Повеса в моих объятиях

Глава 27

Гаффин крепко схватил Пруденс. Плечи болели от хватки его сильных пальцев. Он пристально посмотрел ей в лицо, как будто хотел выведать какой-то секрет, который можно было узнать, лишь изучая ее.

— Я тебя знаю, — медленно сказал он. — Откуда я тебя знаю?

Пруденс опустила глаза, пытаясь спрятать лицо за волосами.

— Не могу знать, сэр.

Он слегка тряхнул ее и встретился с ней взглядом. Гаффин прищурил глаза.

— Ты! — Он улыбнулся, отвратительная улыбка исказила его привлекательно лицо. — Ты портниха при театре. Та, на которую всегда жаловалась Шанталь, та неряха, которая даже шить толком не умела.

Поняв, что игра окончена, Пруденс засунула волосы под чепчик и взглянула на Гаффина.

— А ты тот самый парень, на которого она всегда жаловалась, что у него не стоит мачта.

Гаффин вновь тряхнул ее за плечи, на этот раз еще сильнее.

Колин зарычал:

— Зачем же так?

Пруденс поняла, что самое время применить грубую силу. Она пнула Гаффина со всей силы по голени, затем по коленке, еще и еще.

— Ох! — Гаффин отбросил ее, сморщившись от боли. Колин горько рассмеялся.

— Никогда не понимал женщин на острых каблуках, приятель.

Гаффин взвыл от боли и ринулся к упавшей Пруденс, и схватил ее за руку и рывком поднял на ноги. — Я проучу тебя, стерва! — Он занес руку и наотмашь ударил ее по лицу.

Пруденс без звука упала на пол, словно тряпичная кукла. Она лежала на полу в полубессознательном состоянии, было даже лучше, учитывая ситуацию.

— Ты мерзавец! — Колин взревел, отбросил своих охранников и кинулся на Гаффина.

Понадобилось четыре головореза, чтобы усмирить его.

— Заткните его! — приказал Гаффин. — Мне надо тут кое с кем разобраться. — Гаффин приблизился к Пруденс и посмотрел ей в лицо. — А ты не плакса.

У нее кружилась голова и на лице полыхал огонь, но она была в ярости настолько, что не могла плакать. Сейчас ей впору было зарычать.

— Не смею мечтать о том, чтобы дать тебе сатисфакцию.

— О-о-о! Для гулящей девки ты слишком высокомерна. — Гаффин усмехнулся. — Ну прямо как Шанталь, та тоже была потаскухой. — Он осмотрел Пруденс с ног до головы, зрачки его глаз расширились. — Ты, конечно, не так мила, но зато вполне вышла фигуркой. Может, проверим, как оно при выключенном свете, а? — Он насмешливо фыркнул. — Только не отвечай мне, как Шанталь. Неужели ты думаешь, что мужчина вроде него женится на тебе после всего? Ты небось уже видишь, как живешь в доме джентльмена, плодишь ему щенков, приказываешь его слугам, тратишь его деньги, так ведь?

Он схватил ее и заставил посмотреть в ту сторону, где лежал Колин, которого скрутили четверо мужчин.

— Неужели ты думаешь, что это и его мечта тоже? Его… и твоя? Ведь все это время он мечтал о Шанталь!

Он запрокинул голову и расхохотался. Горькая правда его слов больно кольнула Пруденс, задела ее тайные мысли, в которых она боялась признаться даже себе. Как только он поцеловал ее там, в ночи, у театральной повозки, в ней затеплился маленький огонек надежды. Просто желание, даже не мечта, и вот теперь у нее украли даже это желание.

Она ждала, что Гаффин заметит это, станет насмехаться над ней. Но, к ее удивлению, он освободил ее, швырнув, словно тряпку. Потом подошел к груде бандитов, столпившихся возле Колина.

— Вы чего здесь делаете? — закричал он и, схватив руку одного из мужчин, увидел комок, похожий на липкую коричневую землю. — Вы что, напичкали его опиумом?

У Пруденс перехватило дыхание. Опиум опасен! Если его слишком много, он может даже убить! В театре ходили слухи об актере, который умер от того, что принял слишком много наркотика!

Люди Гаффина запротестовали:

— А что? Ты же сам просил заткнуть его. Вот он и замкнулся, что не так?

— Я сказал заткнуть его, а не убить! Нам не поздоровится, если мы убьем этого денди, ты, идиот! Кроме того, я еще не узнал у него, где Шанталь!

Остальные бандиты недовольно заворчали. Манке презрительно сплюнул.

— Ты думаешь, о чем угодно, только не о деле. Золото надо поделить на семь частей. А до твоей бабы нам дела нет.

Гаффин медленно двинулся в сторону мужчины.

