Порочные привычки мужа

Глава 8

Мэри поставила саквояж Аурелии на комод рядом с кроватью.

— Может, вам чего постирать нужно, дорогая? У меня завтра как раз стирка, так я все быстренько сделаю.

— О нет, спасибо, — ответила Аурелия. — Все лежит в саквояже… кроме того, что на мне. — Она пренебрежительно провела рукой по юбке. — Это, конечно, испачкано в дороге.

— Вот и не убирайте, а я завтра постираю и поглажу, — сказала Мэри, направляясь к двери. Она еще раз окинула комнату взглядом и одобрительно кивнула. — Чувствуйте себя как дома, моя дорогая. Ужин я накрою в гостиной.

Аурелия открыла саквояж и вытащила из него муслиновое платье, в котором ходила утром. Оно не очень помялось, так что Аурелия просто хорошенько встряхнула его и положила на кровать. Оставшись в сорочке и нижней юбке, она намочила горячей водой салфетку из махровой ткани и протерла шею и руки.

Стук в дверь испугал ее… Она посмотрела на дверь, держа салфетку в руках.

— Кто там?

— Гревилл. Можно войти?

— Минутку. Я не одета.

— Накиньте что-нибудь быстренько. Мне нужно обсудить с вами пару вопросов до того, как мы пойдем ужинать.

Аурелия схватила с кровати платье, натянула его через голову и быстро застегнула. Потом разгладила юбку и открыла дверь.

— Заходите.

И поспешно отошла обратно на середину комнаты.

Гревилл вошел, закрыл дверь и прислонился к ней, внимательно разглядывая Аурелию. Губы его изогнулись в полуулыбке. Серые глаза заблестели, и полковник пробормотал:

— Вы выглядите просто очаровательно, дорогая моя, и ничуть не измученной, несмотря на все тяготы этого дня.

— Внешность обманчива, — ответила Аурелия в слабой попытке отвергнуть комплимент. Она ощущала себя на удивление уязвимой, внезапно остро осознав, каковы будут последствия того, на что она согласилась. Если бы на месте Гревилла стояли Гарри или Алекс, она бы ни о чем таком не думала, но они бы и не смотрели на нее с таким блеском в глазах. Это был взгляд мужчины, который видит женщину в определенном свете. И мысли его совершенно точно были далеки от бытовых проблем.

Сердце Аурелии подскочило и заколотилось, а пальцы слегка задрожали. Она села на кровать и крепко зажала ладони между коленями.

— И о чем же вы хотели поговорить?

— Я хочу подготовить вас, рассказав правильную историю. — Гревилл отлепился от двери, прошел в комнату и принял свою, похоже, любимую позу — перед камином, упершись одной рукой в каминную полку. — Мэри ничего не известно о моей деятельности. Она знает меня исключительно как полковника Фолконера и уверена, что именно в этом качестве я сопровождаю вас в Шотландию. Вы — жена моего приятеля офицера, который служит за границей. Он узнал, что я возвращаюсь в Англию, и попросил сделать так, чтобы вы благополучно добрались до своих шотландских родственников.

— В таком случае не подумает ли Мэри, что наше появление в этой наемной двуколке, да еще и в крестьянской одежде, выглядит несколько странно?

Разговор успешно успокаивал разгоряченную кровь Аурелии. Она встала с кровати, подошла к комоду и начала поправлять шпильки в волосах.

— Мэри считает, что вы находитесь в довольно стесненных обстоятельствах, — произнес Гревилл, глядя на нее. Аурелия подняла руки над головой, и эта поза показалась ему восхитительно чувственной — настолько, что даже дыхание перехватило.

Он прокашлялся и продолжил деловым тоном:

— Она знает, что именно поэтому нам пришлось путешествовать почтовым дилижансом, а простая одежда нужна для того, чтобы не выделяться среди других пассажиров.

