Повеса в моих объятиях

Глава 40

Когда Колин проснулся, он обнаружил, что Пруденс исчезла, зато в комнате появился Бейливик, который честно, но безуспешно пытался разложить один из костюмов, что Колин таскал за собой в багаже уже неделю.

Вид у огромного лакея был недовольный.

— Простите, сэр Колин, но какая же из меня горничная?

Колин только устало хлопнул его по плечу:

— Какая разница, как я буду сегодня выглядеть, Бейливик?

— Но сегодня день вашей свадьбы, сэр! Мистеру Уилберфорсу не понравилось бы, если б в такой важный день вы вырядились словно старьевщик!

Колину действительно было все равно. Прошлой ночью он пренебрег своей честью, для того чтобы несколько сладких часов наслаждаться женщиной, которую любил. И это при том, что он был уверен — он никогда, ни разув жизни не пожалеет об этом. Он стал уничижать себя еще больше, если такое вообще возможно.

Он надел на себя наименее мятый костюм и позволил Бейливику несколько минут попрепираться по поводу его внешнего вида. Затем он оставил того собирать их вещи и вышел из комнаты в холл.

Он заметил Пруденс, которая как раз выходила из своего номера, и что-то кольнуло в сердце. Он видел, как она собирает детей, пытается расчесать непослушные волосы Эвана и тщетно старается отмыть грязь с Горди Евы.

Пока Колин стоял и смотрел на нее, боль в его сердце нарастала. Пруденс, Эван и Мелоди могли стать его семьей на всю оставшуюся жизнь. Он мог бы стать отцом или, по крайней мере, старшим братом для Эвана, помочь стать ему настоящим джентльменом. Мелоди могла бы обрести достойную мать, которая бы развивала ее храбрость и возвышала духовное начало. У них могли быть еще дети, достаточно, чтобы в доме всегда стойл веселый гвалт. Мелоди обрела бы друзей, Эван — соратников.

Потом Пруденс подняла глаза и увидела Колина. Ее улыбающееся лицо вдруг потемнело. Она повернулась к Эвану и что-то прошептала ему.

Тот посмотрел на Колина словно на предателя.

«Он все знает. Он ненавидит меня».

Ну и правильно.

Он кивнул Эвану, не расположенный в данный момент отрицать того, что гнев мальчишки вполне им заслужен. Эвана попросили отвести Мелоди к Колину, что он и сделал, при этом глаза его горели огнем.

Колин присел на корточки перед своей маленькой дочкой. Она выжидающе посмотрела на него своими огромными голубыми глазами.

— Мелли, Бейливик собирается забрать тебя обратно в «Браунс». Завтра ты уже будешь дома, с Уилберфорсом, дедушкой Олдричем и остальными.

Мелоди, и без того всегда такая веселая, распахнула в восторге глазенки.

— Вибли-Фос! И Мэдди и дядя Эйдан!

Он погладил рукой по ее блестящим черным волосам.

— Мелли, ты поедешь с Бейливиком, Пруденс и Эваном обратно в Лондон. Сегодня я не могу поехать с тобой, но я приеду очень-очень скоро. Хорошо?

— И тогда ты расскажешь мне сказку?

Он улыбнулся:

— Конечно.

Какое-то время она обдумывала его слова и наконец решительно кивнула:

— Хорошо. Если ты приедешь очень скоро.

— Так скоро, как смогу, миледи.

Она обхватила ручками его шею, хлопнув куклой ему по спине, и запечатлела липкий поцелуй на его щеке.

— Пока!

Прижав ее к себе, он молча попросил у нее прощения. Он не нашел в себе достаточно смелости, чтобы рассказать ей нечто большее, но почему бы не позволить ей провести еще несколько дней счастливого путешествия вместе с Пруденс и Эваном? Для того чтобы разбить ей сердце, у него есть еще много времени впереди.

Колин кивнул, Эван взял Мелоди за руку и повел в холл, его большие ноги громыхали даже по ковру, Мелоди подпрыгивала рядом с ним, Горди Ева болталась у нее в руке. Пруденс проследила за ними взглядом и посмотрела на Колина только тогда, когда дети исчезли за углом.

