Последний танец

Глава 19

Аппетитный запах жареной курицы встретил Дафну в передней. Этот запах всегда ассоциировался у нее не только с воскресными ужинами, но со всем, что олицетворяло спокойствие и счастье. В памяти всплыло безмятежное время, когда она еще не уехала в колледж и не вышла замуж. Казалось, Дафна никуда и не уезжала отсюда, и каждое воскресенье садилась с родителями и сестрами за стол.

Несмотря на мрачные предчувствия, Дафна улыбнулась. Из кухни донесся мамин голос:

– Я сейчас, девочки! Только вытащу птицу из духовки.

– Тебе помочь? – спросила Дафна.

Кайл и Дженни повисли у нее на ногах, не давая ей сделать ни шагу.

– Я иду! – Китти помогла Кайлу снять курточку и пошла на кухню.

Роджер отряхнул плащ от дождя, который уже накрапывал на улице, и подхватил Дженни на руки.

Дети всю дорогу ссорились и возились на заднем сиденье. Хотя Дафна и Роджер говорили им, что бабушка уезжала и теперь вернулась домой, дети чувствовали: за ее возвращением стоит какая-то страшная тайна. Когда Дафна пристегнула Дженни, малышка начала плакать и вырываться. Кайл обзывал сестру плаксой, и Дафна едва успокоила ее. Потом вдруг Кайл заявил, что хочет посмотреть вторую серию мультфильма – при том, что он смотрел его по видео уже раз сто. Мальчик хныкал и вертелся на сиденье. Почему они должны ехать к бабушке? Почему нельзя поужинать у тети Китти?

Дафна не могла сердиться на них. Дети по-своему выражают то, что не могут объяснить словами. Они понимают, что на этот раз все по-другому, и боятся ехать к бабушке.

Наверное, это она виновата – дети ведь смотрят на нее. Со вчерашнего дня, как только Китти передала ей мамино приглашение, Дафна не находила себе места. И сейчас, окинув взглядом гостиную, она невольно подумала, что все выглядит слишком буднично, как всегда. Словно прошедшие два месяца мама была в отъезде. Стопка писем в прихожей исчезла, мебель в гостиной стоит на прежних местах, а цветастый ковер, который Китти и Дафна притащили с чердака, аккуратно расстелен посередине.

«А вдруг мама спросит, где старый ковер?» – подумала Дафна и невольно содрогнулась, вспоминая, как они скатывали его в рулон и перевязывали шпагатом. Но еще хуже притворяться, будто ничего не произошло.

Роджер повел детей на кухню поздороваться с бабушкой, а Дафна прошла в гостиную и села на диван. «Нет, это безумие. Мы должны сейчас рвать на себе волосы от отчаяния». А вместо этого первым ее побуждением было пройти в столовую и посмотреть, накрыт ли стол должным образом – к этому Дафна привыкла с детства.

Она выглянула в окно – не подъехала ли Алекс. Сестра обещала появиться с минуты на минуту. Ее приезд немного беспокоил Дафну. Алекс не разговаривала с мамой со дня ареста, отношения между ними и раньше были довольно натянутыми. Алекс никогда не была маминой любимицей. С другой стороны, может, и хорошо, что сестра всех взбудоражит и заставит маму отказаться от иллюзий.

«Неужели мама боится взглянуть правде в лицо? Или же я чего-то не понимаю?»

Внешнее спокойствие обманчиво: Дафна интуитивно чувствовала, что очень скоро дело примет неожиданный оборот. Мама действует в соответствии со своим планом – это ясно. Она пригласила их всех на ужин не просто для того, чтобы повидаться с ними. Еще немного – и они узнают, что мама задумала.

Дафна тревожилась не только о матери – ее собственное будущее тоже терялось в тумане. Без Джонни она не более чем пустая морская раковина, выброшенная на берег. И нечего надеяться, что время заполнит эту пустоту и поможет ей найти в сердце место для Роджера.

Не проходило и часа, чтобы Дафна не вспоминала Джонни. Забирая Кайла из школы, она вспоминала, как они с Джонни встречались по вечерам в школьном дворе – их инициалы до сих пор можно разобрать на коре старого дуба в школьном саду. Проезжая по городу, Дафна вдруг замечала кого-то похожего на Джонни и замирала от волнения.

