Полночь в Париже

17

Гостиница, выбранная Джеком, стояла на пригорке, откуда открывался вид на извилистую линию побережья. Гуляющие на лужайке под окнами гуси и утки придавали дополнительное очарование этому деревенскому домику с оштукатуренными стенами и остроконечной черепичной крышей.

Хозяин вышел встречать их в сопровождении громадного черного Лабрадора, неторопливо трусившего рядом.

— Не обращайте внимания на собаку, она добрая.

Мужчина взял сумку Джека и повел их в крохотный холл с низким побеленным потолком. Старинный кирпичный камин занимал почти всю стену напротив стойки.

Джек заполнил карточку, а затем они двинулись вслед за хозяином к узенькой лестнице. Перед дверью своей комнаты Джек забрал свою сумку и протянул руку за ключом.

— Я только хотел убедиться, все ли в порядке…

— Не надо. Спасибо.

Джек пристально посмотрел мужчине в глаза, и тот, покосившись на Кендру, вручил Джеку ключ на тяжелом медном кольце.

— Конечно, месье. Я все понимаю.

— Не знаю, радоваться мне или обижаться на то, как ловко ты проворачиваешь подобные дела, — сказала Кендра.

Джек закрыл комнату на ключ и поставил сумку к стене.

— В том, что мы собираемся делать, нет ничего постыдного, Кендра. Но раз уж ты согласилась прийти, я из кожи вон вылезу, чтобы ты радовалась.

Окно, выходившее в сад, было открыто, кремовые кружевные занавески слегка колыхались от морского бриза, в комнату проникал запах чабреца и розмарина. Старинная деревянная кровать с пуховой периной была застелена кружевным покрывалом.

Кендра взглянула на Джека, стоявшего в лучах солнца. Он смотрел на нее с нежностью, но на виске у него подрагивала жилка. Она угадывала в нем такое же тревожное ожидание и такую же решимость, как в себе самой.

Совсем недавно они не знали о существовании друг друга и жили своей жизнью по разные стороны океана. Они и познакомились-то всего несколько дней назад. Но когда она смотрела на Джека, то ощущала, как он близок ей и необходим. Все прочее значения не имело. И это чувство она испытала уже тогда, когда впервые встретилась с ним в закусочной на Елисейских полях.

Это было подлинное родство тела и духа. Они оба сразу осознали это, и сердца их запылали огнем. Она понимала, что он чувствует, видела, как он желает ее, угадывала нетерпеливый порыв страсти и восхищалась его самообладанием.

Ей не нужны были слова. Она и без того знала, что он жаждет ее всем своим существом. И точно так же она жаждала его.

— Я хотела надеть самое красивое, самое дорогое белье для нашей первой близости, — тихо сказала она, делая шаг вперед.

— Ты в любом случае показала бы мне его не больше, чем на три секунды.

Он сделал шаг вперед и обнял ее.

— Я уже все приготовила, но сумка осталась на вилле. Я думала, что пока мне это не нужно.

Она прижалась к нему.

— А тебе это и не нужно. Нам нужны лишь мы сами.

Джек наклонился к ней и поцеловал ее. Губы его были такими мягкими, как никогда прежде. Очень медленно он усиливал нажим, добиваясь постепенного отклика и от нее. Она тяжело дышала, чувствуя, как с каждым ударом сердца нарастает желание.

— С тобой я могла бы заниматься любовью целыми днями, — без всякого стыда призналась она.

— Знаю. Я чувствую, как ты откликаешься, когда я целую тебя, когда прикасаюсь к тебе, и это меня дьявольски возбуждает.

В его низком сдавленном голосе явственно слышалась мужская гордость. Он вновь потянулся к ней, жадно ища губами ее рот.

— Чем сильнее ты откликаешься, тем большего отклика я хочу. Пойдем в постель. Позволь мне поухаживать за тобой.

Во рту у нее пересохло от сладостного предчувствия. Она легла на спину и привлекла его к себе, с радостью ощутив тяжесть его тела. Все в этом мужчине ей бесконечно нравилось.

Одежда ее, казалось, испарилась под его руками. Шелковая кофточка сама снялась через голову, брюки цвета камелии сползли с ног. Туфельки с мягким стуком упали на пол.

Джек чуть отстранился, глядя на кружевной лифчик и трусики — единственное, что еще осталось на ней. В его пылающем взоре угадывались и страсть, и восторг.

— Это будет труднее, чем я думал, — со стоном выдохнул он.

