Рика вздрагивала от каждого неожиданного звука. Это ожидание становилось все невыносимее. Но он появится, так он сказал Дафидду. И потом, он ее раб, куда еще могут привести римлянина, как не к ней? То, что он до сих пор не появился, без сомнения, было следствием густого утреннего тумана.
Заполнивший на рассвете всю долину, серый туман льнул к склонам гор, скрывая даже самые высокие вершины. Пока он не исчезнет под солнцем, путь по крутой сланцевой тропинке от крепости к деревне был бы глупым риском, которому вооруженная охрана не будет подвергать ни себя, ни рабов. Слишком легко было бы ускользнуть незамеченным и исчезнуть в тумане.
Рика взглянула на котелок с водой, висевший над зажженным очагом. За время грозы она извела почти все топливо, которое накануне перед дождем принес Дафидд. Осталось совсем немного веток и прутьев, чтобы развести маленький огонь, которым не нагреешь хижину, не говоря уже о том, чтобы вскипятить воду. Если Дафидд не вернется в скором времени с топливом, им придется есть овсянку сырой.
Обеспокоенная долгим отсутствием мальчика, Рика взглянула на внутреннюю дверь хижины, беззаботно оставленную им открытой. Но тяжелая внешняя дверь несколькими футами дальше была плотно закрыта. Сквозь щели между дубовыми планками еще не было видно солнечного света. Она потянулась за полосатой желто-коричневой шерстяной накидкой, висящей на стене. Аккуратно прикрыв за собой внутреннюю дверь, Рика вышла в короткий проход между дверьми, сделанный для тепла и защиты от сквозняков. Если одна дверь будет закрыта прежде, чем откроется вторая, то меньше риска, что внезапным порывом ветра искры из очага разлетятся и подожгут крытую соломой крышу.
Открывая дверь, Рика услышала голоса, мужские голоса, издалека неузнаваемые и слабые. Она толкнула дверь и вышла. В конце двора, у ворот, стояли двое мужчин. Их фигуры были расплывчаты и неясны в клубившемся тумане. Но Рика сразу узнала того, что стоял слева. Его алый плащ пылал, как огонь, на фоне серого тумана. Казалось, он о чем-то спорил со своим стражем. Она решилась подойти ближе, но страж, одетый в многоцветную накидку, указал в сторону полей и ушел. Заинтригованная, смущенная и слегка встревоженная очевидной победой римлянина, Рика растерялась. Она собралась позвать охранника обратно, когда на тропинке перед ней появился Дафидд. Он шел, нагруженный охапкой прутьев и веток, сломанных во время грозы. Рика взглянула на ношу, которую тот нес с такой гордостью, и поняла, что даже те ветки, которые не вымокли под дождем, слишком зеленые для очага. Но прежде чем она придумала, как бы помягче сказать ему об этом, он обратился к ней:
— Галену нужен топор, Рика. — Дафидд кивнул на человека в красном плаще, который приближался к ним. — Там ночная гроза повалила большое засохшее дерево. Не очень далеко, вон там. — Он повернулся, указав локтем на лес справа от него. Этот жест потревожил охапку веток в его руках, и Рика поспешила помочь Дафидду.
— Домина, — услышала она рядом. Он склонил голову в приветствии. — Мальчик сказал мне, что тебе нужно топливо.
Рика немного рассердилась, что он опять использовал это непривычное обращение и что он никогда не спрашивает, а просто делает. Вчера она не приказывала ему чинить ограду, а теперь она не просила о топливе. Оно было нужно, но к делу это не относилось. Ее подозрительность и ненависть ко всему, что он символизировал, не давали ей вести себя разумно.
Но там, где подвела объективность, выручила усталость. Рика спала очень мало. Ей не давали спать гроза и воспоминания, которые она пробудила. Рика слишком устала, чтобы ввязываться в войну характеров, если, конечно, такая война была объявлена. Это признание, однако, было упрятано глубоко в подсознание. Сознательно же она чувствовала только его присутствие на расстоянии вытянутой руки.
