― Мне страшно…

― Мне тоже… но… Илья Николаевич, скажите, как много можно говорить Наташе?

― Наташе? Не знаю.

― Она нам друг или враг?

― Она белый маг, но Сэт любит ее, поэтому я даже не знаю, поступай так, как решит Сэт.

Илья встал.

― Я могу к нему зайти?

― Да, конечно.

Илья почти ушел, но у двери остановился.

― Мне плевать, что говорить Наташе. Это абсолютно не важно, я только хочу что бы он жил, причем жил так, как хочет сам, — говорил он, не оборачиваясь. — Мне не важно, какое решение он примет, я знаю, что он будет прав. Я бы все отдал, чтобы это прекратить, но снова и снова это происходит. Его тело, будто пытается убить его как паразита, но почему?

Илья обернулся.

― Почему все это происходит именно с ним?

― Он родился таким.

― Не правда! У него от рождения был порок сердца и все! Потом отец, потом Шпилев и как итог слепота! Все вроде увязалось, но где здесь магия и опухоль? Зачем ему это?

― Почему вы спрашиваете меня? Я ведь не давал ему этой силы.

― Ты веришь, что нам дается только то, что необходимо для выполнения главной цели всей нашей жизни?

― Это вполне возможно.

― Тогда может ли быть так, что это все из-за меня?

― Из-за вас? Как это из-за вас?

― Он хочет видеть меня королем. Он стал черным магом из-за меня. Он получил особую метку, с ней он верный слуга дьявола и его долг быть моей правой рукой во время правления, но это же не та миссия, которую может вынести человек!

― Почему вы заговорили об этом?

― Это ведь, самое важное для меня. Он единственное, что у меня есть, он мой сын!

― Не вините себя, в этом нет вашей вины, ведь не вы дали ему эту силу, а судьба.

Илья замолк, опустив голову, он все еще не знал, что правда, а что нет.

― Мне постоянно сниться Мария, — шепнул он несмело.

― Мария Карлова?

― Да, и она проклинает меня в этих снах.

Илья вышел, понимая, что сказал слишком много.

― Самое важное, — прошептал задумчиво Максимус. — Жаль, но мы ведь не всегда можем защитить это «важное»…


Наташа несмело шагнула в палату к Сэту. Он спокойно лежал с закрытыми глазами, будто спал, но стоило Наташе приблизиться, и он не спеша поднял тяжелые веки и посмотрел на возлюбленную.

― Ты встревожена? — шепнул он виновато, понимая, что все волнения девушки только из-за него.

― Ничего, — прошептала Наташа, присев на краюшек кровати.

Она улыбнулась. Он смотрел на нее заворожено, а потом несмело коснулся ее щеке, будто пытался убедится, что она не исчезнет.

― Интересно, какая ты теперь, когда волнуешься?

― Что!? — испуганно воскликнула девушка, отстранившись. — О чем ты?!

― Какой ты стала? — прошептал Сэт, нежно касаясь руки собеседницы. — Я помню тебя маленькой девочкой с двумя черными косичками и большими красными глазами. Когда ты волновалась, то часто теребила кончик крыла, если смущалась — у тебя краснели мочки ушей, а если ты злилась, то зрачки расширялись и глаза, казалось, чернели. Я видел много твоих съемок и фотографий, но ты не выказывала там много эмоций, поэтому я больше не знаю, какая ты в гневе или волнении.

― Сэт, ты что?! Я же сижу перед тобой!

Сэт закрыл глаза и улыбнулся, будто вспомнил очевидную истину.

― Извини, ты ведь не знаешь…

― Чего я не знаю?!

Сэт открыл глаза и, глядя на алый силуэт, произнес.

― Это тайна, которую мы не разглашали, но я ослеп лет семь назад.

― Нет! Как…? Почему? — простонала девушка.

Сэт закрыл глаза.

― Как? Травмы. Опухоль. там много чего было…

― Но…

― Я вижу тебя и окружающий мир, — произнес Сэт открыв глаза. — Я — Клиб. Я больше не вижу мир так, как видишь его ты, но я могу различать энергии, температуры. Я с легкостью ориентируюсь по силе и направлению воздуха. С тех пор, как я стал таким, у меня стали проявляться способности, ведь мои глаза отныне кожа и уши.

