Правосудие в Миранже

19

На следующий день Анна Дюмулен была снова вызвана в суд.

Председатель Ла Барелль не хотел лишиться добычи. Он никому не доверял и, опьяненный властью, неистовствовал в своем стремлении наказать порок. Когда он уставал, допрос продолжал Канэн, чтобы не давать вдове передышки.

Но она не сдавалась и стояла на своем, придерживаясь первоначальной версии. Ее упрямство выводило судей из себя. На Жаспара ее сила произвела большое впечатление. Ночные признания этой хрупкой молодой женщины, казалось, лишь пригрезились ему. История жизни вдовы Дюмулен выглядела на удивление пресной: в ней не нашлось места ни тайному любовнику, ни спровоцированному выкидышу. Зато были преждевременные роды, разочарованный муж, остановка сердца и, наконец, печальное вдовство.

Судья Данвер сидел, как на иголках: малейшие звуки, доносившиеся с улицы, едва не заставляли его срываться с места. Ему почудился цокот копыт, но — увы! — это не были посланцы Дижона. Он снова прислушался, пытаясь представить себе шумное появление отряда солдат у городских ворот. Красно-синие стражники Миранжа не смогут их задержать. Процесс будет остановлен. Места за большим столом займут судьи из Дижона. Вдову отправят домой…

Прокурор Канэн обвинил ее в том, что она отравила своего мужа, который был на двадцать лет старше ее, чтобы без помех забавляться с суккубами.

— Это бредовое обвинение! — возмущенно выкрикнул Караш д’Отан, но ему тут же пригрозили немедленным удалением из зала суда.

Председатель Ла Барелль был взвинчен до предела и жаждал только одного — добиться для вдовы вынесения смертного приговора. Стремясь поскорее поставить в этом деле точку, он снова взял ведение допроса в свои руки. Но вдова давала четкие ответы на все его вопросы.

— Послушать ее, так эта женщина — просто святая, — склонившись к Бушару, тихо произнес Ла Барелль, постаравшись, однако, что бы его услышали все. — Тут каждый рвется в святые. Вот увидите, скоро портреты ведьм появятся в церквях. Верующие смогут любоваться их ликами!

Они говорили о вдове так, как будто ее не было в зале суда. Их спесь превзошла все мыслимые пределы. Данвера мучили сомнения: неужели председатель Высшего суда Дижона надавал ему пустых обещаний? Либо он просто решил потянуть время, чтобы не выглядело так, будто он подчиняется Парижу?

Ла Барелль грубо приказал вдове покинуть зал суда. Он чувствовал, что больше ничего от нее сегодня не добьется. Досада и ненависть ясно читались на его лице, пока стражники выводили обвиняемую из зала.

В раздражении он взялся за своих «карманных» заседателей. Эту женщину нужно взять в оборот любой ценой, втолковывал он им, найти неопровержимые свидетельства ее вины! Хватит с него косноязычных мегер и старых злобных хрычей, жадных до чужого добра!..

— В город пришли музыканты, — нерешительно сообщил Бушар. — Я подумал, мы могли бы извлечь выгоду из их пребывания…

— Правосудие не извлекает выгоду!

— Господин председатель, поговаривают, будто музыканты участвуют в шабашах на горе…

— Музыка, это пустое! А я ищу женщину с растрепанной бородой! Насколько мне известно, она не играет на арфе!

Тем не менее Ла Барелль согласился, чтобы музыкантов привели завтра пополудни, после допроса Жанны Бург и Абеля. Эти двое, заметил он, уже во всем сознались. С ними дело пойдет быстрее, чем с упрямой вдовой.

Когда заседание закончилось, Караш д’Отан отвел Данвера в сторонку.

— Пойдемте со мной. Сегодня у одного виноградаря крестины, и меня пригласили прочитать проповедь по этому случаю. Там будут музыканты, о которых шла речь.

Когда они добрались до усадьбы, праздник уже начался. Музыканты, расположившись у большого камина, играли быструю мелодию, очень нравившуюся молодым танцорам. Две флейты, виола и барабан постепенно ускоряли темп, пока наконец одна из девушек не упала. Под веселый смех гостей ее подхватили, поставили на ноги, и танец продолжился, но уже более медленный и скромный. Музыканты знали, в какой момент давать публике передышку. Но вот музыка смолкла, и в зале установилась почти полная тишина. Пришло время для духовного наставления, кроме того, проповедь святого отца должна была остудить пыл тех, кто жаждал поскорее приступить к возлиянию.

Воспользовавшись паузой, Данвер подошел к музыкантам и поинтересовался, из какой они деревни.

— Из Сен-Пьер-де-Кор, сударь.

— Там сейчас не до веселья, — сказал флейтист.

— Слишком много солдат, — добавил его коллега с виолой. — Этим утром их было больше, чем обычно. Они расположились на почтовой станции в ожидании подкрепления из Дижона. По-моему, они направляются в Миранж…

Жаспар Данвер вздрогнул и тут же решил отправиться навстречу отряду.

