Глава 17

Она сидела рядом с ним — маленькая, напряженная, тихая. Его храбрая невеста, девственница, предназначенная в жертву чудовищу по имени Грендель. Элис почти ничего не ела за свадебным столом, почти ничего не пила, ожидая того неизбежного, что вскоре должно было с нею случиться. В другое время все это, наверное, могло бы позабавить Саймона, но сейчас ему было не до веселья.

Тем, кто пришел на свадебный пир, была совершенно безразлична дальнейшая судьба невесты. Они — а сюда собрался сегодня весь замок — просто пили, ели и веселились. Ричард был уже хорош. Он опрокидывал в себя кубок за кубком, а в перерывах лапал женщин — всех, кто оказывался в поле его зрения. Зная об этой привычке хозяина, его сестер посадили подальше от него.

Итак, все были веселы — за исключением младшей сестры невесты, смотревшей на происходящее широко раскрытыми от испуга зелеными глазами. У нее за спиной стоял сэр Томас, значит, Ричарда можно было не опасаться.

Саймон по своей привычке внимательно наблюдал за всем происходящим и перебирал в памяти события уходящего дня. Он не удивился, получив приглашение явиться к Ричарду. Он много раз играл с Ричардом в шахматы и потому мог легко просчитывать ходы, которые тот будет делать в жизни. Саймон был готов к тому, что Ричард призовет священника, был готов к церемонии венчания. И сейчас он готов к тому, чтобы начать семейную жизнь с этой маленькой тихой женщиной, сидевшей рядом с ним.

Разумеется, леди Элис знала: что суждено, то и сбудется. Она старалась не отводить глаз, когда встречалась со взглядом Саймона, не убирала своей руки из его ладони. Что касается Саймона, то он размышлял о том, как они проведут нынешнюю ночь. Эта мягкая, сладкая женщина, на которой он только что женился, просто ничего не знает о том, что ждет ее в постели. Но когда дело дойдет до любовной битвы, она должна проявить себя во всей красе.

Перед ними стоял серебряный поднос, но Элис даже не пыталась предложить своему мужу кусок повкусней, да и сама не притрагивалась к еде. А Саймон сидел рядом и посматривал на нее так, как глядит с высоты сокол, выбирающий миг для того, чтобы камнем ринуться на несчастного кролика.

Он резко поднялся на ноги, и весь Большой зал притих. Не говоря ни слова, он протянул Элис свою руку. Она оперлась на нее, не глядя, пытаясь скрыть охвативший ее страх и желание сбежать отсюда.

Разумеется, она никуда не сбежала. Наконец их взгляды встретились, и выражение, которое Саймон прочитал в глазах Элис, потрясло его. Это была удивительная смесь испуга и нежности. Нежность! Вот уж этого он никак не мог ожидать.

— Если ты сам не сумеешь вспахать это поле, позови на помощь, — пьяным голосом проревел Ричард. — Я думаю, здесь всегда найдется пара-тройка рыцарей с наточенными плугами. Что скажешь, сэр Эмрик?

Однако Ричард явно переоценил отвагу своих рыцарей. Конечно, с сарацинами они готовы были драться один против шестерых, но столкнуться с самим Саймоном Наваррским — таких храбрецов между ними не было.

Саймон усмехнулся. Рука Элис заметно дрожала, и ему хотелось накрыть ее своей изуродованной правой, чтобы успокоить, унять эту дрожь. Увы, он не мог позволить себе поступить так, как ему хотелось. Ведь покой — это обман, и он только отвлекает нас, и делает еще болезненнее столкновение с жестоким реальным миром. А правда заключается в том, что вся наша жизнь — это боль и страдание, и единственным утешением, примиряющим человека с жизнью, могут стать деньги и власть.

Деньги и власть. Именно этого он и намерен добиться при помощи этого брака. Разумеется, Ричард много обещает, но Саймон знает цену его обещаниям. Господин желает получить от своего вассала то, что ему нужно, а затем разочтется с ним по-свойски, если, конечно, сумеет подыскать более умелого убийцу, чем этот мальчишка Эйдан из Монтроуза.

И если сам Саймон позволит обвести себя вокруг пальца.

Саймон и Элис медленно шли к выходу из зала. Их никто не сопровождал, никто не собирался готовить невесту к брачному ложу. Уголком глаза Саймон заметил, что Клер пыталась вскочить с места, но сэр Томас вовремя удержал ее. Мудрый поступок. Появление рядом с Элис обезумевшей от отчаяния Клер было бы сейчас совсем некстати.