Она молча смотрела на него. Длина и богатство его плаща были такими же, как у ее соплеменников, носивших знатный титул королевской семьи. Но и без плаща, и в рабском ошейнике, сейчас отчасти скрытом, он держался так надменно. Это было врожденное: уверенность в себе, самообладание… Людские поступки не задевали его, если он не хотел этого. Ни боль, ни страх, ни сомнения…
Рика закусила нижнюю губу. Несмотря на ненависть, она почувствовала и оценила эту силу, и даже позавидовала ей.
— Домина. — Голос и это проклятое иностранное слово вывели ее из задумчивости. Она мигнула и тряхнула головой, словно отгоняя тревожные мысли. Может быть, это римское семя в ней каким-то образом искажает ее здравый смысл? Нужно действительно сойти с ума, чтобы увидеть что-то заслуживающее уважение в этом человеке, который был ее заклятым врагом!
Она молча повернулась, прошла к хижине и вернулась с топором в руках. Бросила его на землю и пошла обратно, окликнув Дафидда.
Войдя внутрь, она также молча бросила прутья, которые все еще несла руке, на угасающее пламя и сняла накидку. Но ветки были сырыми и вместо того, чтобы разгореться, тлели и дымились, гася горящие угли. Снаружи послышался стук топора. Сухое дерево было недалеко от хижины.
— Дафидд, пожалуйста, закрывай дверь, — сердито сказала она, услышав, как мальчик вошел. Не обращая на него внимания, она встала на колени перед очагом. С глазами, слезящимися от дыма, Рика старалась подвинуться как можно ближе к огню, чтобы раздуть пламя, подкинув немного сухих веточек. Если развести огонь побольше, то вымокшие после дождя ветки подсохнут. Рика услышала, как дверь закрылась, и дым сразу поднялся к закопченному отверстию в крыше. Около очага в корзинке лежало немного сухой соломы от зерна, помолотого вчера. Рика бросила ее на разгорающееся пламя и облегченно вздохнула, когда оно вспыхнуло и дерево наконец загорелось.
Рика опустилась на корточки и вытерла слезы на лице. Дафидд подошел к ней.
— Из-з-звини, Рика, — произнес он, запинаясь. Он не знал, за что просил прощения. Именно она загасила огонь, бросив мокрые ветки. Но слезы испугали его, он хотел ее успокоить. Рика покачала головой и потянулась к нему, давая понять, что не сердится. Показав на кучку веток, которую Дафидд бросил между очагом и дверью, она сказала:
— Давай посмотрим, не найдем ли мы что-нибудь, что будет гореть.
Видимость порядка была наконец установлена, топливо сложено у очага, и вода закипела. Раздался стук в дверь. Рика оторвалась от котелка. Ее руки замерли над чашкой.
— Это Гален, — возбужденно объявил Дафидд, пытавшийся смастерить меч из двух палок и веревки. Он неуклюже поднялся, тут же забыв про свою игрушку. Рика сжала губы и недовольно смотрела, как мальчик проковылял к двери, открыл одну, а потом и другую, чтобы вошел римлянин. Пламя тут же вспыхнуло, и столб серого дыма, до этого спокойно поднимавшийся к отверстию в крыше, начал метаться и клубиться по комнате.
— Дверь, Дафидд! — резко крикнула она, рассерженная не столько поднявшимся дымом, сколько присутствием на ее пороге бронзовокожего мужчины.
Римлянин сделал шаг вперед, чтобы пропустить Дафидда. Закрыл внешнюю дверь и остановился, не глядя ни на что. Но Рика знала — он увидел все и теперь ждет приглашения войти. Ему придется ждать до завтра! Рика высыпала овсянку в котелок, поглядывая на римлянина и заставляя его тем самым попросить разрешения войти. Сосредоточившись на своем молчаливом вызове, Рика забыла о деревянной ложке с длинной ручкой, опущенной в кашу, которая начала убегать.
