Дон Антонио Васкес, удобно расположившийся перед камином с бокалом портвейна в руке, с неприязнью посмотрел на визитера.
— Похоже, меня окружают одни болваны. Что значит — ты ее потерял?
Мужчина переминался с ноги на ногу и вертел в руках кепку, не отрывая взгляда от собственных башмаков.
— Прошу прощения, дон Антонио, это все коровы.
— Коровы? — Антонио уставился на него. — Что за чушь? Мигель, о чем он говорит?
Во время этой беседы Мигель незаметно стоял в стороне, чувствуя некоторое беспокойство. Бинты с головы уже сняли, но на лбу у него красовался огромный багровый синяк, а под правым глазом пульсировала опухоль. Однако, несмотря на тупую постоянную головную боль, он уже вернулся к своим обязанностям. И — к счастью или к несчастью — именно он нанял человека, так позорно провалившего сегодняшнее задание, и эта неудача свалилась прямо на его больную голову. Похоже, теперь он не на лучшем счету у дона Антонио.
Мигель прокашлялся.
— Очевидно, они держат в парке стадо коров, дон Антонио.
— И какое отношение это имеет к нашему делу? — возмущенно вопросил его хозяин, осушая бокал. — Почему меня должны интересовать эти тупые животные?
— Конечно, не должны, сэр. Но упомянутая леди каким-то образом затерялась в стаде и скрылась из виду. К тому времени как Санчес сумел выбраться из этой суматохи, и леди, и ее собака исчезли.
Антонио нахмурился и повелительно поднял бокал. Мигель кинулся к нему с графином в руке.
— И что, весь этот шум с коровами был устроен специально? — резко спросил Санчеса дон Антонио.
Тот снова затоптался на месте.
— Не знаю, милорд, как такое могло быть. Это все собака, вот что. Она кинулась на скотину… собаки, они коров вообще не любят. В деревне…
— Да ради всего святого! Меня не волнуют отношения между собаками и коровами! — прервал его Антонио. — Что за безумная страна — держать коров в парке в центре города?!
— Это как-то связано с правами на выпас скота, сэр, — бесстрастно пояснил Мигель, не зная точно, нужна ли дону Антонио эта информация.
В ответ дон Антонио нечестиво выругался.
— Что нам известно об этой женщине?
— Она вдовела, пока не вышла замуж за Аспида. Ничего примечательного. Первый муж погиб при Трафальгаре. Один ребенок, девочка лет пяти-шести.
— Почему он на ней женился? — Дон Антонио извлек свое изящное худощавое тело из кресла и встал. Он был одет во все черное, за исключением сияющего белизной шейного платка, в накрахмаленных складках которого виднелся массивный рубин. К поясу он прицепил серебряный кинжал.
Док Антонио прошелся по комнате, гибким и грациозным телом напоминая пантеру.
— Аспид развлекается с женщинами, когда это ему удобно, но до сих пор в его постели не было ни одной постоянной дамы. — Он подергал себя за узкую бородку, нахмурившись и глядя в огонь. — Почему вдруг он женился сейчас?
— Может, потому, что он так решил, — предположил Мигель.
— Болван! — воскликнул его хозяин. — Разумеется, он так решил. Весь вопрос — почему?
— Может, если мы за ней понаблюдаем, то поймем? — рискнул предложить Мигель.
Антонио круто повернулся и уставился ему в лицо.
— Твой неповоротливый идиот, который не сумел бы выследить и слона в пустыне, сделал это невозможным, — ледяным тоном произнес он. — А я тебе говорил: найди того, которого ни за что не заметят.
— Я думал, что нашел, сэр. — Мигель сердито посмотрел на несчастного Санчеса. — Но, может, с коровами и в самом деле произошла случайность? Никак нельзя быть до конца уверенным.
— Именно поэтому мы и не можем рисковать, — заявил его хозяин. — Аспид не должен ничего подозревать. Жизненно важно, чтобы он думал, будто его личность так никому и не известна. Значит, наблюдение пока прекратите. Теперь мне придется все делать самому. Есть куда более хорошие способы содрать со змеи шкуру, чем слежка.
Мигель щелкнул каблуками и поклонился:
— Как прикажете, сеньор.
— И убери этого неуклюжего болвана с глаз моих долой. Мигель сделал бедолаге жест. Тот поспешно попятился и с видимым облегчением вышел из комнаты.
