Прекрасный Хаос

Двадцать шестое сентября. Приемные часы

На следующий день тетя Грейс выяснила, где тётя Мерси прячет ее кофейное мороженое в холодильнике. На второй день тетя Мерси узнала что тетя Грейс его ест и установила трехуровневую сигнализацию. На третий день я играл в Скрэббл с Сестрами весь день, с их немыслимыми словами я был побит окончательно: я даже не спорил что ДАНУ это одно слово, ХЛОПОК это глагол, а НАДУВАЮЩИЙ — это прилагательное, ну а ЕСЛЕНЫЙ как одна из форм ЕСЛИ

Меня сделали.

Однако была та, которой не было здесь. Та кто пахла как медь и соль и соус "красный глаз". Та, что возможно собрала бы слово ЧЕРТОВ-ДУРАК, тогда как была наиболее далека от этого. Та кто могла в одиночку нарисовать карту практически всех Туннелей Магов на Юге.

Несколькими днями позже я больше не мог этого выносить. Поэтому когда Лена настояла на том, чтобы увидеть тетю Пру, я не отказался. По правде говоря, я хотел ее увидеть.

Я не был уверен в каком состоянии будет тетя Пру. Будет ли она выглядеть как будто она уснула на диване? Или она будет выглядеть так как это было в машине скорой помощи? Не было способа узнать, и меня мучили чувства страхи и вины.

Больше всего на свете я не хотел чувствовать себя одиноким.

~~*~~***~~*~~

"Окружная забота" была реабилитационным центром: смесь дома престарелых и места, куда вы поступили бы после жесткой аварии на квадроцикле, или когда ты перевернулся на велосипеде в грязи, врезался в грузовик, или тебя зацепило какой-то большой машиной. Некоторые люди думали, вам повезло, если так случилось, ведь вы могли бы стрясти много денег, если вас сбил правильный грузовик. Или бы вы могли умереть. Или то и другое, как в случае с Дэконом Харриганом, который закончил с хорошим надгробием, в то время как его жена и дети получили все: новую кровлю и домашний батут и начали есть в "Эпплби" в Саммервиле пять ночей в неделю. Карлотон Итон сказал миссис Линкольн, которая сказала Линку, который сказал мне, что проверка приезжала каждый месяц прямо из здания Конгресса из Колумбии, в любую погоду. Вот, что вы получали, когда мусорный грузовик сбивал вас, так или иначе.

Прогулка по "Окружной забое" не заставила меня чувствовать что тете Пру повезло. Даже странная внезапная тишина и сильные кондиционеры не помогли мне почувствовать себя лучше. Все здесь пахло чем-то липким и сладким почти как пудра. Как будто пытались замаскировать плохой запах хорошим. Даже хуже, лобби, коридоры и неровный потолок были выкрашены в цвет "Гэтлинский персик". Как будто целая бадья, налитая соусом "Тысяча островов" по стоимости больше салат — бара, и подкинутая вверх к потолку.

Возможно французский соус.

Лена пыталась подбодрить меня.

Да? Так или иначе я испытываю чувство рвоты.

Это нормально, Итан. Возможно будет не так плохо, как только мы увидим ее.

Вдруг это хуже?

Это было хуже, в дали, примерно в десяти футах. Бобби Мерфи поднял голову от стола. В последний раз я видел его, когда он был в баскетбольной команде со мной, доставал после того как меня бросила на этих танцах сначала любящая-Итана а потом ненавидящая-Итана Эмили Ашер. Я позволил ему это сделать, тоже. Он был университетский разыгрывающий три года подряд, и никто не испортил с ним. Теперь Бобби сидел за стойкой регистрации в униформе персикового цвета, и он не выглядел таким жестким. Он также не рад был меня видеть. Наверное, дело было в том, что на его ламинированном бэдже было написано БУБИ (балбес).

— Привет, Бобби. Думал, что ты в общественном Саммервильском колледже.