— Нет, Джек, это будет легко… очень, очень легко.

Взяв его руку, она просунула пальцы под кружевные трусики, раздвинув ноги, чтобы он мог притронуться к плоти, ставшей благодаря ему теплой и влажной.

— Теперь ты видишь, что я готова принять тебя?

Он пробормотал что-то невнятное, хрипло и тяжело дыша.

— Кендра, я провел год в пустыне без женщины. Я провел три месяца в Париже без женщины. Я готов еще потерпеть, лишь бы не причинить тебе страдания и боли. Я жажду окунуться в твою сладость… жажду всеми силами души, всеми клеточками тела. Сможешь ли ты впустить меня с радостью? Иначе это кончится для меня мукой!

— Я не хочу, чтобы ты мучился, — шепнула она, расстегивая ему пуговицы на рубашке.

Она нежно провела руками по его груди и потянула голубую ткань вверх, к широким плечам. Он был сложен как настоящий воин. Впрочем, он и был воином — мускулистым, жилистым, сильным. Уже давно она мечтала прикоснуться к нему, и наконец это осуществилось. Поглаживая его мощный торс, она чувствовала, как в них обоих одновременно нарастает желание.

Пальцы ее нащупали ширинку брюк. Она расстегнула пуговицу и медленно повела вниз застежку молнии. Внезапно он накрыл ее руку своей.

— Кендра, я хотел доставить тебе радость и наслаждение, но сейчас я уже на пределе, — признался он.

— Тогда позволь… позволь мне поухаживать за тобой, Джек.

— Я не ослышался? Ты действительно это сказала?

Она опрокинула Джека на постель, стянула вниз брюки и коснулась обнаженного тела. Он сам пошел в ее ладони — твердый, упругий. С радостью ощущая его тяжесть, она поглаживала теплую пульсирующую плоть.

— Поцелуй меня, — умоляюще сказал Джек.

Наклонив голову, она взяла его в рот, наслаждаясь этим вкусом и этой готовностью, наслаждаясь близостью именно этого мужчины.

— Мне хорошо, мне так хорошо, милая.

— Я хочу твоей любви, Джек. Отдай мне все, что у тебя есть, — прошептала она, касаясь его языком.

Потянув трусы к лодыжкам, Кендра почувствовала, как он одним движением сбросил их вместе с брюками и ботинками. Опрокинув ее на спину, Джек стал целовать Кендру, умело проведя языком по горячим губам, горлу, груди. Пальцы его уже расстегнули ей лифчик, и он начал поочередно брать в рот ее соски, пока они не затвердели.

Она ощутила, как скользит влажный теплый рот по животу, и мягкие курчавые волоски в промежности шевельнулись под его дыханием. Он лишь дотронулся до ее трусиков, и они испарились, как все остальное.

— Для старомодной женщины у тебя потрясающе соблазнительное белье, — шепнул он, прижимаясь лицом к ее паху.

— Тебе не нравится?

— Еще как нравится! — простонал он.

Он целовал ее, осторожно продвигаясь глубже, вылизывая и слегка прихватывая мягкую плоть. Когда все тело ее затрепетало от возбуждения, он медленно повел языком вверх, раздвигая рукой ее бедра. Она почувствовала, как в нее с силой уперлась затвердевшая головка члена.

— Прими меня, Кендра. Прими… сейчас ты увидишь, как… как я люблю тебя.

Он вошел в нее, и она словно бы полетела куда-то вместе с ним… из-за этих слов, но главное — из-за головокружительного напора проникшего в самое ее существо тяжелого сильного члена. Она едва дышала от восторга. Руки его, обхватившие ее ягодицы, сжимали их при каждом толчке, при каждом продвижении вперед. Наслаждение волнами прокатывалось по ее телу — ничего подобного она никогда прежде не испытывала. Она ласкала его и замирала от счастья, слыша, как он блаженно постанывает, чувствуя, что и он уже летит вместе с ней.

— Люби меня еще, Джек. Отдай мне все.

Войдя еще глубже, он также достиг оргазма. Они надолго застыли в этой позе, сердца их бешено стучали, влажные тела блестели от пота. Он провел подбородком по ее щеке.

— Не возвращайся на виллу Буркелей, Кендра.

— В любом случае, не сейчас.

— Вообще не возвращайся. Не думаю, чтобы тебе там очень нравилось, если не считать общения с Реми. Оставайся со мной на уик-энд, а потом мы вместе поедем в Париж. Мы будем проводить все ночи, как теперь, когда же начнется мой отпуск, нашими станут и дни тоже.