Он улыбнулся.

― Это не страшно, — прошептал он, — ведь я могу жить дальше.

― То есть нормально…

― Ну, это конечно не нормально, но вполне самостоятельно.

Сэт искренне улыбнулся, сжимая ее руку.

― Ты не изменился, — прошептала девушка грустно улыбаясь. — Такой же гордый, самостоятельный и не покорный судьбе. А мне все говорили, что жизнь таких ломает.

― Ломать то она ломает, но сломать не может, по крайней мере — пока.

― Ты не представляешь, как я испугалась, когда у тебя остановилось сердце! — воскликнула девушка, прижав к груди его руку.

На глаза у нее наворачивались слезы, но она не хотела плакать, пусть даже это слезы счастья.

― Зря, — прошептал Сэт. — Я не умею умирать!

― В смысле?

― Умирать надо со смыслом, а так… так я никогда не умру, лучше жить!

― Все-таки ты — это ты и ничего тебя не изменит. Ты мне уже говорил, что если умирать, то с честью, если жить, то с удовольствием, а если играть, то…

― То с азартом, — закончил Сэт за нее. — Я помню, но теперь я бы внес одну поправку. Жить надо не с удовольствием, а не о чем не жалея и борясь до конца.

― Значит, жизнь не была к тебе благосклонна?

― Конечно не была, но… Знаешь, может я пережил многое, зато не о чем не жалею. Я сделал все, что должен был сделать. Я сделал все, что хотел, пусть даже ценой своего здоровья…

― Бедный…

― Бедный? Я богатый! — улыбаясь, заявил Сэт. — Мне принадлежит 20 % акций «Черной кошки», мне проценты капают каждую минуту, и вообще я неплохо зарабатываю переводами, да к тому же у меня своя трехкомнатная квартира в очень хорошем, престижном районе.

― Кстати про квартиру! — воскликнула Наташа. — Ты тогда убежал, а я осталась там и знаешь…

― Что?

― Это ужасное место… там так много крови…

― Я знаю, там ведь и моя кровь тоже, — прошептал Сэт, отводя глаза.

― Извини…

― Ничего, так что ты хотела сказать?

― Я навела там порядок и принесла тебе ключи.

― Кинь их на тумбочку, — шепнул Сэт, закрывая глаза.

― Мне наверно не стоило заводить этот разговор…

― Нет! Ты права.

Наташа вздрогнула, на нее смотрели два бледных голубых глаза, как иллюзия, два спокойных голубых глаза, без боли, печали и тоски…

― Ты ведь все еще не знаешь, что тогда произошло, — прошептал Сэт.

Наташа кивнула.

― Я вернулся от вас, но домой пошел не сразу, все ждал, когда свет в наших окнах погаснет, что бы ни видеть его хотя бы в свой день рождения… Но он все горел. Я вошел домой только около полуночи.

Голос Сэта вздрогнул.

― Леша, если тебе тяжело, можешь не говорить.

― Это важно, — бросил Сэт и тяжело вздохнув продолжил. — Он еще не спал…

― Он опять избил тебя? — спросила Наташа, хотя уже знала ответ.

― Да, но это было бы ничем, если бы я не начал сопротивляться. Я сам не понял, как и почему, но я схватил кухонный нож и… Я убил своего отца.

В глазах Наташи возник ужас.

― Но почему ты не пришел к нам, отец ведь хорошо к тебе относился и принял бы тебя, защитил.

― В тот миг мне стало очень страшно и я побежал к вам, но… я просто потерял сознание на пол пути, а когда очнулся был в доме черного мага — Вересова Ильи Николаевича и память моя была чиста, как белый лист бумаги. Я помнил только страх, не зная, кого боюсь и куда хочу убежать. Я не пришел к тебе только по тому, что не помнил ни тебя, ни твоего отца, ни даже свое преступление, а когда память вернулась, я был уже черным магом и не мог так просто вернуться. Да и Илья Николаевич стал для меня очень дорогим и важным человеком. Он усыновил меня, и я действительно стал воспринимать его как отца. Я не мог просто взять и уйти.