В переходах замка было тихо и пусто. Новобрачные, поднимаясь в комнату Саймона, не встретили по дороге ни одной живой души. Редкие факелы бросали свои алые отсветы на бледное лицо Элис.

Да, она была прелестна, и Саймон не мог дождаться минуты, когда она наконец будет принадлежать ему полностью, вся, без остатка. Он буквально сгорал от нетерпения и страсти.

Никто из женщин не пришел и для того, чтобы убрать комнату новобрачных, но за них постарался Годфри. Пол был усыпан лепестками роз, наполнявшими воздух нежным теплым ароматом, а широкая кровать застлана свежими полотняными простынями. На них они лягут вместе с Элис, на них он лишит ее девственности.

Он умел, разумеется, быть добрым, особенно, если того требовали обстоятельства. Но еще больше он любил действовать незаметно.

Элис из Соммерседжа не причинила ему зла. Когда он завершит все задуманное, и Элис, и Ричард станут ему уже не нужны, он отошлет ее в монастырь, где она будет жить тихо и счастливо в окружении монахинь, цветов и старинных книг.

Годфри плотно затворил дубовую дверь комнаты, и Саймон остался наедине со своей юной женой. Она казалась сейчас такой маленькой, такой хрупкой.

— Ты знаешь о том, что происходит в постели между мужчиной и женщиной? — спросил Саймон, выпуская из ладони руку Элис.

Она сделала несколько шажков к кровати, которая притягивала ее словно магнит.

— Да.

— И откуда у тебя эти сведения? От монахинь?

Элис повернулась и посмотрела ему в лицо.

— Они весьма образованные женщины.

— Только не в этом вопросе.

Элис покраснела. Саймон впервые видел, как она краснеет, — ее нежная кожа как будто вспыхнула.

— Мне доводилось бывать на скотном дворе, — сказала она с серьезностью, рассмешившей Саймона. — Я вполне представляю себе, как это происходит. А леди Хедвига объяснила, как я должна себя при этом вести.

Он рассмеялся. Смех его гулко отдавался под высоким потолком комнаты. Но Саймон был зол. Зол на Элис, которая собиралась принести себя в жертву — нет, не Саймону, но Гренделю, ужасному кровожадному чудовищу, которым пугают стариков, детей и юных женщин. Юных, мягких, сладких женщин.

— И как же, интересно, ты собираешься вести себя в постели, Элис? — спросил Саймон.

— Покорно и тихо, — ответила она.

— Как волнующе это звучит, — иронично сказал Саймон, но Элис была слишком возбуждена, чтобы заметить это.

— Я не должна кричать или визжать, невзирая на ту боль и отвращение, которые я буду при этом испытывать, — продолжила Элис слегка дрожащим голосом. — Если я закрою глаза, буду лежать неподвижно и молиться, все скоро кончится. Мадлен заверила меня, что от этого никто еще не умирал.

Перед внутренним взором Саймона вдруг проплыли изуродованные трупы изнасилованных женщин, распухшие под жарким константинопольским солнцем.

— Мадлен не права, — тихо сказал он. Для Элис это было потрясением.

— Так, значит, я могу от этого умереть?

— Нет, — ответил Саймон, окончательно приняв решение. — Нет, потому что я не хочу спать с тобой.

Она моргнула, удивленно приоткрыв рот. Саймону вдруг захотелось поцеловать ее, но сейчас для этого был, наверное, самый неподходящий момент.

— Не хочешь, — переспросила Элис, — или не можешь?

Саймон холодно улыбнулся в ответ.

— Это неважно. Важно лишь то, что в эту постель ты ляжешь сегодня одна. Я буду работать. Это важнее, чем лишать девственности перепуганных невест. Ложись в постель, жена, и спи. Пусть тебе приснятся демоны. И славные, отважные рыцари, которые тебя от этих демонов спасут.

— Он мне не нужен, — тихо ответила Элис.

— Кто тебе не нужен? — не понял Саймон.

— Славный рыцарь, который меня спасет.

Она была храбрее, чем можно было подумать, и даже сейчас оставалась честной и гордой. В эту минуту она была храбрее самого Саймона.