Догадывался ли об этом Роджер? Если и да, то держал свои мысли при себе. Иногда она перехватывала его странный взгляд – и только. В последнее время он был занят своими делами: беспрестанно звонил в офис, разбирался с сотрудниками и пациентами, старался наладить отношения с партнерами. Дафна понимала, что должна быть благодарна мужу за то, что он рядом, но испытывала только обиду. Ее возмущало, что она должна сохранить свой брак ради Роджера и детей. Дафна злилась, что Роджер ведет себя порядочно. Ей хотелось, чтобы он бросил ее и уехал, не мешая ей видеться с Джонни.

Дафну утешало одно – Роджер оставлял ее ночью в покое. О да, он предпринял несколько вялых попыток заняться с ней любовью, но не более того. Роджер слишком горд и не станет унижаться и умолять о том, на что имеет права. Он считает, что жена должна сделать первый шаг к примирению.

Дафна не собиралась пока делать этот шаг. Все ее желания, надежды и мечты сосредоточились на Джонни.

Услышав скрип тормозов за окном, она отогнала от себя тяжелые мысли. Сквозь пелену дождя Дафна разглядела машину сестры. Вскоре вошли Алекс и близнецы, отряхнув на пороге зонтики и плащи.

В этот момент из кухни появились мама и Китти. Увидев Алекс, Лидия остановилась, щеки ее зарумянились, она сразу помолодела, став похожей на беззаботную юную девушку с фотографии, запечатлевшей их с Верноном во время медового месяца.

Издав радостный возглас, она раскрыла объятия своей вновь обретенной дочери. Алекс застыла на пороге. Двойняшки обменялись взглядами и тоже не двинулись с места. Порыв ветра внес в открытую дверь мокрые листья. Может, Алекс хочет что-то сказать об отце? Или же сделает вид, как и все они, что это обычный воскресный ужин?

Молчание затягивалось и становилось тягостным. Наконец Алекс шагнула к матери и уткнулась лицом ей в плечо. Когда она отстранилась, глаза ее блестели от слез.

– Прости за опоздание, – сказала она неестественно бодрым тоном. – На улице такой дождь. Я ничего не видела перед собой.

Китти, у которой глаза тоже были на мокром месте, закрыла входную дверь и ласково подтолкнула девочек вперед.

– Ничего страшного. Вы приехали вовремя. – Лидия перевела взгляд на Нину и Лори. Те смущенно потупились, скрыв лица под воротниками одинаковых джинсовых курточек. – Боже мой, посмотрите-ка на них! Не стесняйтесь, девочки. Что бы там ни говорили, я еще не забыла моих дорогих внучек.

Лидия помогла девочкам снять куртки и, взяв Алекс под руку, провозгласила:

– Ужин на столе. Идемте, пока он не остыл.

Несмотря на тягостные обстоятельства, ужин прошел спокойно. Правда, в один момент всем стало не по себе. Роджер начал разрезать курицу – этот торжественный ритуал был так тесно связан с отцом, что действия Роджера казались почти святотатством. За столом воцарилось молчание, прерываемое только позвякиванием передаваемых друг другу тарелок с ломтиками куриного мяса.

Дафна была благодарна Роджеру за то, что он стремится быть в центре внимания и ведет беседу. Она смеялась вместе с сестрами над анекдотами, которые слышала тысячу раз, то и дело отпивая вино из бокала. Вытирая подбородок Кайла и разрезая порцию Дженни на крошечные кусочки, Дафна размышляла: «Господи, ну почему все делают вид, будто ничего не происходит?»

Случайный прохожий, заглянувший к ним в окно, не заметил бы ничего необычного. Мама сидела во главе стола, поближе к кухне, излучая покой и довольство. На ней была желтая свободная блузка, скрывавшая ее худобу, а серебристо-седые волосы она аккуратно причесала.

Справа от мамы расположилась Алекс, вяло ковыряя вилкой еду, но изображая оживление. Намеренно избегая тем, связанных с отцом, она рассказывала о своей работе, об успехах дочерей, посещавших кружок художественной гимнастики, о новых соседях… Дафна чувствовала себя одной из ее клиенток, которой пытаются заговорить зубы и отвлечь внимание от недостатков выставленного на продажу дома. Никто, казалось, не замечал, как нервно Алекс теребит нитку жемчуга на шее и как по-детски ковыряет вилкой еду.

Кроме дочерей Алекс, за все время ужина не проронивших ни слова, Китти тоже выглядела очень подавленной. Ее фразы напоминали реплики из плохой пьесы.

Дафна сочувственно подумала: «Бедная Китти! По крайней мере у меня есть дети».

Когда Дафна и сестры начали убирать со стола, Лидия вдруг сказала:

– Оставьте это, Нина и Лори помоют посуду. – И, обернувшись к внучкам, ласково спросила: – Не возражаете, девочки? Мне надо сказать пару слов вашей маме и тетушкам. Мы скоро вернемся и вытрем тарелки.