Искушение было очень сильным.

— Но как быть с Реми? Он думает, что я буду с ним еще неделю.

— Я знаю, что ты привязалась к Реми, и если ты вернешься, чтобы побыть с ним еще неделю, я это пойму. Но можешь ли ты изменить хоть что-то в его отношениях с родителями, в привычках этой семьи, которые так тебя огорчают?

Она на минуту задумалась, а потом отрицательно покачала головой:

— Нет. В сущности, Лорану с Надин плевать на то, что я говорю.

— Полагаешь ли ты, что будешь встречаться с Реми после того, как уедешь? Станете ли вы переписываться с ним и поддерживать связь?

— Нет, честно говоря, я в это не особенно верю.

— Тогда подари это время мне. Ведь мы уже не расстанемся, и это так же верно, как то, что мы лежим рядом голыми. Останься со мной, Кендра. Выйди за меня замуж, — спокойно добавил он.

Она изумленно хмыкнула.

— Вечно ты шутишь.

— Я никогда не говорил так серьезно.

Он сжал ее бедрами, и она ощутила в себе мягкое шевеление обессиленного, но по-прежнему твердого члена.

— У нас с тобой все так хорошо, так правильно.

— Джек, как и любая женщина, я люблю, когда все удачно складывается с сексом, но это еще не причина для брака.

— Я вовсе не имел в виду секс. Что бы мы ни делали, у нас все получается правильно и хорошо. Я люблю тебя, Кендра. Полагаю, и ты любишь меня. Если бы мы не любили друг друга, у нас и с сексом не складывалось бы так удачно.

Кендра улыбнулась и запустила пальцы в его короткие волосы.

— Ты просто романтик, Джек.

— Ты хочешь сказать, что не любишь меня?

— Я хотела сказать, что… что очень сильно люблю тебя. Но выйти замуж… Я, право, не знаю. Мы еще так плохо знаем друг друга. Кроме того, — фыркнула она, — у меня не хватит духа признаться родителям, что я выхожу замуж за человека, с которым познакомилась…

— Не надо! — сказал он, накрыв ей рот ладонью. — Не надо с этим шутить. И не надо подсчитывать дни. Главное — это наши чувства. Что может в них изменить время?

— Время даст нам возможность понять, способны мы или нет вести совместную жизнь.

— Как ты это себе представляешь? Вот мы провели вместе целый год, изучая друг друга и занимаясь любовью, чувства наши усилились и окрепли, но тут ты заявляешь, что не можешь выйти за меня замуж, потому что я не убираю за собой зубную щетку, и вообще у меня масса дурных привычек и пристрастий, от которых ты лезешь на стену. Так?

— Когда ты говоришь, все выглядит очень просто.

— Кендра, это на самом деле просто. Когда любишь, все становится чрезвычайно простым. Неужели ты действительно веришь, что со временем мы узнаем друг о друге нечто такое, чего не знаем уже сейчас?

— Пожалуй, нет.

— Думаешь ли ты, что я убийца, вор, сексуальный маньяк или совратитель малолетних?

— Нет.

— Что у меня жена и дюжина ребятишек в Грэди, штат Оклахома?

— Нет.

— В таком случае, выходи за меня замуж, Кендра.

— Но ведь сразу возникнет столько проблем: твоя работа, моя семья, туристическое агентство, которое я хочу открыть.

— Почему бы нам не решать все эти проблемы вместе, а не поодиночке? Неужели ты предпочтешь бросить меня, а не заняться вплотную возникшей у нас проблемой?

— Джек, прекрати. Тебе бы адвокатом стать, а не морским пехотинцем.

Он усмехнулся. Багровые лучи вечернего солнца освещали его красивое худое лицо.

— Ну, адвокат не сумел бы окрутить тебя так ловко, как морской пехотинец.

— Окручиваешь ты здорово, Джек.

— Хватит вилять, Кендра. Спрашиваю тебя еще раз: ты выйдешь за меня замуж?

— Да.

Он поцеловал ее. Это был сильный, страстный, многообещающий поцелуй.

— Об остальном не беспокойся, Кендра. Мы будем делать то же, что делают все женатые люди: бороться с трудностями, уступать друг другу, поворачивать дело так, чтобы проблемы сами собой уходили.

— Ты говорил, что не хочешь иметь связь с тем, кто живет далеко от тебя. Как же ты представляешь себе брак с тем, кто живет далеко? — спросила она, в свою очередь целуя его.

