Предварительно обречен

21

Доказательств, что застоявшаяся злость плохо влияет на внешность, было хоть отбавляй.

— Все проблемы уйдут, — вслух говорю я, вбивая кремовую маску в кожу лица, на синеватые отсветы под глазами побольше. — Будут новые, но эти уйдут. Все в прошлом. Он в прошлом. Так ему и надо. Пусть сам расхлебывает.

Стенам ванной не в первой слышать эту мантру, она кочует из комнаты в комнату вот уже третий день. Однако сегодня я собираюсь закончить страдания. Чтобы закрепить решение, убираю квартиру, по ходу сбрасывая накопившийся хлам с разонравившейся одеждой и обувью центр гостиной, и когда гора дорастает до колен, в два захода избавляюсь от них. Отекшее тело двигается тяжело, слышится эхо отдышки, что досаждает еще больше, но винить стоит только себя — два дня проваляться в кровати, поглощая вредные закуски, все равно что самой себя высечь, — после бичевания остается шагнуть в объятия скорости, нагрузок, полезной еды и симпатий к воде. Симпатии оказываются такими яростными, что к обеду я напоминаю колыхающийся бурдюк. Перебежками из комнаты в комнату, а оттуда к туалету я наконец расправляюсь с уборкой и отдаю час с лишним пенной ванне.

Едва меня, укутанную в халат, выносит волна аромата нераспознанных фруктов, на пороге появляются незваные гости.

Деловито заходят. Норка в изящном лавандовом платье и босоножках на каблуках, с обманчиво легчайшим, а на самом деле весьма тщательным макияжем; на локте небрежно свисает фирменный ресторанный пакет. Иринка в пику ей в зелено-кислотном топе и тонких шортах, будто только с пробежки, — хотя какой спорт в полуденный зной, — несколько нервно скинув кроссовки, сразу требует напоить ее холодной водой.

— Выглядишь так себе, — заявляет она, следя, как я достаю бутылку негазированной. — Как будто это у тебя трагедия, а не у меня.

— У тебя нет трагедии, — замечает Норка, водружая пакет на стол. — У тебя есть зависимость, которую ты холишь и лелеешь, маленькая мазохистка.

Иринка фыркает, но в спор не вступает, по опыту зная, что она для прямолинейной Норки слабый соперник. Подруга не считает нужным щадить даже нас, с легкостью закрывая глаза на годы, проведенные вместе. Не один раз уколовшаяся об иглу Норкиных откровений Иринка предпочитает свернуть с дорожки, едва почувствовав жар под ногами.

— Она согнала меня с тренажера, — ябедничает Иринка между жадными глотками воды. — Я тебе говорила, что Вилен подарил мне велотренажер? Нет? Тогда говорю. Заказал прямо оттуда, — глаза Иринки многозначительно поблескивают. — И вот я радуюсь приобретению и кручу педали, а тут она. Насела на меня так, что даже не дала закончить программу. Ни помыться, ни переодеться, сразу погнала к тебе. Гадость какая, теперь от меня несет, как от яка.

— Где ты успела понюхать яка? — тут же интересуется Норка, на что Иринка закатывает глаза.

Под фон привычных препирательств я переодеваюсь в домашний костюм, потом, присев и подперев подбородок рукой, наблюдаю, как быстро Норка достает из пакета восхитительно выглядящие блюда, еще раз обозреваю ее образ женщины, явно собравшейся на свидание, сосредоточенное, излишне бодрое лицо, и меня подбивает волнение.

— Вообще-то я тоже не против узнать, зачем ты согнала Иринку с велотренажера, — беспечным тоном замечаю я, — и по какому поводу пир?

— Пир, скажешь тоже, — отмахивается Норка, заставив стол шеренгами пластиковых контейнеров, и поочередно сдирает с них крышки. До меня тут же доносятся ароматы печеных овощей, дыма и чеснока. — Просто маленький катализатор хороших эмоций. Мы с тобой заслужили.

С этими словами она являет бутылку «Моэт».

«Мы с ней заслужили?»

В неприятных предчувствиях я тарабаню пальцами по щеке. Наряд Норки способствует этому с еще большей силой.

Иринка, пританцовывая с победоносными возгласами, разглядывает бутылку и инспектирует каждый контейнер.

— Ты наконец переспала со своим Артемом? — спрашивает она Норку, доставая желтый сверток рулета. — По этому поводу праздник?

Мы с Норкой одновременно вздрагиваем. Я надеюсь, что в моем случае это проходит незаметно.

— Вовсе нет, — безоблачно отвечает Норка. — Совсем наоборот. Мы сегодня расстались. О чем я, опережая ваши вопросы, не жалею.

