Предатель. Больше не твоя (СИ)

Глава 37

— Понимаете, ведь Ди все предали! Все! — раздаётся надрывный голос из-за угла. Там, в тени, сидят Алина и мой отец, а маленький ребёнок ползает по земле, играя с игрушками.

— Она всегда говорила, что мать и отец предали её первыми. Верила, что ни я, ни баба Маша не отвернёмся от неё. А что я сделала? Оставила её, когда она так нуждалась во мне. Выбрала своего ребёнка, а не сестру, — голос Алины дрожит от боли и раскаяния. — Каждый день ругаю себя. Говорю: лучше бы ушла от Сабира и сделала аборт, чтобы он не смог на меня давить. Зато я была бы рядом с Ди. Была бы её опорой, когда бабе Маше стало плохо. Поддерживала бы, пока её бабушка боролась за жизнь. Помогала бы с деньгами, когда она в них так нуждалась.

Она замолкает, задыхаясь от слёз.

— А что я сделала? Выбрала ребёнка и осталась с его отцом. Проклинаю тот день, когда позвала её в нашу компанию, где она познакомилась с Эмилем. Проклинаю!

— Диана обязательно простит тебя, — тихо говорит отец, нежно гладя её по голове. — Она девочка не злая. Она поймёт тебя. Обязательно поймёт.

— Та Диана, возможно, да, дядя. Но эта — нет. Она холодная как лёд и смотрит с безразличием. Я виновата, что она стала такой. Я так перед ней виновата, — всхлипывает Алина.

— Всё наладится, дорогая невестка. Всё обязательно наладится, — утешает её отец.

Я молча наблюдаю за этой сценой, чувствуя, как сердце сжимается от боли. Друг быстрым шагом удаляется от этого места, и я следую за ним. Он сразу же повисает на брусьях и начинает изнурительно тренироваться. Пять минут он без перерыва истязает себя, а потом, словно подкошенный, опускается на землю.

На его щеках — слёзы. Мой брат плачет. Плачет из-за моей глупой ошибки. Из-за того, что я не смог защитить то, что любил. Из-за того, что позволил всем этим событиям разрушить жизни тех, кто был нам дорог.

— Я столько боли причинил любимой женщине, — шепчет он, спрятав лицо на локтях. Его голос полон муки и раскаяния. — Из-за моего поступка она страдала все эти годы. Я разлучил её с подругой. Сам оказал другу поддержку и был рядом, а ей не позволил сделать этого. Повёл себя как животное.

— Я не лучше тебя оказался, — отвечаю, присев рядом. — Я превратил её в эту холодную леди. Разрушил её жизнь и сейчас продолжаю это делать. Не могу, не получается отпустить её. Не могу отказаться. Так она хотя бы рядом, пусть и холодная.

— А я не знаю, как быть. Тоже не могу отпустить. Она и сын — вся моя жизнь. Они моя семья, хоть и такая несовершенная.

— Вымолить прощения? — задаю вопрос, хотя и знаю ответ.

— С того дня, как ты очнулся, я пытаюсь это сделать, но в ответ лишь тишина. Она не разговаривает со мной. Лишь на людях мы идеальные муж и жена без каких-либо проблем.

— Может, Диана станет той, кто вернёт её тебе…

— Она даже не взглянула на меня, а на Алину смотрела как на чужого человека. О каком воссоединении идёт речь? Мне просто нужно было позволить Алине быть рядом с подругой, и всё. Всего лишь отпустить её, и она никогда не стала бы мне чужой. Никогда.

— Мы оба совершили ошибки, кузен. И как исправить всё — не знаем. Я тоже прибежал к угрозе, чтобы заставить её приехать сюда. Понимаю, что совершаю ошибку за ошибкой, но иначе не могу. Не получается.

— Остаётся пожинать плоды своих действий, — шепчет кузен, устремив взгляд в небеса.

В тишине ночи его слова звучат особенно горько. Мы оба тонем в болоте собственных ошибок, не в силах найти выход.

Темнота незаметно накрыла нас. Звёзды одна за другой загораются на небе. Вот бы чувства Ди так же загорелись ко мне. Я готов всю жизнь быть перед ней на коленях. Исполнять все пожелания. Только бы дала шанс. Один маленький шанс, о большем я не прошу.

— Ты надо мной подшутил или что? — голос Дианы сочится ледяным презрением, её глаза сверкают от едва сдерживаемого гнева. Она останавливается в нескольких шагах, словно не решаясь подойти ближе.

— Не понял? — поднимаю взгляд с земли, пытаясь разглядеть в её чертах хоть намёк на прежние чувства.

— Велел спуститься к ужину, а никого нигде не видно! — её сарказм режет как нож. — Эта шутка такая? Или для меня приготовлен стол из звёзд? А чем запивать? Дождём? Ой, дождя ведь нет, — каждое слово — словно удар хлыста.

Тихо смеюсь над её язвительными репликами. Первые дни я с трудом переносил эту стену льда между нами, но теперь… Теперь эти колючие слова стали для меня чем-то родным, даже необходимым. Они напоминают, что она всё ещё здесь, что она всё ещё жива внутри.

— Ненормальный, — закатывает глаза, её голос дрожит от раздражения. Резко отворачивается, направляясь к дому, словно я для неё — пустое место.

Встаю с земли, протягиваю другу руку, помогая подняться. Отряхивая пыль с одежды, мы в два шага догоняем Диану.

— В доме или во дворе? — спрашиваю, вглядываясь в её лицо. Ищу следы слёз после встречи с подругой, но её щёки сухие, глаза сухие. Словно не плакала. Неужели ненависть к Алине настолько сильна?

— Ужин? Мне без разницы, — её голос звучит равнодушно. — Аппетита всё равно нет.

— На воздухе аппетит просыпается у всех, — произношу с натянутой улыбкой, хотя внутри всё кричит от боли. Никто сейчас не хочет садиться за стол. Ни у кого нет аппетита, но я заставлю всех выйти во двор. Заставлю улыбаться, даже если придётся вырвать эти улыбки силой. Мне плевать на их проблемы.

— Как скажешь, — пожимает плечами. Замечаю, что она надела кофту с закрытыми плечами. Хотя на работе ходила и с открытыми. Помнит про наш менталитет, уважает его. Как мои братья могли поверить, что она способна на подлость? Она же самый чистый, самый светлый человек, которого я когда-либо встречал.

— Ты проходи к беседке, я сейчас скажу всем.

— Ты ненормальный? Если стол накрыт дома, давай там и сядем, — в её голосе слышится раздражение и вызов.

— Иди в беседку, — разворачиваю её за плечи и направляю в сторону беседки. — Пять минут, и всё будет.

— Ненормальный, — фыркает она, закатывает глаза и, сохраняя достоинство, идёт в указанном направлении.

Несколько секунд я смотрю ей вслед, отмечая каждую линию её силуэта, каждый жест. Затем киваю другу, и мы направляемся в дом.