Последний курорт

Глава 4

Эй, давай я тебе помогу!

Пенни, протискивавшаяся в этот момент во входную дверь квартиры с огромной сумкой на каждом плече и чемоданом, который тащила по полу, подняла голову и вдруг увидела перед собой смеющееся лицо сестры.

— Самми! — воскликнула она, бросая свой багаж и заключая сестру в объятия. — Когда ты приехала?

— Вчера, — сообщила Самми, крепко обнимая Пенни. — Питер уехал кататься на лыжах со своим дружком, а мне разрешил остаться здесь.

— Надолго? — Пенни отстранила сестру на расстояние вытянутых рук и внимательно, по-матерински осмотрела ее. — Выглядишь замечательно! — похвалила она и снова принялась обниматься. — С трудом верится, что ты здесь.

Глаза Самми засветились сестринской любовью, когда она заметила, как Пенни, перед тем как затащить свой чемодан в прихожую, еще раз бросила на нее критический взгляд.

Самми была на пять лет моложе сестры и, как и Пенни, обладала настолько жизнерадостным характером, что почти могла сойти за подростка. При росте сто семьдесят пять Самми выглядела очень худой, почти костлявой. Ее волосы не в пример Пенни были очень красивыми: темные и длинные, они спускались гораздо ниже плеч. И только василькового цвета глаза обеих сестер совершенно одинаково излучали ум и задорный юмор.

— Так что там у тебя с новой работой, о которой говорил Питер? — спросила Самми, испытывая радостное возбуждение и следуя за Пенни по узкому темному коридору в просторную гостиную, которую в хорошую погоду буквально заливало солнце. — Он сказал, что это во Франции, что-то связанное с новым журналом.

— Налей мне чашку чая, а я тебе все расскажу, — пообещала Пенни, сбрасывая пальто и нажимая кнопку прослушивания автоответчика. — И не думай, что тебе не влетит за этот фортель с Касабланкой, — крикнула она вслед сестре, — я ничего не забыла!

Через полчаса, выслушав свыше десятка сообщений и ответив на самые срочные звонки. Пенни, плюхнувшись на софу, с удовольствием смотрела на сияющее личико сестры. Она обожала Самми, как никого на свете, — всегда обожала, с самого ее рождения. Отец, любивший младшую дочь ничуть не меньше, умер, когда Самми едва исполнилось одиннадцать, и теперь, после смерти матери, Пенни старалась заменить сестренке их обоих.

Самми была непослушным, зачастую неуправляемым ребенком, и Пенни никак не удавалось исправить ее. Возможно, все было бы по-другому, живи Самми вместе с ней, но после окончания школы сестра проводила все время в путешествиях по миру, попадая при этом в различные пикантные ситуации чаще, чем маркиз Бландфорд. А обязанностью Пенни было постоянно вытаскивать ее из этих переделок.

Вскоре обе сестры, уже заливаясь смехом, обсуждали самую забавную часть всей этой истории, которая так недавно довела Пенни чуть не до слез. Правда, временами Пенни все же испускала протяжные вздохи, признавая свое поведение по-детски глупым, что уж никак не соответствовало ее представлению об умном, талантливом редакторе нового журнала, ставившем своей целью потрясти южную Францию.

— Хотела бы я увидеть лицо этого Дэвида в самый кульминационный момент! — Самми рассмеялась и поджала под себя ноги. — Так что он сказал?

— Можешь себе представить, он все обратил в шутку! — Пенни поморщилась. — Этот ублюдок на самом деле посчитал ситуацию очень забавной, а мне стало только еще хуже, как будто я клоун или что-то в этом роде. — Все-таки рассмеявшись. Пенни помотала головой. — Как теперь убедить человека, которому я швырнула в лицо шоколадный крем, что меня надо воспринимать серьезно? Ладно, что-нибудь придумаем. Кстати, можешь забыть обо всех своих ближайших планах, потому что ты поедешь со мной.

Личико Самми просияло.

— Я? — воскликнула она с недоверием.

— Да, ты. У меня есть для тебя подходящая работа, если тебя это интересует, и подожди, ты еще не видела дом, в котором мы будем жить. Это просто сказка.

— Ох, Пенни Мун, я так люблю тебя! — Самми прыгнула Пенни на колени и обняла ее. — Я как раз думала о том, чем бы заняться в дальнейшем, и пришла к выводу, что мне пора начать работать. Кстати, что это за работа?

Пенни усмехнулась:

— «Страдания и муки». Раздел с объявлениями о розыске пропавших родных, просьбами о помощи и т, п. Я хочу, чтобы ты занималась этим разделом, ну и кое-чем другим.

— Ты шутишь? — вскричала Самми. — У меня будет своя колонка?

