Порочные привычки мужа

Глава 3

На следующий день, в шесть утра, Гревилл в одиночестве ехал верхом по парку. Там не было никого, кроме нескольких садовников, бродивших среди кустов, поэтому он, спокойно отпустив поводья, скакал на арендованном коне по широкой, посыпанной песком дорожке, которая тянулась по кругу параллельно замощенной дороге для карет.

Весь предыдущий вечер он провел, возобновляя свое членство в клубах в районе Сент-Джеймс. Оказалось, что совсем нетрудно сообщить имеющим право голоса членам клубов «Уайте» и «Уотьерс» о своем возвращении в город и дать им понять, что он намерен в обозримом будущем показываться в этих клубах. Когда-то его приняли в них, как совсем зеленого новичка, только, что окончившего Оксфорд. Никто не задавал вопросов о его длительном отсутствии в городе в военные годы. Он стал полковником, и в этом качестве его так же охотно принимали в обществе, как и в юные годы. Однако вечер оказался долгим и обошелся ему очень дорого. Конечно, он умел играть в вист, но никогда не увлекался азартными играми, и эта неопытность была очень заметна. Прошлым вечером Гревилл проиграл крупную сумму, но, показавшись один раз за игровым столом, в будущем сможет избегать серьезных игр, не привлекая к себе особого внимания.

Далее ему требовалось найти подходящую квартиру и на модный манер завести конюшню. Гревилл вернул на место прянувшего в сторону коня и тяжело вздохнул. У наемных лошадей, не имеющих постоянного хозяина, появляются дурные привычки. Ему непременно нужен собственный конь для выезда. И экипаж. Скажем, двухколесными, с парой лошадей. Конечно, не породистых животных чистых кровей с аукциона «Таттерсоллз», это ни к чему, но таких, с которыми прилично показаться на прогулке в парке. Гревилл не стремился влиться в спортивный мир лондонских франтов. Его тайные боевые навыки сильно отличались от честного бокса или фехтования. Но в поединке, имеющем значение, он отлично мог себя проявить. Полковник насмешливо скривил губы. Из всех заданий, которые мог ему дать Саймон, это было наименее приемлемым.

Через час, когда в парке начали появляться первые наездники, демонстрируя после распутной ночи свою удаль, Гревилл отправился назад на Брук-стрит. Грум, одетый в ливрею, перехватил у него поводья, а Гревилл вошел в дом, где с ним поздоровался дворецкий, напустивший на себя многозначительный вид.

— Сэр Гревилл, ее милость ждет вас в столовой, — объявил он напыщенным голосом. — Она ждет уже больше получаса, — добавил он с явным неодобрением.

— Что беспокоит ее милость, Сеймур? Обычно она не выходит из своей комнаты до полудня, — заметил Гревилл, протянув тому хлыст, снял шляпу и стянул с рук перчатки.

— Леди Бротон ничего не беспокоит, — заявил дворецкий, взяв вещи полковника и передав их проходившему мимо лакею. — Насколько я понимаю, она просто хочет поговорить с вами. Завтрак будет подан тотчас же.

— Гревилл, дорогой мой племянник, хорошо ли покатался? — засияла ему навстречу тетя Агата, когда он вошел в столовую. В юности она была очень красива, и хотя красота ее несколько увяла, леди Бротон все же была хороша собой. Она сидела, закутавшись в индийские шелка и спрятав волосы под внушительным тюрбаном, и обмакивала гренки в чашку с чаем.

— Очень хорошо, мэм, — ответил он, садясь напротив. — Вы сегодня встали ни свет ни заря. — Он улыбнулся и вопросительно вскинул бровь.

— Конечно, я бы предпочла выпить чаю в постели, но мне нужно поговорить с тобой, Гревилл, и я побоялась разминуться с тобой. — Тетя Агата промокнула губы салфеткой. — Ты такой энергичный! Ни минутки не посидишь спокойно.

Гревилл негромко рассмеялся.

— Я всегда к вашим услугам, тетя Агата. Только скажите.

Она, прищурившись, посмотрела на него.

— Если я поверю в это, племянник, значит, я такая же слепая, как и твоя бедная мать… да покоится она с миром, — благочестиво добавила тетушка.

Гревилл не успел ничего ответить — в комнату вошли два лакея с блюдами, накрытыми крышками, и кружкой эля.

— Почки в остром соусе, сэр, и жареная форель, — объявил один из них, снимая крышки с блюд. Второй поставил у локтя Гревилла кружку. — Повар также говорит, что есть яйца вкрутую и бараньи отбивные, если желаете.