Волна страха пригвождает меня к стулу, пока я пытливо рассматриваю ее довольное лицо. Значит, она была у него, наверняка, и наряд был выбран не просто так. Что там случилось? Неужто Артем что-то сказал о нас? Но тогда бы не было такого искрящегося удовлетворения в ее облике.

Иринка меж тем хлопает в ладоши и показывает Норке кулак с оттопыренным большим пальцем.

— Аллилуйя. Он нам вообще не подходил. Хорошо, что ты быстро это поняла. Тем более, он латентный импотент.

— Если нам кто-то не подходит, не значит, что он не подходит кому-то из нас, — резонно говорит Норка. — И я сомневаюсь, что он латентный импотент. Лиза, ты что молчишь? Не будешь комментировать? Думала, порадуешься за меня.

Я надтреснуто улыбаюсь и натыкаюсь на пристальный взгляд.

— Почему я должна радоваться?

— Потому что мы с Артемом прояснили причины, из-за которых решили расстаться.

Черт. Предчувствия оправдываются с каждым новым словом.

Я чувствую, что она намеренно подталкивает меня к вопросам, а потому от них бы держаться подальше, но сила воли дает сбой, и я подчиняюсь Норкиной игре.

— Что за причины?

— Старые причины. Да в общем-то они уже ни для кого не играют особой роли, но закрыть на них глаза тоже неправильно.

— Звучит как-то мутно, — тянет Иринка, танцуя пальцами над контейнерами в поиске удовлетворяющей ее закуски. — Можешь выражаться яснее? Какие старые причины? Он что, женат?

— Ирин, ты бы руки помыла, прежде чем хватать еду, — замечаю я. — Микробов же сжираешь миллионы.

Иринкина рука прытко оставляет в покое еду.

— Точно. Совсем забыла. Пока педали крутила, так проголодалась, оказывается. А тут эти мишленовские радости. Ладно, пойду мыть руки.

— А ты и помойся заодно, — вставляет Норка, — чтобы мы не нюхали за обедом яка.

Иринка грозно зыркает на Норку, но спрашивает, где ей взять большое полотенце. К слову, никакими животными, ни травоядными, ни хищными от нее не пахнет, запах спорта надежно перекрывает медово-персиковый аромат «Килиан».

Как только Иринка скрывается за дверью ванны, я спрашиваю:

— Что тебе сказал Артем?

Норка поправляет низенькую башню из крышек и говорит:

— Думаю, что все. Из самого далекого далека. Про него, про тебя и про вас. Плохо, что это все не сказала ты.

Я ежусь. Все-таки решился. Ему терять нечего. Больше он не связан обязательствами, а спасение дружбы — это моя проблема. И все же я раздумываю — что-то он мог и утаить, бросая меня этим на минное поле, ведь один неправильный ответ может разрушить слишком много. Я раздумываю, что сказать, и решаюсь на тонкий риск:

— Я не смогла. Струсила. Пришлось бы рассказывать больше, чем хотела.

— На то подруги вообще-то и даны. В горе и в радости. Не хочешь выпить?

Я отрицательно качаю головой — больше никакого алкоголя. Я с интересом наблюдаю за подругой, которая почему-то ходит вокруг да около.

— Какая сила воли. Ладно, подождем Иринку, все равно открывать ей. А пока обойдемся водой. Но я возьму бокалы для антуража, не против?

Я повторяю движение головой. Мне все равно. Под корой головного мозга беснуется долина гейзеров. Помимо бокалов Норка достает тарелки, гремит ящик со столовыми приборами. Набрав воздуха, я решаюсь и на выдохе говорю:

— Так ты порвала с Артемом из-за нашего с ним прошлого?

— Ну, скорее из-за вашего будущего, — меланхолично отвечает Норка, не спрашивая, что я имею в виду. Значит, он действительно рассказал ей о прошлом. А о настоящем? — Хотя я пока в нем не на сто процентов уверена. Слишком уж долго до него доходит.

— Что доходит?

— Что у него по-прежнему есть чувства к тебе.

Я усмехаюсь.

— Это не новость. Я знаю его чувства. И от них у меня мурашки.

— Лиза, не прикидывайся дурочкой. По нему же все видно. Любая глазастая женщина увидит. Если бы я знала вашу подноготную, сказала бы тебе еще в ресторане. Мужчины не находят бывших просто так. Сиди и молчи, ради Бога! Из-за чистой мести тоже не находят. Месть хороша для оправдания, чем Артем с удовольствием и занимается. Но мы с тобой уже выяснили, что он, хоть и не подарок, но и не дурак. Поэтому, хочешь ты или нет, он от тебя не отстанет. Помучается из-за твердолобости, но все равно придет выяснять, что ты о нем думаешь, и как планируешь быть дальше.