Дон Антонио остановился перед камином, покачиваясь с пятки на носок. Мигель знал: это означает, что тот погрузился в глубокие размышления, разумеется, не сулящие ничего хорошего предмету их разговора.
— Что, черт побери, эта женитьба значит для нас? — пробормотал дон Антонио.
Мигель не совершил новой ошибки — отвечать не стал.
— Если, несмотря ни на что, наш друг поддался нежным чувствам… — Тонкие губы Антонио скривились в сардонической усмешке. — Если он влюбился в эту женщину, она будет для нас крайне полезной. А если он как-то ее использует, значит, и мы должны придумать для нее применение. Жду, не дождусь, когда я с ней познакомлюсь.
— Да, дон Антонио. — Мигель опять поклонился. — Я понимаю, что вы имеете в виду.
Его начальник коротко, недобро хохотнул.
— Неужели, Мигель? В самом деле, понимаешь? Если это, правда, то такое на моей памяти случилось впервые.
Мигель только наклонил голову, услышав столь презрительное заявление, и даже не сделал попытки как-то себя защитить. Он просто повернулся и собрался уходить.
— Одну минуту! — Антонио поднял руку. — Как ее зовут?
— По-моему, Аурелия, сэр.
— А как она выглядит? Что в ней есть такого, что привлекло Аспида?
Мигель подумал.
— Откровенно говоря, я не знаю, — произнес он, наконец. — Я видел ее совсем мельком, но, кажется, в ней нет ничего выдающегося. Довольно приятная внешность, но ничего особенного, дон Антонио.
— И тебе не кажется это интересным? — вопросил дон Антонио с обманчиво приятной улыбкой.
— До сих пор не казалось, но теперь, кажется. — Мигель поспешно поклонился. — Прошу меня извинить, сеньор. — И предусмотрительно удалился.
Аурелия вышла из коляски возле дома Бакстонов в Стенхоп-гарденсе и мысленно встряхнулась. Почему-то после утреннего происшествия она чувствовала себя несколько не в себе. Утром она не осознала, сколько нервной энергии это у нее отняло, а ведь сейчас ей требовались все ее силы. Графиня Лессингем за карточным столом настоящий дьявол, а было необходимо произвести на нее впечатление.
Аурелия поднялась вверх по лестнице. Строгий дворецкий поприветствовал ее и проводил в дальнюю часть дома, в большой салон, где уже стояли четыре карточных стола. Когда дворецкий объявил о прибытии леди Фолконер, от группы дам у камина, отделилась Эдит Бакстон и пошла ей навстречу.
— Леди Фолконер, дорогая моя, добро пожаловать! Надеюсь, вы хорошенько наточили мозги для игры в карты!
Эдит, сердечная и дружелюбная леди, нравилась даже самым злобным сплетникам. Она сияла от удовольствия, предвкушая сегодняшнее развлечение.
Аурелия тоже тепло улыбнулась ей, быстро окидывая взглядом собравшееся общество. Ее поражало, как легко она научилась видеть все этим особенным образом — одним стремительным взглядом впитать в себя все детали. Часы, проведенные с Гревиллом над картинами со сложными сценами и большими группами людей, когда требовалось запечатлеть в уме мельчайшие подробности, изучение мнемоники для запоминания целой кучи ничем не связанных между собой предметов — все это обеспечило ей уверенность, что стоит окинуть место действия одним внимательным взглядом, и она заметит все самое главное.
Леди Лессингем стояла в стороне от толпы. Аурелия и раньше думала, что та выглядит очень впечатляюще, но сейчас так и вовсе казалась павлином в полном оперении среди более скромных и незаметных английских кур. К ее абсолютно черным волосам была пришпилена мантилья, а соблазнительно пышная фигура была затянута в эффектное платье из кружев цвета кофе со сливками.
Аурелия пошла к дамам, улыбаясь и отвечая на приветствия то наклоном головы, то рукопожатием.
— Леди Лессингем, как поживаете? — Они пожали друг другу руки. — Кажется, вас не было в городе, я вас недели две не видела.
— Я уезжала за город, леди Фолконер… о, позвольте поздравить вас! — чуть шепелявя, произнесла леди Лессингем и захлопала ресницами, искусно обмахиваясь веером. — Такая неожиданность. Это правда… ну, про побег? Как романтично!
