Потомство для зверя

Глава 15

Мой желудок проваливается в пол от подтекста слов Конмака. В одном предложении заключено столько всего, что все мои внутренности скручиваются в мучительные узлы.

То, что он нашел меня привлекательной, не удивительно. Даже если бы он купил меня, чтобы насолить своему врагу, он не стал бы выбирать меня для продолжения рода, если бы не считал, что я наделена какими-то привлекательными чертами. Но Танатос?

Где-то в глубине души я надеюсь, что он пошел на это, дабы похитить меня в знак обиды на Конмака. Подтверждение того, что у меня есть что-то общее с женщинами, которых терроризирует Танатос, посылает мурашки по телу.

Я отодвигаю тарелку, запиваю горький вкус в горле фруктовым пуншем и спрашиваю:

— Что это значит?

Грудь Конмака вздымается. Трудно сказать, что он чувствует - нерешительность или раздражение. Меня это не волнует, потому что речь идет о моем дальнейшем выживании.

— Не только внешность, — хмыкает он. — Не просто красивые темноволосые женщины, они должны быть волевыми.

— Почему? — я хмыкаю.

— Он как-то хвастался, что упрямых интереснее ломать. Ему нравятся те, кто выдерживает его извращенные методы, сопротивляются и пытаются вырваться. Это игра - как долго он сможет держать ее в живых.

— Так вот почему ты пошел за нами в универмаг? — шепчу я. — Потому что ты знал, что я планирую сбежать?

Он поджимает губы.

— Если Танатос так сильно хотел тебя, значит, он увидел в тебе идеальную добычей.

— Отвечай на вопрос, — огрызаюсь я.

— Ты же не думала, что я позволю тебе так легко уйти от меня, — с усмешкой отвечает он.

Слова обхватывают мое горло, как гаррота¹⁸. Это уже слишком. Я не могу решить, что более тошнотворно: стать мишенью для такого монстра, как Танатос, или оказаться пешкой в игре мести Конмака. Если читать между строк, то похоже, что он позволил мне посетить универмаг в качестве некой приманки.

— Ты знал, что он будет там? — мой голос повышается на октаву.

— Конечно, нет, — рычит он.

— А мне так не кажется.

— Серьезно?

— Разве это не был твой план? Использовать меня, чтобы выманить его и отомстить?

Его руки сжимаются в кулаки.

Отсутствие ответа говорит мне все, что я хотела знать. Он купил меня не только для того, чтобы я родила ему сыновей. Мужчина с его финансами мог бы найти себе элитную жену или нанять идеальную суррогатную мать. Он знал. Знал, что Танатос захочет меня. Знал, что Танатос не остановится ни перед чем, чтобы поймать свою жертву. Знал, что два миллиона фунтов стерлингов — это выгодная сделка, если речь идет о расправе над человеком, который лишил его глаза.

Напряжение наполняет воздух. Оно настолько густое, что я едва могу дышать. Я встаю, опрокинув стул.

— Ты такой же негодяй, как и он, — говорю я сквозь стиснутые зубы.

— Правда? — рычит он.

Молекулы между нами дрожат от силы нашей общей ярости. Каждый волосок на теле встает дыбом, пока я пытаюсь осмыслить сегодняшнее нападение.

Если это извращенная игра в кошки-мышки, то Конмак — собака, пытающаяся поймать кошку. А я — мышь, которую используют в качестве приманки и одновременно добычи.

Я не могу здесь оставаться. Я не хочу быть частью этого.

— Почему ты не выстрелил ему в голову, когда подкрался к нему сзади? — спрашиваю я. — Это решило бы все наши проблемы.

Ярость Конмака доходит до точки кипения. Его ноздри раздуваются, а видимые части лица искажаются. Мышцы, которые я до сих пор не замечала, вздуваются, и кажется, что они вот-вот прорвут рубашку. Этот человек — хищник, и он готов к нападению.

Я делаю шаг назад, затем еще один и еще, пока не чувствую стену за спиной. Мой взгляд устремляется к двери, которую Леда оставила незапертой. Если он бросится на меня, я убегу.

— Ты меня подозреваешь? — спросил он холодным тоном.

— Того, кого я знаю меньше двадцати четырех часов? — говорю я. — Того, кто имеет личную месть против человека, который хочет нарезать меня как сашими¹⁹? Да.

Он хлопает кулаком по столу, фарфор дребезжит.

Я вздрагиваю, но стою на своем.

— Ты, неблагодарная соплячка, — рычит он. — Я спас тебе жизнь. Только благодаря мне ты не умерла.

— Но ты не отрицаешь, что использовал меня, — говорю я с горечью.

Он поднимается со своего места, и мое сердце начинает учащенно биться. Я должна выскочить за дверь и убежать, но любопытство пригвоздило меня к полу.