Кайл и Дженни испуганно взглянули на Дафну, но Роджер тут же весело предложил:

– Хотите вместе со мной посмотреть телевизор? Идемте, может, найдем что-нибудь интересное.

Сестры поднялись вслед за Лидией в спальню, где отец и мать спали сорок лет и где зачали своих детей. Дафна решила, что час признаний настал и сейчас они услышат то, что втайне желали и боялись услышать. А вдруг мама сейчас расскажет о том вечере, когда она поднялась по этим же ступеням и достала пистолет из ящика, спрятанного на верхней полке платяного шкафа?

Китти обменялась с ней тревожным взглядом. Сестра тоже чувствует важность момента. Даже Алекс, поднимавшаяся первой, еле переставляла ноги, словно стараясь оттянуть неизбежное.

«Мы все потеряли не только отца, но и часть нашей жизни», – подумала Дафна.

Войдя в спальню, она опустилась в кресло, стоявшее между окнами. На улице шел проливной дождь, и горизонт терялся в туманной дымке. Назавтра тоже обещали дождь. Значит, дети не пойдут гулять и будут капризничать весь день. Мама собиралась поплавать в заливе. Не передумала ли она? Может, ждет, пока установится хорошая погода? Надо было настоять на своем и перебраться к ней на время. Маме нельзя быть одной.

Дафна окинула взглядом комнату, почти не изменившуюся со времен ее детства. Даже зеркало над трюмо наклонено под тем же углом, и в нем все так же отражаются семейные фотографии на стене. Мамино влияние наиболее ощутимо здесь, в этой комнате, чем где-либо еще. Все здесь соответствует ее вкусу – простая дубовая кровать, и туалетный столик, и нежные акварели, развешанные по бледно-желтым стенам. Из антиквариата здесь сохранились только фамильные предметы по маминой линии – кресло-качалка, в котором сейчас сидела Китти, досталось им в наследство от маминой прабабушки Агнес Лауэлл.

О чем думала мама в тот вечер, встав на деревянный стул и шаря на верхней полке шкафа? А когда ее пальцы нащупали металлический ящик, сознавала ли она, что сейчас перейдет ту грань, за которой осталась спокойная счастливая жизнь, и пути назад не будет?

Дафна наблюдала, как Лидия достает с трюмо коробку из-под шляпы, и на мгновение ей почудилось, что это металлический ящик с крошечным замочком.

Она зажмурилась… и увидела перед собой лицо Джонни, его усмешку и холодный оценивающий взгляд, который никогда не прощал и не просил о пощаде. То, о чем Дафна узнавала из газет – ограбления, убийства, пожары, – со всем этим Джонни был знаком не понаслышке. Вот бы и ей стать такой же мужественной и хладнокровной и научиться принимать этот суровый мир таким, какой он есть. «Господи, дай мне силы…»

В комнате воцарилась напряженная тишина. Три пары глаз неотрывно следили за Лидией.

Сев на узкую скамеечку у кровати, Лидия наконец обратилась к дочерям:

– У меня есть кое-какие реликвии, и я хочу передать их вам, девочки. Каждая получит свой особенный подарок. – Она улыбнулась, и Дафна заметила глубокие морщины там, где раньше были ямочки. – Знаю, вы не этого от меня ждете. Но боюсь, я обману ваши ожидания. Я не могу объяснить вам то, что случилось с вашим отцом. Это гораздо сложнее, чем вы думаете, хотя я уверена, что вы уже знаете все или почти все.

Лидия перевела взгляд с Дафны на Китти и Алекс и беспомощно развела руками. Золотое обручальное кольцо, которое она сняла в тюрьме, снова поблескивало на безымянном пальце левой руки.

Алекс, присевшая на край постели, попыталась что-то сказать, но Лидия жестом остановила ее и продолжала:

– Я глубоко признательна вам за помощь и поддержку. – Тихий голос Лидии завораживал, как шуршание тафты, которое Дафна помнила с детских лет – мама склонялась в темноте над ее кроваткой, чтобы поцеловать дочь и пожелать спокойной ночи. Шорох платья, аромат маминых духов и запах мартини, выпитого на празднике, навевали Дафне сладкие сны. – Все вы вели себя мужественно и достойно в этой непростой ситуации. Да, даже ты, Алекс. Я знаю, тебе это было труднее пережить, чем твоим сестрам, но ты держалась молодцом. Мне достаточно того, что ты пришла ко мне сегодня.