— С удовольствием, — с воодушевлением ответил Гревилл.

— В таком случае я сейчас принесу яйца и отбивные, сэр. Лакеи вышли, а Гревилл сделал большой глоток эля и обратился к тетушке:

— Ну, мэм, что за срочность заставила вас так рано покинуть постель? — Он поднес ко рту вилку с кусочком форели.

Прежде чем ответить, тетя Агата обмакнула в чай еще один гренок.

— Ты сказал, что некоторое время пробудешь в Лондоне, и мне пришло в голову, что можно дать небольшой вечер в твою честь… нет-нет, выслушай меня, дорогой мой мальчик! — Она властно подняла руку, и Гревилл прикусил язык. — За долгие годы ты так мало времени провел в Лондоне, болтаясь по Европе. Вот почему у тебя до сих пор нет жены… Прости меня зато, что я затрагиваю столь щепетильный вопрос, но у тебя есть долг перед семьей, дорогой мой мальчик. Раз уж ты решил осесть хотя бы на некоторое время, я намерена сама взяться за дело.

Гревилл подождал, пока лакей внесет новые блюда, а потом сказал:

— Я ценю вашу заботу, тетя Агата, хотя и сомневаюсь, что проведу в Лондоне достаточно времени, чтобы обосноваться здесь всерьез. — Он говорил приятным тоном, улыбаясь при этом. — И не хочу превращаться в вашего подопечного. Я думаю, что мне нужно подыскать себе подходящее жилье и вести собственное хозяйство.

— Что за чепуха! Чего ради? — воскликнула леди. На ее пухлом лице появились сердитые морщины. — Это не дом, а мавзолей какой-то, он слишком велик для меня одной. Если хочешь жить отдельно, я выделю тебе целое крыло!

Гревилл не дрогнул. Продолжая улыбаться, он ловко разделывал форель и говорил:

— Вы очень великодушны, мэм, но я не могу вам навязываться.

Гревилл проигнорировал ее сердитый взгляд. Он хорошо знал свою тетушку. Испорченная любящим и снисходительным мужем, она не терпела, если ей противоречили даже в мелочах. Гревилл с наслаждением жевал форель, даже не пытаясь нарушить напряженную тишину.

Ее милость сдалась первой, в чем он нисколько не сомневался. Недовольно фыркнув, она заявила:

— Полагаю, ты, как всегда, все равно поступишь по-своему.

Гревилл сделал глоток эля.

— Разумеется, мэм. Но если вы действительно хотите устроить в мою честь небольшой прием, я буду вам очень благодарен.

Из-за туч показалось солнышко — тетя Агата снова улыбнулась. Она обожала развлечения.

— Сегодня же утром составлю список гостей… полагаю, это будет небольшой раут. Я с прошлого сезона не давала ни одного официального приема, так что для нашей цели это самое подходящее. Немного потанцуем; оркестр будет небольшой — всего несколько струнных и пианино… и розовое шампанское — я уверена, что в погребе его еще много… я уточню у Сеймура. — Она постучала ногтем по зубам, уже забыв про свое разочарование и вновь обретя хорошее расположение духа.

Гревилл рассмеялся и отодвинул стул.

— Тетя, я уверен, что вы, как всегда, знаете, как все устроить наилучшим образом. Дайте мне знать, когда я должен буду появиться, и я приду при полном параде.

Гревилл поклонился и оставил тетушку, уже радостно вспоминающую свой обширный круг знакомых и погрузившуюся в перспективу дать бал, о котором долго будут говорить в городе. Он был искренне рад, что станет почетным гостем на таком балу — это очень кстати, раз уж он собирается, заново, войти в светское общество.

Войдя к себе, он критическим взором окинул свое отражение в большом зеркале. Почти пятнадцать лет он был далек от светского общества. Определенно придется обновить гардероб, но пока он не видел, к чему можно придраться — темно-серый сюртук и брюки из хорошо выделанной оленьей кожи. Все это шилось для более молодого человека, но благодаря хорошему покрою сюртук и сейчас отлично на нем сидел и прекрасно облегал плечи. Гревилл завязал шейный платок скромным, но вполне приличным узлом, а его высокие сапоги респектабельно блестели.

Надев касторовую шляпу и перчатки, он потянулся за изящной тростью с серебряным набалдашником, которую всегда носил с собой, и взвесил ее на руке, с удовольствием ощущая ее идеальную сбалансированность. Одним прикосновением к пружине она превращалась в очень острый клинок и уже много раз доказала свою незаменимость.