Каша выплеснулась, попав на руку. Рика вскрикнула от внезапной боли, отбросила ложку и схватилась за кисть.
Римлянин мгновенно оказался рядом. Схватив ошпаренную руку, он окунул ее в бадью с водой, что стояла слева от очага. Холодная вода прекратила кипение овсянки на руке, но Рика была не в состоянии этого понять.
— Ты делаешь мне больно! — крикнула она, стараясь высвободить руку, но хватка только усилилась. Рика в ужасе поняла, что он склонился над ней, что его мускулистая грудь давит ей на спину, и она не может вырваться.
— Успокойся! — Гален сжал левой рукой ее плечо, вынуждая подчиниться. Прижав еще сильнее, он использовал свой вес, чтобы удержать ее в согнутом положении, оставляя обожженную руку в лохани с водой. Прикоснувшись к ней, Гален почувствовал, как ее тело содрогнулось. Минуту спустя Рика перестала сопротивляться и медленно повернулась, чтобы взглянуть на него через плечо. Ее безжизненные глаза были наполнены жгучей ненавистью.
— Мне не нужна твоя помощь. Не нужна. От таких, как ты, римлянин, — прошипела она, превращая это слово в отвратительное ругательство, — мне не нужно ничего!
Гален тут же освободил захват и встал.
— Ты должна держать руку в воде, пока не пройдет боль, — холодно ответил он. — И тебе нужно сухое топливо. — Отступив, он указал рукой на клубы дыма, поднимающиеся от очага. — Я буду снаружи.
Наконец ее отвращение вылилось в яростный крик.
— Тебе место там, вместе с другими вьючными животными, там и оставайся!
Гален прошел мимо мальчика, стоящего на его пути, и захлопнул за собой внутреннюю дверь хижины. Раньше он заметил инструменты, висящие на стене в маленьком проходе между двумя дверьми. Он, несмотря на темноту, нащупал лопату, та его кисть сомкнулась вокруг рукоятки, словно она была эфесом меча.
Замешательство от собственной реакции на ее ненависть, желание прорваться сквозь нее, гнев и расстройство, которые он чувствовал из-за неспособности сделать это, терзали его.
Когда Гален коснулся женщины, пытаясь успокоить, он почувствовал волнение. Хотя эта женщина презирала его и все связанное с ним.
Гален толчком открыл наружную дверь и поднял лопату на плечо. Он не был с женщиной со времени прибытия в Британию. Все его внимание и силы были сосредоточены на плане Агриколы. У него не было ни времени, ни желания воспользоваться услугами одной из многочисленных женщин, обитавших за воротами Дэвы именно для этих целей. И хотя под ним лежало множество как лагерных шлюх, так и знатных римских дам, удовольствие, полученное от их мягкой, бледной плоти, никогда не значило для него больше, чем простое удовлетворение потребности. Такой же, как пища или питье. Чтобы удовлетворить эту потребность, Гален, как и другие, пользовался военной добычей, положенной солдату, — право на женщин побежденного противника, но он никогда не допускал, чтобы его побуждения выходили из-под контроля. И теперь не должно быть иначе. То влечение, которое возникло в нем к этой женщине, не должно возникнуть снова. И он не должен позволять, чтобы чувство вины за случившееся с нею терзало его мозг и дальше.
Гален вышел во двор, и его взгляд остановился на куче земли, вынутой из вчерашней ямы и теперь уплотненной прошедшим дождем. Он на мгновение подумал о своем больном плече, потом покачал головой. С этой раной вырыты мили траншей. Что значит маленькая куча земли? Кроме того, боль даст ему возможность сконцентрироваться и не думать об этой женщине, которую нужно выкинуть из своих мыслей. Когда он закончит рубить и складывать дрова, то засыплет старую яму.
— Рика… почему? — В хижине раздался хриплый шепот Дафидда, смущенный и тревожный. Его лицо, искаженное этими чувствами, поразило Рику. То, чему мальчик оказался свидетелем, не должно было случиться при нем.