– Может, ты все-таки объяснишь нам? – в отчаянии воскликнула Китти.

Лидия печально покачала головой.

– Это теперь не имеет значения, поскольку, что бы ни случилось, отныне я никогда не буду свободна. Не удивляйтесь, я с этим вполне смирилась и хочу только одного – чтобы и вы обрели душевный покой. – Она сняла с коробки крышку, обтянутую выцветшей тканью. В этой шляпной картонке хранились пуговицы, кружева, остатки пряжи и старый черепаховый гребень с отломанными зубчиками – словом, все, что жаль было выбросить.

Со дна шляпной коробки Лидия достала бархатную коробочку и протянула ее Алекс.

– Эту алмазную брошь твой отец подарил мне на двадцатипятилетие нашей свадьбы. Можешь оставить ее у себя или продать – мне все равно. Твой отец подарил мне ее только потому, что… – Глаза Лидии наполнились слезами. – Скажем так, она слишком роскошная – не в моем вкусе.

Растерянно взглянув на коробочку, Алекс открыла ее. Дафна заглянула ей через плечо и ахнула. Роскошная – не то слово! Брошь была великолепна – изящная корзиночка из платины, в которой сверкал алмазный букетик.

Лидия ни разу не надела эту брошь, и никто из сестер не знал о ее существовании. Дафна смотрела на драгоценную вещицу как завороженная. Даже Алекс, которую не так легко было удивить, глубоко тронул подарок.

Глаза ее заблестели от слез и она пробормотала:

– Не знаю что и сказать. Я не ожидала такого… Это… это царский подарок, мама.

– Не благодари меня, – улыбнулась Лидия. – Это подарок. Я хочу, чтобы ты нашла ему достойное применение – поступи с ним по своему усмотрению. Теперь ты, Дафна… – Она вновь зашуршала бумагой и, вытащив из коробки дневник в красном кожаном переплете, протянула его Дафне как реликвию. – Это больше, чем мои объяснения, поможет тебе понять то, что ты желала бы знать. Я вела его с шестнадцати лет, пока не появилась ты. После этого у меня уже не было времени на такие пустяки. – Лидия улыбнулась. – Когда ты будешь писать о том, что произошло в нашей семье, а ты сделаешь это – должна сделать, – надеюсь, тебе пригодятся мои записки.

– Писать о том, что случилось? – в смятении воскликнула Дафна. – Неужели ты думаешь, что я способна на это? Сделать из нашей трагедии бестселлер и заработать на нем деньги?

Лидия покачала головой, и по щеке ее покатилась слеза.

– Нет, Дафна, ты не права. Напиши хронику этих событий. Люди пожелают увидеть в твоей книге мученицу или жертву… так всегда бывает. Они удивятся, узнав, что мои надежды и мечты, тревоги и печали были вполне обыкновенными. И тогда поймут, что и я сама была такая же, как все – не лучше и не хуже.

Дафна прижала дневник к груди, едва сдерживая слезы. Луч солнца наконец пробился из-за туч, упал на шляпную коробку, заиграл на мамином обручальном кольце.

– Я… я попытаюсь, – прошептала Дафна.

– И наконец… – Лидия обратила взгляд на Китти. В голосе матери Дафне послышалась необычная нежность – она никогда так не говорила с сестрой. – Я долго думала, что тебе подарить, но несколько дней назад, увидев тебя в зале суда, приняла решение. – Она снова пошарила в коробке.

Солнечный луч осветил маленькую серебряную чашечку, и Китти тихо ахнула. Эта детская чашечка передавалась из поколения в поколение по маминой линии, начиная с ее прапрабабушки. На чашечке были выгравированы инициалы «КМЛ» – Кэтрин Мэри Лауэлл.

Дафна вздрогнула – какой неуместный подарок. Зачем мама это сделала? Как она не подумала, что для Китти это будет ударом? Дафне хотелось выхватить чашечку у нее из рук, но Китти сжала подарок обеими руками, и в глазах ее отразилась боль.

– Я хранила ее для твоего ребенка, – мягко промолвила Лидия.

Китти смутилась:

– Не знаю, кто сказал тебе, но… это неправда. Ребенок, которого я надеялась усыновить… его мать передумала и выбрала других приемных родителей.

Лидия в замешательстве взглянула на нее.

– Но я ничего не знала о… Мне никто ничего не говорил… – Она помолчала и твердо сказала: – Я имела в виду твоего собственного ребенка. Того, которого ты сейчас ждешь.