В эту секунду в раскрытом окне — том самом, в котором прошлой ночью навсегда исчез Эйдан из Монтроуза, — сверкнула молния, а через какое-то время долетел и низкий рокот грома. Гроза была еще далеко, но Элис вздрогнула так, словно увидела перед собой дракона и застыла на месте.

— А мне не нужна женщина, которая будет неподвижно лежать в постели.

Элис была потрясена.

— Ты хочешь, чтобы я сопротивлялась? Хочешь взять меня силой?

Саймон подошел ближе, взял в ладони лицо Элис и тихо сказал:

— Для умной женщины ты говоришь слишком глупые вещи, Элис. Любовь — это не насилие, а наслаждение.

Он нежно погладил лицо Элис кончиками пальцев.

— Наслаждение? — переспросила Элис так, словно Саймон говорил с ней на неизвестном ей языке. Тело ее непроизвольно выгнулось, желая прильнуть к груди Саймона.

— Наслаждение, — повторил он низким, волнующим сердце голосом. — Ослепление, бесконечная страсть, поцелуи, ласки.

Саймон говорил, слегка касаясь губами ее рта.

— Любовь — это жар, это влага и томление, — прошептал он. — Это боль, которая перерастает в маленькую смерть, которая кажется больше, чем жизнь.

Элис была заворожена магией его слов, звуками его голоса. Саймон провел языком по ее полураскрытым губам, не отрывая взгляда от глаз Элис.

— Это звучит пугающе, — прошептала она в ответ.

— Но это так, миледи, — шепнул он в ответ. Потом он отстранил от себя растерянную Элис, повернулся к ней спиной и, не прибавив больше ни слова, пошел к своему рабочему столу.

— Ложись в постель, моя дорогая Элис, — сказал он, не оборачиваясь. — Спи. Мечтай. А мне нужно работать.

Первым порывом Элис было остановить Саймона, подбежать к нему, обнять за плечи. Пусть он обнимет ее и займется с ней любовью, позабыв про свои настои и травы. Пусть научит ее умирать и рождаться вновь.

Но в отдалении вновь прогремел гром, и Элис юркнула в постель, чтобы спрятаться под одеялом.

Она легла не раздеваясь, потому что рядом не было служанки, а Саймон, по всей видимости, не собирался помочь ей.


Ему было сейчас ни до чего: наступал решительный момент, когда все элементы сонного зелья нужно было смешать вместе в точнейшей пропорции без права на ошибку. Эта ювелирная работа займет несколько часов. Только после этого он сможет позволить себе вспомнить про свою молодую жену.

О том, что он будет делать с ядом дальше, Саймон пока не решил. Скорее всего, готовое зелье придется отдать в жадные руки Честного Ричарда, чтобы тот смог убить ребенка, сидевшего на королевском троне.

Этот ребенок не мог в глазах Саймона выглядеть безгрешным уже потому, что в нем текла кровь Плантагенетов, а отцом его был Джон Лекленд, худший король за всю историю Англии. Да и шанс умереть в самом ближайшем будущем у юного короля был очень велик — если Ричарду и не удастся отравить его, то найдутся другие, кто пожелает поскорее свети его в могилу.

И все же Саймон еще не принял окончательного решения. Сначала надо составить и проверить яд. Потом он хорошенько спрячет его от непрошеных гостей, которых посылает ему Ричард, и будет думать.

Оставшаяся девственницей в свою брачную ночь Элис уснула почти сразу. Было что-то странное, удивительное в том, что она так легко засыпала в его присутствии. Такое случается, особенно с очень впечатлительными людьми. Во сне исчезает страх.

Он снял с себя верхнюю накидку, оставшись в легкой рубашке. Закатал повыше рукава. Элис спала крепко, и Саймон не собирался будить ее.

Впереди у него долгая, ветреная и ненастная ночь.


Когда Саймон Наваррский повел ее сестру к выходу, Клер рванулась с места, готовая вцепиться в чародея и вырвать Элис у него из рук.

Порыв ее был безрассуден, хотя и понятен Томасу. Он перекрыл Клер дорогу своим мощным телом, потом схватил девушку под руку и силой потащил ее прочь, пользуясь тем, что Ричард был увлечен выступлением приглашенных на свадебный пир акробатов.

