Предатель. Больше не твоя (СИ)

Глава 12

— Она сильно злится на меня? — тихо спрашивает Эмиль, о котором я уже успела забыть.

— Я бы хотел увидеться с ней…

— На незнакомцев не злятся, Эмиль Муратович. Их предпочитают и дальше не знать, — отвечаю я, стараясь скрыть гнев.

— Значит, сильно, — вздыхает он, прикрывая глаза. — Я облажался по полной.

— Это мягко сказано, Эмиль Муратович. Слишком мягко, — не могу сдержать сарказм.

— Мне нужно поговорить с ней, — он смотрит на меня, нахмурив брови.

— Даже не смей! — резко поворачиваюсь к нему всем корпусом. — Не смей приближаться к ней. Не смей попадаться ей на глаза. Слышишь меня?

— Почему? Я хочу увидеть её и поговорить о…

— Ей не о чем с тобой говорить! Абсолютно не о чем. Для неё ты больше не существуешь.

— Диана, что бы ты сейчас ни говорила, нам всем нужно поговорить. Мне с тобой, с твоей бабушкой…

— Нет, Эмиль! — мой голос дрожит от ярости. — На разговоры я достаточно ждала тебя. Ты упустил своё время. К бабушке не смей подходить, иначе уничтожу. Я не позволю из-за тебя потерять её!

— В смысле терять?

— В прямом! — кричу, теряя самообладание. — Ей нельзя нервничать, а ты… ты — сплошной большой нерв! Не приближайся к ней. Я тебе этого не позволю!

— И что? Мне теперь всю жизнь держаться вдали? Даже когда мы будем вместе? Как ты себе это представляешь?

— Никак! — резко встаю, мои глаза полны ненависти. — Никак, потому что мы вместе больше не будем. Никогда! Слышишь? Никогда!

— Ошибаешься, милая моя, — он поднимается во весь рост, надвигается на меня, словно тёмная гроза. — Ты моя и всегда будешь моей. Я просто не давлю на тебя, но и у моих нервов есть предел.

— Катись к чёрту со своими нервами и их пределами! — выплёвываю каждое слово. — Я предпочту умереть, чем вернуться к тебе. Слышал? Смерть — лучший выбор, чем ты!

— Я тебя даже смерти не отдам, — его рука хватает меня за локоть, сжимает до боли. — Ты принадлежишь мне и будешь принадлежать только мне. Даже после смерти я не позволю тебе исчезнуть.

— Твои громкие слова для меня пустой звук! — вырываю руку, чувствуя, как слёзы подступают к глазам. — Мне плевать на них. Но ты запомни одно: к моей бабушке не смей приближаться! Никогда!

Разворачиваюсь и ухожу, чувствуя, как внутри всё дрожит от гнева и боли. Его тихое, угрожающее:

— Посмотрим.

Проникает в самое сердце, но к бабушке я его не подпущу. Ни за что. Ни при каких обстоятельствах. Я на всё пойду, чтобы не допустить этой встречи. На любые меры. На любые ухищрения. На любые жертвы.

Бабушка сказала, что знать не желает этого человека. Сказала, что если увидит его когда-нибудь, то своими руками убьёт. И я ей верю. Верю каждому слову. Но дело не в этом. Дело в том, что она сама эту встречу не переживёт. Просто услышав о его возвращении, она сляжет в больницу. Её сердце не выдержит. Её слабое, доброе, любящее сердце, которое столько всего перенесло.

Я не могу этого допустить. Не имею права. Она — единственный человек, ради которого я ещё держусь на этом свете. Единственный, кто поддерживает меня в самые тёмные минуты. Единственный, кто никогда не предавал. И я не позволю какому-то самовлюблённому идиоту разрушить её хрупкое здоровье.

Я буду стоять на страже её спокойствия. Буду охранять её покой ценой собственной жизни. Буду делать всё возможное и невозможное, чтобы этот человек никогда не появился на пороге нашего дома. Никогда не произнёс её имя. Никогда не взглянул на неё своими лживыми глазами.

Потому что бабушка для меня — всё. И я защищу её. Любой ценой.

Дома она встречает меня, заметно взволнованная. Внимательно осматривает с головы до ног, словно ища невидимые раны. Только убедившись, что на мне нет ни единой царапины, обнимает крепко-крепко.

— В последнее время сердце не на месте, милая, — говорит, нежно гладя по голове. — Словно пытается сказать, что ты в беде. Ди, скажи правду, у тебя всё хорошо?

— Бабуль, ну что у меня может случиться? — стараюсь говорить беззаботно. — Меня повысили, зарплату увеличили. Езжу на вечеринки, знакомлюсь с новыми людьми. Даже на свидание сегодня пригласили, — подмигиваю ей с вымученной улыбкой.

— Согласилась?

— Нет, конечно! С первым встречным на свидание? Не-е-е, меня бабуля не так воспитывала. Вот если начнёт ухаживать, на коленях умолять, придёт, испросит у моей милой бабули — тогда ещё подумаю.

— Таких рыцарей не осталось, милая. Рая рассказала про своего племянника. Он уже офицер в тридцать два года и не женат. Через месяц приедет в гости к Рае, может…

— Ба, я тебе так сильно надоела, и ты решила меня в военный гарнизон сплавить? Прямо скажи: «Иди в армию!»

— Глупости не говори, дурочка. Идём лучше покормлю тебя, а то совсем исхудала со своей новой должностью.

«Не в должности дело, бабуль, совсем не в должности», — думаю про себя. — «Дело в начальнике, который нервы мне треплет. Который не даёт покоя ни днём, ни ночью. Который словно преследует меня своим присутствием. Но тебе об этом знать не нужно. Ты и так слишком много пережила. Я должна защитить тебя от всего этого кошмара».

А вслух лишь улыбаюсь и иду следом за бабушкой на кухню, где тепло и уютно, где пахнет пирогами и детством, где нет места тревогам и страхам.