Прекрасная куртизанка

Глава 12

День угасал, и знойное марокканское небо прочертили розовые, красные и желтые полосы. Сливаясь с небесной синевой, они создавали живописную картину, менявшуюся с каждой минутой. Атласские горы вздымались ввысь в тщетной попытке коснуться разноцветных лент над их вершинами, таких близких и таких далеких. От горного хребта до самого горизонта, за который садилось солнце, простиралась каменистая равнина с редкими островками яркой зелени. Понравилось бы Корделии в Марокко? Мысль о племяннице вызвала у Аллегры приступ тоски по дому.

Прежде чем уехать из Англии, она написала Корделии, сообщив о своем намерении отправиться в Марокко. Она не стала упоминать о письме, полученном от племянницы, в надежде, что Корделия решит, будто до Аллегры не дошло известие о помолвке. Это давало ей время, чтобы разобраться в ситуации. Аллегра часто путешествовала, и было более чем вероятно, что Корделия не сочтет ее затянувшуюся поездку необычной. К тому же ее отсутствие помешало бы леди Бледсоу обнаружить их родство.

Аллегра вздохнула. Нет ничего важнее счастья Корделии, и она никогда не простит себя, если оно будет погублено по ее вине. Возможно, ее согласие оставаться здесь, пока Чарлз не покинет Марракеш, — благословение, ниспосланное выше. А может, и нет. Последние несколько недель явились суровым испытанием для нее. Потребовалось время, чтобы смириться с тем, что Шахин подверг ее наказанию перед всем племенем. Она понимала, что им двигало, но простить все равно не могла. Впрочем, его объяснения и очевидное раскаяние сделали свое дело. Слова могут быть мощным оружием в устах мужчины, особенно если он обладает даром убеждения. Шахин был верен своему слову. Его способность убеждать оказалась куда сильнее, чем она ожидала.

Она полагала, что, объявив о своих намерениях, он будет делать все, что в его власти, чтобы соблазнить ее. Но нет. Он делал все наоборот. Флиртовал, дразнил, заботился о ее удобствах, но даже не пытался поцеловать. Порой Аллегра не знала, благодарить его за это или проклинать. Особенно когда обнаружила, что жаждет его прикосновений. Даже не касаясь ее, он разрушал ее способность противостоять ему.

Он обеспечил ее книгами для чтения, а его друг, Джамал, учил ее берберскому языку. Шахин взял за правило брать ее на верховые прогулки по утрам. Во время этих прогулок они почти не разговаривали, но она находила его общество приятным. Он был умен, обладал чувством юмора, и во многих отношениях напоминал ей Чарлза. Семейное сходство становилось еще более заметным, когда он флиртовал с ней, — из-за дьявольской улыбки, такой же, как у его кузена.

Хотя он скрывал желание, которое испытывал к ней, оно всегда присутствовало. Не раз, подняв глаза, Аллегра обнаруживала, что он наблюдает за ней с голодным видом, который пугал ее и вместе с тем приводил в восторг. Шахин тут же отводил взгляд, но успевал зажечь в ней ответное пламя. Только в последнюю неделю она начала осознавать, что избранная им тактика соблазнения приносит свои плоды. Она обнаружила, что по ночам видит его во сне и просыпается с острым желанием почувствовать его прикосновения. Это было опасное желание, грозившее перерасти в увлечение, которое могло осложнить их неизбежное расставание.

Но как бы Аллегра ни боролась со своим влечением к Шахину, она знала, что проигрывает сражение. И была уверена, что он это тоже понимает. Это чувствовалось по тому, как его пальцы скользили по ее пальцам, когда он вручал ей что-либо, и по тому, как его руки задерживались на ее талии, когда он подсаживал ее на лошадь.

Вздохнув, она сосредоточилась на окружающем пейзаже. За прошлый месяц она полюбила пустыню и ее обитателей. Бедуины были оптимистами, несмотря на все трудности своего существования. Простота быта оставляла им достаточно свободного времени, чтобы посвящать его друзьям и родным. Во всем здесь присутствовала безмятежность, успокаивающая душу, напоминая ей о том, чего ей так не хватало в детстве. О настоящей семье.