— Мы подумали, что лучше всего провести очень скромную церемонию, — спокойно ответила Аурелия. Она уже начала привыкать к вопросам, от которых попахивает скандалом, и вполне приноровилась отражать их, но они ей очень надоели. Аурелия уже дождаться не могла, когда привычные дни удивления сменятся чем-нибудь другим. — Так вы говорите, что были за городом?
— О да… нянчилась с одним из моих соотечественников. — Графиня с легкостью отвлеклась, чтобы заговорить на излюбленную ею тему. — Он так болел после очень тяжелого путешествия — едва успел бежать из Испании, варвары буквально наступали ему на пятки. — И вздохнула, прикрываясь мантильей.
— Графиня Лессингем… наш дорогой испанский друг… вы так добры к своим соотечественникам! — объявила Эдит, похлопывая леди по руке своими обтянутыми шелковой перчаткой пальчиками. — И так желанны в нашем кругу! Бедняжка король Карлос… вынужден был оставить трон из-за этого чудовища… — Она благовоспитанно содрогнулась.
— Я так рада, что встретила вас здесь, леди Лессингем, — тепло произнесла Аурелия, взяла графиню под руку и ловко увела ее в сторону от дам, стоявших рядом с камином. — Меня очень интересует ваша страна, а до сих пор мне не удалось задать вам хотя бы часть из многих назревших вопросов. Прошу вас, расскажите мне о Мадриде. Должна признаться, я давным-давно мечтаю увидеть Прадо… это такой красивый дворец, судя по словам тех, кто его видел!
— Да, верно… — Графиня тяжело вздохнула, взяла с блюда на боковом столике какой-то липкий засахаренный фрукт и пустилась в бесконечное описание мраморных скульптур, фресок и картин в королевском дворце.
Как только Гревилл попросил ее поближе познакомиться с графиней, Аурелия постаралась, как можно больше узнать про испанские традиции и искусство и теперь могла задавать достаточно толковые вопросы и сочувственно бормотать слова утешения, когда ее собеседница рассказывала про свои утраты. Через какие-то пятнадцать минут графиня настояла, чтобы Аурелия называла ее донна Бернардина, и объявила хозяйке дома, что ее партнершей по игре в карты непременно должна стать дорогая леди Фолконер.
Может, Гревилл и не думает, что две искусные победы в один день — это большое достижение, размышляла Аурелия, подкидывая туза своей партнерше, но сама она считает именно так. Донна Бернардина действительно прекрасно играла в карты. Они отлично дополняли друг друга и к концу дня стали едва ли не лучшими подругами.
— Моя дорогая леди Фолконер, вы просто обязаны посетить одно из моих суаре, — заявила леди, когда они прощались. — Я каждую пятницу устраиваю небольшой салон для моих злополучных соотечественников… они так благодарны мне, за возможность поговорить со своими земляками, мы ведем столь бодрящие интеллектуальные дискуссии… Я уверена, вы сочтете их в высшей степени интересными. Вы так много знаете про искусство и культуру моей страны!
— Вы мне льстите, донна Бернардина, — промурлыкала Аурелия. — Знания мои так поверхностны, но интерес огромен — и очень велико желание узнать больше.
— Так вы придете? — Донна Бернардина восхищенно сжала перед грудью руки в перчатках.
— Я буду в восторге. Только… только, простите меня, донна Бернардина, но мой супруг тоже…
— О, превосходно! Лучше и быть не может! — воскликнула леди. — Я пришлю вам приглашения прямо домой.
Аурелия прощалась с хозяйкой дома и гостями, никак не показывая своего ликования. Она ехала домой, сидя за спиной Джемми, и кровь пела у нее в жилах. Аурелия не понимала, как она умудрилась дожить до зрелого тридцатипятилетнего возраста, не зная этого поразительного ощущения восторга после идеально выполненного задания. Она вскинула голову, улыбаясь в небеса, где как раз замерцала первая вечерняя звезда. Странно, глупо, просто порыв, рожденный мигом триумфа и самолюбования… Ну и пусть, она все равно наслаждалась этой минутой.
Аурелия влетела в дом на Саут-Одли-стрит как на крыльях. Моркомба в холле не было, вероятно, он ужинал в кухне вместе с близнецами. Аурелия помчалась в библиотеку, драматическим жестом распахнула дверь и встала на пороге, упершись одной рукой в бедро. Да только комната была пуста.