Китти побелела как мел и уставилась на мать во все глаза, словно заподозрив, что она сошла с ума. А может, это жестокая шутка? Китти осторожно поставила чашечку на стол.

– У меня никогда не будет детей. И вряд ли мне удастся кого-нибудь усыновить или удочерить. Сохрани это для других.

В наступившей тишине смех Лидии прозвучал как удар грома.

– Так ты не знаешь… Боже мой… – Она встала и порывисто обняла дочь. – Я думала, тебе уже известно.

– Что? – изумилась Китти.

– Что ты беременна. Я всегда угадывала это шестым чувством. Я знала это, когда носила вас под сердцем… и знала о твоей беременности, Алекс, еще до того, как ты сказала мне, что ждешь двойняшек. Когда у тебя в последний раз были месячные?

– Я… они у меня нерегулярные, – пробормотала Китти, все еще не веря словам матери. – Несколько месяцев назад… – Тут она прижала ладонь к губам. – Так вот почему я в последнее время так устаю! Меня тошнит по утрам. – И Китти разрыдалась.

Лидия погладила ее по плечу.

– Поплачь, поплачь, девочка моя. Видит Бог, мы пролили немало горьких слез. Теперь пришло время плакать от радости.

Несколько часов спустя Китти лежала в постели и смотрела в потолок, над которым парил ангел. Не настоящий ангел – всего лишь пятно на потолке, оставшееся после того, как много лет назад у нее прорвало трубу. Китти подумала о том, как ангел Господень явился Деве Марии, чтобы возвестить о непорочном зачатии, и чуть не рассмеялась. Уж она-то наверняка знает, чей это ребенок. Это ребенок Шона.

«У меня будет ребенок!» – пело ее сердце. Возвращаясь от матери и радуясь неожиданному подарку, Китти попросила Роджера остановиться у аптеки, где купила тест на беременность. Приехав домой, она пожелала всем спокойной ночи и направилась к себе в комнату. А если все это – жестокая ошибка? Пусть лучше Дафна узнает об этом утром, после того как Китти вдоволь наплачется в одиночестве.

Дрожащей рукой она стиснула индикатор и кинулась в туалетную комнату. На индикаторе появилась сначала одна голубая полоска, потом другая. Результат положительный. Значит, мама права!

Китти чуть не упала в обморок на бело-голубой кафельный пол. С трудом передвигаясь на ослабевших ногах, она добралась до комнаты и легла в постель.

Часы, стоявшие на ночном столике, показывали половину первого. Китти легла в платье, не раздеваясь, – что толку переодеваться, если все равно не заснуть? И как можно сейчас спать? Наверное, то же чувствовала и Святая Мария, услышав чудесную новость из уст архангела Гавриила. Вот почему на старинных иконах и картинах вокруг нее такое сияние. Но то чудо, что случилось с Китти, достойно не меньшего удивления: почему именно сейчас, после стольких лет? И почему именно от этого мужчины?

«Потому что всех остальных ты не любила по-настоящему».

Господи, да какая разница, кто отец ребенка? Главное, что это ее собственный ребенок. Ее плоть и кровь, и никто его не отнимет у Китти. Есть все-таки Бог, и он слышит наши молитвы!

Китти положила ладонь на живот, и ей показалось, что от него исходит внутреннее тепло. Слабый пульс, почти такой же как у нее – наверное, это бьется крошечное сердечко. Закрыв глаза, Китти пыталась представить себе, как будет держать младенца на руках и гладить нежные, мягкие волосики. Приятное тепло разлилось по телу, обволакивая ее.

Она переделает гостиную, где сейчас расположилась Дафна, в детскую. Но вместо всяких уточек и зайчиков развесит по стенам мамины акварели. Колыбельку поставит у окна, так что ее малыш, просыпаясь, будет видеть ласточек, вьющихся под крышей, и воды залива, сверкающие вдалеке. А на верхнюю полку Китти поместит птичье гнездышко и морские раковины, чтобы ребенок смотрел на них и знал, что окружающий мир отнюдь не враждебен ему и полон удивительных тайн и загадок.

Китти еще долго строила счастливые планы на будущее и незаметно задремала. Когда она проснулась, было еще темно, но Китти чувствовала себя отдохнувшей. Теперь она знала, что нужно делать. Встав с постели, Китти сняла смятое платье, надела футболку и джинсы, потом на цыпочках, стараясь не шуметь, спустилась по лестнице.

