Порочные привычки мужа

Глава 4

Закрыв за гостем дверь, Аурелия поднялась к себе в спальню, вынула письмо Фредерика из шкатулки с драгоценностями и села, чтобы снова его перечитать, на этот раз хладнокровно, потому что знала его содержание.

И тут ее снова охватил тот странный прилив энергии — непонятное сочетание возбуждения и страха. Аурелия понятия не имела, чем это вызвано, но чувствовала, что щеки горят, на лбу выступил пот, а сердце трепыхалось отчаянно, как птица в клетке. Может, именно притягательность двойной жизни, прилив возбуждения вкупе с чувством патриотизма и толкнули Фредерика на выбранный им путь?

Прозвонили изящные позолоченные часы на каминной полке, и Аурелия сообразила, что сидит здесь неподвижно больше получаса.

Она снова сложила письмо, убрала его в шкатулку и открыла гардероб, чтобы выбрать платье, подходящее для ленча, где разговоры будут менее легкомысленными, чем обычно. Муж Сесилии Лэнгтон был епископом и поощрял стремление своей жены делать добрые дела, так что она со спокойным сердцем погрузилась в это занятие. Сесилия прославилась тем, что не признавала «нет» в качестве ответа, вынуждая своих светских знакомых расставаться с деньгами, временем и силами.

Аурелия выбрала серое шелковое платье и коричневую бархатную накидку, отороченную серым мехом. Достаточно серьезно, решила она, но, несомненно, элегантно. Наряд не раз подвергался переделкам, и она была уверена, что никто, кроме ближайших подруг, не узнает его в теперешнем виде.

У Аурелии были совершенно прямые волосы, и ей пришлось прибегнуть к помощи Эстер и горячих щипцов, чтобы завить их по моде в мелкие кудряшки.

— Чудесно. Спасибо, дорогая. — Аурелия взяла заячью лапку, чтобы слегка подрумянить щеки.

— Вы наденете маленькую бархатную шляпку, мэм? Ту, коричневую?

— Да, это как раз то, что нужно. — Аурелия взяла шляпку и пристроила ее на кудряшки. Шляпка с дымкой вуали прекрасно смотрелась на ее светлых волосах. Аурелия придирчиво посмотрела на себя в зеркало и слегка улыбнулась, признаваясь себе в тщеславии.

Взяв перчатки и ридикюль, Аурелия вышла из дома. До Ганновер-сквер, где жил епископ, она пройдется пешком, тут недалеко. На улице немного потеплело. Бледное солнце иногда проглядывало на небе, если позволяли облака. На площади было пусто, и Аурелия решила прогуляться по парку до Холлс-стрит.

Она вошла в прохладный сырой парк через невысокие железные ворота. Нарциссы уже цвели вовсю, у форзиции наливались почки. После зимних дождей трава была яркого зеленого цвета, а воздух напоен чудесным влажным ароматом земли. Вокруг стояло ощущение свежести, начала перемен, и Аурелия ускорила шаг, снова почувствовав прилив энергии.

Аурелия шла по посыпанной ровной дорожке между кустами бирючины, перемежавшимися макрокарпой. Она зубами стянула с руки перчатку, отломила веточку макрокарпы и потерла ее между пальцами. Лимонный аромат кипарисового масла вернул ее в детство, к высоким живым изгородям, окружавшим дом, где она выросла.

И этот же аромат вызвал живое воспоминание о Фредерике. Он сделал ей предложение в знойный день, в тени живой изгороди из кустов макрокарпы, и Аурелия тогда сделала то же самое, что сейчас, — растерла веточку и глубоко вдохнула запах кипарисового масла. В тот день она ощутила такое счастье, такую полноту жизни — и чувство абсолютной надежности лежавшего перед ней будущего. И сейчас, вдыхая лимонный аромат, она думала — а испытывал ли Фредерик то же самое тем ярким летним днем? Может быть, его чувства были вовсе не такими глубокими и сильными, как ее, а она просто не позволила себе этого увидеть.

Слегка вздохнув, Аурелия бросила веточку, надела перчатку и пошла дальше по дорожке, но стоило ей выйти на покрытую травой площадку в центре парка, как ее охватило странное чувство. Волосы на затылке словно встали дыбом, а кожа на голове зачесалась. Аурелия остановилась и оглянулась. Никого не видно. Но здесь кто-то есть, она точно знала. Это знала ее кожа.