Аурелия поднялась наверх, в спальню, второй раз, за этот день, чувствуя сильнейшее разочарование и даже обиду. Очевидно, она так до конца и не прониклась важностью своей работы, решила Аурелия, входя в комнату. Это не игра, где принято ликовать и поздравлять в случае победы.
Хороший урок. Аурелия позвонила, вызывая Эстер, и вытащила шпильки из шляпки. Гревилл даже не узнает о ее минуте слабости и последующем озарении. А если они увидятся позже, то нужно будет описать ему все так же холодно и деловито, как это нравится Гревиллу.
Он так и не вернулся до того, как пришел лорд Дэвид Фостер, чтобы сопроводить Аурелию в «Олмак». Аурелия уже говорила Гревиллу, что она не будет просить его присоединяться к ней в тех случаях, когда все же почувствует необходимость посетить еженедельный бал по средам. Время от времени она ходила туда, чтобы не выпадать из светской жизни. Всегда находился кто-нибудь из старых друзей, готовых сопровождать ее. Сегодня вызвался лорд Фостер.
Ровно в десять часов он дожидался Аурелию в холле, безупречно одетый в рекомендуемый наряд — черные шелковые бриджи, белый жилет, черный фрак, белые чулки и туфли с пряжками. Когда Аурелия, в крепдешиновом платье померанцевого цвета, с накинутой на локти индийской муслиновой шалью, с высоким узлом на макушке и кудряшками, обрамляющими лицо, спустилась вниз по лестнице, он поклонился, что-то одобрительно пробормотав.
— Красавица, как всегда, Аурелия.
— Льстец, как всегда, Дэвид, — попеняла ему она, улыбаясь. — Но я не буду тебя останавливать. — Она протянула Дэвиду руку, тот изящно поцеловал ее. — Кто сегодня сопровождает Нелл — Гарри?
— По-моему, да. Насколько я понимаю, твой муж занят чем-то другим?
— О, об этом он позаботился заранее! — смеясь, ответила Аурелия, пока Дэвид закутывал ее обнаженные плечи меховым палантином. — Он терпеть не может «Олмак».
— Не могу сказать, что я его за это виню. — Дэвид предложил ей руку, а Джемми распахнул тяжелую дубовую дверь. — Но мы должны время от времени показывать там свои лица, чтобы общество про нас не забыло. — И он старательно содрогнулся, чтобы показать, как его пугает такая перспектива.
Аурелия быстро окинула взглядом пустую улицу, прежде чем забраться в карету. Наблюдателей не видно. Она удобно устроилась в закрытой карете рядом со своим спутником и решила, что может расслабиться в привычной рутинной скуке этого вечера и даже получить от нее удовольствие. Ей не придется все время быть настороже, не придется играть роль.
— Думаю, я бы с большим удовольствием пошел в театр, — заметил Дэвид и постучал по крыше кареты, давая сигнал кучеру трогаться с места. — Какая не задача, что и «Ковент-Гарден», и «Друри-Лейн» оба сгорели дотла всего через несколько месяцев один после другого!
— Но ведь их отстроят заново, — возразила Аурелия. — И я уверена, что они станут еще шикарнее, чем раньше. Хотя говорят, что Кембл и Шеридан уже не оправятся после такой потери.
— Наверняка не оправятся. Шеридан и вовсе близок к банкротству, если я правильно понял. Но, уверен, мы еще увидим «Леди Макбет» с Сарой Сиддонс.
— А тот актер, как его… Кин, Эдмунд Кин, который играет в одном из этих новых театров, — о нем так много говорят!
— Безусловно, он уже создал себе имя в провинции. Они мило болтали, пока карета везла их к «Олмаку» на Кинг-стрит. Мальчик, высоко подняв свой фонарь, распахнул дверцу кареты. Дэвид выпрыгнул наружу и протянул руку Аурелии. Из открытых парадных дверей лился поток света, в ночном воздухе плыли негромкие звуки оркестра. Из карет выходили приглашенные. Аурелия на мгновение задержалась на ступенях, ища знакомые лица. Бонемов она так и не увидела, зато в общем, шуме услышала знакомый голос.
— Это Легация, давай, скорее, войдем внутрь! — прошептала Аурелия Дэвиду. Тот ухмыльнулся и быстро предложил ей руку.