Она доехала до дома Шона довольно быстро – на дороге не было ни души. Дождь прекратился, и дорога блестела, как черная река. Китти даже не подумала о том, что следовало сначала позвонить. Ее словно вело шестое чувство, а «третий глаз» – глаз истины из индуистской мифологии – освещал дорогу.

Как Шон отнесется к ее сообщению? Вдруг испугается и не захочет больше с ней встречаться?

Надо сразу сказать ему, что он свободен и она вполне способна взять на себя все заботы о ребенке. Ей не нужна ничья помощь. Странно, но Китти не покидало ощущение, что это только ее ребенок и появился он как ответ на ее молитвы.

«Беременна – какое счастье!»

Шон спал на матрасе на полу, и когда Китти, склонившись над ним, слегка потрясла его за плечо, даже не пошевелился. Тогда она осторожно легла рядом с ним.

Он что-то сонно пробормотал и обнял Китти, словно даже во сне старался защитить ее от неведомой опасности. Потом, внезапно открыв глаза, оторопело уставился на нее:

– Китти!

– Прости, что разбудила, – прошептала она.

– У тебя все нормально?

– Да, все как нельзя лучше.

– Рад слышать. – Окончательно проснувшись, Шон приподнялся и оперся на локоть. – Но ты ведь приехала не за тем, чтобы сказать мне это. Что случилось?

– Мне захотелось увидеть тебя.

– Правда? – Он пристально посмотрел на нее. – Ты не очень-то хотела видеть меня несколько дней назад.

Он обиделся и еще не готов простить ее. А может, просто не верит ей. Что ж, если его интересовал не только секс, значит, у Китти есть надежда.

Она опустила глаза.

– Мне очень жаль, но ты неправильно меня понял. Ты мне вовсе не безразличен.

– Странная у тебя манера выказывать симпатию.

– Хочешь, чтобы я ушла?

Шон помолчал, прислушиваясь к шороху мокрых листьев за окном и гулу проезжавших по автотрассе автомобилей. Затем протянул руку и погладил Китти по щеке.

– Нет, – прошептал он. Китти поднесла его руку к губам.

– Я рада. Мне надо тебе кое-что сказать…

В его глазах, черных, как океан под ночным безлунным небом, вспыхнула тайная надежда. Китти медлила в нерешительности. Ей хотелось насладиться своим счастьем одной, но ведь Шон тоже имеет право знать. Как бы Шон ни отреагировал на новость, нельзя скрывать от него, что он станет отцом. Ведь не ангел же подарил ей ребенка, а Шон.

– Я беременна, – выдохнула Китти.

Шон уставился на нее во все глаза, но ни один мускул не дрогнул на его лице, словно он не слышал ее… или не хотел слышать.

Радость Китти померкла, но она постаралась успокоить себя. Какая разница? Ей ничего от него не нужно. Она ведь не девочка-подросток без гроша в кармане, а самостоятельная тридцатишестилетняя женщина, имеющая собственное доходное дело и способная вырастить ребенка одна.

Китти уже собиралась сказать ему это, как вдруг Шон спросил:

– Когда ты об этом узнала?

– Сегодня, несколько часов назад.

– Так ты не из-за этого не хотела видеть меня? Она недоуменно посмотрела на него.

– Господи, конечно, нет! Шон, как такое пришло тебе в голову?

– Так ты и в самом деле не против, чтобы я стал частью его жизни?

– Я еще не думала об этом. Но если хочешь, конечно. По правде говоря, я и не предполагала, что ты захочешь, – неуверенно добавила она.

– Приятно слышать, – отозвался Шон сдавленным голосом. – Ведь ты и понятия не имеешь, что я пережил за эти дни. Когда я увидел тебя в тот вечер… О Господи! – Он со стоном прижал Китти к себе и уткнулся головой ей в грудь. Через несколько секунд плечи его задрожали, и Китти поняла, что Шон плачет.

– Тише, тише, все хорошо, – шептала она, едва сдерживая слезы и гладя его взъерошенные волосы. Когда он поднял голову, лицо его выражало страдание.

– Если ты думаешь, что я слишком молод и не знаю, что такое любовь, то ошибаешься. Скажу тебе и еще кое-что: я рад, что у тебя будет от меня ребенок. Рад, черт меня подери! – Шон расхохотался. – У нас будет ребенок! Просто не верится!

– Я и сама никак не могу в это поверить, – улыбнулась Китти.

Шон немного успокоился и сел в постели.

– Давай-ка кое-что обсудим. Что бы ты там ни думала, у ребенка должен быть отец.

– Никто не сомневается в этом.

Шон нахмурился.

– Ты знаешь, что я имею в виду. Мы должны разработать план.