По вечерам все племя собиралось за общей трапезой. Аллегра сидела с женщинами по одну сторону от костра, а мужчины располагались по другую. После ужина взрослые рассказывали сказки детям, которые, растянувшись у их ног, ловили каждое слово. И всегда она знала, что откуда-то из темноты за ней наблюдает Шахин. Его властное молчаливое присутствие наполняло ее самыми разными эмоциями.

Услышав шорох песка под чьими-то легкими шагами, Аллегра повернула голову и увидела Джамала, который остановился рядом с ней.

— Анаси, — произнес он с легким поклоном.

Джамал учил ее берберскому языку, и она знала, что «анаси» означает «женщина». Но почтительный тон, с которым подданные Шахина произносили это слово, заставляло его звучать как уважительное обращение.

— Я вижу, вам нравятся наши закаты, — заметил он с улыбкой.

Она бросила на него короткий взгляд, прежде чем вернуться к созерцанию окружающего пейзажа.

— Да, они прекрасны. В Англии таких не бывает.

Они помолчали, любуясь игрой красок в вечернем небе. Спустя несколько секунд Джамал учтиво кашлянул.

— Анаси, есть новости.

— Какие же?

Она нахмурилась, повернувшись к нему.

— Лорд Шафтсбери все еще в Мараккеше, — сказал он. — Говорят, недавно он получил письмо из Англии и удвоил свои усилия по поиску Шахина.

То, что Чарлз по-прежнему в Марракеше, означало, что ей придется задержаться в лагере Шахина на неопределенное время. Сердце Аллегры подпрыгнуло, и она попыталась заглушить радость, которую ощутила при этом известии. Ее реакция была настолько красноречивой, что не могла не внушать беспокойства. Она улыбнулась:

— В таком случае мое пребывание в лагере затянется.

— Похоже на то. Я пытался убедить Шахина отвезти вас в Марракеш и позволить судьбе решить ваше будущее, но он упрямый малый.

— Я с удовольствием останусь здесь, пока Чарлз не вернется в Англию. Нассару нельзя доверять.

Она постаралась отогнать образ своего похитителя, мелькнувший в ее сознании.

— Он убийца.

Лицо Джамала потемнело от ненависти. Его собеседница понимала горячность бедуина и разделяла его чувства.

— Расскажите мне, как все произошло, — попросила Аллегра.

— Нассар руководил налетом на лагерь шейха Махмуда и убил жену Халида. Его подручные пытались убить Хакима, но Шахин спас мальчика. За это Халид сделал Шахина телохранителем своего сына и членом совета племени.

Нотки ужаса в голосе Джамала напомнили Аллегре о боли в глазах Лейлы, когда девушка рассказывала ей о налетах. Должно быть, в тот момент она думала о смерти своей матери. При мысли о том, что Хаким и Лейла осиротели в таком раннем возрасте, сердце Аллегры болезненно сжалось. Она больше не стала расспрашивать Джамала ни о чем. Тот находил тему мучительной, и ей не хотелось усугублять его страдания.

Лицо Нассара живо предстало перед ее мысленным взором, и она содрогнулась. Этому негодяю придется за многое ответить, и она не единственная, кто хотел бы видеть его наказанным. Они замолчали, наблюдая за заходом солнца, пока оно не превратилось в красно-оранжевую полоску на горизонте.

Аллегра перевела взгляд на Атласские горы. В быстро меркнущем свете они казались еще более грозными и неприступными, напомнив ей о Шахине — с его силой и несгибаемостью. Точно так же, как горы защищали марокканскую равнину от наступления песков Сахары, Шахин защищал своих людей от негодяев, подобных Нассару. Джамал заговорил, словно прочитав ее мысли:

— Шахин для меня как сын. Ему повезло, что вы здесь, дорогая анаси.

— Почему? — спросила она, повернувшись к нему.