— Итан Уэйт. Вот и ты, и я тут. Не знаю кого из нас мне жаль больше. — Он мельком посмотрел на Лену, но не поздоровался с ней.

Разговор как разговор, я был уверен что он в курсе всех последних новостей, даже здесь, в "Окружной Заботе", где половина людей не издавали ни звука.

Я попытался засмеяться, но это вышло больше похоже на кашель, и тишина снова повисла между нами.

— Да, ну раз ты появился, так или иначе. Твоя тетя Пруденс спрашивала о тебе.

Он ухмыльнулся передавая мне планшет с бумагами через стойку.

— Серьезно?! — я замер на минуту, хотя мне следовало быть более осторожным.

— Не-а, просто дурю тебе голову. Вот, просто оставь мне свой автограф и можете отправляться вниз в сад

— Сад? — я отдал ему обратно планшет с бумагами

— Конечно. За жилым крылом, где мы выращиваем хорошие овощи, — он улыбнулся, и я снова вспомнил его в раздевалке

Соберись Уэйт. Позволишь новенькой в юбке помыкать тобой? Ты выставляешь всех нас в плохом свете

Лена наклонилась над стойкой: "Эта фраза когда-нибудь устареет, Буби?"

— Ну не так как эта, — он встал со стула, — как насчет "Я покажу тебе свои а ты мне покажешь свои?", он смотрел на место, где

рубашка Лены изогнулась буквой V на ее груди. Моя рука сжалась в кулак.

Я мог видеть локоны на ее плечах, когда она наклонилась еще ближе к нему, — "Я думаю, что сейчас самое прекрасное время для тебя, чтобы перестать говорить"

Бобби открыл и закрыл рот, как если бы он был сом, застрявший и извивающийся на дне высохшего озера Мултри. Он не сказал ни слова.

— Ну так то лучше, — Лена улыбнулась и взяла наши гостевые бейджи со стойки.

— До скорого, Бобби, — бросил я когда мы уходили

Чем дальше мы шли по коридору, тем слаще и насыщеннее был воздух. Я видел комнаты, которые мы проходили, каждая из которых походила на размазанные полотна Нормана Роквелла, на которых происходили только дрянные вещи, застывшие в маленькие снимки жалкой жизни

Старик, сидящий на больничной койке, с головой завернутой в больничную повязку, делающую ее гигантской и сюрреалистичной. Он был похож на какого-то пришельца, бросающий маленькую йо-йо на металлическом шнурке, вперед и назад. Женщина сидела в кресле напротив него, вышивая что-то на деревянных пяльцах.

Возможно, некоторые из ее вышивок он никогда не увидит. Она не подняла головы и я не замедлился

Подросток лежит в другой кровати, его рука движется через какие-то бумаги, на столешнице стола-подноса из искусственного дерева. Он уставился в никуда, течет слюна, но его рука продолжает писать и писать, как будто он ничего не может с этим поделать. Ручка, казалось не движется по бумаге, а больше похоже на то, что буквы писали себя сами. Может каждое слово которое он написал в этой груде букв, где каждая смешивалась с предыдущей, написанная одна поверх другой.

Может быть это вся история его жизни. Может это был его шедевр. Кто знает? Кого это волнует? Не Бобби Мерфи

Я сопротивлялся желанию пойти взять бумагу и попытаться расшифровать.

Несчастный случай с мотоциклом?

Возможно, я не хочу думать об этом, Ли

Лена сжала мою руку и я старался заглушить воспоминания о ней, босой и без шлема, на заднем сидении Харлея Джона Брида.

Я знаю, это было глупо.

Я потянул ее в сторону от двери

Маленькая девочка стояла в конце комнаты, полной людей, но это был самый грустный день рождения, который я когда — либо видел. У нее был торт из СтопСтяни, чашки наполненные на вид клюквенным соком, и стол покрытый полиэтиленовой скатертью. Это было все. На торте была цифра пять и ее семья пела. Свечи не горели.