Когда она подошла к нему, он мог разглядеть ее черты во всех подробностях. Он удивился, как он раньше мог подумать, что у нее простенькое лицо. Ее лицо было словно у эльфа, черты лица смягчились благодаря правильному питанию, и теперь воспринималось словно великолепное полотно, на котором выделялись роскошные глаза. Ее блестящие темно-рыжие волосы были уложены, как у леди, а не собраны в пучок и не спрятаны под чепчиком, словно у служанки. Она была одета в хорошее платье. У Колина создалось впечатление, что горничная исчезла навсегда.

Ее шаги замедлились, когда она приблизилась к нему, но близко она подходить не стала. Он не сделал ни одного движения, чтобы как-то сократить дистанцию. Это расстояние установилось между ними, и никогда им уже не сделать его меньше.

Она обхватила себя руками, костяшки ее пальцев побелели, но когда она заговорила, ее прекрасный голос был ровным и спокойным.

— Как вы сегодня себя чувствуете, сэр Колин?

Он коротко кивнул ей:

— Я совершенно разбит, мисс Филби. А вы?

Она моргнула, взгляд ее серых глаз потускнел.

— Отлично, сэр.

Колин сглотнул ком, подступивший к горлу.

— Бейливик заберет вас с Эваном и Мелоди и довезет до Лондона, я обещаю. Я попрошу вас сопровождать Мелоди, пока она не доберется до «Браунса».

— Конечно Бейливик — чудо, но даже он не сможет приглядывать за ребенком и управлять экипажем одновременно.

Губы Колина дернулись, словно в спазме.

— Подождите, вы еще не встречались с Уилберфорсом.

Она печально произнесла:

— После рассказов Мелоди я не удивлюсь, если у него вырастут крылья прямо у меня перед глазами.

Колину мучительно хотелось прикоснуться к ней.

— Я не сказал ничего из того, что хотел сказать.

Она подняла голову.

— Я благодарна вам за это. Мы все сказали друг другу прошлой ночью.

— Вы не позволили мне произнести это.

«Я люблю тебя. И я хочу говорить это каждый день всю оставшуюся жизнь».

Ее глаза ответили ему: «Я знаю».

— Я хочу, чтобы это было у вас. — Он сунул руку в нагрудный карман, достал связку бумаг, сложенных пополам, и протянул ей.

Она сделала шаг к нему, только для того, чтобы взять бумаги, и протянула руку. Когда она взяла их, то снова отошла на прежнее расстояние.

Страдание пронзило его душу, сотрясая прутья клетки, в которой он оказался.

Она развернула листы и посмотрела на заголовок.

— «Однажды в открытом море…» — прочитала она и в удивлении посмотрела на него. — Это же вы написали!

— История о капитане Джеке и испанской принцессе. Не думаю, что Эван выдержит эту историю до конца.

Пруденс засмеялась и крепко прижала листы к себе. Потом подняла на него глаза, они сверкали словно серебро.

— Я буду перечитывать ее каждую ночь.

— Думаю, он предпочел бы, чтобы вы сожгли ее.

Она покачала головой:

— Думаю, когда-нибудь он все поймет.

«Правда? Тогда, возможно, он объяснит все мне?»

— На последней странице я написал несколько имен лондонских адвокатов. Им действительно можно доверять, они помогут вам справиться с Троттерами.

Она вздернула подбородок.

— Я еще не приняла решения на этот счет.

— Упрямая женщина. — Он не улыбнулся всплеску ее независимости. — В конце концов, они могут подыскать вам подходящую работу. Я написал вам рекомендательное письмо.

Она кивнула:

— А вот за это спасибо.

Он подумывал, не попросить ли ее ждать его. Шанталь чувствует себя не очень хорошо. К концу года он вполне может остаться вдовцом.

Потом год траура и черная одежда. Потом полгода носить серую одежду. А что, если с Шанталь все окажется в порядке? Доктор сказал, что ничего нельзя предположить насчет ее состояния.

«Как долго ты заставишь ее ждать и упорствовать, в то время, когда она может начать новую жизнь? Как же ты отвратителен, ты желаешь скорой смерти своей собственной жене!»

Так или иначе, он не мог просить ее об этом.

Дверь позади него распахнулась, и вошел Бейливик, произнеся извиняющимся голосом с высоты своего огромного роста:

— Пардон, сэр Колин, но карета уже готова, дети уселись и готовы ехать.

— Спасибо, Бейливик. Пожалуйста, отнеси вещи мисс Филби вниз и подожди ее там.

— Да, сэр.