Два человека торопливо шагали в сторону последней перед городом почтовой станции, надеясь узнать новости с предыдущей остановки в Сен-Пьер-де-Коре. Жаспар вспомнил события недавних дней…

На станции подтвердили, что в их сторону, действительно, идет отряд военных, но кто эти солдаты и откуда они, никто толком не знал. Разочарованные неопределенностью, иезуит и судья-инспектор решили вместе дождаться солдат под трехсотлетними дубами, которые росли перед въездом в Миранж.

Святой отец предусмотрительно взял с собой молитвенник и коротал время за чтением. Судья думал о письме, которое доверит Коломбану. Караш д’Отан согласился поставить на нем и свою подпись. Никто из них не был лично знаком с пастором Денэном, но тот слыл человеком открытым, честным, проповедующим терпимость, что вызывало ярость у мракобесов… Задуманное предприятие казалось Данверу довольно опасным, и он всерьез побаивался за Коломбана. Ему повсюду чудились бесчисленные препятствия, и он уговаривал сам себя не терять надежду.

Мимо них проезжали повозки, в которых виноградари везли чаны для будущего урожая; порой подходили ремесленники и предлагали свои товары и услуги. Но Данвера и Караш д’Отана больше всего интересовало, что путники видели по дороге в Миранж. И все как один говорили, что встречали солдат.

Ближе к вечеру иезуит отправился в город, чтобы узнать, какое решение принял суд в отношении Абеля и Жанны Бург. Что касается Жаспара, то на их счет он не питал никаких иллюзий. Его терзало страшное предчувствие поражения.

Караш д’Отан явился к Данверу на постоялый двор задолго до рассвета: Дени Мало предупредил, что приговоры велено приводить в исполнение безотлагательно. Не теряя ни минуты, они торопливо пошли через весь город к дубовой роще.

Иезуит глухим голосом рассказывал о том, что узнал от начальника тюрьмы. Суд без колебаний вынес обвинительный приговор. Его исполнение назначено на сегодня. Значит, для подачи апелляции уже нет времени. Сам Мало не уверен, что суд допустил ошибку… Он не хочет, чтобы старуха гнила у него в замке, а человек-волк сеял смуту, намекая на свои мнимые способности…

— Чудовищно, — пробормотал Жаспар.

Бенедикт Караш д’Отан положил руку ему на плечо.

— Нельзя падать духом… Это наш долг. Я знаю, что вы опасаетесь за судьбу Анны Дюмулен. Но вы должны верить в нее. Она так быстро не сдастся, а может быть, этого и вовсе не случится. К тому же вы сами знаете, что нельзя отправить на костер человека, который не признал себя виновным.

— Жанна и Абель тоже не признали себя виновными. Они верили в свои магические способности и заявили об этом в суде.

— Да. Но не все нужно говорить… Теперь уже слишком поздно. Мне остается лишь проводить их. Я хочу быть с ними до конца, чего бы это мне ни стоило, и соборовать их.

Густой ночной мрак, слившийся с влажной землей, не торопился уступать место рассвету.

Неожиданно предрассветную тишину нарушил скрип колес. Судья и священник прислушались: скрип становился громче по мере приближения повозки. Они обменялись коротким рукопожатием, чтобы подбодрить друг друга и дать молчаливый обет солидарности.

— Не волнуйтесь, — сказал иезуит, — я стану посреди дороги. Это единственный способ остановить кортеж. Я скажу, что получил специальный приказ, или придумаю еще что-нибудь. Главное — иметь решительный вид. Я поеду с этими несчастными. Больше, чем страдания и смерть приговоренных, пугает мысль, что их ждут вечные блуждания в аду. Отказ в соборовании — акт немыслимой жестокости. Фанатики боятся, что дьявол завладеет совершаемыми таинствами. Вы можете представить дьявола, который сам себя соборует?

Караш д’Отан сардонически рассмеялся. «Этот смех — вызов», — подумал Данвер, с завистью глядя на священника, который высоко над головой воздел свой крест, чтобы остановить приближающийся кортеж.

При виде креста и белой сутаны стражники натянули поводья, сдерживая лошадей. Иезуит что-то коротко сказал им и, не дожидаясь ответа, взобрался на повозку. Жанна Бург и Абель стояли на коленях, прикованные друг к другу. Жанну била крупная дрожь. Абель кричал, он больше не верил в свои силы. Страх вернул им способность здраво мыслить, а прояснившееся сознание окончательно сломило их.

Караш д’Отан раскрыл объятия и прижал приговоренных к своей груди. Кортеж тронулся под злобные крики стражников во главе с лейтенантом Пьером Шатэнем.

Покачиваясь на ухабах, повозка покатилась дальше. Три силуэта на ней слились в одно темное пятно, которое вскоре без следа растворилось в тумане.