Наверное их нельзя зажигать здесь, Итан

Какой же это дрянной день рождения?!

Тяжелая сладость воздуха становилась все хуже, и я взглянул через открытую дверь, которая вела в что-то вроде кухни. Жидкие продукты на экстренный случай были сложены от пола до потолка. Это был запах пищи, которая не была пищей Для этих жизней, которые не были жизнями.

Для моей тети Пру, которая скрылась в неизвестность, когда должна была спать в своей кровати. Моя тетя Пру, которая начертила Туннели Магов с точностью, с которой Эмма разгадывала один из ее кроссвордов.

Это было слишком ужасно, чтобы быть правдой. Но это было. Все это происходит не каком-то туннеле, где пространство и время отличались от мира Смертных. Это происходило в Большом Округе Гэтлина. Это происходит в моем родном городе, в моей собственной семье.

Не знаю мог ли я с этим столкнуться лицом к лицу. Я не хотел видеть тетю Пру такой. Я не хотел бы запомнить ее такой

Грустные дверные проемы, и открытые консервы в тошнотно-персиковом холле.

Я почти развернулся и я бы сделал это, но когда я достиг другой стороны прохода, запах в воздухе изменился. Мы были на месте. Я знал, потому что дверь была открыта и особенный запах Сестер появился. Розовая вода и лаванда, от тех маленьких пакетов, что Сестры держали в своих комодах. Это был отличительный запах, на который я не обращал особого внимания, все время, когда слушал их рассказы

— Итан, — Лена шагнула передо мной. Я слышал отдаленных гул оборудования за ней, в комнате

— Давай, — я шагнул к ней, но она положила руки ко мне на плечи.

— Ты знаешь, она может быть … не там

Я пытался слушать, но меня отвлекали звуки незнакомого оборудования, они делают незнакомые вещи с моей до боли знакомой тетей.

— О чем ты говоришь? Конечно она там. Это же ее имя на двери. Как было написано черным маркером на белой табличке, такие вы найдете в общежитии колледжа.

СТЭТХЭМ, ПРУДЕНС

— Я знаю, ее тело здесь, но даже она там, твоя тетя Пру, со всем тем, что делает ее твоей тетей Пру — ее может не быть там

Я понимал, что она говорила, даже если и не хотел этого, в тысячу раз больше чем чего-либо я не хотел этого.

Я положил руку на дверь.

— Ты хочешь сказать ты можешь отличить? Так же как Линк чувствовал запах ее крови и биение сердца? Смогла бы ты найти ее?

"Найти что? Ее душу?"

"Это то, что Природа сможет сделать?" Я слышал надежду с своем голосе.

"Я не знаю". Казалось что Лена вот-вот заплачет. "Я не уверена. Я чувствую, что есть кое-что, что я должна сделать. Но я не знаю, что».

Она отвернулась в другую сторону зала. Я увидел как слеза скатилась вниз по ее лицу.

"Ты не должна была знать это, Ли. Это не твоя вина. Все эти события это моя вина. Абрахам пришел искать меня".

"Он приходил не к тебе. Он приходил за Джоном". Она не сказала это, но я услышал продолжение. Из-за меня. Из-за моего Объявления. Она сменила тему, прежде чем я успел что-либо сказать. "Я спросила дядю Мэйкона, что происходит с людьми, когда они находятся в коме».

Я затаил дыхание, несмотря на все, во что я верил или не верил. "И?"

Она пожала плечами. "Он не был уверен. Но Великие уверены, что дух может покидать тело при определенных обстоятельствах, например, для путешествий. Дядя M описал это как своего рода свободу, как Мороки".

— Это не самое плохое, я полагаю, — я вспомнил подростка — безумного писателя, старика с йо-йо — они не путешествовали, они не были Мороками. Они застряли в самых смертных условиях, пойманные в ловушку разбитых тел

Неважно, что я не мог справиться с этим. Не для тети Прю. Особенно не для тети.