— Ты испытываешь мое терпение, Манке? Я принимаю, твой вызов, прямо сейчас. Как ты относишься к ножам?

Пруденс услышала стон Оливии:

— О-о-о, мой пол!

Тем временем Колин остался на какое-то время без внимания, и Пруденс заметила это. Он попытался встать, схватился рукой за ребра и медленно поднялся.

— Выплюнь все, что у тебя осталось во рту, — отчаянно прошептала Пруденс. — Выплюнь как можно скорее!

Он попытался прочистить рот и горло, еще и еще.

— Я проглотил… и похоже, немало.

Пруденс пристально посмотрела на него. Зрачки расширены, радужка глаз превратилась в тонкую зеленую линию. Он криво усмехнулся ей.

— По крайней мере… мои ребра больше не болят.

Взяв его лицо в свои ладони, Пруденс постаралась сконцентрировать его рассеянное внимание на себе.

Мы должны уходить, пока опиум не начал действовать в полную силу, — убеждала она его. — Нам надо выскользнуть, пока они выясняют отношения.

Внезапно чья-то рука схватила ее за воротник.

— Эй, мы не собираемся выяснять отношения прямо сейчас. — Гаффин усмехнулся, глядя, как Манке держит ее, а она болтается, словно беспомощный котенок, которого ухватили за шкирку. — Мы с Манксом пришли к компромиссу. Мы получим и выкуп и долг, а Шанталь я оставлю в качестве гарантии выкупа. Я всегда говорил, что компромисс — искусство джентльменов.

Колин хихикнул с пола:

— Джентльмен!

Гаффин прищурился.

— Так и быть, поскольку ты под мухой, я забуду твои слова. Более того, я тебе это докажу. — Он махнул своим людям и указал на Колина: — Унесите его.

Потом он направился через бар на кухню, в которой была низенькая дверца, какая обычно бывает на всех кухнях.

«Подвал», — подумала Пруденс с надеждой. В подвале может быть запасной выход.

Потом она заметила взволнованное лицо Оливии, когда бандиты тащили бесчувственного Колина мимо нее. Внезапно подвал перестал выглядеть в ее глазах безопасным убежищем.

Открыв дверь, Гаффин решил участь Колина одним наклоном головы. Трое мужчин дотащили его до двери и кинули в темноту на дружное «раз-два-три». Пруденс вздрогнула, когда услышала, как Колин упал где-то в темноте.

Потом Гаффин улыбнулся ей. Подойдя поближе, он убрал прядь волос с ее лица. Потом наклонил голову и умело поцеловал ее застывшие губы.

Он громко рассмеялся, заметив отвращение на ее лице.

— Ну а теперь, маленькая белошвейка, справедливый разбойник позволил бы своим людям немного позабавиться с тобой. — Его улыбка стала шире, когда он увидел, как она побледнела. — Но, видишь ли, не люблю я все это. Как бизнесмен. Как джентльмен. Не хочешь помочь мне найти Шанталь?

По правде сказать, не нашлось бы более подходящего ответа, чем поджатые губки.

Гаффин поднял голову:

— Что ж, даю тебе время подумать. Итак…

Он кивнул Манксу, тот столкнул Пруденс в подвал, резко дернув ее за воротничок.

Всхлипнув, Пруденс упала в темноту, даже не представляя себе, в какой переделке оказалась на этот раз.

Эван дрожал, хотя ночь не была холодной. Развалины монастыря зловеще возвышались в темноте, белые гранитные арки мерцали в свете звезд, словно призрачные врата. Когда ветер нагнал огромные тучи и воздух наполнился предчувствием грозы, Эван обнаружил, что глаза его закрываются, устав смотреть на арки, возвышавшиеся над ними словно гигантские бледные фаланги пальцев.

Может быть, стоит подумать насчет ночевки на ферме?

Мелоди не обращала внимания на все эти призрачные видения. Уютно устроившись под боком у Эвана, она шептала очередную историю на ушко Горди Еве, готовой слушать все подряд.

Эван радовался, что она еще слишком мала, чтобы думать о таких вещах, как гигантские костлявые пальцы. В какой-то момент он даже немного позавидовал ей.

Нет. Он должен быть сильным, как Пруденс, хотя она была ненамного старше его, когда они сбежали от Троттеров. Он помнил лишь, как испугалась Пруденс, как приказала ему бежать, помнил уверенность сестры, что там, снаружи, им будет лучше, чем внутри.

Эван верил ей тогда и верит сейчас. Пруденс всегда говорила ему только правду.

Но когда она вытолкала его в окно и вернулась назад, чтобы остаться с мистером Ламбертом, он был поражен до глубины души.