— Да, своя колонка, — подтвердила Пенни. — Разумеется, сначала сделаешь пробный материал, но мы же обе понимаем, что с этим ты справишься, даже стоя на голове. Просто мне надо, чтобы твой пробный материал одобрила Мариель.

— Почему, если ты главный редактор?

— Потому, что не желаю дополнительных проблем к тем, которые она и так мне создает. — Пенни притворно зевнула.

— А что она за человек?

— Внешне просто потрясающая. Поначалу я не могла взять в толк, как случилось, что у нее такие натянутые отношения с парижскими журналистами. Но за эти две недели Мариель сама дала мне понять, почему до сих пор прозябает на Лазурном берегу.

— И почему?

— Потому, — задумчиво произнесла Пенни. — На самом деле не такого уж она великого ума. Наверняка сама о себе она так не думает, но на мой взгляд — просто обыкновенная посредственность в плане интеллекта, а ее статьи… — глаза Пенни сверкнули: она наконец-то решилась высказать свои затаенные мысли, но, чтобы слишком уж не набрасываться на Мариель, выбрала самое мягкое определение:

— довольно средние. А то, как она вешалась на Дэвида!.. Откровенно старалась вбить клин между нами. Из этого я только еще раз поняла, что она не слишком умна.

— Сгораю от нетерпения познакомиться с ней! — насмешливо заметила Самми. — А как насчет Дэвида? Что он за человек?

— Ох, Господи, — простонала Пенни, — не спрашивай меня о нем! Типичный самовлюбленный плейбой, но с таким обаянием… Оно просто выпирает из него, словно джем. И почему меня должно волновать, как он будет ко мне относиться, если пока что Дэвид не принял абсолютно никакого участия в работе журнала… Да, я говорила тебе, что он крестник Сильвии? Что ж, и ведет себя как ее крестник. Сильвия заверила меня, что мы будем обладать равной властью, а он уже корчит из себя владельца журнала. И еще эта Мариель подыгрывает ему.

— Значит, пока он изображает из себя наблюдателя, так? — Самми усмехнулась.

— Да он и есть наблюдатель! — отрезала Пенни.

— А сколько ему лет?

Пенни пожала плечами:

— Кто его знает… От тридцати пяти до сорока.

Самми пристально посмотрела на сестру.

— И ты уверена, что он тебе не нравится? — спросила она.

Пенни чуть было не рявкнула в ответ, но сумела сдержаться. Такой слишком горячий протест даже ей самой показался подозрительным.

— Совершенно уверена, — спокойным тоном сказала она.

Самми засмеялась.

— Уверена! — с возмущением повторила Пенни. — Я всегда говорила тебе, что моментально чувствую, когда мужчина в моем вкусе.

— И как ты это определяешь?

— Чутьем, разумеется.

Самми кивнула с понимающим видом:

— Ага, как в случае с тем, ну, как его звали? С тем трансвеститом.

— Он не был трансвеститом! — огрызнулась Пенни. — Просто ему нравилось носить женское нижнее белье. И я никогда не любила его.

— Однако ты говорила, что влюблена в Грэма, — напомнила Самми. — В Грэма, имевшего жену, троих детей, двух любовниц и собаку, к которой был настолько привязан, что вряд ли расстался бы с ней даже ради того, чтобы избавиться от соседства жены.

— Это тоже была не любовь, а безрассудное увлечение, — немного раздраженно поправила сестру Пенни. — Все мы имеем право совершать ошибки.

— Тогда что ты скажешь насчет Дона? — поинтересовалась Самми, склонив голову набок. — Того самого европейского политического обозревателя Си-эн-эн?

— С Доном все было в порядке!

— Я не думаю, — возразила Самми. — Ты даже собиралась за него замуж, не так ли?

— Он сделал мне предложение, а я ответила отказом. Две недели размышляла, прежде чем отказать, и в конце концов сказала «нет», поскольку поняла, что он мне не подходит.

Самми удивленно вскинула брови.

— Это звучит не слишком убедительно, — безжалостно констатировала она. — Ладно, а что произошло с Декланом? Или ты продолжаешь с ним встречаться?

— Мы расстались перед самым моим отъездом во Францию. Как-нибудь расскажу тебе подробности, но теперь я твердо знаю: Деклан не для меня. Точно так же, как и Дэвид Виллерз не для меня. Пусть его охмуряет Мариель.

— Да, похоже, нас ждут веселенькие времена, — заметила Самми. — Но ты с этим справишься, тем более имея в моем лице по крайней мере одного надежного бойца.

Итак, когда мы едем?

— Хороший вопрос! — заметила Пенни, почесав затылок. — Договор об аренде дома вступает в силу через две недели, то есть с понедельника; так что, пожалуй, сможем поехать в выходные накануне. У меня будет достаточно времени, чтобы уладить здесь все вопросы, встретиться с Сильвией и попрощаться с остальными. Кстати, Питер сказал, когда вернется?