В палату вошел Вересов.

― Надеюсь, я вам не помешал?

― Нет, конечно, — сказал Сэт спокойно. — Вы никогда не сможете помешать. Вспомнишь беса, сразу придет искушать, — сказал он Наташе, улыбаясь.

― Ну, вот теперь я еще и бес, — обиделся Илья Николаевич.

― Да, ладно вам, я же не в серьез.

Сэт отпустил Наташину руку и не спеша сел. Наташа не успела его остановить, а Вересов, даже не пытался.

― Наташа, знаешь, — начал Сэт несмело, — я тебе доверяю, но все же… ты не могла бы оставить нас на пару минут.

― Хорошо, — сказала девушка и вышла, недовольно взглянув на Вересова.

Илья проводил ее взглядом, но ничего не сказал.

― У вас все нормально? — спросил он у сына, когда за девушкой закрылась дверь.

― Ну, пока что не очень… просто сложно перестроиться и привыкнуть, к тому же она так нежна и приветлива…

― Но разве ты не этого хотел?

― Я-то хотел, но…

― Что тогда не так? — спросил Илья, пытаясь заглянуть в глаза молодого мага, склонившего голову.

― Просто еще совсем недавно она меня ненавидела и хотела убить.

― От любви до ненависти один шаг.

― Любовь, рожденная из ненависти и детской привязанности? Разве это любовь?

― Любовь — не подчиняется правилам. Она просто существует так, как угодно, исчезнет когда угодно и родиться из чего угодно, или вообще из ничего. У вас одно прошлое на двоих, разве этого мало?

― Ну, да.

― Просто подожди, у вас все наверняка сложиться.

― Она встречается с вашим племянником.

― Ну и что?

― Как что?! Они же пара и я со своей любовью влажу в отношения пары, благополучие которой должно для вас что-то значить.

― Сэт, от любви еще никто не умирал. Если Володя потеряет ее, то грош цена их отношениям, а значит, ему нужна совсем не Наташа. К тому же мне будет еще тяжелее смотреть, как ты будешь душить это чувство в собственном сердце.

Сэт молчал.

― Может это конечно и важно, — продолжал Илья, — но, сколько бы ты об этом не думал, ничего не измениться, просто не думай, а люби, люби, не задавая никаких вопросов. Ведь ты любишь ее!

― Люблю…

― А она готова простить тебя, просто не думай, а люби ее и она услышит твои чувства.

Сэт кивнул.

― Вот и славненько. Теперь скажи, как ты? И что тебе привезти?

― Я нормально, — сообщил Сэт, уже веселее. — И везти мне ничего не надо, я скоро домой вернусь, ведь со мной уже все хорошо, полежу до утра и буду уговаривать Максимуса выпустить меня.

― Думаешь, он согласиться?

― Думаю, у него нет выбора! Я просто не хочу сидеть здесь.

― Сэт, а зачем ты выпроводил Наташу?

― Есть серьезная проблема.

― Проблема?!

― Я должен был связаться с Вэлдорвилом по поводу заказа, но…

― Боги! — воскликнул Илья. — И что теперь будет?

― Вообще ничего страшного, просто он не заплатит мне, да и вряд ли будет со мной сотрудничать в дальнейшем. Я просто хочу ему позвонить, а Максимус как всегда забрал у меня телефон.

Илья грустно улыбнулся и дал ученику свой мобильный.

― Спасибо, — бросил Сэт, набирая номер советника короля Тьмы.

― Объявился, — донеслось из трубки.

― Здравствуйте господин Вэлдорвил.

― Ты где пропадал все это время? Все сроки уже вышли!

― Извините, возникли непредсказуемые трудности.

― Трудности! И какая же трудность могла помешать тебе позвонить советнику короля?! Я разговаривал с тобой в субботу, и ты обещал, что позвонишь в понедельник, ты хоть знаешь какой сегодня день недели?!