Аурелия замерла, стоя на дорожке и прислушиваясь к ободряющему уличному шуму буквально в нескольких ярдах от нее, по ту сторону железного ограждения. Чего можно бояться в центре Лондона ясным утром? Но тишина в парке казалась неестественной. Даже птицы молчали. Сзади послышался какой-то шорох. Аурелия подскочила и оглянулась. Это просто белка, роется в земле под большим дубом, и больше ничего.

Аурелия неуверенно позвала:

— Кто здесь?

Никто не ответил. Она быстро пошла в сторону улицы, к пешеходам и экипажам. Ей казалось, что у нее оголена спина, словно на ней нарисована мишень. Хотя, конечно, этот беспричинный страх объясняется событиями последнего дня. Фредерик каким-то образом восстал из мертвых, потом снова был похоронен — ничего удивительного, что у нее так напряжены нервы.

Аурелия неловкими пальцами возилась со щеколдой на воротах, но, в конце концов, откинула ее и выскочила из сумрачных зеленых теней парка на яркую оживленную улицу. Она сделала еще один глубокий, успокаивающий вдох, расправила плечи, разгладила юбку и зашагала в сторону Холлс-стрит. Кто-то ее преследует. Аурелия остановилась и оглянулась. Вокруг полно народу, все заняты своими делами. И нет ни единого знакомого лица.

Аурелия судорожно сглотнула. Она ведет себя просто нелепо! Ну, с какой стати кто-нибудь вдруг начнет ее преследовать, и что ей могут сделать посреди оживленной улицы? В нескольких футах от нее остановился кеб, и Аурелия инстинктивно ускорила шаги в его сторону. На мостовую выбрался пассажир. Пробормотав извинение, Аурелия протиснулась мимо него, забралась в экипаж и, не задумываясь о том, что делает, выскочила с другой стороны, прямо на улицу, едва не попав под проезжавшую мимо коляску. Кучер изумленно уставился на нее, открыл рот, собираясь, что-то заорать, но Аурелия, уклоняясь от проезжавших мимо экипажей, уже мчалась на ту сторону улицы, в сторону Кавендиш-сквер.

Паника потихоньку улеглась, сердце начало биться спокойнее, ближе к привычному ритму. Да что такое ею завладело? Даже ради спасения собственной жизни Аурелия не смогла бы объяснить, что за безумный порыв заставлял ее действовать последние несколько минут.

Она энергично потрясла головой, пытаясь разогнать опутавшую ее паутину страха, и быстро зашагала в нужную сторону. И тут кто-то поравнялся с ней, и знакомый голос произнес:

— Я должен поздравить вас, мэм. Вы едва не оторвались от меня. Проскочить вот так через экипаж — это профессиональный трюк. Где вы ему научились?

Аурелия остановилась как вкопанная и уставилась на Гревилла Фолконера, улыбавшегося с такой безмятежностью, что ее паника теперь казалась полной ерундой.

— Вы?

— Да, я, — согласился он все с той же улыбкой. — Простите, если я вас напугал, но меня охватило непреодолимое желание проверить, помните ли вы игры своего детства.

— Игры? — повторила она. — Какие игры? Вы напугали меня до полусмерти! Как вы посмели такое сделать?

Гревилл поднял вверх руки, жестом показывая, что сдается, а его улыбка сделалась еще более обезоруживающей.

— Простите меня. Но Фредерик рассказывал мне об одной игре, в которую вы любили играть, что-то вроде пряток, не могу припомнить…

— Охота на зайца, — медленно произнесла Аурелия, все еще глядя на него в упор. — Один из нас убегал и должен был попасть в определенное место к определенному времени, а все остальные на него охотились.

— Да, верно. О ней мне рассказал Фредерик. Он говорил, что эта игра заложила определенную основу для ловких приемов, которые ему требовались в его новой профессии. — Гревилл легко положил ладонь на ее руку. — Но с моей стороны было непростительно так вас пугать. Прошу вас, поверьте, это никак не входило в мои намерения.

— Несколько изворотливое извинение, сэр, вам не кажется? — с сарказмом спросила Аурелия. К ней уже вернулись и самообладание, и дар речи, и она легко и небрежно, словно упавший осенний лист, стряхнула его руку со своего рукава.