— Мама, мама, почему ты сама ведешь меня к Стиви? — Фрэнни дергала мать за рукав. — Почему не Дейзи?

Аурелия посмотрела на подпрыгивавшую рядом дочь, рассеянно улыбаясь.

— О, я просто хотела повидать тетю Нелл, — ответила Аурелия.

Фрэнни, как всегда, безостановочно что-то говорила, пока они торопливо шли по пустынным улицам. Утро было зябким, прохладный мартовский ветер порывами налетал из-за углов, и мать с дочерью размахивали руками, чтобы согреться. Они добрались до Маунт-стрит и дома Бонемов в тот момент, когда Гарри выходил из наемного экипажа.

— Доброе утро, Гарри! — Аурелия ничуть не удивилась, увидев его усталое лицо. — Ты выглядишь так, словно не был дома дня два.

— Так и есть, — вздохнул тот. — Доброе утро, Фрэнни! — Он чмокнул девочку в лоб, и та моментально начала рассказывать о золотой рыбке, которую они со Стиви держали в аквариуме в классной комнате.

Гарри вместе с ними вошел в дом, в нужные моменты, ахая и охая над потешным поведением рыбки.

— Беги наверх, Фрэнни, — сказала Аурелия, милосердно прервав нескончаемый поток слов. — Стиви и мисс Элисон уже ждут тебя. — Она наклонилась к девочке, чтобы расстегнуть на ней пальто и поцеловать. — Увидимся днем.

Фрэнни побежала к лестнице. Аурелия покачала головой, покорно улыбнувшись.

— Она болтает без умолку.

— Она прелесть что такое, — хохотнув, отозвался Гарри и повернулся к дворецкому, ждавшему, когда на него обратят внимание. — Гектор, леди Бонем уже спустилась вниз?

— Разумеется, — послышался от лестницы веселый голос Корнелии. Она быстро шла вниз по ступеням, протянув обе руки к мужу. — О, бедняжка! Ты выглядишь совершенно измученным. Тебе удалось хоть чуть-чуть поспать за эти три дня?

— Не думаю, — ответил он, взяв ее руки в свои и целуя жену в губы. — Ты свежа как роза, жена моя, а я оброс и колюч как кактус. — Он провел рукой по подбородку. — Пойдука приведу себя в порядок, а тебя оставляю наслаждаться обществом Аурелии. — Гарри шагнул в сторону, и Корнелия увидела, молча стоявшую у него за спиной Аурелию — та ждала, пока супруги поздороваются.

— Элли, какая прелесть! — воскликнула Корнелия. — Что привело тебя к нам в такую рань?

— Я решила сама отвести сегодня Фрэнни… мне захотелось прогуляться — ответила Аурелия. — Но я не собираюсь задерживаться — не хочу вам мешать.

— Можно подумать, все так страшно, — фыркнула Корнелия. — Гарри сейчас уйдет наверх, чтобы привести себя в порядок, и, может быть, проспит до полудня. Пойдем, выпьем кофе в утренней гостиной. Ты уже завтракала? — Она взяла Аурелию под руку и повела в утреннюю гостиную.

Аурелия пошла довольно охотно, хотя уже начала сомневаться, стоило ли ей поддаваться порыву и навещать подругу так скоро после вчерашних откровений. Желание выложить Корнелии все то, что занимало ее сейчас сильнее всего, могло стать непреодолимым, а она должна удержаться. Пока Аурелия толком не могла думать ни о чем другом и боялась, что Корнелия моментально почувствует ее рассеянность.

К счастью, сегодня утром Корнелию занимали совсем другие мысли. Она налила обеим кофе и грациозно опустилась в кресло.

— Что ты думаешь о черно-белой гамме, Элли? Аурелия моргнула, услышав этот неожиданный вопрос.

— Для чего?

— Для бала, конечно! — Корнелия выглядела удивленной: как могла подруга забыть о том, что в данное время занимало почти все ее время?

— О, конечно! — Аурелия сделала глоток кофе и постаралась отнестись к вопросу как можно серьезнее. — Ты имеешь в виду только оформление или же гости тоже должны быть одеты в этой гамме?

— Я подумала, что так будет интереснее. Уже надоели бесконечные балы и торжества! Разнообразие должно прийтись всем по вкусу.