— Я о нем не думаю, — бурчу я.

Звучит до невозможности фальшиво.

— Ну, я вижу, — кивает Норка. — И он о тебе тоже. Даже этот, как ты говоришь, пир оплатил от бездумья, узнав, что я еду к тебе. Щедрый. И что ты нос воротишь?

Она споро расставляет тарелки, укладывает рядом вилки и ножи. Рядом с бокалами для вина вырастают худенькие бутылки холодной воды. Я обозреваю дары помутневшим взглядом. Значит, это Артем постарался. Даже шампанское за его счет. Мне становится тошно. Зачем эти усилия? Что он хотел этим сказать? Подсластил оплеуху, которую обеспечил разговором с Норкой. В этих дорогих подношениях явно прослеживается насмешка. И Норка так спокойна, так деловита.

— Аня, а почему ты ведешь себя так, будто это не касается тебя? И ты… на моей стороне. Безо всякого…

— Именно, Лиз, безо всякого, потому что двадцать лет дружить — это ценность, которая стоит трезвого принятия ситуации, — с готовностью отвечает Норка. — Хотя, мне как подруге, конечно, неприятно, что ты скрыла правду. И тогда, и сейчас. Впрочем, одно вытекает из другого.

— Я предала тебя, — подмороженными губами говорю я.

— И когда же?

Я колеблюсь, но что уж скрывать. Скорее всего, об этом она тоже знает.

— Когда переспала с ним.

Норка принимает новость спокойно.

— Ну, главное, ты меня опередила, иначе все не было бы так просто.

— Аня, это вообще не смешно, — взрываюсь я. — То, что было между мной и Артемом раньше, закончено. У вас обоих нет передо мной обязательств. А у меня есть. И именно я их нарушила!

— У тебя прям целая кампания по выдвижению в предатели, — вздыхает Норка. — Какая ты все-таки упрямая. Под стать Артему. Чтобы говорить, что между вами все кончено, надо было это закончить, Лиза. Чего ты не сделала…

— Это сделали обстоятельства.

— Чувствам, знаешь ли, всегда плевать на обстоятельства. Поэтому можешь сколько хочешь бить себя в грудь и взывать ко всему, что удобно, но саму себя не перехитришь. А меня — тем более. Мучайся и рефлексируй пока не надоест. А когда надоест, надо будет что-то делать.

— Мне уже надоело. И я знаю, что делать. Я все закончила. Все!

— Ты не можешь закончить то, что продолжается…

— Что вы так орете-то? Я думала, у меня страсти, а тут вон что…

Иринка, завернутая в полотенце, благоухает не меньше моего. Мы с ней на какое-то время становимся фруктовыми сестрами.

— Какие у тебя страсти? — хватаюсь я за спасительное замечание. — Вилен?

Ну давай же, давай заведем эту никогда не подводящую пластинку. Поговорим о том, как ужасно он поступил, как кусает локти, там, на своей Камчатке, как жалеет, что уехал, и как ждет возвращения, предваряя прощение подарками.

— Вилен жив, здоров, — отвечает подруга, проверяя, надежно ли держится полотенце. — Возвращается через пять дней. Говорит, заедет. Надеюсь, не сразу с самолета, но держу пари, что именно с него. Надо же опробовать подарок.

Она хихикает, и я с энтузиазмом поддерживаю ее. Норка взирает на нас с выражением матери, позволившей детям немного воли подурачиться под ее присмотром.

— А ты, значит, переспала с Артемом, — не гася веселую волну, говорит Иринка. — Ну ты даешь, Лиз. Уела Аню. Вот это дерзость. И, что, как он? Стоил усилий?

— Я не ела Аню, не уела ее, то есть. Она вообще не при чем. Так как Вилену Камчатка? Фотографии присылает?

— Куда он денется? И фотографии, и видео, все как я прошу. Но я тебе не покажу. Камчатка на них как-то не попала. Так, а ты не увиливай. Я на твои вопросы отвечаю. И ты будь добра. А то все мимо меня проходит. Сбагрили меня в ванную, а сами мужика делите. Те еще подруги.

— Не делим мы никого. Мы обе поставили на нем точку. Давайте на этом все, и поедим.

— Ладно, точку поставили. А перед точкой что было? Давайте поедим, и вы мне все расскажите. Передавайте, гражданки, шампанское. Буду его вам открывать. Такие события надо отмечать. Так, вы же подумали о любимой подружке и припасли вино? Не забудьте, кстати, поблагодарить ее за то, что это все достанется вам.

— Это все достанется Ане. Я в завязке, — вставляю я, передавая бутылку.

— Вот еще, виновница торжества в завязке. Как будто тебе кто-то позволит.

— Я точно не буду пить. И есть тоже.