Гревилл опустил руку и поклонился.

— Я не буду вам больше навязываться, мэм.

— За что я вам очень благодарна. — Взметнув юбкой, Аурелия отвернулась и пошла дальше.

Гревилл смотрел ей вслед до тех пор, пока она не вошла в дом. Она имела право рассердиться, несколько уныло думал он. Он, безусловно, играл нечестно. Но зато узнал кое-что очень полезное. Аурелия обладает всеми необходимыми инстинктами — и их можно отточить. Но есть ли у нее нужная склонность? Или хотя бы желание подумать о будущей награде, которое сможет перевесить нехватку склонности?

Следующие два часа Аурелия боролась со своим гневом, причем злилась она не, только на Фолконера, но и на Фредерика. Какое он имел право рассказывать про такие интимные вещи, как их детские игры? Чтобы Фалконер устроил дурацкую игру в кошки-мышки! Это казалось абсурдом — ну, или полковник окончательно сошел с ума, в чем Аурелия очень сомневалась.

Она заставила себя вернуться назад, к разговору за столом:

— Сесилия, сколько, вы сказали, будет кроватей в здании лазарета?

— Сэр Джон Соун говорит — восемьдесят, — ответила Сесилия. — Конечно, это мало, буквально капля в море в эти-то дни, когда с войны возвращается столько раненых.

— О, они все болтаются по улицам, — заявила Петиция, пренебрежительно пожав плечами. — Попрошайничают, то им пенни подай, то корку хлеба. По Пиккадилли буквально невозможно пройти, чтобы к тебе не пристали. Это позор! Они выглядят так отвратительно — без рук, без ног, в грязных бинтах… Их нужно убрать куда-нибудь с глаз долой! Зачем то и дело напоминать об этих ужасах?

— В таком случае я уверена, что вы, Летиция, внесете очень щедрое пожертвование на лазарет, — произнесла Корнелия, вкрадчиво улыбнувшись. — Если вам повезет, то эта сумма поможет очистить одну сторону Пиккадилли от зрелища, оскорбляющего ваш взор.

Летиция глотнула вина и поморгала. Иногда ей казалось, что ее не посвящают в шутки, понятные всем остальным.

— Мне придется обратиться к Оглторпу, — жалобно сказала она. — Такая сумма лишит меня чуть не всего квартального содержания!

— Я уверена, вы придумаете, как убедить лорда Оглторпа поддержать такое благое дело, — улыбнулась Аурелия. — Всем известно, что вы запросто можете обвести его вокруг пальца, Летиция.

Летиция приосанилась, приняла самодовольный вид и пробормотала:

— Ну, в общем-то, у меня есть в запасе пара уловок, когда дело доходит до уговоров.

— Боюсь, я могу выделить, соврем немного, — с извиняющейся улыбкой произнесла Графиня Лессингем. — Простите меня, леди, но большая часть моих денег уходит на поддержку моих соотечественников. Но, вероятно, двадцать гиней на лазарет я все, же дать сумею.

— Это очень щедро, графиня, — отозвалась Сесилия. — Мы все знаем, как вы стараетесь облегчить судьбу своих соотечественников в изгнании.

— Я сделаю все, что в моих силах, для любого, кто пострадал от тирании Наполеона! — волнуясь, воскликнула та, и ее испанский акцент стал гораздо заметнее. — Несчастный король Карлос и его семья вынуждены отправиться в изгнание! Такое ужасное время… — Ее голос задрожал, и она промокнула глаза изящным кружевным платочком.

Вскоре ленч завершился.

— Ты зайдешь со мной на Маунт-стрит, Элли? — спросила Корнелия, когда они надевали накидки и перчатки. — Сможешь сама забрать Фрэнни?

— Да-да, конечно, — несколько рассеянно ответила Аурелия. — Это очень кстати. У тебя экипаж?

— М-м-м. Ландо. Разумеется, если у тебя есть какие-то дела дома, я просто отвезу тебя на Кавендиш-сквер, а Дейзи придет и заберет Фрэнни позже.

— Нет, сегодня днем у меня никаких особых дел, — абсолютно правдиво ответила Аурелия.