— Сказал, что скоро.

— Ладно, Питер — это не проблема. Он давно хотел поселить сюда Ларри, но стеснялся. Между прочим, я ужасно хочу есть. Как ты смотришь на то, чтобы выбраться куда-нибудь на ранний ужин?

— Прекрасная идея! — оживилась Самми, вскакивая с софы. — А куда мы пойдем?

— Как насчет «Кантин» в Челси-Хабор? Это сейчас одно из самых популярных мест.

Самми вытаращила глаза.

— Перед твоим приездом я как раз читала о «Кантин».

Оказывается, столик там надо заказывать за несколько недель… а сегодня субботний вечер.

— Со мной не пропадешь, крошка, — заверила Пенни, подмигнув сестре, и сняла трубку телефона. Через пару минут столик уже был заказан, и Пенни не без огорчения вспомнила, что теперь она будет жить во Франции, где у нее нет таких обширных связей, как в Лондоне. Эта мысль несколько ухудшила ее настроение, а Самми только подлила масла в огонь, предложив:

— Как ты думаешь, может быть, нам перед отъездом во Францию стоит завернуть на север и побывать на могиле родителей?

Пенни отвернулась, испытывая знакомую боль в сердце и чувство собственной вины. После похорон матери она так ни разу и не посетила кладбище. И в этот раз опять не успеет.

— Ты не расстраивайся, — почувствовав неладное, Самми принялась успокаивать ее, — мы можем и не ездить.

Просто у меня мелькнула такая мысль.

— Я послала деньги мистеру Диллеру, чтобы он менял цветы на могиле каждую неделю, — робко промолвила Пенни.

— Да не кори ты себя! — Самми обняла сестру за плечи. — В конце концов на самом деле наша мама не в могиле, а здесь, с нами.

Пенни улыбнулась и сглотнула комок, подступивший к горлу.

— Правильно, она здесь! Я всегда узнаю ее в тебе, потому что ты такая же легкомысленная и такая же замечательная.

До отъезда во Францию Пенни надо было переделать массу дел, поэтому в течение последующих двух недель она почти не виделась с Самми. Пенни догадывалась, что Самми самостоятельно съездила на север Англии и теперь последние дни перед отъездом проводила со своими друзьями.

Сильвия с удовольствием выслушала все новые идеи, которые родились у Пенни за время короткого пребывания во Франции, и так искренне смеялась над рассказом о начале их знакомства с Дэвидом, что Пенни на мгновение даже зауважала собственную персону, сама точно не зная, за что. В отношении Мариель Сильвия была сдержаннее и посоветовала не конфликтовать с ней, поскольку Пенни предстояло работать там, где Мариель чувствовала себя очень уверенно. Было бы крайне неразумным превращать в своего врага человека, который, безусловно, мог быть очень полезен.

Увидев примерную смету расходов, составленную лично Пенни, Сильвия притворно ужаснулась, но уже через несколько дней бюджет нового журнала был увеличен на двадцать процентов. Возросла и сумма, выделяемая Пенни на оплату жилья.

Хотя у Пенни было слишком мало времени для раздумий, ее несколько изумляли та свобода и полная самостоятельность, которые были ей предоставлены. По правде говоря, весь проект начинался в атмосфере такой нереальности, что Пенни ощущала себя скорее игроком, участвующим в беспроигрышной игре, чем журналисткой, которой предстоит рисковать, как саперу на минном поле, что было бы вполне нормальным при создании нового журнала. Мало того: уютно в новой роли Пенни ощущала себя, как ни странно, только тогда, когда Сильвия или Иоланда объявляли некоторые ее идеи неработоспособными.

Пенни вообще с трудом представляла себя в роли босса, поскольку не была убеждена, что обладает всеми необходимыми для этого качествами, но и не собиралась идти на попятную. Она уже слишком глубоко влезла в это дело и даже начала прикипать душой к своему новому журналу. Да и что было сомневаться, если Сильвия безгранично верила в нее, а в самые сокровенные моменты сама Пенни также была уверена, что справится?

В течение суматошной недели перед отъездом Пенни приняла участие в радиопередаче «Звоните — отвечаем», составила литературный обзор для журнала «Тайм-аут» и привела в порядок материалы прошлых интервью. Она постоянно пыталась собрать своих друзей и коллег на прощальную вечеринку. Но, как это обычно бывает у лондонцев, их свободное время было расписано на несколько недель вперед, и если кто-то мог выбраться к Пенни в один день, то остальные — только в другой.

