Прекрасный кошмар

Глава 3

Я хочу сказать, что именно голод заставляет меня вернуться к порталу, ведущему в комнату Калеба. Это даже правда, но не вся правда. В основном это чувство вины и любопытство.

Мне жаль, что я его напугала. Мне так же стыдно за то, что я солгала Ральфу. Хуже всего то, что я не могу выбросить из головы выражение лица Калеба. Впервые в жизни кто-то посмотрел на меня так, будто я не полное посмешище. Конечно, я провалила задание, ради которого меня туда отправили, но всё же…

Я хочу увидеть это снова.

Прежде чем пройти через портал, я украдкой оглядываюсь по сторонам и с помощью драгоценной магии создаю на себе короткое платье. Оно странно ощущается на коже, но прикрывает то, от чего Калеб не мог оторвать взгляд прошлой ночью. Какая-то извращённая часть меня хочет, чтобы он смотрел, хочет насладиться ощущением того, что меня видят. Не понимаю, зачем я пытаюсь встретиться с ним посреди какого-то странного человеческого мира. Мне вообще не следовало бы хотеть встречи с ним.

Я прохожу через портал, прежде чем успеваю отговорить себя от этой затеи. Меня окутывает темнота комнаты, приятно обволакивая кожу. Калеб спит в своей, как я начинаю понимать, привычной позе: на спине, широко раскинув руки. Такой доверчивый.

Однако есть одно отличие. Под его рукой лежит белый лист бумаги, выделяющийся на фоне тёмно-серых простыней. Странно. Меня охватывает любопытство, и я иду через всю комнату, чтобы наклониться и посмотреть на него. Это письмо… мне.

По какой-то причуде нашего мироздания — несомненно, намеренной — демоны обладают способностью к языкам. Мы адаптируемся и понимаем всё за считаные секунды. Это жизненно необходимо для тех, кто активно взаимодействует с людьми, но полезно даже для таких, как я, которым не положено ничего делать, кроме как прятаться в тёмном углу или подглядывать, прижавшись к ним грудью.

Я просматриваю письмо, замираю от удивления и возвращаюсь к началу.

Джемма,

Это странно, не так ли? Я всё ещё не уверен, что это не сон и что у меня нет побочной реакции на новое лекарство, но что, если ты на самом деле… демон? Дух? Фейри? Или кто-то, чьё название я не знаю?

Я не шутил, когда говорил это прошлой ночью — или позапрошлой ночью, если тебе понадобится несколько дней, чтобы вернуться. Я просто оставлю это письмо… Ладно, теперь я веду себя странно. Кажется, я никогда раньше не писал писем. Электронные письма, конечно, писал, бесчисленное множество раз, но, чтобы написать письмо от руки? Прости, я отвлекаюсь. Я так часто делаю, и некоторым людям от этого некомфортно. Обещаю, я не пытаюсь никого смутить. Особенно тебя.

Мне чертовски любопытно узнать о тебе побольше. Я всегда верил в сверхъестественное, но с возрастом стал считать, что цепляюсь за эту веру, чтобы бороться с монотонностью взрослой жизни. Это действительно скучно, если не считать приступов экзистенциального страха перед… ну, в общем, перед всем.

После нашей последней встречи я понял, что ты явно здесь, чтобы напугать меня, но, может быть, мы могли бы немного поговорить, прежде чем перейдём к самой страшной части? Эта штука в форме скелета-монстра была чертовски жуткой! Молодец!

В любом случае, это уже слишком затянулось, и вполне возможно, что я не вызываю у тебя такого же любопытства, как ты у меня. Я пойму, если это будут исключительно рабочие отношения, от которых мне будут сниться кошмары. Честно говоря, они были бы предпочтительнее того, что постоянно снится мне: меня тащат через лес, а все мои знакомые стоят и молча смотрят… Блин, я снова немного отвлёкся. Извини. Это уже слишком длинно, поэтому я закончу.

Я бы с удовольствием поговорил с тобой, Джемма. Если ты не против.

С уважением,

Калеб

Я прочла письмо в третий раз, совершенно очарованная. Мне нравится, как он отвлекается. Это знакомо, это проторенная дорожка, по которой я хожу снова и снова на протяжении всей своей жизни. Более того, меня влечёт его глубокое чувство одиночества. Я тоже одинока.

Я начинаю вытаскивать письмо из-под его руки, но замираю, когда парень напрягается. Я прикусываю нижнюю губу, чувствуя, как от смущения горит кожа.

— Ты давно не спишь?