Они попрощались с хозяйкой и спустились вниз по ступенькам к ожидавшему их ландо.

— У Сесилии определенно есть организаторский талант, — заметила Корнелия, кивнув кучеру, открывшему дверцу, и забираясь в экипаж.

— Она одна из тех немногих известных мне женщин, кто умеет ввести беседу в нужные ей рамки, — согласилась Аурелия, испытывая искреннюю благодарность к подруге за эту безобидную тему. — Даже Летиция не может сбить ее с толку, если Сесилия что-нибудь вобьет себе в голову.

Корнелия рассмеялась, расправляя на коленях у себя и у Элли меховую полость.

— Мне понравилась графиня Лессингем. А тебе?

— Во всяком случае, она искренне привязана к своим соотечественникам-эмигрантам, — отозвалась Аурелия, пряча под мех руки. — Ее можно уважать заодно это. Эта проклятая война несет столько страданий по всему континенту! Столько людей погибло, столько раненых… столько семей лишились всего, в том числе крова. — Она беспомощно посмотрела на подругу. — Иногда я просто не знаю, достаточно ли того, что мы делаем, Нелл.

— Мы отдали войне своих мужей, — негромко произнесла Корнелия. Аурелия что-то согласно пробормотала и потом надолго замолчала. Как бы там ни было, но Фредерик погиб, и погиб за свою страну.

— Тебя что-то тревожит, дорогая моя?

— Нет, с чего ты так решила? — ответила Аурелия со смешком, надеясь, что это прозвучало достаточно убедительно.

Корнелия пожала плечами.

— За ленчем ты показалась мне очень рассеянной, а сейчас и вовсе выглядишь так, словно вот-вот сорвешься.

— Я немного устала.

— А-а. — Корнелия кивнула. Ее это ничуть не убедило, но она не стала настаивать, видя, что подруга не хочет ничего говорить. Она просто сменила тему: — Я должна показать тебе цветовую гамму, которую продумала для бала.

— Ты говорила — черное и серебристое.

— Да, но еще с оттенками белого и алого. Будут цветы — лилии и лунник. Это серебристые. И еще… — Корнелия выжидательно посмотрела на подругу. — Догадайся.

Аурелия покачала головой, развеселившись, несмотря на свою озабоченность.

— Черные тюльпаны!

— Да где же?..

— Алекс! — воскликнула Корнелия. — На прошлой неделе я упомянула свою идею в письме к Лив, и Алекс сам предложил черные тюльпаны.

— Господи! — пробормотала Аурелия. — Неужели нет предела чудесам, которые может совершать князь Проков?

— Похоже, что нет. Он знаком с человеком в Амстердаме, который выращивает тюльпаны, и тот готов продать мне десять дюжин. Я знаю, что это не так уж и много, но только представь, какой будет эффект, Элли!

— О да, — выдохнула Аурелия. — А что там насчет алого?

— Опять тюльпаны. Они как раз будут в полном расцвете в мае. — Корнелия сияла от удовольствия. — Все будет просто идеально, а Лив твердо уверена, что к концу мая достаточно восстановит силы, чтобы приехать.

— Ты собираешься придерживаться цветовой гаммы и за обеденным столом? — Аурелию по-настоящему захватила эта интересная тема.

— Гарри считает, что черно-белая еда будет несколько обескураживать, — сказала Корнелия. — Он предложил белым цветом подать рубец и лук, красным — не прожаренный бифштекс, а черным — черный кровяной пудинг.

Аурелия расхохоталась.

Экипаж завернул на Маунт-стрит, и смех замер у нее на устах. В их сторону шел Гарри Бонем, а рядом с ним шагал Гревилл Фолконер.

Аурелии показалось, что она задыхается, попав в паутину, сплетенную этим человеком, что так бесцеремонно вторгся в ее жизнь, причем, похоже, с единственной целью — разрушить то равновесие, которого она сумела достичь.

Мужчины приблизились, и Гарри приветственно поднял руку.

— Добрый день, Аурелия… — Он подошел к ландо и положил руку на дверцу, устремив взгляд на жену. — Жена моя, — пробормотал он.