— Он только хотел помочь… Почему?.. Зачем? — Голос затих, однако лицо выражало то, чего Дафидд не хотел произнести вслух: Рика была не права.
— Дафидд, есть вещи, которые ты не поймешь. — Тщетно Рика пыталась найти слова. Она взглянула на маленькую фигурку, которая не подошла к ней даже после безмолвного кивка. — Ты слишком мал, чтобы понять…
— Я знаю, Гален не обижал тебя. Он старался помочь тебе, когда ты обожгла руку.
— Пожалуйста, Дафидд… Постарайся…
— Нет. — Мальчик плотно сжал губы, словно пытаясь удержаться от рыданий. — Я… пойду и помогу Галену.
Рика молча смотрела, как он уходил. Ребенок сделал свой выбор, и звук захлопнувшейся двери отозвался болью в ее одиноком сердце. Только теперь Рика почувствовала боль в левой руке. Вынув ее из бадьи с водой, взглянула на нее. Кожа покраснела, но была цела, пузырей тоже не было. Его мгновенная реакция спасла ее от худших последствий. Дафидд был прав. Что с ней творится, если даже ребенок способен ясно увидеть то, чего она не видела из-за своей ненависти? Рика медленно погрузила руку обратно в воду, чтобы унять остатки боли.
От ненависти. Эти слова опять прозвучали в ее мыслях, и наконец она поняла причину. Рика воспринимала все слова и поступки римлянина в искаженном виде. Ее ненависть была слишком глубока. Если она будет терпеть его присутствие дальше, то сойдет с ума. Его не послали на поля, как она надеялась, и теперь, как и в те два дня, его темные глаза будут следить за нею с твердостью и холодным любопытством, которые заставляли ее ненавидеть его еще сильнее. Церрикс должен выслушать ее! Он должен понять, что приказал невозможное. Если она должна иметь раба, пусть это будет другой, а не этот!
Решив так, она сразу успокоилась. Накладывая на больную руку припарку из болеутоляющих трав и оборачивая ее куском чистого полотна, обдумывала, что надо сделать. Уверенность, возникшая после принятия решения, не поколебалась, когда она открыла дверь и услышала стук его топора. Она скоро избавится от его присутствия.
Воздух был неподвижен. Рика пошла на звук, туда, где находился римлянин. Как она и ожидала, Дафидд был с ним, складывая нарубленные поленья. Темная голова поднялась — римлянин услышал ее шаги. Он повернулся к Дафидду и сказал ему что-то, что заставило мальчика заковылять в лес. Рика была уверена, что ребенок даже не заметил ее появления.
Она обогнула поленья и встала перед Галеном.
— Я хочу поговорить с тобой.
Он, не обратив на нее внимания, взмахнул топором, чтобы расколоть чурбан, поставленный на пень. Точный и сильный удар разрубил его пополам. Один кусок упал на землю, другой остался стоять на пне. Римлянин наклонился, схватил его и сбросил на землю, тут же установив на его место другой.
— Гален, — неожиданно сказал он. — Меня зовут Гален. Если ты хочешь говорить со мной, называй меня так. — Топор опустился вновь. Рика глубоко вздохнула.
— Гален, я собираюсь поговорить с Церриксом. Я не могу оставить тебя у себя.
Он поставил на пень следующее бревно.
— Я не собираюсь уходить. — Слова были сказаны тихо, но с силой.
Рика была настолько поражена, что не сразу нашлась с ответом. Потом опомнилась.
— Выбирать не тебе, римлянин! Ты пойдешь туда, куда скажут, и будешь делать то, что дадут.
Прислонив топор рукояткой к пню, Гален медленно распрямился и шагнул к ней. Его лицо ничего не выражало.
— Эти приказы — для раба. — Его Черные глаза смотрели так пристально, что Рика будто слышала не сказанные вслух слова: я не раб.
Внезапно Рику испугало то, что раньше нравилось в нем. Страх привел ее в ярость:
— Римская собака! — Она подняла руку.