Эван подумал о том, что увидел прошлой ночью. Он спал перед огнем, перевернулся и заморгал от удивления, увидев, что мистер Ламберт и Пруденс стоят у окна.

И обнимаются.

Ладно еще, мистер Ламберт просто обнимал Пруденс. Пруденс же стояла рядом с мистером Ламбертом и не ударила его или что-нибудь в этом роде, как в тот раз, когда парень из театра попытался обнять ее.

Эван подумал, что явно недооценил мистера Ламберта. Он оказался достойным малым, который действительно здорово ухаживал за Гектором. Гектор любил его больше остальных. А мнение Гектора было для Эвана законом.

И Мелоди, хотя она всего лишь ребенок и каждый встречный становился ей лучшим другом, думала, что ее дядя Колин может достать луну и звезды с неба.

Даже Пом в итоге полюбил Ламберта, и хотя наказал его, но по-доброму. Но от одной мысли, что Пруденс может любить Ламберта больше, чем его, Эвана, все его благие порывы поутихли.

Что, если Пруденс бросит его? Что, если она сбежит с Ламбертом, Мелоди и Гектором и оставит его одного?

Нет, она так не поступит. Она не такая.

Мелоди прижалась к его боку и улыбнулась, история Горди Евы закончилась.

— А мне нравится эта игра, — заявила она. — Я уже играла в нее в «Браунсе».

— Какая игра?

— Прятки. Я очень хорошо прячусь, — застрекотала она, ее тоненький голосок поднимался над шумом надвигающейся бури. — Я могу сидеть тихо-тихо, и никто не может найти меня, кроме Билли-Вилли. Он очень умный. — Она опустила голову на плечо Эвану. — Ты тоже умный. Держу пари, ты бы тоже нашел меня.

— Ничуть, — отрывисто сказал он. — Все, что надо делать, — это слушать.

— О нет-нет! Я прячусь очень тихо. А еще иногда я засыпаю, и все бегают, ищут меня, а потом говорят, что очень волновались.

— Так, может, попробуешь и сейчас сделать то же самое?

— Нет, сейчас мне не спится.

— Мне тоже.

Их маленькое прибежище было немногим больше каменной коробки. Что-то вроде сарая за стенами монастыря. Строение слишком маленькое и низкое, чтобы упасть, как все остальные сооружения. Крыша покрыта черепицей и почти цела, хотя кое-где зияли щели. У него с Мелоди в самом укромном углу было даже что-то наподобие постели из листьев и соломы. Постель казалась ей высохшей и пыльной и затрещала, когда они присели на нее, но по крайней мере сухой и вполне удобной. Когда началась гроза, сквозь трещины в черепице они видели, как сверкает молния, отражаясь на квадратном полу.

Эван мужественно терпел, когда Мелоди визжала при каждой вспышке молнии. А когда гремел гром, даже Эван начинал дрожать.

— Не бойся, Мелли. Это как салют на набережной в день рождения принца.

— Салют?

Она бывала в Лондоне на праздновании дня рождения принца. И впервые увидела, как целый город взобрался на крыши, домов, чтобы посмотреть на представление над Брайтонским павильоном.

— Это как представление, когда в небо запускают огни, они взрываются, и сверху падают маленькие звездочки. Они хлопают, грохочут, и чем их больше, тем сильнее от них шум, они летят вниз, словно золотой или серебряный блестящий дождь.

— Я люблю звезды! — в восторге сказала она. — Золотые и блестящие.

— Ну так вот, у нас тут то же самое. У нас свой салют, только для нас.

Снова сверкнула молния, яркая и внезапная, секундой позже раздался тяжелый раскат грома. Эван вскрикнул и хлопнул в ладоши:

— Вот эта была ничего! Правда ведь хороша, Мелли?

Мелоди сидела с широко раскрытыми глазами, готовая расплакаться, и слабо хлопнула маленькими ладошками.

— Нет, так не пойдет, — сказал Эван. — Давай же!

Он поднял ее и усадил в дверной проем, чтобы она могла видеть великолепное представление, разыгрываемое небесами, и колышущееся от порывов ветра поле.

— Ну а теперь приготовься, нам предстоит захватывающее зрелище!

Мелоди прикусила губу, но приготовила ладошки и стала смотреть на небо. Когда сверкнула очередная молния, Эван вскрикнул и, пританцовывая, зааплодировал небесам. Мелоди неуверенно хихикнула, видя такое фиглярство, но после следующей вспышки сама вскочила на ноги и стала подпрыгивать вместе с ним.

— Вот здорово, Эван! Та молния тоже ведь была хороша?

Эван усмехнулся:

— Больше чем хороша, Мелли.

Мелли теперь не боялась.

Он понял это, и ему тоже стало не страшно.