— Муж мой, — отозвалась она таким же низким негромким голосом и оперлась о его руку, чтобы выйти. Аурелия уже привыкла к чувственности, словно окутывавшей эту пару, но невольно обратила внимание на легкое удивление, промелькнувшее в прищуренных глазах полковника. С некоторым удовлетворением она подумала, что Гревилл должен испытывать замешательство — вероятно, в первый раз за все время их короткого знакомства.

Аурелия тоже вышла из экипажа, опираясь на другую руку Гарри.

— Прости за вторжение, — легким тоном произнесла она. — Я приехала только для того, чтобы забрать Фрэнни.

— Ты нам помешать не можешь, — ответил Гарри. Аурелия знала, что он говорит это не из вежливости. — Позволь представить тебе полковника, сэра Гревилла Фолконера. — И жестом показал на своего спутника. — Фолконер… леди Фарнем… и моя жена, виконтесса Бонем. Аурелия посмотрела в темно-серые глаза с хладнокровием, удивившим ее саму, и протянула руку:

— Рада познакомиться, полковник.

Он взял ее руку и изящным жестом поднес к губам.

— Леди Фарнем, это большая честь для меня. — И улыбнулся, задержав на ее лице взгляд несколько дольше, чем требовал этикет, а потом повернулся, чтобы поздороваться с Корнелией.

— Полковник, вы новичок в столице? — спросила Корнелия.

— Полковник Фолконер только что вернулся из Коруньи, — ответил Гарри. — Он не был в Англии уже несколько лет.

Корнелия мгновенно поняла, что полковник тоже каким-то образом связан с делом, которое так прочно удерживает ее мужа в темных коридорах военного министерства, — с делом, которым лучше не интересоваться слишком пристально. Она просто кивнула и произнесла:

— Полагаю, вы не откажетесь от чашки чаю, полковник. Вы надолго в Лондон?

— Надеюсь пробыть здесь несколько месяцев, мэм, — ответил он, поднимаясь вслед за ней к парадному входу. — Я ищу себе подходящее жилье.

— О, я уверена, что агент Гарри сможет вам в этом помочь, — сказала Корнелия. — Как ты думаешь, Гарри?

— Безусловно, — ответил ее муж, отходя в сторону, чтобы Аурелия могла войти в дом. — Я попрошу Лестера все устроить.

— Проходите в гостиную, сэр Гревилл. — Корнелия пошла впереди. — Будете пить чай или же предпочтете что-нибудь из погребов Гарри?

— Разумеется, последнее, — провозгласил Гарри. — Аурелия, бокал мадеры?

— Нет, спасибо, я выпью чаю, — сказала Аурелия. — Полковник Фолконер, и что привело вас в Лондон? Должно быть, после ужасов на поле боя он кажется вам очень скучным.

— Иногда скука только радует, леди Фарнем, — отозвался тот, усаживаясь рядом с ней на небольшом диванчике.

Аурелии вдруг ужасно захотелось встревожить его, немного поиграть с огнем.

— Знаешь, Нелл, сегодня утром я перечитывала кое-какие письма Фредерика из Оксфорда, — сказала она. — Ты же помнишь, как они со Стивеном регулярно писали нам во время семестра? Он описывал тот вечер, когда они со Стивеном обманули университетского надзирателя и на заре перелезли через стену… помнишь?

Корнелия сумела не показать своего удивления при таком неожиданном повороте разговора.

— Эти двое были настоящими повесами, правда? В юности, — добавила она, улыбаясь, и жестом велела лакею поставить поднос перед ней на стол.

Аурелия повернулась к полковнику:

— Извините меня за эти воспоминания, сэр. Мой муж был братом леди Бонем. Он и ее первый муж были друзьями детства и все делали вместе: Хэрроу, колледж Магдалены, а потом флот. — Она посмотрела ему прямо в глаза. — И вместе погибли при Трафальгаре. — Вкрадчиво улыбнувшись, Аурелия взяла у Корнелии чашку с чаем.

Гарри удивленно взглянул на нее, но Аурелии было наплевать. Она не марионетка, чтобы плясать, когда Гревилл Фолконер дернет за ниточки. Взгляд полковника напрягся, в нем мелькнуло изумление, и Аурелия почувствовала настоящее удовлетворение. Он слегка наклонил голову так, что это могла заметить только она, однако Аурелия поняла, что удар попал в цель, и этот раунд она выиграла.

— Это была великая победа военно-морского флота, — серьезно произнес Гревилл. — Несмотря на множество погибших.