С приближением отъезда Пенни все больше нервничала, а невозможность собрать вместе друзей и коллег заставляла ее испытывать жуткое чувство, как будто все они — это уже прошлое. Пенни и сама давно привыкла к тому, что все ее свободное время было заранее расписано, и все же ей как-то удавалось выкроить час-другой в случае чрезвычайных обстоятельств. А свой отъезд Пенни, конечно, считала обстоятельством чрезвычайным. Ей предоставлялся последний шанс разослать приглашения и заручиться обещаниями друзей и коллег поддерживать связь или навещать ее.

Однако в день перед отъездом ее поджидал неожиданный сюрприз. Собственно, в том, что Сильвия пригласила Пенни поужинать «У Моссимана» и даже прислала за ней машину, не было ничего необычного. И лишь когда водитель остановил автомобиль у ресторана. Пенни стала догадываться, что Сильвия что-то затеяла. Так оно и оказалось.

Сильвия специально выбрала этот ночной клуб в Вест-Энде. Казалось, там присутствовали все, с кем Пенни была знакома или у кого когда-либо брала интервью. В клубе было полно журналистов, фотографов, а также всевозможных знаменитостей: политиков, спортсменов, удачливых предпринимателей, целителей, дизайнеров, писателей, владельцев ресторанов, обозревателей, астрологов и наконец просто эксцентричных личностей. Все они собрались здесь, чтобы пожелать Пенни удачи и заверить, что будут жутко скучать без нее. Пенни была так ошеломлена, что могла только удивляться и радоваться, узнавая одно лицо за другим.

Танцы и веселье продолжались всю ночь. Когда были выпиты все запасы шампанского, перешли на вино и подчистую подмели все закуски. Сильвия произнесла речь, от которой многие прослезились, а Иоланда подарила Пенни золотую ручку от «Картье», еженедельник в красном кожаном переплете с золотым тиснением из магазина «Смайдсонс» на Бонд-стрит и забавную карикатуру, изображавшую Пенни в берете, с ожерельем из луковиц на шее и кипой скандальных газет и судебных дел в руках.

В конце вечеринки, когда Пенни, с глазами, полными слез, переходила из одних объятий в другие, ей ужасно захотелось, чтобы Сильвия выбрала для работы в новом журнале не ее, а кого-нибудь другого. Мысль о том, что она надолго расстается со всеми, кто собрался здесь, внезапно стала почти невыносимой. Пенни уже не казалась себе игроком, играющим в беспроигрышную игру; совсем наоборот, у нее появилось ощущение, будто ее отправляют прямиком за решетку.

Это ощущение преследовало Пенни весь следующий день, когда они с Самми сели в самолет и, благополучно приземлившись в аэропорту Ниццы, обнаружили, что там облачно, холодно и дует мистраль. Пожалуй, только изумленные и радостные возгласы Самми, которые та издавала на протяжении всего пути от аэропорта до виллы, удержали Пенни от того, чтобы не вернуться ближайшим рейсом в Лондон.

К счастью, на следующий день ветер утих. Хотя воздух оставался холодным, с безоблачного неба ярко светило солнце, и Пенни решила, что им не помешает небольшая экскурсия по окрестностям. Они начали с посещения местной кондитерской, где полная веселая пожилая дама с волосатым подбородком и в цветастом фартуке встретила их с радушным галльским гостеприимством. Без умолку расспрашивая, чем они занимаются во Франции, она заворачивала свежие пирожные в папиросную бумагу и укладывала в пакет, чтобы они могли все это взять домой.

Потом Пенни и Самми перешли на другую сторону улицы и зашли в кафе, где находилось довольно много рабочих в черных беретах и голубых комбинезонах из саржи и несколько местных подростков. Усевшись за столиком на улице. Пенни и Самми прихлебывали горячий густой кофе, наслаждаясь тишиной и покоем.

Позже они прогулялись по деревне художников Мужен, примостившейся на вершине холма. Отсюда была видна их вилла, красиво выделявшаяся на фоне моря. Картины художников не произвели на них большого впечатления, но сама деревня была столь живописна, что Самми использовала всю пленку, фотографируя старый каменный фонтан, причудливые маленькие домики по сторонам узких мощеных улочек и Пенни, которая, несмотря на холод, храбро позировала на фоне одного из модных, дорогих бистро.

После обеда снова пошел дождь, поэтому сестры решили немного покататься на взятой напрокат машине, а заодно ознакомиться с окрестностями. Густые леса, холмы, симпатичные прованские деревеньки и открывающиеся с холмов великолепные виды на море, казалось, были специально созданы для того, чтобы они могли еще больше почувствовать свою близость друг к другу и всему окружающему миру.

Наконец Пенни, усталая, но куда более счастливая, чем еще за день до этого, повела машину домой. Самми в это время тихонько посапывала на сиденье рядом с ней; у ее ног валялись карты, путеводители, новый берет и связки чеснока.