— Держу пари, у Лизы для всех есть вино в холодильнике, — веселится Норка. — И белое, и красное.

— Красного уже нет, — сгорая от стыда, шепчу я, осознавая, что мы сидим за столом, на котором несколько дней назад…

— А оно мне надо? — риторически спрашивает Иринка и достает прозрачно-желтую бутылку из холодильника.

— Пользуйся, Ирин, пока виновница придумывает, как выпутаться из истории, куда сама себя загнала.

Грозно хмуря брови, я выразительно смотрю на подругу, но та лишь пожимает плечами. На самом деле мне до безумия хочется сорваться и обнять ее. Закружить по комнате и кричать от облегчения. Лишенная ссор, наша дружба переросла во что-то обыкновенное, в часть нас самих, как рука или нога, и ведь мы редко размышляем, насколько ценно их иметь. Только сломав руку, мы понимаем, что без нее жить можно, но все обыденные действия будут даваться по-иному; только заковав ногу в гипс и взяв костыли, осознаем, чего мы лишаемся на ближайший месяц; только под угрозой лишиться друга во всей красе расцветает важность сохранить близость и непосредственность общения.

Норка, покачивая вилкой, с удовольствием перепирается с Иринкой о природе пристрастия той самой открывать бутылки. Да, есть у Иринки такая странность — она обожает выкручивать пробки, зачастую боем вырывая приговоренные к распитию бутылки из мужских рук. Иринка, все подтягивая полотенце на худосочной груди, показывает Норке язык и продолжает увлеченно колдовать над бутылкой.

— Может, у тебя где-то когда-то что-то застряло, а потом переросло в такую вот манию? — безынтересно интересуется Норка явно лишь ради Иринкиной реакции. — И теперь ты спасаешь бедные бутылки от страшных пробок?

Иринка, с глухим бабахом открывает шампанское и крутит пробкой у виска.

— Твои теории страшнее моих увлечений. Почему бы не быть проще и не предположить, что я просто люблю давать старт к отмечанию разных поводов? Я как тот арбитр, свистком сигнализирующий, что можно начинать, — она колышет дымящейся бутылкой. — А вообще, раз у Лизы в холодильнике маленький винный погребок, постращай и ее своими умозаключениями, пожалуйста. Я тоже тебя с удовольствием послушаю.

— Ну, с Лизой все понятно, у нее выдались тяжелые недели, — тут же отбивает Норка Иринкину подачу и подхватывает затертый специями мясной пласт. — Сама видишь, как выглядит наша девочка. Синяки под глазами, бледность, мусор в голове. Тут погребком вина не обойдешься. Тяжелая артиллерия нужна.

Иринка переходит к открыванию вина.

— Я уже вам сказала, что встала на дорожку здорового образа жизни, — миролюбиво отпинываю я претензию, следя, чтобы Норка наполнила только свой бокал. — Пью воду, ем салаты, возвращаюсь в зал. Ваша нездоровая еда не про мою честь. Шампанское тем более.

— Нет, не будет тебе никакого зала. Норка не дала заниматься мне, я не дам тебе. И бокал ближе к Ане. Хватит играть в недотрогу. Тебе еще рассказывать, как ты совратила укротителя надменности. Погоди, Лиза, — Иринка вдруг замирает посередине выкручивания пробки и растерянно говорит: — Он же тебе не нравился. Мы ведь вместе решили, что он мудак, снобисткий сноб и аферист. Тогда зачем ты с ним переспала?

Поперхнувшись шампанским, Норка требует повторить, как нарекла Артема Иринка. Та, ничуть не смущаясь, покладисто перечисляет. Норка восхищена. И это пошел только первый бокал.

Ответ на Иринкин вопрос глыбой перекатывается в голове, он действительно слишком плох, чтобы я согласилась его озвучить. Как спрыгнуть с этой иглы допытываний? Не дав придумать ничего путного, первой возвращается ко мне Норка и предлагает:

— Не хочешь наконец рассказать нам? Да, и мне тоже. А то я слышала версию сноба и афериста, хочу послушать, что скажет любимая подруга.

— Какую версию? Ты уже знаешь? Так у вас от меня секреты, — угрожающе произносит Иринка. — Я же вам честно все рассказываю.

— Видео, между прочим, зажала, — колко напоминаю я.

— А там чужие секреты, — выкручивается подруга. — Были бы мои, я бы тебе все выслала. Все пять гигов. Хотя что там слать, вот, все перед тобой. Главное, было бы что брать. А брать-то нечего.

Она выставляет вперед туго спеленатую грудь и заливается смехом, а вино заливается в нее. Мы с Норкой смеемся в унисон. А, отсмеявшись, я со скрипом начинаю рассказывать.