— Безусловно, — согласилась Аурелия. — А после успеха твоего праздника в прошлом апреле тебе придется перещеголять саму себя! — Она посмотрела на подругу заблестевшими глазами. — Мне кажется, ты решила каждый год ошеломлять общество чем-нибудь невероятным, Нелл.

По-модному бледные щеки ее подруги слегка порозовели, и Нелл со смехом призналась:

— Я уже подумывала об этом. И хотела обсудить с тобой. — Корнелия взяла кофейник и снова наполнила чашки. — Было бы чудесно, если бы Лив тоже могла на него прийти. Ребенок должен родиться через три недели, в начале апреля. Я хотела устроить бал в апреле, но она еще не сможет путешествовать. Наверное, стоит отложить его до середины мая?

— Ты же знаешь Ливию. Она непременно приедет, если это вообще в человеческих силах. Так что все зависит от родов. Если все пройдет гладко, шести недель ей вполне хватит, но… — Аурелия выразительно пожала плечами.

Корнелия кивнула. Обе они пережили тяготы деторождения, и хотя и сами подруги, и их младенцы выжили, они прекрасно понимали, что им повезло.

— Лив сильная, — сказала Аурелия. — И решительная.

— Это верно. Но Алекс не позволит ей рисковать, а ты знаешь, каким он может быть убедительным.

Обе они знали, что Александр Проков умел добиться, чтобы все шло так, как он хочет. Ливия, хотя и обладала независимым характером, не могла переубедить мужа, если он принимал какое-нибудь решение. Можно было держать пари, что он не позволит ей идти на риск.

— Ну, может быть, перенести все на конец мая? — произнесла Корнелия, немного подумав. — Поближе к концу сезона. И мы сможем открыть оранжерею и сад. Черные и белые фонари… о нет! — Она вскинула вверх руку. — Не черные и белые — серебристые и черные! Как это тебе, Элли?

— Волшебно, — отозвалась Аурелия, поставив чашку с кофе. — Я предвижу потрясающий успех, дорогая моя. Но мне уже пора. Спасибо за кофе. — Она поцеловала подругу, вставшую с кресла одновременно с ней. — Днем я пришлю Дейзи за Фрэнни. Мы с тобой увидимся на ленче у Сесилии Лэнгтон?

— Да, я пообещала, что приду. — Корнелия проводила Аурелию до дверей. — Для чего мы на этот раз собираем деньги?

— Вроде бы для нового лазарета в больнице Челси. Но она еще упоминала, что поддерживает какую-то новенькую в Лондоне… точнее, в деревне. Испанскую леди, недавно вышедшую замуж за графа Лессингема. Ты с ней встречалась?

— Мне кажется, Гарри что-то о ней говорил… точнее, об этом браке, — рассеянно произнесла Корнелия. — Вроде бы Лессингем намного старше, но очень ей предан.

— Что ж, он вдовел больше десяти лет. Будем надеяться, она будет так же сильно ему предана, — озорно хихикнув, произнесла Аурелия.

Корнелия усмехнулась.

— Если Сесилия взяла ее под свое крылышко, у нее будет много возможностей крылья расправить.

— Это верно. На Сесилию вполне можно положиться, если речь идет об основании новой больницы, лазарете для искалеченных солдат или о новичке в обществе.

— В отличие от Летиции Оглторп, — заметила Корнелия.

Подруги расхохотались и сморщили носы при мысли об этом стихийном бедствии. Аурелия помахала на прощание рукой и вышла из дома. За то время, что она провела с Корнелией, на улице распогодилось. Она шла в сторону Кавендиш-сквер, размышляя о том, что, если Ливия с Алексом вернутся в Лондон в конце мая, ей придется подумать о собственном жилье. Она не собиралась оставаться под их крышей в качестве постоянной гостьи и жить с Корнелией и Гарри тоже не могла.

Значит, ей либо придется возвращаться в деревню, к унылому существованию вдовы, либо изыскивать деньги, чтобы снять собственное жилье в Лондоне. До сих пор попытки достать эти деньги разбивались о каменную стену. Дело не в том, что средств у нее не было, совсем, наоборот — для ее целей их хватило бы с избытком, но наследство находилось в доверительной собственности у родственников ее покойного мужа, под контролем графа Маркби, бывшего свекра Корнелии и дальнего родственника самой Аурелии. Было общеизвестно, что убедить Маркби тронуть деньги из доверительного фонда практически невозможно, и пока он изо всех сил сопротивлялся подобным просьбам Аурелии.

Может быть, ей следует лично съездить в Гемпшир и обратиться к нему с глазу на глаз. До сих пор она умудрялась избегать этого испытания, но если она хочет остаться в Лондоне, без этого не обойтись.