— Никак не представляю. Такой брак мне просто не нужен.

Он нежно провел пальцами по ее обнаженным плечам.

— Я ведь могу уйти из морской пехоты. Мне нужно отслужить еще восемь лет, чтобы выйти в отставку офицером. Разумеется, я потеряю пенсию и положенные мне льготы, если уйду сейчас, но, возможно, я буду иметь больше, работая инженером.

— Ты же любишь морскую пехоту. Ты сам мне это сказал.

— Милая, тебя я люблю больше. Я не хочу провести ближайшие восемь лет в разлуке с тобой или, хуже того, таская тебя за собой по миру, без надежды где-то надолго обосноваться, открыть свое дело, завести детей.

При мысли о собственном ребенке она вдруг остро ощутила чувство ужаса и восторга.

— Многие военные растят детей.

— А ты этого хочешь?

— Нет. Но я подумала, что готова мириться с чем угодно эти восемь лет, если только мы большую часть времени будем вместе.

— А как быть с твоими планами открыть туристическое агентство? Для тебя это значит ничуть не меньше, чем для меня морская пехота.

— Я не обязана затевать это сейчас. Деньги можно положить в банк и подождать с моим бизнесом, пока ты не выйдешь в отставку. Мы с самого начала должны жить вместе. Это еще один способ научиться уступать друг другу.

— Может, останешься со мной в Париже по окончании своего тура?

— Пожалуй. Вполне можно повременить с агентством, — кивнула она.

— Я подумал, что здесь, в Париже, ты могла бы потихоньку раскрутить свое дело. Организовать элитные туры для «людей с положением».

— Нечто подобное тому, что было с девочками, — воскликнула Кендра, схватывая его мысль на лету.

— Именно. Не автобусная экскурсия типа той, что была у нас в Версаль, а элитные роскошные туры. Иногда и я мог бы выбраться.

— Снять дорогие лимузины для обзорной экскурсии по Парижу. Машины попроще — для поездки во Французские Альпы. Уик-энды в каком-нибудь замке на Луаре. Интимные путешествия по Бургундии…

— При условии, что я буду сопровождать тебя в любой поездке, получившей определение «интимная».

— Идет!

У нее заблестели глаза.

— Ты в самом деле считаешь, что у меня это получится?

— Благодаря туру с девочками и визиту к Буркелям ты хорошо усвоила, что нужно богатому путешественнику и как его ублажить. Позднее можно будет подумать и о других, более дальних маршрутах — с учетом моего будущего назначения. Впрочем, если у тебя будет любимая работа, разлука, возможно, не покажется столь тяжкой.

— Разлука с тобой в любом случае будет невыносимой.

— Знаю, — вздохнул он. — Стало быть, надо вернуться к вопросу об отставке.

— Много ли я выиграю? Ты станешь преуспевающим инженером и будешь разъезжать по свету, стремясь построить все, что можно.

— И тогда моя преуспевающая красавица-жена воспользуется своим служебным положением и организует для нас небольшой тур на двоих.

Он погладил ее живот, а затем положил ладонь на треугольник пушистых волос.

— Но когда мы заведем детей, с поездками будет покончено. По крайней мере, на время. Я буду, конечно, человеком штатским, но за мной останется последнее слово, как и сколько может путешествовать моя семья.

— Джек!

— Да?

— Я думаю, что мы легко научимся уступать друг другу.

— Я тоже так думаю… Черт возьми. Знаешь, о чем я подумал?

— О чем?

— Мы никогда не сможем рассказать нашим детям, как я сделал тебе предложение.

— Ну, Джек, если это окажется самой большой нашей проблемой, то мы дешево отделаемся.

— Какое кольцо ты хочешь?

— Ты видишь? Сразу столько проблем…

Он засмеялся и поцеловал ее. Она почувствовала, как член его твердеет в ней, и сладко потянулась в предвкушении.

— На этот раз все будет гораздо медленнее, — пообещал он.

— Но нам же еще надо обсудить массу вещей!

— Успеется. Для начала мы должны как следует помучить друг друга, чтобы отпраздновать помолвку.

Кендра глубоко вздохнула. Страсть нарастала в ней при каждом прикосновении Джека.

Она была счастлива, безмерно счастлива. Деньги Буркелей, конечно, были нежданной удачей. Но главным подарком судьбы стала ее встреча с Джеком. Какое счастье, что она нашла его!