Когда они вернулись на виллу. Пенни долго стояла на улице, не обращая внимания на дождь и наблюдая, как по поверхности бассейна расходятся круги от падающих капель. Она вовсе не ожидала, что настроение ее переменится так внезапно. Впереди была масса работы, и Пенни вновь ощутила, что начинает сомневаться в своих способностях. Однако решив, что единственный способ укротить нервы — это просто начать работать, она позвонила Мариель, во-первых, чтобы сообщить ей о своем приезде, а во-вторых, чтобы узнать, как Мариель подготовила совещание, о котором Пенни упоминала в одном из факсов.

— Я назначила его на завтра, на десять утра, — сообщила Мариель.

— Понятно. — Пенни старалась сохранять строгий тон. — Боюсь, что меня это не устраивает, так что буду вам признательна, если вы перенесете его на среду, как я и просила.

Мариель ничего не ответила.

— Полагаю, вы связались со всеми, кто нам нужен? — более мягким тоном поинтересовалась Пенни.

— Со всеми.

— А как насчет Дэвида?

— Он сказал, что будет на совещании, если сможет.

Вероятно, среда ему не очень подходит.

Пенни в задумчивости взглянула на Самми, которая в этот момент вошла в комнату.

— Благодарю вас, Мариель, увидимся завтра.

Полистав записную книжку. Пенни отыскала телефон Дэвида и набрала его. Она довольно долго ждала, слушая гудки, но дома явно никого не было. Пенни положила трубку, решив ни за что не перезванивать Мариель и как-нибудь самой выяснить, где Дэвид.

— Ну как? — спросила Самми.

Пенни снова посмотрела на сестру.

— Что ж, я думаю, настало время дать понять Дэвиду Виллерзу и Мариель Дескорт, кто здесь на самом деле босс.

Самми усмехнулась.

— Молодец! — похвалила она. — Только не зацикливайся на них, ладно? Я понимаю, это нелегко, но просто сейчас самое подходящее время напомнить тебе вот что: в жизни существуют и другие вещи, гораздо более важные, чем этот журнал.

— М-м… — в задумчивости протянула Пенни. Затем, внезапно вздрогнув, она повернулась и посмотрела на камин. — Холодно. А тебе? Давай разожжем огонь.

Часы на железнодорожном вокзале Ниццы показывали 20:55, когда Роберт Стерлинг, низенький, лысеющий, грузный американец лет пятидесяти, вышел из вагона второго класса и смешался с толпой пассажиров. В правой руке он нес неприметный портфель, на левом плече висел тяжелый потертый портплед. С выступающей нижней губы Стерлинга свисала толстая сигара, и пепел с нее падал на лацкан его плаща.

Двигаясь в толпе как обычный пассажир, он бегал своими маленькими внимательными глазками по окружавшим его приветливым лицам. Оружие, полученное в Париже, было спрятано в портфеле вместе с досье на Дэвида Виллерза.

Когда прибывший подошел к выходу из вокзала, по бокам возникли двое мужчин в темных костюмах. Один из них забрал у него портплед, другой тихо, но быстро заговорил по-итальянски.

Вынув сигару изо рта, Стерлинг остановился, бросил окурок на землю и раздавил каблуком. Затем произнес грубо и нетерпеливо:

— Говори по-английски!

Спустя сорок минут Стерлинг уже был в Пор-Пьер-Канто в Каннах и поднимался на борт моторной яхты, зарегистрированной в Англии, но построенной в Турции.

Когда грузное тело Стерлинга показалось над бортом, дверь салона распахнулась, и Мариель Дескорт в красном, облегающем фигуру брючном костюме вышла на палубу, встречая его.

На следующий день, рано утром, Эстер Делани — низенькая, ярко одетая пожилая женщина со светло-карими глазами и морщинистым лицом — с улыбкой проследовала через таможню и направилась к залу прилета в аэропорту Ниццы. Ее длинный красный плащ, белая меховая шляпа и белые кожаные высокие ботинки на каблуке обратили на себя внимание многих пассажиров, и это очень понравилось Эстер, так как она представила себе, что пассажиры, вероятно, принимают ее за знаменитость.

Заметив мужа, ожидавшего в толпе встречающих, она вскинула руку и помахала ему. И в этот же самый момент высокий мужчина примечательной внешности, лет сорока с небольшим, с небрежно перекинутой через плечо спортивной сумкой, прошел мимо нее к стойке одной из компаний по прокату автомобилей, повинуясь незаметному сигналу клерка.

Эстер Делани наблюдала за этим мужчиной уголком глаза. Она подождала, пока он получил информацию у клерка и двинулся к выходу из здания аэровокзала, а затем, подойдя к мужу, приподнялась на цыпочки, поцеловала его, поправила галстук и прошептала:

— Все чисто.