С реакцией тренированного бойца Гален тут же предугадал ее удар и перехватил ее руку. Продолжая держать, он притянул ее на шаг ближе. Вся дрожа, Рика все же гордо подняла голову.
— Отпусти меня или я закричу.
Римлянин будто не слышал ее угрозы или не боялся ее.
— Ты полна ненавистью, ордовикская женщина. И до сих пор я позволял тебе выражать ее. Но больше этого не будет. Я больше не буду мишенью для твоего языка, потому что причина твоей ненависти не во мне. Я не представляю для тебя никакой угрозы. Я дал слово оставаться здесь по своим соображениям, поэтому связывающие меня цепи наложил я сам. Моя покорность — это не покорность тебе, а покорность моему собственному решению. Если я и подчиняюсь, то потому, что сам так решил.
Его голос походил на рычание, а в глазах загорелся опасный огонек. Но, как ни странно, страх Рики уменьшился. Его хватка, хотя и крепкая, не причиняла ей боли. Она почему-то была уверена, что это только демонстрация силы. Хотя он мог бы сломать ее, как тростинку, он не хотел обидеть.
— Ты одинока, — продолжил он внезапно смягчившимся голосом, — ну тебя есть веская причина для недоверия и ненависти к людям, подобным мне. Но сейчас я тебе не враг. Прекрати эту войну, которую ты разжигаешь между нами, позволь мне доказать справедливость моего признания. Я знаю, это трудно… то, что я прошу.
— Ничего ты не знаешь, — хрипло прошептала Рика. Его слова, попытка примирения и его неожиданная мягкость — все это обеспокоило ее больше, чем гнев и сила. Рика не знала, как реагировать, поэтому просто уклонилась от того, что не могла понять. — Ты ничего обо мне не знаешь! — Она рывком выдернула руку и, ничего не видя перед собой, побежала обратно.
В хижине ею овладела досада на себя, на свою женскую слабость. Чего она достигла бегством? Она должна была стойко стоять лицом к лицу. Хотя зачем? У нее ведь только две возможности: согласиться на примирение или пойти к Церриксу и просить его изменить свое решение. А если он откажет? Это вполне возможно, если судить по тому странному уважению, которое он, казалось, испытывал к римлянину. Может быть, они заключили между собой, договор чести? Не в этом ли причина свободы, разрешенной этому рабу?
Среди этого душевного смятения Рика поняла только одно — что она не пойдет к Церриксу. Ведь тот, конечно, спросит, почему она отказывается от такого послушного и работящего раба! Значит, некоторое время она должна продолжать заниматься ежедневными делами. Тотчас Рика услышала жалобное мычание коровы, которую давным-давно следовало подоить.
Рика заставила себя выйти из дома и направилась к стойлу. Римлянин закончил колоть дрова и теперь вместе с Дафиддом складывал поленья под навесом у стены хижины. Оттуда был хорошо виден весь двор, и Рика сразу почувствовала на себе его взгляд.
Он продолжал смотреть на нее и когда она начала свою домашнюю работу. Его взгляд лишал присутствия духа. Ее руки тряслись, когда она выполняла самую простую, привычную работу. Корове, казалось, тоже передалось ее беспокойство. Обычно послушное животное не хотело стоять спокойно и дважды лягнуло бадью.
Настроение Рики не улучшилось, и напряжение не упало, когда римлянин, закончив поленницу, начал ремонтировать изгородь. Участок, который он выбрал, находился около стойла. К счастью, дождь наполнил питьевое корыто, и Рика быстро накормила быков. Не надо было носить воду с реки или просить об этом римлянина. Рика также не захотела просить Дафидда отвести, как обычно, корову на пастбище. Она сама сделает это. И, чтобы не проходить мимо римлянина, Рика не стала заносить молоко внутрь, а поставила бадью в тень. Она отвязала корову, и к ней сразу подошел Дафидд.