— Но ведь мы остановились здесь на все пять дней? — Аурелия накрутила локон на палец в надежде, что кудри удержатся, и закрепила его шпилькой.

— Да… оказалось, что путешествие подтачивает ваши силы… вы приходите в себя после болезни, и несколько дней на свежем воздухе пойдут вам на пользу, а потом можно ехать дальше… Я подумал, что в данной ситуации вы будете чувствовать себя лучше, имея про запас безукоризненное объяснение всему.

Аурелия медленно повернулась и с несколько печальным выражением посмотрела на полковника, немного склонив голову набок.

— Я благодарна вам за заботу, полковник.

Он коротко поклонился, продолжая пронзать ее взглядом.

— Я уже говорил вам, Аурелия, что ваши безопасность и благополучие для меня превыше всего, и я не намерен подвергать вас опасности.

Она твердо посмотрела ему в глаза и медленно произнесла:

— Я знаю, что нуждаюсь в вашей защите, и хочу кое-что прояснить. У меня нет вашего опыта манипуляций и обманов, но зато есть здоровое чувство самосохранения, поверьте. Если не ради себя самой, то ради моей дочери. Она не должна потерять обоих родителей в этой проклятой войне.

— Значит, мы поняли друг друга. — Гревилл направился к двери. — Пойдемте вниз ужинать.

Он придержал дверь. Аурелия вышла и начала спускаться с лестницы.

— А, вот и вы! — Едва Аурелия дошла до холла, как из кухни выскочила Мэри. — Идите в гостиную, мэм. Я сейчас подам ужин.

Аурелия открыла дверь справа от лестницы и оказалась в комнате с полукруглыми окнами — довольно бедной, но уютной. В камине пылал огонь, с балок свисали горящие масляные лампы. Круглый стол рядом с окном был накрыт на двоих.

Гревилл тоже вошел в гостиную, а Мэри вернулась на кухню.

— Я прислал сюда ящик весьма неплохого кларета… интересно, Мэри не забыла? О, конечно, не забыла! — Удовлетворенно кивнув, он подошел к буфету, где на оловянном подносе стояли бутылка вина и два бокала.

Гревилл откупорил бутылку, налил вино в бокалы и отнес их к камину, где Аурелия с удовольствием подставляла спину огню.

Она, благодарно кивнув, взяла свой бокал.

— За успех нашего предприятия! — Гревилл поднял бокал и чокнулся им с Аурелией. Глаза его блестели, губы изогнулись в улыбке.

В ней было что-то такое, от чего сердце Аурелии опять заколотилось как бешеное. Гревилл смотрел на нее так, как никогда не смотрел раньше. Аурелия сделала большой глоток вина и с облегчением повернулась к двери, увидев входящую с тяжелым подносом Мэри, а вслед за ней — девочку лет девяти с миской картофеля.

— Поставь ее сюда, Бесси. Вот умница! — распорядилась Мэри, разгружая поднос. Комната наполнилась богатыми ароматами супа из бычьего хвоста и клецок с петрушкой.

— Мастер Гревилл говорит, вам нужно немножечко поправиться, моя дорогая, — непринужденно сказала Мэри, начиная раскладывать содержимое котелка по тарелкам. — Вроде как вы не очень здоровы. Садитесь скорее.

Аурелия села на выдвинутый Гревиллом стул и с комическим ужасом посмотрела на гору еды на своей тарелке. Гревилл шевельнул бровью с насмешливым сочувствием и уселся перед собственной полной тарелкой.

— Ну вот. Тут есть еще капустка с маслом, и немного тушеного лука, и картошечка, — говорила Мэри, показывая на каждое блюдо по очереди. — Кушайте, как следует. — Она кинула последний взгляд на стол, желая убедиться, что все в порядке, и вышла.

— Боже, как много еды, — сказала Аурелия. — Но… вы такой крупный, что кормить вас нужно как следует.

— Безусловно, крупнее, чем вы. — Его взгляд метнулся в ее сторону, задержавшись на ее пышной груди.