Клер вырывалась, но Томас лишь крепче обхватил ее за талию, прикрыл ей рот ладонью и вытащил из зала в пустынный полутемный коридор. Клер отчаянно пиналась своими остроносыми жесткими туфлями, и Томас, покорно принимая удары по ногам, беспокоился лишь о том, как бы она не попала повыше. Впрочем, Клер скорее всего не знала, какое место у мужчин наиболее уязвимо.

Сэр Томас ошибался. Клер прекрасно это знала. Она не переходила определенных границ по единственной причине: боялась, что гнев рыцаря окажется слишком сильным и он просто-напросто прибьет ее за такие штуки.

Сэр Томас терпел до тех пор, пока они с Клер не оказались во дворе замка, и только здесь он отнял от губ девушки свою ладонь. Клер немедленно разразилась пронзительным криком, на который тревожным ржанием откликнулась лошадь, стоявшая в конюшне. Томас мог биться об заклад, что знает, КАКАЯ именно кобылка ответила Клер.

— Ублюдок! — гневно выкрикнула Клер. — Пес проклятый! Этого я тебе никогда не прощу! Клянусь, я…

Не договорив, она рванулась прочь, но Томас успел перехватить ее и прижал Клер спиной к себе. Она неистово билась в его руках; ее пышные волосы то и дело задевали лицо Томаса, и он невольно вдыхал их запах — горьковатый, слегка мускусный, крепкий. Округлые маленькие ягодицы Клер были прижаты сейчас к бедрам Томаса, и он вдруг почувствовал свою оживающую плоть. Это было совершенно неожиданно. Он с удивлением обнаружил, что голос тела, плоти оказался сильнее, чем голос разума, подкрепленный постоянными молитвами.

— Вы ничего не можете изменить, — хрипло сказал Томас, пребывая в страхе перед собственным телом. — Он ее муж, они дали друг другу супружескую клятву. Никто не принуждал ее, она сама сделала свой выбор.

— Она поступила так из-за меня! — простонала Клер. — Она пошла за этого… за это чудовище ради моего спасения. Я не хочу, чтобы она приносила себя в жертву! Если не можете помочь мне, тогда хотя бы не мешайте. Я сама сумею спасти ее. Если не поторопиться, будет поздно!

— Она ушла всего несколько минут тому назад, — возразил Томас. — Они едва успели дойти до его комнаты.

— А что, если он начнет целовать ее прямо на лестнице?

Наступила странная тишина. Томас вспомнил о том, как он сам целовал однажды Клер, и случилось это именно на лестнице. Никто на свете не смог бы оторвать его тогда от этого занятия.

— Никто не вправе вмешиваться в отношения между мужем и женой, — сказал Томас, смутно вспоминая при этом свою веселую женушку Гвинет. — Она сделала свой выбор.

— Ради меня! — упрямо повторила Клер. Томас, чтобы не распаляться еще сильнее, повернул Клер лицом к себе.

— Не нужно считать, что весь мир вращается вокруг вас, леди Клер! — сказал он. — Если бы вы умели думать не только о себе, то давно бы поняли, что леди Элис хотела стать женой Саймона Наваррского, и вы здесь ни при чем.

— Это невозможно! — поразилась Клер. — О чем вы говорите?

Похоже, Томасу удалось хорошенько встряхнуть ее мозги.

— К счастью, не все женщины на земле тщеславны и глупы, — огрызнулся он.

Клер вдруг притихла. Томас знал, что такое затишье бывает перед сильной бурей.

— Та-ак, — протянула она. — Значит, все-таки не все женщины кажутся вам теперь недостойными внимания, хотя сама я, разумеется, не попадаю в их число.

— Я не считаю вас недостойной внимания.

— Но все же я — пустышка и дура, не так ли? — продолжала наступать Клер.

— Да, вы тщеславны и глупы, — запальчиво воскликнул Томас, — потому что глупо полагать, будто в ваших силах изменить или отменить то, что происходит сейчас в комнате Саймона Наваррского! Как вы не поймете, что не нужно мешать вашей сестре? Она вышла замуж добровольно, а вовсе не ради вашего спасения. Это все ваши домыслы, глупость и тщеславие. Оставьте сестру в покое, Клер.

Он впервые назвал ее по имени, но Клер, казалось, этого даже не заметила. На глазах ее блеснули слезы, и Томас почувствовал себя виноватым. Его тянуло к ней с неистовой силой, и причиной тому его собственное обезумевшее от любви сердце.