Не говоря ни слова, я прошел мимо Лены в палату к моей тете.

~~*~~***~~*~~

Моя тетя Пруденс была самым маленьким человеком в мире. Как она любила говорить, она сгибалась с каждым прожитым годом и усыхала с каждым мужем, поэтому она едва доставала до моей груди, даже если бы она могла выпрямиться своей обуви Красного Креста с плотной пяткой.

Но лежа тут, прямо в середине этой большой больничной кровати, всевозможные трубки извивались до нее, и выходили из нее, тетя Прю выглядела еще меньше. Она едва сделала вмятину в матрасе. Свет разрезами, прорвался через пластиковые жалюзи с одной стороны ее комнаты, разрисовав полосками ее неподвижное лицо и тело. Комбинация эффекта похожа на палату тюремной больницы. Я не мог смотреть ей в лицо. Не сразу.

Я сделал шаг ближе к ее кровати. Я видел мониторы, даже если бы я не знал, для чего они были. Они пищали, линии двигались. Здесь был только один стул в комнате, с персиковой обивкой и твердый, как камень, второй, рядом с пустой кроватью. После того, что я видел в других комнатах, кровать была похожа на поджидавший капкан. Я подумал, какой человек из потерпевших аварию угадит туда, когда в следующий раз, я навещу тетю Прю.

"Она стабильна. Вам не нужно беспокоиться. Ее телу удобно. Она просто не с нами прямо сейчас". Протянула медсестра, закрывая за собой дверь. Я не увидел ее лица, только копну темных волос скрученных в хвостик. "Я оставлю вас на минутку, если вы хотите. У Пруденс не было посетителей со вчерашнего дня. Я уверена, что было бы хорошо для нее, провести какое-то время с вами".

Голос медсестры успокаивал, даже был знакомым, но прежде чем я смог хорошо разглядеть ее, дверь защелкнулась. Я увидел вазу с живыми цветами на столе рядом с кроватью моей тети. Вербена. Они были похожи на цветы Эммы, должно быть она прибегла к растущим у нее. "Летнее Пламя," так она их называла. "Красные, как сам огонь".

По наитию, я подошел к окну и поднял жалюзи. Свет пришел наводнением, и тюрьма исчезла. Здесь была толстая линия белой соли возле кромки стекла.

"Эмма. Она, должно быть, приходила вчера, пока мы были с тетей Грейс и тетей Мерси." Я улыбнулся про себя, качая головой. "Я удивлен, что она оставила только соль".

"На самом деле — " Лена достала таинственного вида брезентовую ткань, перевязанную веревкой, из-под подушки тети Прю. Она понюхала ее и поморщилась.

"Ну, это не лаванда".

"Я уверен, что это для защиты".

Лена подтащила стул поближе к кровати. "Я рада (вас видеть?). Я бы испугалась, лежать здесь сама по себе. Тут слишком тихо." Она потянулась к руке тети Прю, не решаясь взять. Сохранилось 4 костяшки ее пальцев.

Пятнистые розы, подумал я. Эти, руки, должно быть, удерживали псалтырь, или рука с джином Рамми. Поводок кошки или карту.

Я попытался стряхнуть медленно опускающееся заблуждение. "Ничего страшного".

"Я не уверена…"

"Я думаю, что ты можешь держать ее за руку, Ли."

Лена взяла крошечную руку тети Прю обеими руками. "Она выглядит умиротворенной, когда спит. Посмотри на ее лицо".

Я не мог. Я потянулся к ней, и неловко схватил рукой то, что было наверное ее ногой, там где кусок одеяла был приподнят, как палатка.

Итан, не бойся.

Я не боюсь, Ли.

Ты думаешь, я не знаю, что ты чувствуешь?

Чувствую что?

Беспокоюсь о том, что если кто-то, кого я люблю, умрет.

Я посмотрел на нее, нависшая над моей тетей, как будто какая-то медсестра — Маг.