На какое-то мгновение в комнате повисло тяжелое молчание.

— А где бы вы хотели поселиться, Фолконер? — спросил Гарри, наливая два бокала мадеры.

— Там, где найду жилье. Благодарю. — Гревилл взял бокал. — Конечно, хотелось бы разместиться так, чтобы можно было спокойно дойти пешком до Пиккадилли.

— Разумеется, вы и конюшню заведете? — Гарри сел и жестом предложил Гревиллу сделать то же самое.

— Совсем скромную. Приличного жеребца для верховой езды… хорошую пару для коляски, и не более того. — Гревилл сделал глоток мадеры. — Вы ездите верхом, леди Фарнем?

— Я очень люблю верховую езду, полковник.

— Тогда, возможно, вы не откажетесь как-нибудь днем выехать в моем сопровождении? Я в городе совсем новичок, и если бы вы сочли возможным посвятить меня в ритуалы верховых прогулок в Гайд-парке, я был бы вашим вечным должником. — Гревилл говорил все это с улыбкой, не отрывая взгляда от ее лица. Складывалось впечатление, что в комнате нет никого, кроме Аурелии.

В какую игру он играет сейчас? Аурелия понятия не имела, но чувствовала, что должна немедленно положить этому конец. Корнелия и Гарри очень сообразительны и, наблюдая за этой сценой, наверняка пытаются понять, что происходит. Она произнесла самым любезным тоном:

— Это было бы чудесно, полковник, но у меня очень мало времени для подобных занятий. Большую часть дня я занята с дочерью.

— Я очень сожалею, мэм, — пробормотал Гревилл. — Но понимаю, что потребности вашего ребенка важнее всего.

Аурелия поставила чашку и резко встала.

— Прошу прощения, но я должна подняться в классную комнату. Хочу поинтересоваться у мисс Элисон успехами Фрэнни.

— Я пойду с тобой, — предложила Корнелия. — Думаю, вы с полковником в состоянии побыть несколько минут без нас, правда, Гарри?

— Тебя будет не хватать, — спокойно улыбнувшись, ответил Гарри. Оба поднялись на ноги и поклонились выходившим из комнаты дамам.

— Ты встречалась с полковником раньше, Элли? — спросила Корнелия, поднимаясь вверх по лестнице.

— Конечно, нет. Откуда такая странная мысль? — Аурелия даже сумела легко рассмеяться, напомнив себе, что дальше будет легче.

— Точно не знаю, — призналась подруга, искоса глянув на нее. — Есть что-то странное в том, как он себя с тобой ведет. Точнее, это «что-то» было между вами обоими, вот у меня и возникло такое впечатление.

— Должна признать, что в нем есть нечто такое, что выводит меня из себя… самоуверенность, что ли… или высокомерие, если хочешь.

Корнелия обдумывала ее слова, пока они поднимались вверх по лестнице к детской комнате.

— Не могу сказать, что я это заметила, — сказала она, в конце концов. — Но ведь он солдат, у них у всех есть привычка командовать. Полагаю, после долгих лет службы трудно обуздать ее в гражданской жизни.

— Наверняка ты права, — согласилась Аурелия, открывая дверь в классную комнату.

Корнелия ничего не ответила, потому что дети восторженно завизжали, увидев их.

Через полчаса дамы спустились вниз вместе с детьми. Когда они добрались до холла, Гарри с полковником вышли из гостиной.

— Мне показалось, что я услышал сладкие детские голоса, — заметил Гарри и наклонился, чтобы взять на руки вцепившуюся ему в колени Сюзанну. Он поцеловал девочку, посадил ее себе на бедро и взъерошил волосы Стиви.

— Фрэнни, милая, скажи всем «до свидания». Нам пора домой, пока на улице не стало совсем холодно. — Аурелия поцеловала Корнелию и подставила щеку Гарри.

— Возьми ландо, Элли, — посоветовала Корнелия. — Это не займет много времени.

— Нет-нет, спасибо. Фрэнни прогулка только на пользу — она хоть немного устанет, — поспешно произнесла Аурелия, многозначительно вскинув бровь.

— Ну конечно, — ответила Корнелия и с трудом подавила улыбку, взглянув на малышку — та выплясывала что-то замысловатое и одновременно болтала со Стиви.