Бейливик без усилий поднял чемодан и понес его в холл, очевидно, желая поскорее отправиться в путь.

Колин не мог оторвать взгляда от Пруденс.

«Она собирается уехать прямо сейчас, ты больше никогда не увидишь ее.

Поцелуй ее».

Но если он сделает это, то не сможет остановиться.

«Обними ее».

Но тогда он не сможет уйти.

«Попроси ее остаться».

Он не в силах позволить себе и дальше порочить ее честь.

Пруденс поежилась под его пристальным взглядом.

«Поцелуй меня».

И она навсегда покинет его.

«Обними меня».

Если он прикоснется к ней, она бросит все и станет умолять его никогда не расставаться.

«Попроси меня остаться».

Остаться? Но в качестве кого?

«Любовницы, проститутки — что ж, звучит вполне заманчиво, папаша!»

Его красивое лицо стало будто высечено из камня. Он выпрямился, словно военный. Только его зеленые глаза, его блестящие глаза, которые больше не смеялись, излучали страдание и боль.

«Он любит меня. Никто и никогда не полюбит меня так, как он…»

«Но ведь и ты любишь его достаточно сильно, чтобы отпустить».

Она резко отвернулась от него, единственного мужчины, которого она так любила. Сделала шаг. Потом другой.

С каждым ее шагом между ними рвались серебряные нити, одна за другой, каждый раз причиняя ей невыносимую боль.

— Пруденс!

Ей не следовало останавливаться, не следовало поворачиваться. Но в его голосе было столько отчаяния, что она посмотрела на него, такого высокого, красивого. И одинокого.

Его плечи тяжелели с каждым ее шагом.

— В этот день каждый год всю оставшуюся жизнь я буду вспоминать вас. Я никогда не забуду этот момент. Каждый год, именно в этот день. Клянусь вам.

«Любовь моя, я буду помнить каждую секунду. Я буду полировать их, словно драгоценные камни, в своем сердце».

Но вслух она произнесла:

— Это день вашей помолвки. В этот день лучше думать о своей жене.

А потом она подарила ему прощальную улыбку.

— Лучше вспоминайте то, что было вчера.

Она приподняла юбки и побежала по холлу так быстро, как могла, ее глаза были полны слез, а горло сжалось. Она слышала, как он охнул, когда она повернула за угол и оставила его навсегда.

Старомодный экипаж отъехал от парадного входа гостиницы и влился в движение экипажей на улицах Брайтона. Бейливик управлял своим огромным белым жеребцом. Город был не слишком большим, так что довольно скоро они уже проезжали по зеленым холмам долины Эйвон. Пруденс сидела с Мелоди на коленях. Напротив сидел Эван, он смотрел в окно, подперев подбородок кулаками, подчеркнуто игнорируя Мелоди и Пруденс.

— Эв.

Он повернулся и неприятным взглядом посмотрел на нее через плечо, потом снова вернулся к пейзажам за окном.

— Не хочу разговаривать с тобой! — отрезал он.

— Эв, я знаю, что ты расстроен. У нас такой период, но…

Он откинулся на спинку сиденья и посмотрел на нее.

— Ничего я не расстроен. Это девчонки расстраиваются.

Она подняла бровь.

— А что тогда?

— Все из-за него. Этого мерзкого старого Ламберта.

Пруденс предвидела это и вовремя успела закрыть ладонями уши Мелоди.

— Ублюдок!

Мелоди вскинулась и начала убирать от ушей руки Пруденс.

— Что Эван сказал? — Ее снедало любопытство. — Эван, что ты сказал?

Пруденс потянулась к карману и достала старую ленточку на волосы, которую приберегла именно для такой непредвиденной ситуации.

— Мелоди, посмотри, что у меня есть для Горди Евы!

Вскоре Мелоди была полностью увлечена обновлением наряда своей маленькой оборванной куклы, Пруденс скользнула взглядом по лицу Эвана и встретилась с его разгневанными глазами.

— Он не такой, и ты знаешь, это, — сказала она мягко. — Это скорее я его бросила.

— Я слышал от Бейливика. Он собирается жениться! На ней!

— Это так. И всегда собирался. Я это знала.

Эван задохнулся.

— Ты знала? Все это время? Так почему же ты тогда обнималась и целовалась с ним?

«Расскажи ему. Мы все делаем знать ответ на этот вопрос».