Клер смотрела в лицо Томаса с надеждой и отчаянием, а он, глядя на нее, думал о том, что его любовь к Гвинет, — точнее, то, что он принимал за любовь, — была всего лишь мальчишеской похотью. Ричард обещал земли и золото тому, кто женится на Гвинет. А она прельщала своим роскошным телом и готовностью поделиться всеми тайнами любви — освященной, разумеется, законным браком.

Это осталось в прошлом, но жизнь еще не кончена. Как хотелось бы Томасу уехать отсюда куда-нибудь далеко-далеко, туда, где ему всегда будут светить эти прекрасные зеленые глаза. Эти глаза не знали бы слез, Томас не позволил бы им плакать никогда — разве только от радости.

Налетел порыв ветра, распушил волосы Клер, взметнул их вверх и помчался дальше, предвещая ненастье. Небо озарилось вспышкой далекой молнии, и в воздухе сразу запахло дождем.

— Позвольте мне проводить вас в вашу комнату, леди Клер. Там с вами будет ваша служанка, а сам я устроюсь возле вашей двери. Вы проведете ночь в полной безопасности.

— А моя сестра?

— Отныне ее будет охранять муж.

— Именно его-то я и боюсь больше всего, — заметила Клер, поправляя упавшие на лоб волосы. — Неужели вы ничего не можете сделать, Томас?

Будь его воля, Томас ради Клер вступил бы в битву с кем угодно, даже с драконом, если они еще не перевелись в лесах доброй старой Англии, но…

— Ничего, — сказал он.

Клер посмотрела на башню, в которой светилось окно комнаты Гренделя. Там не было видно ни движения теней, ни других признаков жизни.

— Если он погубит Элис, я вырву ему сердце, — прошептала она.

— Если оно у него есть, миледи, — ответил Томас.

Клер повернулась к нему и заявила:

— Мне кажется, что таково большинство мужчин, живущих в этом замке, сэр Томас, — сказала она и снова взглянула на Восточную башню Сом-мерседж-Кип.


Готово.

Саймон не помнил, сколько времени просидел он за столом, но, наверное, немало, потому что поясницу ломило, шея онемела, а глаза слезились от напряжения. Он с хрустом потянулся и посмотрел на кровать, где уютно спала его жена в так и не снятом нарядном свадебном платье.

Саймону не хотелось тревожить ее, и он решил, что вполне может поспать где-нибудь в другом месте — в кресле, например, или на подстилке, на которой обычно спал Годфри. Наконец, он может прилечь и на кровати — осторожно, с краю, чтобы не разбудить Элис.

Саймон еще раз посмотрел на склянку с прозрачной, рубинового цвета жидкостью. Ее содержимого хватило бы для того, чтобы отправить на тот свет сотню молодых здоровых мужчин. Очень сильное снотворное, действие которого ему еще предстоит проверить. Две рубиновые капли должны погрузить взрослого мужчину в долгий крепкий сон. Четыре — убьют его, и он никогда больше не проснется.

Так, во всяком случае, должно быть, если только он нигде не ошибся. Испытать снадобье Саймон решил на самом себе, а не на ком-то из слуг, как предлагал Ричард. Кровожадный лорд непременно захочет, чтобы опыт закончился смертельным исходом. К чему лишние жертвы? Он выпьет две капли рубинового снадобья сам, чтобы погрузиться в крепкий сон, после которого, как надеялся Саймон, ему удастся проснуться.

Он осторожно отмерил две капли сонного снадобья в серебряный кубок, добавил туда же немного подогретого красного вина и собрался поднести его к губам, когда за дверью послышался невнятный шум. Саймон поставил кубок на стол и молча пошел к двери, не забыв на ходу раскатать рукава, чтобы прикрыть правую руку.

Открыв дверь, он увидел перед собой грузную фигуру Ричарда де Ланей. Тот пошатывался, лицо раскраснелось от вина. Саймон не стал впускать гостя в комнату, но сам выскользнул в полутемный коридор и прикрыл за собой дверь так, чтобы Ричард, даже вытянув шею, не мог видеть того, что творится в комнате.

— Ну, ты уже сделал свое дело? — требовательно спросил Ричард свистящим шепотом. — Побывал между ног моей сестры? Показал, для чего господь создал мужчину?

— Полагаю, что это не ваше дело, милорд, — с холодной вежливостью ответил Саймон.