В вечерних сумерках его лицо казалось еще более смуглым, чем обычно.

— Вы позволите? — Он потянулся к ее руке, на которой была изображена райская птица, и осторожно коснулся узора, напоминавшего языки пламени. — Эти отметки указывают, что вы джахим анаси. Огненная женщина.

— Не понимаю.

— Мы суеверный народ, — улыбнулся Джамал. — Более года назад Шахину предсказали, что к нему явится огненная женщина и останется с ним, пока его прошлое не соединится с его будущим. Все верят, что вы и есть огненная женщина, кроме Шахина, конечно.

— Чепуха. Эти отметки ничего не значат.

Она решительно тряхнула головой, вырвав у него свою руку.

Джамал выгнул бровь, задумчиво глядя на нее.

— Берберы говорят, что именно самые невероятные вещи творят нашу судьбу.

— И тем не менее для меня это ничего не значит.

Аллегра снова покачала головой, вспомнив старуху на рынке, которая назвала ее судьбой Шахина.

— Возможно, — тихо отозвался Джамал. — Но огненная женщина заставит Шахина взглянуть в лицо своему прошлому. Чего он не желает делать.

— Сомневаюсь, что я в состоянии помочь ему, особенно если учесть, что я предпочитаю хранить во мраке собственное прошлое, — возразила Аллегра, отвернувшись.

— Шахин сталкивается со своим прошлым каждый раз, когда видит вас.

Джамал помолчал, затем глубоко вздохнул, словно принял какое-то решение, и продолжил, устремив на нее пронизывающий взгляд:

— Если бы он знал, что…

— Знал что, дружище?

Резко обернувшись, они увидели Шахина. В тусклом сиянии костра было видно, что его губы неодобрительно сжаты. Аллегра спокойно встретила его обвиняющий взгляд.

— Джамал думает, что вы сердитесь на него за то, что он рассказал мне, как вы спасли Хакима от резни, устроенной Нассаром, — сказала она, прежде чем бедуин успел заговорить. — И что Чарлз по-прежнему в Марракеше.

Шахин бросил на Джамала жесткий взгляд:

— Не надо было ей ничего рассказывать.

— Не вижу в этом никакого вреда.

Вызов, прозвучавший в голосе Джамала, заставил Шахина сузить глаза. Он что-то резко бросил на языке берберов. Лицо Джамала потемнело от гнева, и он ответил с резкостью родителя, одергивающего ребенка. Прежде чем Аллегра успела уловить суть спора, он закончился. Вскинув руки в раздраженном жесте, Джамал повернулся и зашагал прочь, оставив ее с Шахином в сгущающейся тьме.

Подняв на него глаза, Аллегра ощутила привычную тяжесть внизу живота, и ее пронзил трепет. Каждый раз, когда она стояла рядом с ним, ее тело жаждало его прикосновений. Мужские прикосновения и раньше доставляли ей удовольствие, но этот мужчина был особенным. Он заставлял ее тело откликаться, просто стоя рядом. Ни один другой мужчина не оказывал на нее такого воздействия. Ее снова пронзила дрожь.

— Вам холодно?

От теплых ноток в его голосе ее бросило в жар.

— Нет. — Она покачала головой. — Со мной все в порядке.

Он коснулся ее подбородка, заставив взглянуть на него.

— Если вы тревожитесь из-за Нассара, то напрасно. Я больше не подпущу его к вам.

— Я не тревожусь. Знаю, что здесь я в безопасности.

Аллегра отступила на шаг, чтобы уклониться от его обжигающего прикосновения. Ее пульс учащенно бился, и единственное, что тревожило ее в данный момент, — это сколько еще она сможет противиться его обаянию. Впрочем, правильнее было бы спросить, хочет ли она этого. Подняв глаза к звездам, высыпавшим на ночном небе, Аллегра еле слышно вздохнула. Она не лукавила, когда сказала, что чувствует себя в безопасности здесь, рядом с ним. В его присутствии было что-то успокаивающее.

Шахин кашлянул.