– Какой план? – удивилась Китти.

– Ты согласилась бы выйти за меня замуж? Она покачала головой.

– Пойми меня правильно, Шон. Я бы с радостью, но, по-моему, еще не время. Сейчас в моей жизни все так зыбко и непрочно. Возможно, потом – когда-нибудь…

Шон разочарованно пожал плечами.

– Предупреждаю, от меня не так-то просто отделаться. И ты меня не остановишь.

– Да кто тебя останавливает?

– Мне показалось, ты хотела на время расстаться со мной.

– Но я же пришла к тебе! – Китти улыбнулась.

Шон обнял ее так крепко, что у Китти перехватило дыхание. Вспомнив о ее деликатном положении, он выпустил Китти из объятий.

– Лучше не надо, – пробормотал он. – Мы ведь можем повредить ребенку?

– На этой стадии – нет. – Китти перечитала на эту тему массу литературы и считала себя экспертом в подобных вопросах.

Тогда Шон стянул с нее футболку и джинсы. Окинув ее взглядом, он прошептал:

– Ты такая красивая!

Шон был не склонен к поэзии, но сейчас это не имело значения. Сейчас для Китти существовали только его руки, ласкавшие ее уверенными движениями и знающие, как угодить своей возлюбленной.

Внутреннее напряжение отпустило Китти, и она радостно рассмеялась, а ее рыжие локоны разметались по плечам.

Она прильнула к Шону, вдыхая в себя его запах – смесь мыла, древесных стружек и чистого тела мужчины. Ей хотелось, чтобы он овладел ею – сию же минуту.

Когда Шон вошел в нее, Китти обезумела от желания. Она никогда не испытывала ничего подобного, даже с Шоном, – ощущения словно усилились, а наслаждение граничило с мукой. «Ребенок, мой ребенок». Китти не просто желала Шона. Ребенок – ведь он растет внутри ее и сейчас, в это самое мгновение, когда она обнимает его отца, и их тела сплетаются в разгорающемся пламени страсти…

Осторожно, стараясь не причинить Китти боль и не повредить ребенку, Шон нежно погладил ее живот. Она улыбнулась и накрыла ладонью его руку.

– Интересно, она это почувствовала?

– Откуда ты знаешь, что это она? – удивился Шон.

– Мне кажется, что это девочка. Впрочем, я буду так же счастлива, если родится мальчик.

– Уверена?

– Совершенно. – Китти рассмеялась. – Не забывай, что мальчики мне очень даже нравятся.

Он ухмыльнулся.

– Я заметил. – Потом добавил: – Предлагая тебе выйти за меня, я говорил вполне серьезно. Стоит мне подумать о ребенке сестры… Я не хочу, чтобы такое случилось с моим малышом. Даже если мы с тобой не поженимся и не будем жить вместе, мы должны стать семьей.

Китти вспомнила о своей семье. В детстве она все принимала как должное – будни и праздники, семейные ритуалы, связывающие их друг с другом невидимыми нитями. И вот теперь эти нити разорвались, и каждый из них должен соединить что осталось.

Мамины подарки пришлись очень кстати. Они напомнили сестрам, что не все в их жизни было основано на лжи – хорошего всегда больше, чем плохого. Эти драгоценные воспоминания будут для них отныне компасом, указывающим, как избежать жизненных бурь.

Китти посмотрела на загорелое лицо Шона. «Из него получится хороший отец», – снова подумала она, как тогда в больнице, увидев его вместе с сестрой. А остальное решит время.

Она улыбнулась, представив себе, как он берет на руки младенца или гуляет с коляской.

– Мне теперь трудно сказать, что такое настоящая семья, – вздохнула Китти. – Наверное, это как в рецепте – немного того, немного другого. Мы попытаемся, правда? Кто знает, может, нам удастся найти свое счастье.

– Мама? – позвала Нина из своей комнаты.

Алекс остановилась на полпути к лестнице. Ей не спалось, и она, сидя в гостиной, смотрела телевизор, но незаметно задремала в середине какого-то глупого сериала про супружескую неверность. Очнувшись, Алекс пошла к себе в комнату, когда ее окликнула Нина.

Дочь включила свет и села в постели по-турецки. Алекс улыбнулась. Нина сонно заморгала глазами, темные локоны спутались, как в детстве. На дочери была старая полинявшая отцовская футболка.

Девочки… Да, Алекс любила их, но с годами материнские чувства как-то притупились, и теперь забота о дочерях стала почти автоматической. Как-то незаметно ее малышки превратились в трогательных угловатых девочек-подростков с тонкими длинными ногами.