— Она просто головная боль, — прошептал Дэвид, поднимаясь вместе с Аурелией по широкой лестнице к месту, где стояла одна из патронесс, леди Сефтон, и внимательно разглядывала прибывающих гостей.
— Леди Фолконер… лорд Фостер, добро пожаловать. — Приветствие сопровождалось холодной улыбкой, но поскольку ни Дэвид, ни Аурелия не ожидали от этой всегда надменной леди бурной радости, они просто вежливо поклонились и прошли в главный зал, где играл оркестр.
— Чего-нибудь освежающего или хочешь потанцевать? — весело спросил Дэвид, поднимая монокль и рассматривая собравшихся. — Или просто пройдемся и поздороваемся с остальными гуляками?
— Последнее, — отозвалась Аурелия. — А вон и Нелл, стоит в стенной нише с Ником.
Они пошли вдоль стены, мимо сидевших матрон, орлиными взглядами следивших за своими юными подопечными, чтобы те не увлекались слишком долгими беседами с мужчинами и танцевали не больше одного танца с каждым партнером.
Корнелия с облегчением поздоровалась с ними.
— Мы с Ником все никак не могли понять, зачем мы сюда пришли. Гарри ушел играть в карты, да еще и ворчит, потому что ставки грошовые. Пока в этом вечере хорошо только одно — здесь нет Легации Оглторп.
— Она идет прямо за нами, — фыркнула Аурелия, открыв веер. — Я слышала, как она вопила на улице.
— Какие они злые, правда? — подмигнув Нику, произнес Дэвид.
— Да уж, сладкоречивыми их не назовешь, — согласился Ник.
— Так почему бы вам, не пойти и не побеседовать с леди? — вопросила Аурелия с милой улыбкой. — Я уверена, она будет счастлива, поделиться с вами подробностями о своей последней покупке.
— Я придумал кое-что получше. — Дэвид поклонился и протянул руку. — Окажите мне честь, мэм.
Ник тоже увлек Корнелию в бальный зал, где как раз собирались танцевать контрданс, и обе пары продолжали болтать с непринужденностью давних друзей. Но едва начался танец и Дэвид протянул Аурелии руку, как она заметила графиню Лессингем, входившую в зал под руку с мужчиной старше ее на несколько лет. Утонченный седовласый джентльмен, которого она не узнала.
— Ты не знаешь, кто это там с леди Лессингем, Дэвид? Дэвид повернул ее под своей рукой и взглянул на дверь.
— А, это та самая графиня… испанская леди, о которой я так много слышал? В любом случае она с графом Лессингемом.
— А что ты слышал о донне Бернардине? — Аурелии пришлось сменить партнера на следующего в противоположном ряду, и ответ она услышала только через несколько мгновений, когда снова вернулась к Дэвиду.
— Только то, что она очень колоритная и очень экзотичная — крайне необычный выбор для Лессингема. Он всегда славился тем, что был склонен к наукам и не проявлял интереса ко всей этой светской мишуре. Даже не припомню, чтобы я когда-нибудь раньше видел его в «Олмаке»… это совсем не в его стиле.
— Может быть, оказывает одолжение жене? — предположила Аурелия, остановившись, так как музыка смолкла, и спросила, неистово обмахиваясь веером — в зале было очень душно: — Не хочешь, чтобы я тебя представила?
Дэвид удивился:
— Ты знакома с этой леди?
— Да. Не так чтобы очень близко, но достаточно хорошо, и если я не поздороваюсь, это будет выглядеть странно.
Аурелия направилась в сторону графини и ее мужа, но внезапно замерла. До одиннадцати — часа, когда в «Олмак» уже не впускали ни одного гостя — оставалась ровно минута, и как раз в тот момент, когда большие часы у подножия лестницы начали бить, в зал вошел Гревилл Фолконер и остановился в дверях, явно высматривая жену.
— Будь я проклята, — пробормотала Аурелия, радуясь, что ее слышит только Дэвид. — Что здесь делает Гревилл? Я могла бы поспорить на что угодно, что ноги его здесь никогда не будет!
— Может, просто пойти и выяснить? — предложил Дэвид.
Аурелия стала пробираться сквозь толпу весело болтающих людей к двери, Дэвид шел за ней. Аурелия подумала, что ее муж в строгом вечернем костюме выглядит просто великолепно, и удивилась возникшему у нее чувству гордости. Его рост, ширина плеч, уверенность и самообладание — все это, по мнению Аурелии, делало его самой впечатляющей личностью во всем зале.
