Около половины одиннадцатого утра граф и графиня Сторр сидели в голубой гостиной своего замка. Граф, пожилой мужчина со следами былой красоты на лице, положив ноги на бархатный стул, читал вслух статью из «Монинг-пост». Наконец он отложил газету и сказал:
– Ты не слушаешь, Эмили.
– Да нет же, слушаю, – ответила его жена, подняв глаза от своего вышивания.
– Ну и о чем же я читал? – спросил лорд Сторр. Легко и весело – несмотря на седину – усмехнувшись, она ответила:
– Ну ладно, дорогой, ты меня поймал, как говаривала Элизабет. Я думала о Кандиде.
– В последнее время никто из нас ни о чем другом не думает, – сердито отозвался лорд Сторр.
– Она несчастна, Артур.
– Несчастна! – воскликнул лорд Сторр. – Почему? Мы ведь дали ей все, что она хочет, не так ли? Она раз десять отказывалась провести светский сезон в Лондоне, хотя ты ей даже сказала, что представишь ее королеве.
– Каждую ночь она горько плачет в свою подушку, – сказала леди Сторр, и голос ее дрогнул. – Миссис Данверс сказала мне об этом, и несколько раз я подходила к ее двери ночью и слушала. Ужасно слышать эти ее рыдания, но я не хочу вмешиваться, пока она не решится довериться мне. Может быть, когда она поживет с нами подольше, то расскажет нам, в чем дело.
– А в чем может быть дело? – проворчал граф.
– Об этом-то я себя постоянно и спрашиваю, – ответила его жена. – Не могу поверить, что такой несчастной ее сделала лишь смерть отца.
Граф агрессивно фыркнул, и его жена предостерегающе сказала:
– Не надо, Артур.
– Да, да, знаю, – быстро сказал он. – Я не буду говорить об этом человеке ничего такого, что могло бы расстроить Кандиду. Но когда я думаю о том, что он разлучил нас с Элизабет на все эти годы, я готов навеки проклясть его.
– Это была твоя вина, дорогой, – мягко сказала леди Сторр. – Ты ведь, должно быть, помнишь, что почти не прилагал никаких усилий, чтобы найти Элизабет, когда они только-только сбежали, а немного спустя, когда мы стали наводить справки, нам не удалось обнаружить, куда они уехали. Они просто-напросто исчезли.
– Ну ладно, моя, моя вина, – раздраженно сказал граф. – Но теперь, когда Кандида вернулась к нам, мы должны позаботиться о том, чтобы она была счастлива и всем довольна. Пусть у нее будет все, что она хочет, Эмили, – все!
– Конечно, дорогой… если это в моих силах, – неуверенно ответила леди Сторр. Она вздохнула, и ее миловидное лицо приняло озабоченное выражение.
Открылась дверь, и они оба повернули головы в ту сторону. Дворецкий подошел к графу.
– Приехал лорд Манвилл, милорд. Его светлость просит принять его по неотложному делу.
– Лорд Манвилл? – с удивлением воскликнула леди Сторр и быстро добавила: – Пригласите его светлость… и принесите лучший портвейн, Ньюмен, из тех, что у нас есть, или, может быть, его светлость предпочитает мадеру.
– Манвилл! Я думал, что он никогда не уезжает из города, – заметил граф Сторр. – Довольно распутный малый, насколько мне известно.
Ньюмен вышел из комнаты и, вернувшись через несколько секунд, громогласно возвестил:
– Лорд Манвилл, миледи.
Леди Сторр приподнялась, когда лорд Манвилл входил. Одет он был чрезвычайно элегантно, и она не была бы женщиной, если бы не оценила его приятную внешность и очаровательную улыбку, которой он ее одарил, пожав ей руку. Затем он обменялся рукопожатием с графом.
– Рад видеть вас, Манвилл, – сказал граф. – Жаль, что не могу встать из-за этой чертовой подагры. Одно из наказаний для стариков. Рано или поздно приходит ко всем.
– Боюсь, что вы правы, – согласился лорд Манвилл.
– Садитесь, прошу вас, лорд Манвилл, – предложила леди Сторр, указывая на стул рядом с собой. – Нам очень приятно видеть вас. Ваша мать была мне очень хорошей подругой, и не проходило и недели, чтобы мы не навещали друг друга. Боюсь, что мы были ужасными болтуньями и сплетницами, но нам безумно нравилось общаться друг с другом.