— Надеюсь, вы позволите мне проводить вас до дома, леди Фарнем?

Аурелия бросила на него короткий взгляд и холодно произнесла:

— Это очень мило, сэр, но в этом нет никакой необходимости, уверяю вас.

— Я почту это за великую честь, — сказал он, склонившись над ее рукой.

Понимая, что Гарри и Корнелия с интересом наблюдают за ними и что они не поймут ее отказа на столь любезное предложение, Аурелия заколебалась:

— Я уверена, что Кавендиш-сквер вам не по пути.

— Совсем наоборот, — возразил он. — Это всего в двух шагах от Брук-стрит, и мне будет очень приятно вас проводить. — Он повернулся к Гарри. — Благодарю за гостеприимство, Бонем.

— Надеюсь, вы придете на мою вечеринку в клубе Даффи в четверг, — сказал Гарри, пожав ему руку.

— Непременно. Благодарю, — пробормотал Гревилл, прекрасно понимая, что Гарри попросили облегчить возвращение полковника в светское общество и подобающим образом представить его там.

Гревилл снова повернулся к Аурелии, поправлявшей шляпку дочери. Она очень грациозная женщина, отметил он уже не в первый раз, и есть что-то крайне привлекательное в ее лице (персик со сливками!), обрамленном золотистыми шелковистыми кудряшками. Словно почувствовав его взгляд, она остро посмотрела на него, и Гревилл уловил в глубине этих сияющих карих глаз неуверенность. Она выбита из колеи, и это здорово облегчит ему задачу.

В конечном итоге это задание может обернуться непредвиденным удовольствием. Впрочем, Гревилл тотчас же прогнал непрошеную мысль. Он жил по законам своей профессии, а главное правило гласило, что любые личные отношения ведут к опасным последствиям.

— Леди Фарнем. — Лакей отпер Дверь, и Гревилл предложил Аурелии руку.

Она легко положила ладонь на его рукав, крепко взяла Фрэнни за руку, и они пошли вдоль по улице.

— Мама, что это за дядя? — Пронзительный шепот Фрэнни невольно заставил ее мать улыбнуться.

Гревилл, не дав ей произнести ни слова, серьезно ответил сам:

— Меня зовут полковник Фолконер, Фрэнни. — Он остановился и добавил, обращаясь прямо к девочке: — Я солдат в армии.

Фрэнни нахмурилась.

— Мой папа был моряком во флоте. Но я его не помню, он умер.

— Да, я так и понял, — отозвался Гревилл. — Мне очень жаль, Фрэнни.

— Это маме грустно. — Девочка присела и подняла камешек. — Какой красивый… правда, красивый, мама?

— Очень, — согласилась Аурелия. — Спрячь его в муфту. Нам нужно поторопиться, мисс Эйда уже приготовила тебе чай.

— Яйца всмятку и солдатики… я ее еще утром попросила, — сказала Фрэнни и снова начала приплясывать.

— Солдатики? — негромко переспросил Гревилл.

— Длинные кусочки хлеба с маслом, чтобы макать их в яичный желток, — объяснила Аурелия. — Полагаю, в вашем детстве такого не было. — В ее голосе все еще звучал гнев — она не простила ему его хитрую уловку.

— Нет. Определенно я был многого лишен. Аурелия взглянула на него.

— Знаете, полковник, почему-то я в этом сомневаюсь. Мне очень трудно представить себе, чтобы кому-то удалось лишить вас того, чего вы желаете.

Он досадливо произнес:

— Пффф! Я все-таки произвел плохое впечатление. Это очень печально, потому что в мои намерения это никак не входило.

— Вам следовало лучше стараться, — язвительно-сладко пропела Аурелия. — И не нужно провожать нас дальше. Мы будем в полной безопасности… до тех пор, пока кому-нибудь не захочется поиграть в преследование.

— Тогда я сделаю так, как вы хотите. — Он поклонился, крепко пожал ей руку, серьезно склонился над ребенком, пожал маленькую ручку, повернулся и пошел в сторону Брук-стрит.

Аурелия с трудом подавила желание убедиться, что он ушел окончательно, и быстро зашагала к дому на Кавендиш-сквер, размахивая рукой, в которой сжимала маленькую ручку Фрэнни.