— Я отведу ее, Рика. — Слова сопровождались нерешительной улыбкой и быстрым взглядом через плечо, встреченным одобрительным кивком римлянина.
— Спасибо, Дафидд. — Рика выдавила из себя улыбку, стараясь подавить раздражение. Оно снова вспыхнуло, когда она поняла, что жест мальчика подсказан ее рабом. — Мы поедим, когда ты вернешься.
— А можно мне поесть тут… с Галеном?
Вопрос застал Рику врасплох. Она не собиралась кормить римлянина, но не видела способа не делать этого, не роняя себя в глазах мальчика. Рика кивнула и потянулась за бадьей с молоком.
Резкий запах, который встретил ее в хижине, ни с чем нельзя было спутать. Овсянка переварилась и подгорела. Рика распахнула двери, кляня ожог на руке и котелок с пропавшей овсянкой.
— Кормить его? — крикнула она, гремя глиняными горшками и деревянными чашками в поисках меда — им можно перебить пригорелый вкус овсянки. — Надо бы подмешать в его чашку пригоршню тисовых ягод! Отравить этого пса… вот единственный способ избавиться от него.
Несмотря на мстительное бормотание и соблазн наскрести в чашку римлянина обгорелые остатки со дна котелка, Рика все-таки удержалась от этого. Она погрузила две тыквенные фляги в бадью с молоком и подошла к двери, поджидая Дафидда с пастбища. Помимо воли, ее взгляд переместился туда, где продолжал работать римлянин.
Обухом топора он вколачивал шатающийся столб в размягченную после дождя землю. Казалось, это давалось ему без труда и боли. Он отложил топор и покачал столб. Очевидно, удовлетворенный его прочностью, Гален повернулся и посмотрел на нее.
— Если ты подержишь перекладину, я привяжу ее на место.
У Рики мгновенно промелькнули две мысли: он находился спиной к ней, но знал, что она наблюдает за ним. И еще. Он опять ничего не спросил, просто объяснил, что собирается сделать.
Рика глубоко вздохнула и пошла к нему. Перекладина была уже привязана одним концом к столбу, другой лежал на земле. Когда Рика подошла, Гален поднял перекладину, показывая ей, как удержать ее в нужном положении. Затем шагнул в сторону и осторожно опустил груз на ее левое плечо.
— Не тяжело? — Рика покачала головой. — Тогда все в порядке. Прижми ее к столбу. Положи руку… сюда. — Он взял ее руку и прижал ладонью к столбу. — Держи равновесие. Если будет слишком тяжело… — Рика не слышала остальных слов. Глядя на большую мужскую руку, лежащую поверх ее руки, она удивилась, почему ничего не чувствует при его прикосновении.
Гален убрал руку и начал связывать кожаным ремешком жердь и столб. Он как раз закончил, когда Дафидд вошел во двор. Римлянин прислонил топор и лопату к стене. Рика, войдя в дом, вынесла и протянула Дафидду чашки с овсянкой и снова вошла в хижину за фляжками с молоком.
Римлянин поджидал ее, когда она вышла.
— Ты не дала мне возможность поблагодарить тебя за помощь.
Не глядя ему в глаза, Рика протянула фляжку.
— У меня нет ни вина, ни меда, — объяснила она, как бы оправдываясь.
— Спасибо на том, что есть, — ответил он любезно, как бы зная, насколько трудно ей было произнести эти несколько слов. — Солнце достаточно подсушит поля для косы. После еды я закончу яму, запрягу быков и начну перевозить зерно. Если тебе здесь не нужен Дафидд, я возьму его с собой.
Рика кивнула, понимая, что он просто объявил свои намерения. Опять разрешение было дано, но не спрошено.
Рика потеряла счет, сколько рейсов сделали Дафидд и римлянин, возвращаясь с телегой, нагруженной колосьями, скошенными вчера. К концу дня мальчик устал. Гален приказал ему отдохнуть и сделал последнюю ездку один. Солнце, похожее на шар расплавленного огня, почти село, когда Рика снова услышала знакомый стук копыт и звон железных колец на ярме. Она тоже только что вернулась. Дафидд уснул и, пожалев его, она пригнала корову с пастбища сама.