К нему подошла леди Сефтон, и Аурелия даже развеселилась, заметив, что физическая мощь Гревилла сильно подействовала на леди. Вглядываясь в его несколько обветренное лицо, которое Аурелия находила столь привлекательным, патронесса жеманно улыбалась, а когда Гревилл одарил ее своей белоснежной улыбкой и его темно серые глаза засверкали из-под невозможно длинных ресниц, Аурелия ничуть не удивилась тому, что леди Сефтон положила обтянутую черной перчаткой руку на его предплечье и захлопала своими редкими ресницами.
— Добрый вечер, муж мой, — произнесла Аурелия, подойдя к ним. — Я не ожидала увидеть тебя здесь сегодня.
— Я вернулся домой значительно раньше, чем предполагал, дорогая, — учтиво ответил Гревилл, — и подумал, что мне следует познакомиться с очаровательными патронессами «Олмака».
— Боюсь, вам придется удовольствоваться одной мной, сэр Гревилл, — сказала леди Сефтон и опять жеманно улыбнулась. — Мои приятельницы сегодня вечером заняты другими делами.
Он поклонился.
— Осмелюсь заметить, мэм, что эта утрата в вашем обществе не ощущается.
— Ах, бесстыдник! — воскликнула патронесса, похлопав его по руке сложенным веером. — Леди Фолконер, ведите своего супруга в бальный зал, пока он всех нас не вогнал в краску! — И уплыла прочь, шурша шелками. Щеки ее заметно порозовели.
— Да ты флиртуешь, — фыркнула Аурелия. — Невероятно, Гревилл! Ни за что бы ни поверила, что ты можешь опуститься так низко.
— Я просто пытался очаровать нашу хозяйку, — возразил он, поднося руку Аурелии к губам и легонько целуя ее пальцы. Глаза его озорно сверкали. — Неужели ты хочешь, чтобы я поступил по-другому? — Потом повернулся к Дэвиду и улыбнулся. — Благодарю за заботу о моей жене, Фостер.
Дэвид ухмыльнулся:
— Похоже, мне только что объявили, что я тут лишний. В таком случае пойдука я вслед за Гарри к карточным столам.
— Зачем ты здесь? — Аурелия открыла веер.
— Хотел узнать, как прошел твой день.
— Уверена, что отчет мог подождать до моего возвращения домой, — холодно произнесла она, сделав глоток лимонада. — Но раз уж так… графиня сегодня вечером здесь.
— О-о… и где она? — Гревилл окинул взглядом толпу — это было нетрудно, учитывая, что он на целую голову возвышался почти над всеми остальными.
— Там, у окна, рядом с мужем и лордом и леди Бакстон.
— Весьма пышная дама в алой мантилье? — Да.
Гревилл небрежно обвел взглядом зал, и никому бы в голову не пришло, что он заметил каждого, с кем был знаком, причем успел запомнить самые мельчайшие подробности внешности и наряда леди Лессингем.
— Может быть, ты меня представишь? — предложил он, взяв из рук Аурелии опустевший стакан и поставив его на маленький столик.
— Да, вероятно, это следует сделать. — Она пошла впереди, бросив через плечо: — Полагаю, это и есть основная причина, по которой ты здесь.
— Одна из них. — Он едва заметно подмигнул, и ее вспышка досады погасла, сменившись коротким смешком.
Бесполезно, подумала Аурелия. Она не может с такой же легкостью входить в роль, как Гревилл. Собственно, он из своей роли вообще никогда не выходит, а вот ей приходится напоминать себе об этом, и временами — вот как сейчас — это чертовски раздражает. Она просто хотела немного повеселиться, просто хотела получить удовольствие оттого, что Гревилл рядом.
— Леди Фолконер, как чудесно, — програссировала графиня, когда они подошли. — Позвольте представить вам моего супруга, лорда Лессингема… милорд, леди Фолконер. Как я рассказывала вам, мы восхитительно провели время с этой леди за карточным столом.
— Да, в самом деле, дорогая моя, — произнес граф с любезной улыбкой и поклонился Аурелии. — К вашим услугам, леди Фолконер.