Вместо этого она решила злоупотребить правами старшей сестры.

— Я расскажу тебе когда-нибудь, когда ты повзрослеешь достаточно, чтобы все понять.

— Я понимаю. Ты просто…

Она резко схватила его за руку.

— Эван Филби! Если ты закончишь это предложение, то я вымою тебе рот с мылом. Это ясно?

Эван удивленно моргнул.

— Ты не посмеешь!

— Еще как посмею. Самое время начать вести себя как джентльмен, коим ты являешься с рождения. С этого момента и впредь ты перестанешь выражаться или будешь мыть рот с мылом все свое свободное время!

Эван посмотрел на нее так, как никогда не смотрел. Тем не менее, плечи его расслабились, когда он взглянул на нее с уважением в глазах. Первый раз на ее памяти он повел себя как взрослый человек. Она покачала головой и улыбнулась ему:

— У нас с тобой все будет хорошо. Я найду приличное занятие в Лондоне, потому что теперь у меня замечательные рекомендации. На этот раз мы снимем хорошую комнату. Больше никогда не будем голодать и не будем бежать по улицам словно сумасшедшие. Ты начнешь учиться, а когда тебе исполнится восемнадцать, мы пойдем к Троттерам со своим собственным адвокатом.

Выражение лица Эвана просветлело.

— Мы от них мокрого места не оставим, правда?

Пруденс сжала руки.

— Повтори это предложение еще раз, пожалуйста.

Эван моргнул.

— Мы ведь раздавим их?

Пруденс усмехнулась:

— Словно насекомых на тропинке.

Мелоди оторвалась от куклы и посмотрела на них.

— Нельзя давить букашек, Эван!

Эван ухмыльнулся, глядя на Мелоди.

— Да они просто притворяются букашками, глупенькая. Пойди сюда. Я покажу тебе, как правильно сделать петельку и узелок.

Мелоди послушно перебралась на противоположное сиденье, обрадованная тем, что нашла союзника в деле обновления свадебного гардероба Горди Евы. Пруденс откинулась на спинку сиденья, посмотрела на них и вдруг ясно осознала, что завтра расстанется с Мелоди.

Навсегда.

«Моя маленькая сладкая девочка. Как же я отпущу тебя?»

Так будет лучше. Мелоди нужна мать, и как бы Пруденс ни относилась к Шанталь, она не сможет украсть у нее последние месяцы, проведенные с дочкой. К несчастью, сознание того, что она поступает правильно, мало утешало ее.

Грусть, словно одеяло, укрыла ее с головой. Мечты о новой жизни больше не радовали. Будущее, несмотря на новые перспективы, рисовалось в мрачных тонах.

Она отвернулась от детей и стала смотреть в окно, когда слезы, которые она оказалась не в силах сдержать, потекли по ее щекам.

«Любовь моя! Как же я смогу просыпаться каждый день и открывать глаза, зная, что тебя нет рядом? Как же найти в себе силы жить дальше?»

Колин вышел из гостиницы с одним саквояжем в руках. Для него было странно путешествовать в одиночку. В одиночестве и налегке он чувствовал себя так, будто и не было никогда никого рядом с ним. Люди проходили мимо него, спеша куда-то, улыбались, сердились или недоумевали, то есть испытывали эмоции, которые он смутно припоминал, но которые для него ничего не значили.

Ужасное оцепенение было хуже боли. Он понимал, что потерял что-то навсегда, как если бы потерял самого себя.

«Пруденс, любовь моя, ты унесла с собой мое сердце. В моей груди уже ничего не бьется. Душа моя опустела».

Он, конечно, знал, что она покинула его, потому что любила. Сознание этого обжигало его, словно горячая лава под снежной шапкой дремлющего вулкана. В первый раз Колин понимал уныние Джека. Разве можно продолжать спокойно прогуливаться, если у тебя больше нет сердца?

Он должен сделать это. В полнейшем оцепенении он договорился о специальном разрешении на венчание, когда не нужно оглашать имен венчающейся пары в украшенном арками холле местного собора. В этом же оцепенении он нанял удобный экипаж, уютный и хорошо подрессоренный, чтобы тот как можно аккуратнее довез Шанталь до Лондона. В полусне он зашел к Лементье.

В полусне поднялся по ступеням церкви в день своей свадьбы, собираясь жениться на женщине, которую не любил.