Аурелия почувствовала, как ее щеки запылали. Он что, представляет ее себе голой? Что за абсурдная мысль! Но соски под взглядом темно-серых глаз уже затвердели, и она поспешно схватила бокал с вином.

— Ну и чему же мне придется учиться? — спросила Аурелия, пытаясь изобразить беспечность.

Снова сверкнула белоснежная улыбка, но Гревилл тут, же сумел взять себя в руки.

— Завтра займемся изучением способов связи, — отрывисто произнес он. — Но вы должны ознакомиться и с простым шифром, и нужно разработать несложные сигналы тела, чтобы передавать друг другу информацию в толпе.

Аурелия пришла в восторг. Она подалась вперед, забыв про еду.

— Вы имеете в виду — на балу или еще на каком-нибудь светском мероприятии?

— Разумеется, в общественных местах.

— Я не понимаю, почему нам вдруг придется тайно сообщаться в публичном месте?

Гревилл добавил еще себе капусты и картошки и только потом сказал:

— Если, к примеру, вы беседуете с кем-нибудь, представляющим определенный интерес, я должен знать, не собирается ли он покинуть бал или театр, где мы в это время будем находиться. И вы сможете передать мне эту информацию.

— А, понятно! — Аурелия немного подумала. — Значит, мы будем проводить операцию, если можно так выразиться, большую часть времени?

— Все время. — Он наклонился вперед, чтобы наполнить ее бокал, потом налил вина себе. — Как только мы начнем, дорогая моя Аурелия, вы будете работать постоянно. — Он твердо посмотрел на нее. — Я не собираюсь делать вид, что это очень легко. Вам все время придется быть настороже. Вы все время будете слушать, впитывать, выбирать и выхватывать отрывки из разговоров и решать, важно это или нет. И придется быть бдительной все время.

Аурелия ощутила озноб.

Она ждала, что он продолжит свою мысль, но Гревилл молчал, и она заговорила сама:

— Я не буду делать ничего, угрожающего Фрэнни. Вы можете гарантировать, что такого не произойдет?

Он положил нож и вилку.

— Я ничего не могу гарантировать, Аурелия. А вы можете гарантировать, что однажды кеб не заедет на тротуар и не собьет вас? Можете гарантировать, что не заболеете? — Он протянул руку через стол и накрыл ее ладонь. — Моя дорогая, в этом мире нет никаких гарантий. Я могу обещать — и уже обещал, — что сделаю все возможное, чтобы уберечь вас от опасности. И насколько я понимаю, работа, которая от вас требуется, никакой угрозы вам не несет.

— За исключением того, что я, так или иначе, окажусь, связана с вами, — заметила Аурелия, не убирая свою руку — это теплое нетребовательное давление почему-то успокаивало ее. — Про вас и вашу тайную деятельность наверняка кому-нибудь известно.

Гревилл кивнул:

— К сожалению, такая вероятность всегда имеется. Но я почти уверен, что Гревилл Фолконер, полковник одного из кавалерийских полков ее величества, не ассоциируется, ни с одной из моих многочисленных кличек. Насколько мне известно, до сих пор меня не раскрыли. Но одно я вам все-таки пообещаю… поклянусь своей жизнью и честью. Я буду оберегать Фрэнни.

— Даже если со мной что-нибудь случится?

— Этого не будет… но да, даже если с вами что-нибудь случится, и не важно, будет это связано с нашим делом или нет. Я беру на себя ответственность за благополучие Фрэнни. — Улыбка его была печальна. — Я в долгу и перед Фредериком.

Дверь отворилась. Гревилл неторопливо убрал свою руку. В комнату вошли Мэри и девочка. Родители не могли прокормить ребенка, и она жила в семье Мэри.