— Я никогда не говорил вам, что считаю вас храброй?

— Пока нет.

Она повернула к нему голову, озадаченно нахмурившись.

— Должно быть, вы были напуганы и чувствовали себя одинокой, когда Нассар держал вас в плену, однако не сдались и не уступили.

— Я бы сдалась в конечном итоге, не появись вы вовремя.

На секунду Аллегра прикрыла глаза, вспомнив о беспомощности, которую она испытывала в лагере Нассара.

— Не уверен. Даже когда он ударил вас… — В его глазах сверкнула ярость, сменившаяся выражением раскаяния, поразившим ее. — Если бы я мог избавить вас от унизительного торга, я бы сделал это.

— Знаю, — прошептала она, отведя глаза.

Повисло молчание, пока он не прервал его, коснувшись ее остриженных кудрей:

— Короткие волосы идут вам, дорогая.

— Признаться, так гораздо проще за ними ухаживать, — отозвалась Аллегра, потрогав свою макушку. Боль от травмы, причиненной Раной, притупилась, но ощущение надругательства осталось. — Хотя, разумеется, это не самая изящная прическа.

Он взял ее за подбородок и заставил посмотреть на него.

— По-моему, она делает вас очаровательной.

Эти слова, произнесенные мягким тоном, словно пронзили Аллегру. Боже, у этого мужчины голос, способный соблазнить кого угодно! И он умеет пользоваться им. Ему хватило нескольких слов и улыбки, чтобы ощутимо поколебать ее самообладание. Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы сохранить невозмутимый вид.

— Мне почему-то кажется, — произнесла она с легким смешком, — что в детстве вы могли уговорить свою няню простить вам все, что угодно, включая проказы.

— Не стану отрицать, она баловала меня. И прощала большинство моих прегрешений.

Он одарил ее озорным взглядом.

— А ваши родители? Они были так же снисходительны, как ваша няня? — полюбопытствовала Аллегра, улыбнувшись.

Это был совсем не такой простой вопрос, как могло показаться. Шахин ненадолго задумался. Горечь детских лет нахлынула на него, причиняя почти физическую боль.

— Я никогда не знал своей матери, а отец… — Он нахмурился. — Между нами не было особой любви, так что мы, по возможности, избегали общества друг друга.

— Мне очень жаль, — мягко произнесла она. — Должно быть, тяжело расти без матери.

Сочувственный блеск в ее глазах задел внутри его нечто, что он считал неприкосновенным. Казалось, он запечатал навеки все тягостные воспоминания, и тем не менее ей удалось одной простой фразой пробиться в тайники его души и вытащить наружу подавленные эмоции, которых он не хотел ощущать. Проклятие, она вынудила его говорить о детстве! Даже Джамал не смог вытянуть из него более пары слов о том, что касалось его детских дней в Пембрук-Холле. Пожалуй, пора сменить тему.

— У вас есть семья? — спросил он.

— Да, — кивнула Аллегра. — Племянница. Она только что окончила школу.

Этих сведений едва ли было достаточно, чтобы удовлетворить его любопытство. Подобно ему, она нелегко расставалась со своими секретами.

— Какая она?

В глазах Аллегры мелькнуло удивление.

— Корделия? — переспросила она, изогнув губы в улыбке. — Красивая, обаятельная, заботливая, ласковая и очень умная.

— Как ее тетя, — мягко произнес Шахин, вдыхая благоухание жасмина, исходившее от нее.

— Корделия совсем не похожа на меня, — натянуто отозвалась Аллегра. — Ее никогда не касалась темная сторона жизни, через которую я прошла.

Она мгновенно ощетинилась, словно тигрица, защищающая своего детеныша, и ему вдруг стало ясно, что ею движет. Она хотела дать своей племяннице то, чего у нее никогда не было. Что ж, он понимал это даже слишком хорошо. Порыв притянуть ее в свои объятия и утешить был таким сильным, что его мускулы напряглись.