— С тех пор, как ты вошла через дверь шкафа, — он говорит так же тихо, как и я, почти шёпотом. Калеб не открывает глаз, и я это ценю. Я так напряжена, что разрываюсь между желанием сбежать и наклониться ближе. Всё в нём такое неожиданное, что это почти заглушает осознание моего полного провала.

Я не знаю, что делать. О, я знаю, что мне следует делать. Но я почти чувствую, как в нём теплится робкая надежда. Надежда — это не то, что можно съесть, но она всё равно опьяняет. По крайней мере, в переносном смысле.

— Я не обязана с тобой разговаривать, — наконец произношу я. Строго говоря, это неправда. Если не считать того, что нам изначально назначают человека и увеличивают это число по мере того, как мы становимся сильнее, то, как правило, никто не вмешивается, пока каждый выполняет свою работу. Стоит слишком сильно выйти за рамки, и ты исчезнешь, конечно. Но как только ты переходишь на самостоятельную работу, если ты провалишь свою работу и умрёшь от голода, никто не придёт на помощь и не спасёт тебя. Демоны очень практичны, когда дело касается неудач.

— А что ты должна делать?

Я смотрю на его лицо. Его черты вызывают у меня глубокий интерес. Курносый нос, резко очерченные губы и эти веснушки. Их так много, что они накладываются друг на друга. Я знаю, что считается красотой по человеческим меркам. Этому меня учили до того, как стало ясно, что я не подхожу для общения лицом к лицу. Понятие красоты меняется в зависимости от культуры, к которой принадлежит человек, но Калеб, несомненно, должен быть прекрасен по любым меркам. Я просто не могу перестать на него смотреть.

— Джемма?

Я так увлечённо разглядывала его, что забыла, что он задал мне вопрос. Я прочищаю горло.

— Я уже говорила тебе вчера, что должна тебя напугать, — не знаю, почему я продолжаю говорить. — Мой народ… питается человеческими эмоциями. Мы не причиняем особого вреда, потому что там, откуда эмоции берутся, всегда появляется ещё. Мы склонны подстраивать события таким образом, чтобы они вызывали сильные эмоции. Это спасает нас от голода и, при наличии достаточных возможностей, увеличивает нашу силу.

— О, — Калеб замолкает на несколько секунд. Его сердце бешено колотится, но не от страха. Я не должна радоваться тому, что не чувствую от него ни единой кислой нотки. — Значит, ты можешь питаться любыми эмоциями?

— Ни в коем случае. Есть правила.

Когда я была совсем юная и наивная, я по глупости спросила, почему демоны не могут питаться счастьем. Конечно же, мир — оба наших мира — стал бы лучше, если бы мы сосредоточились на этом.

Оглядываясь назад, я понимаю, что только моя молодость спасла мне жизнь. Меня вызвали к директору и провели со мной серию индивидуальных бесед, чтобы я перестала нарушать порядок в классе. Они не угрожали мне открыто, что я исчезну, если буду продолжать задавать вопросы, но даже тогда я была достаточно умна, чтобы понять, что мне нужно заткнуться и не высовываться.

Просто у меня плохо получается и то, и другое.

Калеб сглатывает, его горло очаровательно подпрыгивает.

— Можем ли мы немного поговорить, прежде чем ты… начнёшь есть?

Я сажусь на край кровати, прежде чем успеваю подумать, почему мне точно не стоит приближаться к этому мужчине.

— Зачем тебе это? Я напугала тебя прошлой ночью.

— Ну, да, — усмехается парень, поворачивая ко мне голову, но не открывая глаз. — Я не ожидал увидеть жуткого монстра-скелета. Это было круто.

Моей разгорячённой коже становится только хуже.

— Мне не следовало этого делать. Это форма моего наставника. Копирование чьей-то формы целиком — это… Ну, это нехорошо.

— Не буду врать. Я предпочитаю твою обычную форму, — говорит Калеб. Он полностью расслаблен и совсем не напуган. Это должно было бы стать большим разочарованием, но в груди у меня странным образом разливается приятное тепло. — Ты давно стала демоном сонного паралича?

Я вздыхаю.

— Нет. Ты — мой первый сольный опыт. Я тренировалась в два раза дольше, чем мои сверстники, и большинство из них уже поднялись по карьерной лестнице, чтобы получить больше людей. Судя по этому опыту, я никуда не продвинусь, а просто исчезну.

Глаза Калеба широко распахиваются. Я никогда не смогу забыть, какие они зелёные, но сейчас их цвет кажется особенно ярким.

— Что значит «исчезнешь»?

Я пожимаю плечами, изо всех сил стараясь не выдать напряжение, как будто речь не идёт о жизни и смерти.

— Демоны, которые терпят неудачу слишком часто, исчезают. Никто не знает, куда они уходят, но ни одного из них больше не видели.