Аурелия тоже вежливо поклонилась, протянула ему руку и повернулась к Гревиллу:
— Позвольте представить вам моего мужа. Сэр Гревилл… леди Лессингем… лорд Лессингем.
Закончив с любезностями представления, Аурелия шагнула в сторону и, воспользовавшись подходящим моментом, сказала Гревиллу:
— Как раз сегодня днем я рассказывала леди Лессингем о вашем интересе к испанской культуре, сэр. Мы чудесно побеседовали о картинах в Прадо. Как бы мне хотелось своими глазами увидеть «Сон Иакова» Риберы и «Поклонение волхвов» Веласкеса! Говорят, это одна из его самых великолепных работ. — Аурелия тоскливо вздохнула и посмотрела на графиню. — Разумеется, леди Лессингем там все-все видела. Она была частой гостьей в королевском дворце.
— Но недолго, увы, — печально произнесла графиня. — Только лишь до тех пор, пока тиран не выгнал короля Карлоса и его семью из его собственной страны и не посадил на трон свою марионетку. Столь многие из нас были вынуждены бежать с родины. — Она промокнула глаза кружевным платочком.
— Право же, мэм, мы все вам очень сочувствуем, — произнес Гревилл своим самым теплым и задушевным голосом. — Должно быть, очень больно оказаться изгнанником.
— Ах, если бы вы только знали, сэр Гревилл, — снова вздохнула донна Бернардина. — Я каждый день оплакиваю мою страну. Разве не так, милорд? — обратилась она к мужу.
— Да, моя дорогая. Но вы много делаете для своих соотечественников.
Плечи графини выпрямились, а слезы исчезли.
— Да, верно, нужно делать то, что можешь, для тех, кому еще хуже, чем тебе, вы согласны, леди Фолконер?
— Разумеется, — согласилась Аурелия. — Я уверена, что вы поддерживаете таких несчастных собственным мужеством.
— Мне хочется так думать, — сказала графиня. — Правда Ли, сэр Гревилл, что вы разделяете интерес вашей жены к испанской культуре и к нашему искусству? Леди Фолконер очень хорошо осведомлена.
Гревилл кинул на Аурелию веселый короткий взгляд и ответил:
— Мне ли этого не знать, мэм. Моя жена — настоящий, синий чулок!
— Я бы так не сказала, — промурлыкала Аурелия. — Ваши знания далеко превосходят мои, муж мой. Вы так эрудированны! Ваши познания могут только посрамить обрывки моих.
— Вы просто обязаны прийти ко мне на суаре в пятницу! — объявила графиня. — Только сегодня днем я рассказывала леди Фолконер, что устраиваю эти небольшие вечера, чтобы собрать вместе моих друзей. Мы находим друг у друга поддержку и утешение, а кроме того, ведем интересные дискуссии, иногда немного музицируем… Я уверена, вам обоим это понравится. Прошу вас, скажите, что я могу на вас рассчитывать.
— Это доставит нам огромное удовольствие, леди Лессингем, — поклонился Гревилл.
— Стало быть, в восемь часов. — Она улыбнулась, протянула руку мужу и пошла танцевать.
— Что ж, все, что требовалось, мы здесь выполнили. Пора возвращаться домой, — пробормотал Гревилл.
— Я должна попрощаться с Корнелией и Дэвидом, — возразила Аурелия. — Если мы сейчас исчезнем, это будет просто верхом неучтивости.
— В таком случае, где они? — Гревилл окинул взглядом зал. — А, вон там, около дверей, ведущих к карточным столам. — Он взял Аурелию под руку и быстро пошел сквозь толпу. — Корнелия, добрый вечер. Бонем… что, уже надоело играть в карты?
Гарри поморщился:
— Какой интерес играть на гроши? — Он поцеловал Аурелию в щеку. — Выглядишь просто блестяще, Аурелия.
— Спасибо, — улыбнулась она. — Ты всегда умеешь польстить, Гарри.
— Клевета! — ответил тот.
Гревилл вслушивался в их легкое подшучивание, красноречиво говорящее о долгой и крепкой дружбе, и думал, что у Аурелии есть дар дружить. Гревилл никогда и ни с кем, даже с Фредериком (а тот был его самым близким другом) не достигал такой степени искренности и откровенности. Слишком многое было поставлено на карту.
Но иногда он приближался к этому с Аурелией. И с каждым разом понимал, что ему все сложнее и сложнее держаться от нее на расстоянии.