Однако Шахин не шелохнулся. Обняв ее сейчас, он даст волю чувству, далекому от похоти и физического желания. Чувству, которое пустило корни глубоко в его душе. Если он не поостережется, оно изменит его навеки. Но даже если бы он позволил себе поддаться этому порыву, неизвестно, как бы отреагировала на него Аллегра.

— Прошу извинить меня, но, пожалуй, мне пора удалиться на покой, — сказала она напряженным тоном и, повернувшись, быстро зашагала к шатру.

Но Шахин легко догнал ее и взял за руку, заставив остановиться.

— В мои намерения не входило пробуждать у вас болезненные воспоминания, — сказал он, обхватив ладонью ее щеку. — У меня достаточно собственных демонов, чтобы не завидовать вашим.

Она закрыла глаза, впитывая тепло его ладони. Ее губы слегка приоткрылись, и с них слетел легкий вздох. Не в силах устоять, он склонил голову и скользнул губами по ее губам. Она не возражала. Наоборот, прильнула к нему, воспламенив его своим жаром.

Шахин застонал и притянул ее в свои объятия, уступив желанию, которое так долго подавлял. Под натиском его языка ее податливые губы раздвинулись, позволив ему вкусить ее сладость. У них был вкус граната — терпкий и сладкий. Жасминовое мыло, которое он купил для нее, придавало ее коже тонкое благоухание. Оно возбуждало его до такой степени, что он желал ее каждой частичкой своего существа.

Твердый, как клинок, он жаждал войти в ее жаркие ножны. Этот образ исторг из груди Шахина низкий стон, и он крепче прижал ее к себе, страстно целуя. В ответ она издала возглас удовольствия, обвив его руками. Это был непроизвольный отклик, говоривший о страстной натуре, скрывавшейся за маской светской утонченности. Это была Аллегра, которую он искал. Охваченный торжеством, он скользнул губами по ее подбородку и слегка прикусил мочку уха. Она отозвалась тихим стоном, который привел его в восторг.

— Скажи мне, Аллегра, — промолвил он, касаясь губами ее уха, — скажи то, что я хочу услышать.

Она всхлипнула, когда его рука скользнула вверх и обхватила ее грудь, теребя напрягшийся сосок.

— Я…

— Шахин, где ты?

Голос Малика подействовал на них как ушат холодной воды.

Как только крик мальчика прорезал темноту, Аллегра резко отпрянула. Шахин издал раздосадованный возглас и попытался удержать ее, но она увернулась и отступила на несколько шагов. На ее лице читались страсть, замешательство и тревога. Шахин протянул к ней руку, но она увернулась и кинулась бегом в сторону лагеря.

Аллегра быстро миновала лагерный костер, сделав вид, что не слышит приветственных окликов женщин, сидевших у огня. Ей нужно было тихое уединенное место, чтобы подумать о том, что только что произошло. Впервые в жизни она слепо откликнулась на чувственный призыв мужчины. Не рассуждая, не слушая предостережений внутреннего голоса, не контролируя собственные чувства. Просто поцеловала его в ответ, отдавшись на волю эмоций. Если бы Малик не прервал их, она бы до сих пор находилась в объятиях Шахина.

От этой мысли ей стало дурно. Добравшись до своего шатра, она нырнула в его спасительную темноту. О чем она только думала? Ни о чем. Вот в чем беда. Она позволила себе забыться и поддаться чувственным инстинктам. Ею руководили эмоции, а не разум. Боже, она совсем лишилась рассудка!

С ее стороны невероятно глупо даже думать о том, чтобы увлечься этим мужчиной. Особенно когда она на грани того, чтобы пригласить его в свою постель. Она словно на краю пропасти, когда дело касается Шахина. Вряд ли удастся долго противиться его обаянию. Задача в том, чтобы держать в узде свои чувства и не забывать, что их связь рано или поздно закончится. Нив коем случае нельзя допускать эмоциональной вовлеченности. Она давно усвоила, что привязанность к мужчинам всегда оборачивается предательством с их стороны.