— Поели? — спросила Мэри, окидывая взглядом тарелки. — А теперь поешьте яблочного пирога. Из вкусных зимних яблок — они хранятся на чердаке, а к пирогу кувшин сливок от старушки Блюбелл… это наша лучшая молочная корова, — добавила она специально для Аурелии. — Замечательно вас подкрепит, это уж точно.

— Да, я не сомневаюсь… спасибо, Мэри, — отозвалась Аурелия, в ужасе думая, какой величины этот яблочный пирог.

Хотя Гревилл способен съесть за двоих, подумала Аурелия. Странно, что у него нет ни капли жира — одни мышцы, мощная фигура и длинные конечности. Интересно, а как он выглядит без одежды? Боже милостивый, что это с ней? Откуда, ради всего святого, возникла эта мысль?

Гревилл не сказал больше ни слова до тех пор, пока на столе не появились яблочный пирог и большая миска жирных желтых сливок. Тогда он снова наполнил бокалы и спросил:

— Вы когда-нибудь стреляли из ружья?

Аурелия, раскладывавшая по тарелкам пирог, уронила лопатку.

— Из ружья? Разумеется, нет… с какой бы стати? Он пожал плечами.

— Вы выросли в деревне. Вполне возможно, что вас учили стрелять фазанов, или скворцов, или что-нибудь в этом роде.

— Я не фермерская дочь, — ответила Аурелия, протягивая ему тарелку. — Меня также не учили сворачивать головы цыплятам.

— Я не собирался оскорблять вас, — мягко возразил Гревилл, поливая сливками пирог. — Я знавал многих женщин, прекрасно управляющихся с оружием.

— В вашей работе — возможно, — сказала Аурелия, вспомнив письмо Фредерика. — Зато я умею управлять парусной лодкой и ездить верхом.

— Ну, я сомневаюсь, что эти ваши таланты вам пригодятся в нашем деле, — произнес Гревилл, потянувшись за очередным куском пирога.

— Но зато мне потребуется умение стрелять из пистолета?

— Надеюсь, что нет. Это просто мера предосторожности, поэтому, пока мы здесь, нужно будет дать вам несколько уроков.

Снова этот озноб тревоги, и снова волосы на затылке Аурелии встали дыбом. Она сделала еще глоток вина и отодвинула тарелку с недоеденным пирогом.

— Я устала, — резко бросила она, вставая. — Если вы меня извините, я с удовольствием отправлюсь в постель.

— Разумеется. Это был долгий день. — Гревилл вежливо встал и открыл для нее дверь. Когда Аурелия проходила мимо него, он легко положил руку ей на плечо. От его прикосновения по спине пробежала дрожь. Аурелия остановилась и посмотрела на полковника. Его лицо словно колыхалось у нее перед глазами, теряя резкие очертания. Аурелия уставилась на его рот, на этот кривоватый чувственный изгиб, и когда он опустил голову и поцеловал ее, она поняла, что ждала этого. Его губы были сладкими и пряными, как будто на языке у него смешались яблоки и вино, и в животе у нее все сжалось.

И тут все кончилось. Гревилл поднял голову, убрал руку с ее плеча, отодвинулся в сторону, и Аурелия, молча кивнув, проскользнула мимо него и вышла за дверь.

Гревилл закрыл дверь, вернулся к столу, взял свой бокал и уставился в его рубиновую глубину. Он занимался любовью со многими женщинами, по работе и для развлечения. Но до сих пор никогда не терял беспристрастности, какой бы соблазнительной, ни была женщина. Разумеется, за исключением Доротеи, но в те неистовые дни он был всего лишь мальчишкой, охваченным телячьей любовью.

В его ремесле имелось одно нерушимое правило — не доверять никому. Никогда не терять бдительности. И все же он чувствовал, что, когда рядом Аурелия, возникает опасность того, что теперь командовать начнут чувства, а не голова. Он не мог позволить себе слишком сблизиться с Аурелией.

Гревилл осушил свой бокал и подошел к угловому буфету — там хранилась бутылка яблочного бренди.