Алекс присела на кровать и похлопала дочь по коленке. Нина, несмотря на свою кажущуюся взрослость, во многом оставалась ребенком. Когда они переехали в этот дом, Нина пожелала, чтобы у нее в комнате все было в стиле Лауры Эшли – обивка в цветочек, шторы с оборками. И только потертый плакат с Марлоном Брандо в порванной футболке, приклеенный к дверце шкафа, напоминал о том, что здесь живет юная девушка, взбалмошная и упрямая. И с этой девушкой Алекс еще предстоит познакомиться поближе.

– Я услышала, что ты в гостиной. – Нина зевнула и потерла кулачками глаза. – Почему ты не спишь? Уже поздно.

– Я собиралась лечь. – Алекс хотела сказать, что все отлично и лучше быть не может, но со вздохом призналась: – По правде сказать, я плохо сплю одна.

Нина хмыкнула.

– Очень трогательно. Но знаешь, у меня еще хуже. Каждый вечер, ложась спать, я заглядываю под кровать – так, на всякий случай.

Алекс сразу поняла, о чем она. У Нины с детства был особый ритуал перед отходом ко сну – она обшаривала все углы в поисках привидения. Лори, более доверчивая и менее впечатлительная, засыпала без этих приготовлений.

– Если привидение здесь и водилось, мы давным-давно спугнули его.

– Да, в последнее время все идет кувырком, – согласилась Нина.

– Надеюсь, все наладится. Как ты думаешь?

– А папа имеет к этому какое-то отношение?

Алекс охватило глухое раздражение. Ну почему все зависит только от Джима? Разве сама она не в состоянии справиться с трудностями?

Она вспомнила об алмазной брошке. Открыв дома коробочку, она обнаружила в ней чек на десять тысяч долларов – отец никогда не делал таких дорогих подарков. Может, это признание в любви… или же этим подарком он хотел загладить вину?

Мама не вынимала драгоценную коробочку все эти годы – видимо, выражая тем самым боль, и отчаяние, и гнев. Алекс вдруг поняла, что своим подарком Лидия помогла и ей избавиться от призраков. Отец… Лианн… Берил… Они предстали перед Алекс в свете истины, и вот уже нет ни чудовищ, ни закоренелых злодеев, ни идеальных героев. Есть обыкновенные люди, слабые и склонные к порокам. А отец был только более слаб и порочен, чем другие.

Джим? Он не так уж плох – просто Алекс до сих пор этого не понимала.

– Мы с твоим отцом… – Алекс умолкла и подозрительно прищурилась. – Не смотри на меня так, Нина Мария Кардоса. Ты шпионила за мной?

– Да нет, – уклончиво ответила дочь. – Я просто случайно взяла телефонную трубку, когда ты ему сегодня звонила. Поверь, я не собиралась подслушивать!

Нина уткнулась в подушку и сдавленно смеялась.

– Очень смешно, мисс Шерлок Холмс. Ну и что же ты услышала?

– Вы говорили, что хорошо бы завтра поехать на пикник. – Она робко добавила: – Мы ведь поедем все, правда?

– А если поедем только мы с отцом?

– Ладно, только обещай, что все расскажешь, когда вернешься. – Нина покраснела. – Ну не все, а почти все.

– А если нет?

Нина пожала плечами.

– Ну не знаю. Тогда я сама все сочиню и расскажу Лори. Так сказать, заполню пробелы.

– Похоже на шантаж, – заметила Алекс.

– Хорошо, сдаюсь. Я на все готова, лишь бы вы снова были вместе. Жаль, что папы сегодня не было с нами. Мне было так неуютно у бабушки – я не могла ни слова из себя выдавить. Я хотела сказать ей, что соскучилась о ней, но… не нашла подходящего момента. Она не обидится, как ты думаешь?

На глаза Алекс навернулись слезы.

– Нет, родная моя, не обидится. – Алекс и сама давно хотела сказать матери то же самое, но вместо этого предавалась скорби об отце.

Нина зевнула, веки ее смежились. Она натянула одеяло и взбила подушку.

– Ты права. Бабушка не казалась грустной и подавленной, когда мы уходили. По-моему, она даже повеселела. Бабушка сказала, что собирается поплавать утром, если погода улучшится.

– Поплавать? – удивилась Алекс.

– Да, поплавать в бухточке. Как в те времена, когда… – Нина закрыла глаза и что-то еле слышно пробормотала, но Алекс разобрала ее слова: «Когда мы были одной семьей».