Сэт посмотрел на Илью, ожидая подсказки. Вересов понял, что про дату Сэт, как всегда забыл спросить и показал ученику три пальца.

― Конечно, знаю, среда, — спокойно ответил Сэт.

― И ты думаешь меня это устроит? Я требую объяснений и выполненную работу срочно!

― За рукописью я приеду завтра, а насчет объяснений… можно я оставлю свои причины при себе?

― Ты вообще понимаешь с кем говоришь?

― Разумеется, но мне не хотелось бы обсуждать свои проблемы.

― И тебе не страшно?

― Это не имеет никакого отношения к делу.

― Сэт, ты в больнице?

― Ээ…

― Тогда ясно, можешь не спешить ко мне из-за заказа, но предупреждай как-нибудь или проси кого-нибудь, это совсем не дело так пропадать.

― Благодарю.

― И еще в следующий раз не занимайся ерундой, а прямо скажи, что ты в больнице!

― Простите, а как вы вообще догадались?

― Есть тайны от короля, но не тайн от его советника. Уж извини, но я знаю все и про голову и про зрение, поэтому для меня ничуть не странно, что ты мог свалиться.

― Я не знал, думаю такого больше не повториться.

― Было бы замечательно. Позвони, когда сможешь приехать и передай привет Дьяволу.

― Илье Николаевичу?

― Ну, да ты же с его телефона звонишь.

― А ну да.

― Приходи, когда полностью оклемаешься, договорились?

― Как пожелаете, господин Вэлдорвил.

― Вот и славно, до встречи.

― Досвиданья.

Сэт отдал Илья мобильный.

― Я в шоке, — прошептал он.

― Я если честно тоже… даже не думал, что он серый кардинал.

― По-моему все глобальней, он ваш сторонник.

― Да, ну, глупость какая!


Илья только закрыл дверь палаты, а перед ним уже выросла злая Наташа Шпилева.

― Что? — спросил он у нее, понимая, что сейчас начнется что-то совсем не приятное.

― Зачем вы приходили?

― Как «зачем»? Он же мой приемный сын, родной человек.

― Только когда он лежал в коме, вас это не волновало, и вы, ни пойми где, пропадали!

― Вы, кажется, забываетесь.

― Ничего я не забываюсь! Он, так к вам относится, а вам плевать!

― С чего ты взяла, что мне плевать?

― А разве вы хоть раз пришли к нему, разве были с ним?

― А без этого любить нельзя? — сурово спросил Илья.

― Если кто-то тебе дорог, то ты должен быть с ним, когда ему плохо!

― А это ему нужно?

― Конечно! Это же…

― Ты у него спрашивала?

Наташа замерла.

― Вижу, что нет. Я не приходил не потому, что мне плевать, а потому, что он просил меня об этом. Это было его желание, основанное на его взглядах и мироощущении. Это и есть моя любовь! Я звонил каждый час, а ты… Я просто хочу, что бы он поскорее поправился.

― Но ведь…

― Прекратите, — шепнул Сэт, открывая дверь. — Вас слышно на всю больницу.

Он вышел в коридор и, пошатнувшись, чуть не упал, но уверенная рука Вересова, удержала его на ногах.

― Благодарю… Наташа, не стоит так говорить, Илья Николаевич и правда не приходил потому, что я просил его об этом. Ведь это не первый раз, когда я здесь, а если срываться всегда, когда мне будет плохо, то…

― Тоесть и мне не надо было сидеть с тобой?!

― Ты была не обязана, но я рад был увидеть тебя…

Илья обиженно сдвинул брови, но промолчал.

― Ты просто издеваешься! — воскликнула Наташа.

― Нет, я…

― Хватит, — вмешался Илья. — Что за глупые ссоры? Какая разница кто с кем был и что думал, главное, что Сэт снова с нами, а значит все еще можно изменить, разве не это самое важное?

Сэт улыбнулся, а Наташа гордо заявила.

― Ладно, сделаю вид, что меня все устраивает, а потом все по-своему сделаю!

Илья примирительно улыбнулся.

Загрузка...