— Что ж, тогда неудача — это не вариант, — парень неуверенно протягивает руку и обхватывает моё запястье. Это нежное прикосновение, которое я могла бы легко прервать, не прилагая и малой доли своей силы.

Но я не отстраняюсь, а наслаждаюсь теплом его ладони на своей коже.

— Хорошая мысль, но я уже потерпела неудачу, — и не один раз, хотя я не могу с уверенностью сказать, что обе встречи с Калебом были провальными для меня. Возможно, это просто старые неудачи на тренировках преследуют меня по пятам… хотя это тоже неправильно. Ральф видел, как я украла его форму. Возможно, я ему небезразлична, раз он потратил дополнительное время на развитие моих так называемых навыков, но это не значит, что он закроет глаза на мои ошибки.

Хватка парня усиливается, когда его одолевает паника. Кажется, он пытается расслабить руку. Калеб медленно выдыхает и заметно напрягается.

— Ты можешь напугать меня прямо сейчас, если хочешь.

Я вздыхаю.

— Я правда не хочу этого делать, — непростительно признаваться в таком, тем более своему человеку, но я уже нарушила столько негласных правил. Одним больше, одним меньше. Эта тонкая нить честности подталкивает меня продолжить: — Мне не нравится вкус страха.

— Тебе не нравится мой страх? — в его голосе звучит почти обида.

— Мне не нравится никакой страх. Он такой кислый и застревает в горле, — признавшись в этом, я словно сбросила с плеч огромный груз. Это ничего не изменит, ведь это мой последний шанс остаться частью демонического общества. Если я потерплю неудачу здесь, я потеряю всё.

Калеб медленно садится, словно боится, что я исчезну, если он пошевелится слишком быстро. Он выше, чем я думала, всего на несколько сантиметров ниже меня. И от него приятно пахнет чем-то землистым, я не могу точно сказать чем.

— Ладно, это просто проблема, которую нам нужно решить, — он смотрит куда-то вдаль, не замечая меня, и, кажется, полностью сосредоточен на этой проблеме. — За тобой следят во время твоих… визитов?

— Нет, — я внимательно смотрю на парня. Это рассеянное выражение лица кажется мне до боли знакомым. — Но, если я начну голодать, это быстро станет очевидным. Голодающий демон начинает буквально таять на глазах. Это ужасающее зрелище, и пережить его — мучительно. По крайней мере, так кажется.

— Ты будешь в безопасности, пока не умрёшь с голоду?

Не знаю, так ли это просто, но я всё равно киваю.

— Более или менее.

— Тогда нам просто нужно понять, какую эмоцию я могу тебе передать, — его лицо пылает, а возбуждение настолько сильное, что меня бросает в жар, но Калеб по-прежнему очень осторожно смотрит на меня. — Какие у нас есть варианты?

Мне неловко, ему неловко, но любопытство перевешивает моё желание забраться под кровать и спрятаться там навечно.

— Ты уже знаешь, что похоть — одна из этих эмоций.

Парень несколько раз откашливается.

— Да, но тебе это, похоже, не по душе, а я не хочу ставить тебя в положение, когда ты не сможешь отказать.

Я моргаю.

— Разве тебе не следует беспокоиться о себе, а не обо мне?

— Джемма, — Калеб, наконец, смотрит на меня. Он всё ещё краснеет, но ему удаётся выдержать мой взгляд. — Я совершенно не против питать твою похоть, если ты этого хочешь. Ты красивая и интересная, и единственный побочный эффект, который я заметил, — это небольшая усталость на следующий день. То ли потому, что ты питалась моей похотью, то ли потому, что я не спал всю ночь, занимаясь… — вопреки всякой логике, он краснеет ещё сильнее. — В любом случае, я не против, если ты не против.

Хорошо ли я справляюсь? Это не входит в мои должностные обязанности, но в конечном счёте мы сами решаем, как питаться. Это означало бы, что мне придётся солгать Ральфу, когда он будет меня проверять, но в этом нет ничего нового. Я лгала ему с того момента, как сказала, что готова делать это самостоятельно. Я плохо умею лгать, но могу над этим поработать.

Я делаю глубокий вдох, вбирая в себя нарастающее возбуждение Калеба. Он возбуждён от одной мысли обо мне. Это ошеломляет на нескольких уровнях, и я потрачу слишком много времени, зацикливаясь на этом, когда останусь дома одна.

— Хорошо.

— Хорошо? Это просто замечательно, — он торопливо выдыхает, беспокойно ёрзая. — Эм, с чего ты хочешь начать?

Когда сомневаешься, придерживайся того, что знаешь.

— Думаю, я начну с того, что сяду тебе на грудь.