Тут она заметила, как кто-то спускается со ступенек ее дома, и замедлила шаг. Полковник бэр Гревилл Фолконер. Его вид оказал на нее странное действие. Ноги словно превратились в желе, как будто она испугалась до смерти, сильно заколотилось сердце, кожу защипало, и Аурелии ужасно захотелось повернуться и бежать прочь.

Она заставила себя успокоиться, и медленно пошла вперед, делая глубокие вдохи. Гревилл уже заметил ее и ждал на тротуаре, положив одну руку в перчатке на перила лестницы, а другую — на серебряный набалдашник трости.

Когда Аурелия приблизилась, он поклонился.

— Леди Фарнем, я только что заходил к вам, но дворецкий сказал, что вас нет дома.

— Похоже, он не ошибся, сэр Гревилл, — ответила Аурелия, удивившись своему ровному голосу. Она даже сумела подпустить в него немного иронии.

— Похоже, что так, мэм. — Он улыбнулся, снова сверкнув белоснежными зубами, ярко выделявшимися на бронзовом лице. — Признаться, я боялся, что слуга получил распоряжение не впускать меня.

— Не вижу для этого никаких оснований, сэр, — сказала Аурелия.

— Да и я тоже, — дружелюбно согласился полковник. — Позвольте мне? — Он подошел к двери первым и с такой силой ударил медным молотком, что стало ясно: он уже понял, что здесь стучаться нужно громко и настойчиво.

Аурелия встала рядом с ним, держа в руке ключ.

— Проще сделать так, — произнесла она, вставляя ключ в замочную скважину. Дверь распахнулась как раз в тот момент, когда к ней, спотыкаясь, подошел запыхавшийся Моркомб.

— Не понимаю, зачем так колошматить, — пожаловался он. — Только что я дошел до кухни, как все началось сначала… а у вас еще и ключ есть, — обвиняющим тоном добавил он, моргая слезящимися глазами.

— Извини, Моркомб. Стучался сэр Гревилл — он просто не знал, что у меня есть ключ, — объяснила Аурелия, входя в холл. — Мы больше не будем тебя беспокоить. Мы пройдем в гостиную, и я сама провожу сэра Гревилла.

— Ну ладно тогда. — Моркомб немного посопел и зашаркал прочь.

— Потрясающий слуга, — заметил Гревилл, как это делали многие и до него. — Надо же — извиняться перед ним за то, что ждешь от него выполнения своей работы! Аурелия устремила на него ледяной взгляд:

— Я не думаю, сэр, что это ваше дело — критиковать заведенные в доме порядки.

— Нет, конечно, — согласился он со своей сбивающей с толку очаровательной улыбкой. — Прошу прощения. Я просто несколько удивился.

Аурелия поколебалась, но в улыбке полковника было что-то по-настоящему заразительное, и она, не удержавшись, легонько фыркнула.

— Чему я обязана удовольствием видеть вас, сэр Гревилл?

Она не собирается облегчать ему задачу, подумал он. А с другой стороны, с какой стати она должна это делать?

— Вообще-то есть две причины. Во-первых, я хотел бы окончательно удостовериться, что вы понимаете необходимость соблюдения полной секретности. О том, что вы узнали, рассказывать нельзя никому.

— Я понимаю, — решительно ответила она. — Фредерик очень ясно дал мне понять, что если вас раскроют, ваша жизнь подвергнется опасности.

— Это так… и не только моя. Поверьте, если бы Фредерик не считал, что вам можно доверить правду, я бы никогда не позволил ему написать это письмо.

Аурелия в изумлении глянула на него.

— Вы думаете, что могли бы помешать ему?

— Да, мэм, мог. — Заявление было вполне откровенным. — И, во-вторых, раз уж вы так много знаете, может быть, у вас появились какие-то вопросы ко мне.

Аурелия села, жестом дав ему понять, что он тоже может сесть. В какой-то момент она сумела полностью взять себя в руки, сердце больше не колотилось, и теперь она снова мыслила ясно. Да, у нее возникли вопросы, и, может быть, он сумеет на них ответить.

— Вы завербовали Фредерика в море, недалеко от побережья Гибралтара. Почему? — Она сжала лежавшие на коленях руки и, слегка склонив голову набок, смотрела на полковника.

Как любопытная птичка, подумалось ему. У нее была тонкая кость, изящные черты лица, обрамленного искусно завитыми кудряшками шелковистых белокурых волос, и карие глаза, теплые, похожие на богатый оттенками бархат.