Я волнуюсь Ли, все время.

Я знаю, Итан.

Мэриан. Мой отец. Эмма. Кто следующий?

Я посмотрел на Лену.

— Я волнуюсь за тебя

— Итан, не надо,

— Позволь мне беспокоиться за тебя

— Итан, пожалуйста, — ну вот оно, разговор, который пришел, когда Келтинг стал слишком личным. Это был один шаг назад от мышления, и в одном шаге чтобы полностью сменить тему.

Я не отступался, — Я буду, Ли, с той секунды как я просыпаюсь и пока я не усну, и потом в моих снах и каждую секунду между ними.

— Итан, посмотри на нее

Лена придвинулась ко мне и положила ее руку на мою, пока мы оба не дотронулись до крошечной перевязанной руки, принадлежавший тете Пру, — Посмотри на нее глаза.

Что я и сделал.

Она выглядела по другому. Не счастливой, не грустной, ее глаза были мягкие, не сфокусированные. Она выглядела будто ушла, как и сказала медсестра.

— Тетя Пру не похожа на других, Бьюсь об заклад, она где-то далеко изучает что-нибудь, как она всегда хотела. Может быть, она заканчивает свою карту тоннелей прямо сейчас.

Лена поцеловала меня в щеку и встала:

— Я хочу поискать, есть ли здесь где-нибудь напитки. Ты хочешь чего-нибудь? Может быть, у них есть шоколадное молоко.

Я знал, что она делала на самом деле. Давала мне время побыть наедине с моей тетей. Но я не сказал ей это, или то что я больше не выношу вкуса шоколадного молока

— Я в порядке

— Дай знать, если я понадоблюсь, — она закрыла за собой дверь

Как только Лена ушла, я не знал, что делать. Я смотрел на тетю Пру лежащую на больничной койке с трубками торчащими из нее. Я аккуратно положил ее руку в мою, осторожно, чтобы не потревожить ее IV. Я не хотел причинить ей боль. Я был уверен, что она все еще может чувствовать боль. В том смысле, что она не была мертва, вот о чем я постоянно напоминал себе.

Я вспомнил, что слышал где-то, что вы должны говорить с людьми в коме, потому что они могут услышать вас. Я пытался придумать, что сказать ей. Но одни и те же слова, продолжали играть снова и снова в моей голове.

Мне жаль, это моя вина

Потому что это было правдой. И вес этой — вины — был таким тяжелым, что я чувствовал, как меня погребает под ним

Я надеялся что Лена была права. Надеялся, что тетя Пру где-то создавала карты или мутила воду. Я подумал, а вдруг она была с моей мамой. Смогут ли они найти друг друга, где бы они ни были?

Я все еще думал об этом, когда я закрыл глаза на секунду…

Я чувствовал, перевязанную руку тети Пру в моей. Только тогда, когда я посмотрел вниз на кровать, тетя Пру исчезла. Я моргнул, и кровать исчезла, а потом и комната. И я оказался нигде, глядя в ничто, ничего не слыша.

Шаги

— Итан Уэйт, где ты?

— Тетя Пру?

Она материализовалась из абсолютного небытия. Она была там, а не здесь, мерцая, в ее лучшем домашнем платье, том что с яркими цветами и жемчужными фрагментами. Ее шлепанцы были вязаные в той же коричневой гамме, как любимая шаль тети Грейс.

— Так скоро вернулся? — Она махнула платком в руке. — Я же говорила тебе вчера вечером, мне есть чем заняться пока я в достаточно хорошей форме, как эта. Ты не можешь прибегать ко мне каждый раз, когда тебе нужны ответы на какие-то чертовы вопросы, которых я не знаю

— Что? Я не приходил к тебе вчера, тетя Пру

Она сморщилась

— Ты пытаешься разыграть старую женщину?

— И что ты мне сказала? — я спросил

— Что ты спрашивал? — Она почесала свою голову, и я осознал, с растущей паникой, что она начинает исчезать.