— Я пришел в этот аукционный дом, чтобы увидеть Танатоса своим глазом.

— Что ты имеешь в виду?

— Он должен был сидеть в тюрьме.

— Но дело закрыто.

— Не в этой тюрьме, — рычит он. — В нашей. «Сикрофт» — это учреждение, созданное четырьмя семьями для содержания худших из нас, — говорит он. — Это их способ прекратить массовую войну.

Я качаю головой.

—Тюрьма для мафии?

Конмак кивает.

— Уранос поклялся, что отправит туда Танатоса, как только его освободят. Кто-то сказал мне, что он будет в аукционном доме, и я пошел туда лично убедиться, что Танатос все еще на свободе.

— Что?

Когда он ничего не отвечает, я опускаю голову на руки.

Тюрьма для мафии. Может ли такое существовать на самом деле?

Может.

В Великобритании есть четыре видных криминальных боссов. Уранос, возглавляющий греческую мафию, и Дагда, который руководит ирландской мафией. О двух других - Одине и Шанго - мне мало что известно.

— Если Танатос должен быть в Сикрофте, почему он на свободе?

— Потому что Уранос — лжец, — рычит Конмак.

Я наклоняю голову и провожу дрожащей рукой по волосам.

— А ты купил меня, потому что...

— Ты не помнишь?

— Чего не помню?

— Ты умоляла меня о помощи, — говорит он, его слова мягкие. — Глазами, а потом подкрепила это словами.

Я пытаюсь вспомнить аукцион, хотя это было едва ли не на прошлой неделе. В памяти мелькают отчаяние и ужас. В какой-то момент мне вынули кляп изо рта, чтобы я могла говорить, но я почти не помню, что говорила.

Передо мной появляется Конмак, черты его лица уже не такие яростные.

— Ты не приманка, — говорит он.

— Хорошо, но как же те дети, о которых ты просишь?

— Дагда хочет устроить брак между греческим мафиози и одним из его сыновей. Я единственный, кому больше восемнадцати, не священник, и не женат.

— Подожди, так твой отец - Дагда?

— У него целая армия сыновей, — он пожимает плечами.

— И я — твое оправдание, чтобы не жениться?

— Есть повод жаловаться?

— Ты прав, — я снова склоняю голову.

Насколько помню, аукционный дом был полон сутенеров. Если бы кто-то из них купил меня, я была бы заперта в борделе, вынужденная заниматься сексом с десятками мужчин. Некоторые из этих торговцев плотью вводят своим женщинам наркотики, чтобы те были послушными и зависимыми. Это была бы медленная, унизительная смерть.

Дрожь пробегает по позвоночнику, и я с ужасом думаю о других альтернативах.

Сбор органов и Танатос.

— Так что насчет похода в универмаг?

— Должно быть, Мэйв сказала ему о твоем местонахождении, потому что я точно не стал бы этого делать. Я следил за тобой, потому что ты моя.

Моя.

Сердце замирает от этого чувства собственности.

Его рука поднимается и движется к моему плечу, кожа трепещет от предвкушения. Я двигаюсь навстречу его прикосновению, нуждаясь в его уверенности и тепле.

— Знаешь, почему я не выстрелил этому ублюдку в затылок? — пробормотал он.

— Почему?

— Публика. Слишком много свидетелей. Слишком много камер.

— Ох.

— Убийство близких к Ураносу привело бы к войне. Греки пришли бы за мной, моими братьями, их семьями и Дагдой. Тогда мы бы ответили. Один и Шанго будут стоять в стороне, наблюдая, как мы уничтожаем друг друга, а затем придут и уничтожат то, что осталось.

— Конмак, — шепчу я, мой голос едва слышен.

— Лу.

— Что?

Рука по моему плечу скользит вверх по шее, взрывая искрами каждое нервное окончание на моей коже. Он касается моего лица и проводит подушечкой большого пальца по скуле.

— Меня зовут Лу. Я сказал, чтобы ты обращалась ко мне так.

— Хорошо, — пробормотала я. — Я твоя?

— Да, — отвечает он низким голосом. — И я буду защищать тебя, несмотря ни на что.

Он говорит это с такой убежденностью, что мне ничего не остается, как довериться ему. Воздух потрескивает, и мое дыхание учащается. Обычно я не склонна к перепадам настроения, но его близость вызывает воспоминания о его рте на моей киске и о том, как он заставил меня разрываться на части своим языком.

Несколько часов спустя он спас меня от верной смерти, получив ножом по лицу. Не могу поверить, что я только что обвинила этого героя в том, что он использовал меня как пешку.

Он приближается ко мне, его губы оказываются на расстоянии поцелуя, и я таю от тепла его дыхания.

Дверь распахивается, и в комнату врывается Гермиона, её чёрные кудри подпрыгивают, а глаза расширены.

— Дядя Лу, — кричит она. — Что случилось с твоим глазом?