– Моя мать часто рассказывала о вас, – сказал лорд Манвилл. – А отец мой тоже, бывало, говорил мне, как ему нравится ездить с вами, милорд, на прогулки верхом.
– Ох и тонким же знатоком лошадей был ваш отец! – сказал граф Сторр.
Последовала небольшая пауза, затем, будто не желая больше тратить время на тривиальности, лорд Манвилл объявил с ноткой настоятельности в голосе:
– Я приехал к вам, милорд, потому что чувствую: вы можете помочь мне.
– Помочь вам? – изумилась леди Сторр. – Ну разумеется, разумеется, мы будем очень рады помочь вам, не так ли, Артур?
– Да, да, конечно, – подтвердил граф Сторр. – Так в чем же дело?
Прежде чем лорд Манвилл успел что-либо сказать, их беседу вдруг прервали.
– Дедушка! – раздался крик из-за открытого окна. – Дедушка, ты даже представить себе не можешь…
Маленькая фигура в белом вбежала в комнату. Ее глаза были устремлены на старого графа, к которому она и подбежала. Взяв его за руку, она наклонилась и поцеловала его в лоб.
– Ты не поверишь, дедушка, – сказала она, и ее голос дрожал от возбуждения. – Пегас перепрыгнул через реку, честное слово! Он увидел меня на другом берегу и прыгнул. Он даже не коснулся копытами воды, а ты ведь знаешь, какая река широкая. Это же фантастика, правда?
– Да уж, – ответил граф Сторр. – Но ведь и Пегас – необыкновенная лошадь. Манвилл, вы, мне кажется, незнакомы с моей внучкой?
Как только Кандида вошла в комнату, лорд Манвилл встал со стула. Услышав последнюю фразу деда, Кандида вздрогнула, будто у нее над ухом выстрелили из ружья. Их взгляды встретились, и на какое-то мгновение они оба будто окаменели.
Они стояли, не сводя друг с друга глаз, и между ними словно возникло поле высокого напряжения. Все вокруг, казалось, исчезло, и они были вдвоем в каком-то другом мире.
Затем вдруг, невнятно вскрикнув, почти как испуганный кем-то зверек, Кандида повернулась и выбежала из комнаты, тут же окунувшись в сияние полуденного солнца. Через секунду, пробормотав извинение, лорд Манвилл последовал за ней.
– В чем дело? Что происходит? – в раздражении вопросил лорд Сторр. – Куда побежала Кандида, и почему молодой Манвилл побежал вслед за ней?
Леди Сторр вновь принялась за свое вышивание.
– По-моему, Артур, – мягко сказала она, – нам теперь стали ясны причины того, почему Кандида была так несчастна.
– Ты имеешь в виду, что это Манвилл расстроил ее? – сердито спросил граф Сторр. – Ну нет, я этого не потерплю, ты слышишь, Эмили? И я также не допущу, чтобы он забрал ее, если он приехал для этого. Она приехала к нам, и если сейчас покинет нас, то получится, что мы будто снова потеряли Элизабет.
– Манвилл-парк находится совсем близко от нас, – спокойно сказала леди Сторр, – и у меня такое чувство, Артур, что в любом случае мы не потеряем ее в полном смысле этого слова.
Кандида остановилась на дальнем конце террасы. Она знала, что лорд Манвилл догоняет ее, и гордость не позволила ей бежать дальше. Она стояла, опустив руки на каменную балюстраду, и, когда он приблизился к ней, по ее телу пробежала дрожь.
Ее голова была повернута к нему в профиль. И он мог видеть четкую линию ее маленького аристократического носа, округлый изгиб приоткрытых губ и гордо приподнятый подбородок.
Он вновь – в тысячный, наверное, раз – спросил себя: как он мог быть таким глупцом, что не понял сразу, кто она?
Он медленно подошел к ней ближе и, увидев бьющуюся жилку у нее на шее, понял, что ей страшно. Через мгновение она почти шепотом выдохнула:
– Вы… приехали за… Пегасом?
– Нет, – ответил он, – я искал вас.