Пока они шли к машине, которую Уолли Делани оставил прямо у здания аэровокзала, мужчина с сумкой юркнул в стоявший неподалеку лимузин. Никто из четы Делани не смотрел в его сторону и никак не отреагировал на жест шофера лимузина, который поправил свою кепку, перед тем как сесть на водительское сиденье.

— Все в порядке? — спросил Уолли, устраиваясь поудобнее за рулем своего «мерседеса» и выруливая через стоянку прокатных автомобилей к выезду из аэропорта.

— В полном, — заверила Эстер. — Правда, была небольшая заминка, когда мы прибыли в Цюрих, но теперь все улажено. — При воспоминании о поездке глаза ее заблестели. — Они все там были, — сообщила Эстер мужу.

Уолли хмыкнул, облизнув нижней губой пышные рыжие усы. Затем спросил, имея в виду мужчину, севшего в лимузин:

— Как долго он пробудет здесь?

— Этого он не сказал, но просил тебя позвонить вечером. Ты передал шоферу мобильный телефон?

Уолли утвердительно кивнул, сунул в рот сигару и, потянувшись вперед, вдавил в панель прикуриватель.

Некоторое время они ехали молча, а потом Эстер положила себе на колени маленькую косметичку из белой кожи и сказала:

— Дорогой, думаю, нам надо заехать в банк.

Уолли посмотрел на нее. Эстер открыла косметичку и продемонстрировала мужу пачку пятисотфранковых банкнот, толстую, как телефонный справочник района Приморских Альп. Когда Уолли вновь перевел взгляд на дорогу, глаза его тоже блестели.

С довольной улыбкой Эстер откинула голову на подголовник и на некоторое время предалась воспоминаниям. Она давно уже не испытывала настоящей радости — все десять лет, которые прошли после того, как их сын Билли умер как раз накануне своего двадцать третьего дня рождения. Эстер очень редко говорила на эту тему, но новые друзья, которых она завела после переезда с Дальнего Востока на Лазурный берег, понимали, что ее энергичная деятельность, настораживающая чрезмерность в употреблении вина и постоянное общение с молодежью, традиционно появлявшейся на ее званых вечерах, — все это результат отсутствия детей. Однако никто из друзей не догадывался, чем занималась Эстер во время своих поездок по всему миру в поисках антикварных вещей для небольшого магазина Уолли в Ле-Канне, так как она очень редко возвращалась домой без покупок.

Источник состояния четы Делани являлся одним из самых тщательно хранимых секретов на Ривьере, поскольку никто не верил — во всяком случае, гораздо интереснее было не верить, — что доход Уолли от магазина, учитывая то, что сам Уолли проявлял удивительное равнодушие к антиквариату, мог обеспечить им тот образ жизни, которым неизменно наслаждались супруги.

Порхая по вечеринкам в вызывающе роскошных нарядах, Эстер очень любила рассказывать истории о том, как они жили в Сингапуре, Малайзии и Гонконге. И они наверняка действительно жили там, поскольку она очень много знала об этих местах, так что все уж никак не могло быть выдумкой. Однако никто так и не смог выяснить, чем же чета Делани занималась, пока не начала торговать антиквариатом. Предположение, что Уолли — бывший военный, было наиболее популярным среди их знакомых, но не потому, что он внешне походил на военного. Просто никто не мог найти разумного объяснения, почему Уолли сам не признается в этом. Некоторые считали, что Уолли хотя и был военным, но был осужден военным трибуналом за проступки, вероятный диапазон которых простирался от активного участия в действиях пятой колонны до подглядывания в окна женских казарм. К счастью, Эстер пребывала в блаженном неведении относительно этих ужасных слухов, но ей нравилась атмосфера этакой загадочности, которую она сама тщательно культивировала.

Правда заключалась в том, что еще пять лет назад Уолли был сотрудником компании, производившей стиральные машины. В результате его некомпетентности их швыряло по всему миру: Уолли переводили из одного отделения компании в другое и в конце концов досрочно отправили на пенсию, даже без благодарного рукопожатия, на которое Уолли все же рассчитывал. Поэтому, когда сразу после переезда на Ривьеру они познакомились со своим нынешним работодателем и получили от него предложение, позволявшее им жить гораздо шикарнее, чем они жили до этого, Уолли и Эстер ухватились за новую работу обеими руками. Уже через два года Уолли наконец осознал важность своей персоны, а Эстер во время ее поездок удавалось удовлетворять все свои амбиции, связанные со стремлением подняться как можно выше по социальной лестнице, а также компенсировать тоску по несостоявшемуся материнству путем обретения роскоши и известности.