— Пусть не теряет времени зря, ведь возможно, что ей опять предстоит долгое воздержание. Если ты вдруг умрешь, я, скорее всего, отправлю ее назад, откуда взял, — в монастырь. Ей там будет лучше: ведь она не такая ягодка, как Клер. Для тебя Элис хороша, но, случись что, не так-то легко будет найти ей нового мужа среди богатых и знатных баронов. Отправить ее в монастырь дешевле и проще.

— Но я пока что жив, — напомнил Саймон.

— Да, но жизнь так коротка. Мы же с тобой оба об этом знаем, не так ли, Грендель? Смерть может поджидать человека за любым углом. Она может прийти к нему под видом куска хлеба или кубка с вином. Из-за какой-то протухшей устрицы можно лишиться жизни. А как часто убийцей становится чья-то зависть или старая вражда!

— Я не люблю устриц, — холодно сказал Саймон, — и старых врагов у меня нет.

— Хочешь сказать, что на свете нет никого, кто хотел бы твоей смерти? — фыркнул Ричард. — Никого, кто желал бы перерезать тебе глотку?

— Среди живых — нет, — вежливо ответил Саймон.

Ричард издал странный звук, похожий на кудахтанье.

— Мне нужно сонное зелье, Грендель, — жестким, трезвым голосом сказал он.

— Оно почти готово.

— Это я уже слышал.

— Тогда не стоит попусту повторяться. Зелье будет у вас очень скоро. Как только я проверю его действие.

— Хочешь убить кого-нибудь? — оживился Ричард. — Я могу подсказать тебе, кого.

— Это сонное снадобье, милорд, — напомнил Саймон. — Смертельно опасное в больших дозах и совершенно безвредное в малых. Я хочу проверить его на себе.

— Грендель, ты сошел с ума!

— Это я уже слышал от вас, милорд, — улыбнулся Саймон.

— Зелье я желаю получить как можно скорее. Завтра — крайний срок. Если я обнаружу тебя мертвым рядом с моей сестрой, я переверну здесь все вверх дном, но найду его.

— Я не собираюсь умирать, — возразил Саймон.

— Хм-м-м, — с сомнением покачал головой Ричард. — Лучше просто принеси его мне завтра утром. Испытаем на сэре Гекторе — он в последнее время совсем выжил из ума.

Саймон провожал Ричарда взглядом до тех пор, пока тот не скрылся за поворотом, и лишь после этого вернулся в свою комнату. Камин погас, но было тепло, может быть, даже жарко. Пахло лепестками роз, пряными травами и сладким вином. Элис проснулась и сидела на меховом одеяле, держа в руке серебряный кубок.

— А я уже забеспокоилась, куда это ты пропал, — сказала она хрипловатым со сна голосом. — Приходил мой братец?

Саймон кивнул, не сводя глаз от Элис. Во сне ее платье немного сползло, и обнажившиеся плечи притягивали к себе взгляд Саймона.

— Хотел узнать, вынесла ли ты испытания первой брачной ночи, — сказал он.

— Он хотел убедиться в том, БЫЛИ ЛИ на самом деле эти испытания, — жестко поправила она. — Ты все сказал ему?

Она произнесла фразу на одном дыхании, и лишь появившаяся на ее щеках краска говорила о том, что Элис смущена и говорить об этом ей трудно.

— Я полагаю, что это не его дело. А вообще-то, как я понял, он решил подыскать мне замену.

— Ему нужен новый колдун? Прости, я хотела сказать — советник.

— Нет — новый муж для тебя. А поскольку найти его довольно сложно, он подумывает о том, не отправить ли тебя назад, в монастырь.

— Но я не хочу возвращаться в монастырь.

— Еще недавно это было твоей мечтой. Что случилось? В чем дело?

— В тебе.

Слово было сказано, и оно прозвучало коротко, но при этом бесконечно емко. Саймон застыл на месте, опустив голову. Он рассеянно смотрел на каменные плиты пола, боясь поверить своим ушам.

Элис сидела на его кровати. Платье ее было в беспорядке, волосы спустились, Саймону безумно захотелось лечь рядом и прижаться к ней всем телом.

Элис поднесла к губам кубок и сделала из него большой глоток вина, смешанного со смертельным ядом. В следующую секунду он вспомнил, что было в этом кубке.

Загрузка...