– Я не должна была брать его… ведь вы за него заплатили, – сказала она. – Это ваш конь, но я просто не могла… оставить его.
– Дело не в Пегасе!
Лорд Манвилл говорил низким и хриплым голосом. Затем, сделав над собой усилие, он произнес уже более спокойно:
– Неужели вы не понимаете, какую ужасную суматоху вызвали? Миссис Хьюсон постоянно всхлипывает, Бейтмана скрутил его ревматизм, Гартон стал таким раздражительным, что чуть ли не половина конюхов пригрозили уволиться, а Альфонс стряпает отвратительные блюда, которые невозможно есть.
Кандида чуть заметно улыбнулась.
– Это, конечно… неправда, – выдавила она.
– Правда, правда, – заверил лорд Манвилл. – А Адриан так много стихов написал, а затем разорвал, и клочки валяются по всему дому.
Она бросила на него быстрый взгляд.
– Значит, вы знаете о том, что Адриан… пишет стихи?
– Он рассказал мне о том, как много вы ему помогали, – мягко сказал лорд Манвилл. – Спасибо вам, Кандида. Вы так много сделали для Адриана. Вы поняли, что именно ему нужно, в то время как я обращался с ним совершенно неправильно.
– Вы… не сердитесь, что он… пишет стихи? – спросила Кандида.
– Я ни на что не сержусь, – ответил лорд Манвилл. – Я полон радости – хотя это еще слабо сказано, – что вновь нашел вас, Кандида.
– Я думала, вы разозлились… на меня, – прошептала Кандида. – Вы сказали…
– Давайте забудем о том, что я сказал, – прервал ее лорд Манвилл. – Я тогда будто сошел с ума… И, кроме того, не понимал, что произошло.
– Но почему вы здесь? – спросила Кандида. – И почему Альфонс все еще в Манвилл-парке? По-моему, вы должны были вернуться в Лондон.
– Я искал вас, – просто сказал лорд Манвилл.
– Я думала, что вы уже в Лондоне, – едва слышно сказала Кандида. – Я думала, что вы… весело проводите время… забавляетесь со своими… друзьями.
– Я сотни миль проехал по всей округе. Я чуть не загнал всех лошадей в своих конюшнях, – сказал лорд Манвилл. – Если бы вы видели их, вам это причинило бы боль. Но я купил одного коня, с которым, думаю, вам будет приятно встретиться.
Она молчала, и он добавил: – Это Светлячок.
– О, как я рада!
Лишь сейчас в ее голосе зазвучали теплота и сердечность.
– Мне не терпится посмотреть, как вы будете ездить на нем.
Кандида глубоко вздохнула.
– Я хочу… кое-что сказать… вам, – медленно произнесла она, и он видел, что она делает над собой немалое усилие. – Вы рассердились… на меня, и, и хотя я не сделала… того, что вы… думали… я все же… обманывала вас.
Лорд Манвилл хотел что-то сказать, но она жестом попросила его дослушать. И рука, и, казалось, все ее тело дрожали.
– Нет, нет, я должна это сказать, – продолжала она. – Я долго думала об этом. Теперь мне ясно, что я… не должна была ехать в Лондон с майором Хупером, когда он попросил меня об этом… Мама этого не одобрила бы… Но в то время я думала лишь о Пегасе, а другого средства, чтобы не потерять его, не видела. Майор Хупер был добр ко мне, но я чувствовала… хотя и боялась признаться в этом даже себе… что было что-то странное в других… женщинах, ездивших на его лошадях. То же самое было у миссис Клинтон. Я была уверена, что маме она не понравилась бы, хотя она и была такой внимательной и заботливой. Но я была настолько глупа, что вообразила, будто она покупает мне все эти… платья как… подарок, потому что хочет… помочь мне. Я не знала, что… вы заплатите… за них.
– Кандида, – умоляющим голосом начал лорд Манвилл, но она снова подняла руку, прося его не перебивать, и он понял, что должен дать ей договорить. У него мелькнула мысль, что она, должно быть, не раз репетировала эту свою речь, готовя ее к тому дню, когда они встретятся.