Не то было во Франции. Работодатель Настоял, чтобы здесь она вела более скромный образ жизни, и Эстер действительно жила довольно скромно, как и требовало ее положение. Большинство из знавших ее людей не поверили бы, что у нее хватит силы воли так ограничивать себя.

Глядя на Уолли, Эстер заморгала и улыбнулась. Нос в красных прожилках, блеклые карие глаза и редкие зубы — нет, его явно нельзя было назвать привлекательным мужчиной. Но Эстер любила мужа, а кроме того, она не представляла себе, как смогла бы жить без него, особенно после всех этих лет, проведенных вместе. В их доме слово Уолли считалось законом, так было и будет всегда, поэтому Уолли и работодатель тщательно следили за тем, чтобы Эстер как можно реже приходилось самостоятельно принимать решения. Это ее очень радовало, хотя в глубине души Эстер просто восхищалась современными независимыми молодыми женщинами, которые все чаще встречались на ее жизненном пути. Но, Боже упаси, она никогда не сможет так же бороться за место под солнцем, как это делали они. Нет, она очень счастлива с Уолли, за что ему огромное спасибо.

Чувствуя на себе взгляд жены, Уолли сунул руку в «бардачок», вытащил оттуда аккуратно завернутую маленькую коробочку и небрежно бросил ей на колени.

— Боже! — воскликнула Эстер; глаза ее расширились: на этикетке стояло имя известного ювелира. — Что на этот раз? Господи! Уолли! — Она задохнулась от изумления, увидев брошь с рубинами и бриллиантами, которая прекрасно могла подойти к новому вечернему платью с бахромой и блестками, купленному в Цюрихе. — Как это чудесно! — Эстер опустила со своей стороны козырек от солнца, полюбовалась брошью и испустила вздох, полный истинного наслаждения.

— Мы помирились? — спросил Уолли с хрипотцой в голосе.

На секунду Эстер застыла в недоумении, но, вспомнив все, положила ладонь на плечо мужа и успокоила:

— Разумеется, помирились, дорогой.

— Я ведь не хотел, ты же понимаешь, да? — спросил Уолли, имея в виду тот случай, когда перед самым отъездом он так грубо обошелся с Эстер, что она даже заплакала. Сделал это Уолли потому, что застал жену разглядывающей фотографии их сына Билли.

— Конечно, не хотел, — согласилась Эстер. Помолчав немного, она рассмеялась и добавила:

— Я знаю, что временами бываю просто невыносимой. Так что я тебя ни в чем не виню.

Уолли несколько раз затянулся сигарой, выпуская густые клубы дыма. Он словно хотел подавить в себе чувство стыда, которое испытывал каждый раз, когда жена брала на себя вину за его нетерпимость к ее горю.

— Значит, он хочет, чтобы я позвонил вечером? — спросил Уолли.

— Да. По-моему, тебе в выходные надо будет отвезти на машине его друзей в Барселону.

Уолли кивнул. Помолчав несколько секунд, он сообщил:

— Мы вчера приняли очередную партию.

Эстер повернулась, посмотрела на мужа и радостно хлопнула в ладоши.

— Как здорово! — воскликнула она. — Он будет доволен, что ее доставили вовремя. Все в порядке? Фотографии, печати и прочие мелочи, в которых я ничего не понимаю?

— Полный порядок, — ответил Уолли и кивнул в сторону окошка, чтобы жена посмотрела туда.

Знакомый лимузин промчался мимо них, и Эстер с равнодушным видом повернулась в другую сторону.

— Господи, какой сегодня прекрасный день! — пробормотала она, оглядывая освещенные солнцем склоны холмов.

Уолли проводил взглядом лимузин, пока тот не скрылся за поворотом.

— Кстати, у нас появились новые соседи, — сообщил Уолли, немного увеличивая скорость.

— Правда! А кто они такие? Ты уже познакомился?

Уолли продолжал внимательно следить за дорогой.

— Две девушки, сестры. — После паузы он добавил:

— Одна из них журналистка.

Эстер молчала, Уолли обернулся к ней и усмехнулся, увидев, как округлились глаза жены.

— Ты имеешь в виду?.. Ох, Уолли, неужели ты говоришь о той девушке, которая будет главным редактором «Побережья»?

— Да, — кивнул Уолли, — именно о ней я и говорю.

— Боже мой, вот это да! — пробормотала Эстер, прижимая ладонь к щеке. — Прямо рядом с нами. Какое невероятное совпадение! — В ее глазах появилось радостное возбуждение. Нечто подобное Уолли и предполагал.

— А ты рассказал об этом… ну, сам знаешь кому? — спросила Эстер, подчеркивая последние слова.

Уолли покачал головой:

— Еще нет.

Эстер расплылась в улыбке.