Из открытой двери Рика увидела, как в ворота вошли двое. Римлянин шел рядом с быками, подгоняя их легкими ударами по спине. С ним был войн-страж, но не тот, который был вчера н сегодня утром. Этого Рика хорошо знала. Даже слишком хорошо. Его звали Балор, он был одним из воинов Маурика. Балор славился жестокостью и злобностью характера.
Бадья с молоком была забыта, молоко может подождать. Что-то не так. Рика уже видела у римлянина эту позу напряжения и тщательно скрываемой готовности тогда, когда он столкнулся с Мауриком на помосте. Рика наблюдала. Когда Гален распряг быков, Балор без всякой причины вдруг ткнул его тупым концом копья в бок.
— Заканчивай! Я не собираюсь из-за таких, как ты, ждать до темноты! Меня ждет горячая пища и теплое тело, не то что тебя.
Рика осторожно прошла к стойлу, стараясь, чтобы мужчины не видели ее. Она не видела их лиц, но слова слышала ясно.
— Что ты об этом думаешь, раб? Знать, что тебя до конца дней не ждет ничего, кроме холодной постели и пищи, негодной даже собакам? Ты знаешь, что я сделаю? Я буду думать о тебе, раб. Сегодня. Когда мой живот будет полон еды и подо мной будет женщина. Каждый раз, входя в эти горячие влажные ножны, я вспомню о тебе. — Балор, издеваясь, схватил себя между ног и, хохоча, выбросил бедра вперед. — Может быть, ты услышишь ее крики удовольствия.
Рика заметила, как сузились глаза римлянина, но он не позволил себе ответить на насмешку. Балор, казалось, тоже понимал это. Решив, однако, вынудить его отреагировать, он ткнул его копьем второй раз, на этот раз сильнее. Рика вышла вперед.
— Ты готов, Балор, объяснить свои поступки Церриксу, если окажется, что мой раб не в состоянии выполнять работу из-за сломанных ребер?
Балор взглянул на нее. Казалось, он понял угрозу и повернулся к римлянину.
— Быстрее! — выкрикнул он и, посмотрев на них с подозрением, зашагал к воротам.
Римлянин, нахмурив брови, посмотрел на Рику:
— Я не нуждаюсь в твоей помощи.
Рика негодующе выдохнула:
— Раненый, ты будешь для меня бесполезен.
— Не бойся, домина, — сухо сказал он. — Мне приходилось страдать от худшего обращения лучших людей.
— Так же, как и мне, — возразила она, многозначительно глядя на него, — но от худших людей.
Гален смотрел Рике вслед. Что она имела в виду, говоря «от худших людей»? По ее взгляду и злости он догадался, что она говорила о его соплеменниках. Но какое страдание? Разве тут нечто большее, чем потеря мужа и сиротство еще не родившегося ребенка? Гален был солдатом. Он знал, что случалось с женщинами, оставшимися в живых после нападения. Смерть для них была гораздо более милосердной судьбой. Расстроенный от этой мысли более, чем ему хотелось, он занялся быками, но через несколько мгновений повернулся, услышав звук приближающихся шагов.
Не обращая внимания на его вопросительный взгляд, Рика остановилась в нескольких шагах от него и швырнула ему под ноги нечто похожее на сверток одежды.
— От тебя пахнет, — заявила она. — Может быть, я и должна терпеть твое присутствие, но не твою вонь. Постарайся помыться, прежде чем я снова увижу тебя, и одень это, чтобы я могла выстирать твои вещи. Они грязные.
Гален кивнул. Но Рика уже повернулась, чтобы вернуться в хижину. Он долго стоял и смотрел на дверь, которую она захлопнула за собой. Эта женщина ускользает от взаимопонимания, как лиса от ловушки… Ну что ж… Он не любил ловить добычу в западню. Гален предпочитал охотиться.