Войдя в шатер, Аллегра опустилась на подушки, служившие ей постелью. Она не чувствовала себя такой потерянной с тех пор, как умер Артур. Память о той ночи была свежа в ее памяти, словно с того ужасного события прошло несколько дней, а не лет. Разразился скандал, но не потому, что Артур умер в ее постели, а из-за лжи, распространенной врачом и дознавателем. Лжи, которая дала ей возможность обеспечить Корделию.

В тот вечер они обедали вдвоем, тихо, по-домашнему. Когда Артур пожаловался на усталость, она предложила ему остаться на ночь. Привычка Артура спать голым предрешила ее участь на следующее утро. Когда прибыли врач и следователь, они решили, что Артур умер в момент совокупления — от сердечного приступа, вызванного чрезмерной активностью. Мирное, счастливое выражение его лица только добавило загадочности случившемуся.

На следующий день все лондонские газеты опубликовали заметки, прямо или косвенно намекающие на причины смерти Артура. Не прошло и нескольких часов, как в дом Аллегры началось паломничество мужчин. Она почти возненавидела Артура за то, что оказалась в таком положении. Горе заставило ее удалиться от света, не встречаясь ни с кем, кроме нескольких старых друзей и принца Уэльского.

Берти тоже был другом Артура и, казалось, понимал всю глубину ее потери. Он поддерживал ее и оказал помощь, когда адвокаты леди Бледсоу попытались отобрать у нее дом и собственность. С помощью Берти она нашла ловкого стряпчего, который отстоял ее дело в суде, но скандал, конечно, сказался на ее репутации.

В некотором смысле она понимала неприкрытую ненависть леди Бледсоу. Превратившись в посмешище, эта женщина была вынуждена смириться с пересудами о муже, скончавшемся от сердечного приступа в объятиях любовницы. Наверное, это было нелегко. Но не тяжелее, чем Аллегре.

Свернувшись в клубок, она прижала к груди подушку. Артур был первым после матери и сестры, кого она позволила себе любить. За два года, что они находились вместе, он позаботился о том, чтобы она брала уроки по всем возможным предметам. Аллегра стала его творением, идеальным компаньоном, созданным специально для него. И когда он выполнил свою задачу, он покинул ее навсегда, уйдя в мир иной.

Сознание того, как много он дал ей, не облегчило боль утраты, но принесло ей известность чрезвычайно опытной куртизанки. Аллегра не нуждалась в подобной славе, но когда у нее на пороге появилась умирающая сестра с Корделией на руках, у нее не осталось выбора. Она приняла навязанный ей образ, скрыв за ним свою истинную сущность.

Ни разу после смерти Артура она не позволила себе полюбить мужчину. Это стало ее правилом. Правилом, которое она установила для себя, чтобы защититься от сердечных ран. Но оно же заставляло ее сдерживать свою страстную натуру. Она никогда всем сердцем не отдавалась мужчинам. Пусть они видят в ней только куртизанку. Тем самым она оберегала собственную душу от опасности полюбить кого-то, чтобы снова потерять. Вот почему спустя некоторое время она стала подумывать о том, чтобы принять предложение Чарлза. Аллегра не любила его, но он обеспечил бы ей уверенность в завтрашнем дне, которой она никогда не знала. Выглядело слишком заманчиво, чтобы отказаться. Но этот брак положил бы конец ее надеждам на спокойную и благополучную жизнь.

Ее судьба — оставаться свободной и независимой, без осложнений, связанных с эмоциональной привязанностью. Она куртизанка. Женщина, которая удовлетворяет потребности мужчин. Куртизанки не ищут любовь. Им нужны покровители. С тихим вздохом смирения Аллегра крепче обняла подушку, глядя в темноту.

Может ли она на этот раз рискнуть, отдавшись Шахину? Хватит ли у нее выдержки держать свои эмоции в узде, когда дело касается такого человека? Это были тревожные вопросы, на которые у нее не находилось ответа. Ее пронзила дрожь. Нерешительность в отношении Шахина сказала ей больше о ней самой, чем она была готова осознать.