— Как ты думаешь, — прошептала она, — мы можем позволить себе пригласить ее к нам? Всего один только раз, — поспешно добавила Эстер. — Мне так хочется познакомиться с ней!.. А тебе?

Уолли неопределенно пожал плечами, хотя у него уже имелся вполне четкий ответ на этот вопрос. Знакомство и дружба с Пенни Мун могли поставить их с Эстер в центр событий, и Уолли совсем не возражал против этого, тем более что в случае неприятных последствий будет совершенно ясно, что в это дело их вмешала Эстер, а не он.

— Это ведь рискованно! Ты так не считаешь? — спросил Уолли, понимая, что даже слабый протест может впоследствии обелить его в глазах их работодателя, узнай он об этом разговоре, и в то же время не разубедит жену в ее намерении.

— А никому и не обязательно знать об этом, — ответила Эстер. — В конце концов она наша соседка, и как мы будем выглядеть, если не пригласим ее в гости?

— Да, я считаю, что это в порядке вещей, — согласился Уолли. — Вчера вечером она угостила меня джином с тоником, так что надо ответить ей тем же, разве не так?

— Так ты был у нее? — воскликнула Эстер.

— Небольшая проблема с наружным освещением, — пояснил Уолли. — Она спросила, не знаю ли я, где найти электрика. Я сам все исправил, а она в знак благодарности предложила выпить.

— Ох, это просто великолепно! — проворковала Эстер.

Хотя губы Уолли и не пошевелились, в душе он улыбался тому, что смог в качестве извинения предложить жене еще один небольшой подарок, а именно — знакомство с Пенни Мун, которая, не говоря уж обо всем остальном, касающемся ее, была достаточно молода, чтобы удовлетворить известную тягу Эстер.

— Ты можешь пригласить ее, пока я буду в Барселоне, — как бы между прочим предложил Уолли.

Эстер удивленно посмотрела на него.

— А разве тебе не хочется при этом присутствовать? — спросила она.

Уолли пожал плечами.

— Вы сможете прекрасно поболтать без меня, — ответил он, выпустив еще несколько клубов дыма. — Зачем вам нужен такой старый тупица, как я, а? — На самом же деле Уолли рассчитывал на то, что если они пригласят к себе в дом журналистку Пенни Мун и их работодатель каким-то образом узнает об этом, то его, Уолли, нельзя будет обвинить в чем-то таком, что шеф вряд ли смог бы простить.

— Ты замечательный мужчина, Уолли. — Эстер искренне улыбнулась и положила ладонь на плечо мужа.

— Ладно, старушка, только будь осторожна в разговоре с ней. Не забывай, она журналистка. Возможно, она знает какие-нибудь приемы вытаскивать из людей то, о чем они не хотят говорить.

— Ох, я буду очень осторожна! — заверила Эстер.

Уолли хмыкнул и с шумом затянулся сигарой. За те полчаса, которые он вчера вечером провел в обществе Пенни Мун, Уолли не удержался и один или два раза неопределенно намекнул, что знает некоторые вещи, которые и ее могли бы заинтересовать. Разумеется, он ничего не собирался говорить ей, но таким уж было одно из его специфических развлечений в жизни — вызвать у человека любопытство, а затем оставить его ни с чем. Однако Пенни не продемонстрировала особо быструю сообразительность и не задала ему ни одного вопроса, что, по его мнению, должна была сделать. И все же взгляд у нее был такой, словно она видела собеседника насквозь. Уолли ушел сразу же, как только заметил это: у него вдруг возникло ощущение, будто она знает о нем гораздо больше, чем ему хотелось бы.

— Я очень надеюсь, что она придет, — сказала Эстер; неожиданно ей стало не по себе от мысли, что ее занимающая столь престижное положение соседка может и не согласиться. — Ты знаешь, она очень известна в Лондоне. Это мне сказал Билли.

Глаза Уолли встревоженно округлились; выронив сигару изо рта, он хрипло переспросил:

— Кто тебе сказал?

Эстер опустила голову, устремив взгляд на колени.

— Прости, — прошептала она, — я только раз разговаривала с ним, и никакого вреда от этого нет, честное слово. Я чувствовала себя очень хорошо, разговаривая с ним.

Уолли снова сунул сигару в рот и начал так интенсивно пускать клубы дыма, что сквозь них едва была видна дорога. Эти дурацкие спиритические сеансы надо прекратить, пока старушка совсем не спятила.

— Он посылает нам свою любовь, — тихо промолвила Эстер и тут же принялась хлопать мужа по спине, поскольку тот сильно закашлялся, поперхнувшись дымом.

Ее дорогой мальчик рассказал ей еще много чего другого, но Эстер решила, что лучше не говорить об этом Уолли сейчас, когда они и так едва не врезались во впереди идущую машину.