Собственное описание удивило Гревилла. Он не привык оценивать чисто физическое очарование светских женщин — по крайней мере, с тех пор, как поступил на эту службу.

— Это часть моей работы — подыскивать людей, способных заниматься совершенно особой деятельностью, — просто сказал он.

— Но почему Фредерик? — Она немного наклонилась вперед, напряженно дожидаясь ответа, не сомневаясь, что это поможет ей понять мужчину, которого она, как ей казалось, хорошо знала, а теперь понимала, что не знала совсем.

— Я потерял нескольких человек, — напрямик сказал он. — И поднимался на суда, бросившие якорь у Гибралтара, чтобы найти им замену. Мужчины и женщины, выполняющие эту часть военной работы, должны обладать определенными качествами. У них должны быть особые черты характера, и пусть для вербовки им ни к чему иметь необходимые умения, они должны обладать способностями и желанием их обрести. Фредерик Фарнем был как раз таким человеком.

— А другие были? Гревилл покачал головой.

— Я провел во флоте две недели, день-два на каждом судне, и нашел нескольких человек, офицеров и матросов, которых можно было использовать по-другому, но только Фредерик мог стать моим партнером.

— Вы так и не сказали мне, что это за особые черты характера, — надавила Аурелия. — Я должна знать… что было в нем такое, что ускользало от меня — а вы заметили за пару дней.

— Решимость подвергнуться испытаниям, крушить барьеры, пересекать границы, я имею в виду не только географические, готовность встречать опасность. Да, еще… чувство здорового страха — но при этом мужество, чтобы противостоять ему.

Аурелия откинулась назад, положила голову на спинку кресла и на мгновение закрыла глаза. Фредерик в самом деле был безрассудным охотником и через ограды перепрыгивал всегда первым. В школе и в университете он занимался всеми возможными видами спорта, причем яростно соперничал с другими и, всегда оказывался самым первым. В самом начале войны он без тени сомнения пошел во флот и очень раздражался из-за отсутствия активных действий. И все-таки Гревилл Фолконер разглядел в нем что-то другое, подспудное, и это «другое» всегда в нем имелось, хотя ни сама Аурелия, ни друзья и родственники этого не видели.

— Еще вопросы?

Негромкий голос прервал ее мысли, и Аурелия резко выпрямилась. Ее тело опять реагировало странно — ее бросало то в жар, то в холод, а сердце колотилось очень быстро. Но на этот раз она знала почему. Конечно, виноваты эти сбивающие с толку откровения, но в первую очередь мужчина, который сидит напротив, и исходящее от него почти осязаемое ощущение опасности, тайны, интриги.

— А чем вы собираетесь заняться в Лондоне? — Голос Аурелии дрогнул, но она надеялась, что полковник этого не заметил. Впрочем, что это она? Разумеется, заметил. Этот человек научен, замечать все.

— Немного поработать, — небрежно ответил он, стараясь не дать ей понять, как пристально он за ней наблюдает.

Аурелия опять напомнила ему птичку, которая уже чувствует приближение охотника, но еще не до конца в этом уверена, готова улететь в любой момент, но пока порхает. Что-то сказанное им привлекло ее внимание.

— Возможно, вы могли бы помочь мне, — произнес Гревилл и увидел, что она вздрогнула от изумления и неожиданности.

— Помочь вам? Как? — Аурелия выпрямилась как струнка, и посмотрела прямо ему в лицо.

— Мне нужно жилье, — произнес он, улыбнувшись. — Пока я живу в доме моей тетушки, но если мне придется остаться в столице надолго, как я собираюсь, потребуется собственное жилье. Может быть, вы слышали что-нибудь… скажем, о хозяине, который хочет сдать комнаты. — Он встал. — Впрочем, не буду больше отнимать у вас время.

Аурелия тоже поднялась.

— Если я что-нибудь услышу, непременно дам вам знать, если вы оставите мне адрес. — Она, прощаясь, протянула руку.

— Я остановился у моей тети, леди Бротон, на Брук-стрит, — ответил Гревилл, поклонившись и пожав предложенную руку. — Но думаю, что вскоре я снова зайду к вам с визитом, мэм.

Что за этим скрывается, кроме банальных слов, необходимых при прощании? Почему у нее столь твердая уверенность в том, что этот мужчина никогда ничего не говорит без совершенно определенной цели?

— Буду вам рада, — заставила себя Аурелия ответить вежливо. — Я вас провожу.