— Ты собираешься возвращаться, тетя Пру?

— Пока что не могу сказать

— Может пойдем со мной сейчас?

Она покачала головой, — Ты что не знаешь? Это все воля колеса судьбы

— Что?

— Рано или поздно, оно обрушится на всех нас. Вот что я тебе сказала, помнишь? Когда ты спросил о переходе сюда. Почему у тебя столько вопросов сегодня? Я уже устала и мне нужно немножко отдохнуть

Она уже почти исчезла.

— Оставь меня как есть, Итан. Разве тебе не надо искать что-то внизу. Колесо еще не закончило с тобой.

Я наблюдал за тем как ее коричневые вязанные тапочки исчезли.

~~*~~***~~*~~

— Итан? — я услышал голос Лены и почувствовал ее руку у меня на плече, которой она меня трясла, чтобы разбудить.

Моя голова казалась тяжелой, я медленно открыл глаза. Яркий свет лился из незакрытого шторой окна. Я уснул в кресле рядом с тетей Пру, так же как засыпал в кресле мамы, когда ждал, пока она не закончит в архиве. Я посмотрел вниз, тетя Пру лежала на кровати, ее пустые глаза открыты как будто ничего не случилось. Я уронил ее руку.

Должно быть я выглядел испуганным, потому что Лена смотрела взволнованно, — Итан, что это?

— Я… я видел тетю Пру, говорил с ней

— Пока ты спал?

Я кивнул, — Да, но это не был сон, и она не удивилась, увидев меня, я уже бывал там

— О чем ты говоришь? — теперь Лена смотрела на меня с осторожностью

— Прошлой ночью. Она сказала, я приходил увидеть ее, только я этого не помню. — Это начинало входить в привычку и еще больше расстраивало, — я забывал что-то все время.

Перед тем как Лена смогла что-нибудь сказать, медсестра постучалась в дверь и открыла ее как расколола

— Мне жаль, но время для посещений окончено. Вы должны позволить вашей тете отдохнуть немного, Итан

Она звучала дружелюбно, но сообщение было понятно. Мы были за дверью в пустом холле, перед тем как мое сердце перестало биться

~~*~~***~~*~~

На выходе Лена поняла, что забыла свою сумку в комнате тети Пру, пока я ждал ее я медленно прошелся по холлу, остановившись в проходе. Я ничего не мог поделать, парень в комнате был моего возраста, и на минуту я представил что если бы я был на его месте. Он все так же сидел за столом, и рука все еще писала. Я посмотрел по сторонам и проскользнул в его комнату.

— Эй, парень, я вот тут просто проходил мимо

Я сел на краешек стула перед ним. Он даже мельком не посмотрел в моем направлении, и его рука не перестала двигаться. Снова и снова, он уже прописал дыру в листке, даже в листе под ним.

Я потянулся к бумаге, и она подвинулась на дюйм или около того.

И затем он остановился. Я посмотрел ему в глаза

По-прежнему ничего

Я потянулся к бумаге снова

— Да ладно, ты пишешь, я читаю. Я хочу услышать это, чтобы ты не пытался сказать, твой шедевр

Рука начала двигаться, я потянул бумагу, по миллиметру за раз, пытаясь попадать в скорость его письма

вот как мир заканчивается вот как мир заканчивается вот как мир заканчивается вот как мир заканчивается на восемнадцатой луне восемнадцатой луне восемнадцатой луне вот как мир

Рука остановилась, тонкая линия слюны вытекла на ручку и на бумагу

— Я понял, я слышу тебя, парень. Восемнадцатая луна, я выясню

Рука начала писать снова и в этот раз я позволил словам быть написанным друг на друге, пока сообщение не потерялось снова

— Спасибо, — я сказал тихо, я заглянул за него, туда где было написано его имя черным маркером на белой табличке, которого не было и вряд ли будет написано на чьей-нибудь двери в общежитии

— Спасибо, Джон