– И когда вы увезли меня без… компаньонки – из тех, что сопровождают молодых девушек на светские мероприятия, – продолжала она, – и я стала жить в Манвилл-парке, где тоже не было женщин, я понимала… конечно, понимала… что это нехорошо. Внешне все выглядело вполне прилично, но меня не покидало ощущение, что мое поведение… достойно порицания, хотя я и чувствовала себя такой счастливой.
Голос ее задрожал, она запнулась на последнем слове, но затем, собрав все свое мужество, продолжала еще более жалобным голосом:
– Я не понимала, что… происходит, я знала лишь… что хочу быть… с вами. Затем, когда вы п-поцеловали меня, я поняла, что… люблю… вас, и мне… казалось, что… вы тоже… меня… любите.
– Я действительно люблю вас, – прошептал лорд Манвилл, пристально глядя ей в лицо, будто не в силах отвести взора.
– Н-но, – неуверенно произнесла Кандида, – из-за своей неотесанности и глупости я решила, будто это значит, что мы… п-поженимся и навсегда будем вместе.
– Так и должно было быть, – прервал ее лорд Манвилл.
Кандида покачала головой:
– Я увидела ваше… лицо в ту н-ночь, во время ужина, и поняла, что вы… этого не хотите… и что… что-то не в порядке.
– Это со мной было не все в порядке, Кандида.
Она отвернулась.
– Нет! Это потому, что я обманывала вас, – сказала она, и ему больно было слышать самообвинение, звучавшее в ее голосе. – Я спросила дедушку об Арджилльских комнатах, о Моттс и о заведении Кейт Хэмилтон, и он ответил, что леди не должны даже знать об этих местах, не то что посещать их. И я поняла… что вы… не считаете меня… леди.
– Кандида, не мучайте меня! – взмолился лорд Манвилл. – Это была ужасная ошибка.
Казалось, что Кандида не слышит его, потому что она продолжала:
– Если бы я, проявив честность, сказала вам правду, то, возможно, все было бы в порядке. Но я б-боялась, что вы п-прогоните меня, и мне придется расстаться с Пегасом. Поэтому я притворилась, будто собираюсь делать то, что вы хотите, но вместо этого я помогала Адриану писать стихи! А потом… приехали… эти женщины.
– С такими женщинами вы никогда не должны встречаться, вам не следовало бы даже знать о том, что они вообще существуют! – воскликнул лорд Манвилл.
– Чем больше я д-думала обо всем этом, тем яснее осознавала, что я… одна… из них, – сказала Кандида, и на ее бледных щеках выступил румянец. – Именно для этого… миссис Клинтон одела меня в это вульгарное… белое платье, а майор Хупер повел в Гайд-парк – для того, чтобы я стала одной из них. А вы или кто-то… вроде вас платил высокую цену за Пегаса и… за меня. Это я во всем виновата, и мне… стыдно.
Голос ее дрогнул, и из глаз по щекам полились слезы.
– Не надо, Кандида, умоляю вас, не плачьте.
– Остается еще… одно, – сказала Кандида все тем же низким, полным отчаяния голосом. – Я не говорила ни дедушке, ни бабушке, что была в Лондоне, что жила у вас в Манвилл-парке. Я не хотела больше… лгать, но думала, что это… причинит им боль, что они не поймут. И сейчас они пребывают в уверенности, что я поехала к ним сразу же после того, как… папа умер, а синяки и царапины у меня – из-за того, что я упала по дороге. Это была… ложь, но, наверное, не очень… страшная ложь.
Она просяще заглянула ему в глаза, будто желая увидеть в них согласие.
– Не только не страшная, но совершенно необходимая, – мягко сказал лорд Манвилл. – Вы поступили абсолютно правильно. О таких вещах, Кандида, только леди стала бы думать – очень порядочная леди.
Она повернулась к нему, и он увидел в ее глазах немой вопрос, а на темных ресницах – слезы, похожие на капли росы.
– Значит, вы… не презираете… меня? – спросила она. Он взял ее руки в свои. Чувствовалась дрожь ее пальцев, но рук она не убирала.
– Кандида, – нежно сказал он. – Не окажете ли вы мне честь стать моей женой? Я не могу жить без вас.
На мгновение она замерла, а затем сказала:
– Вы просите меня… выйти за вас замуж потому, что… чувствуете, что вам надо сделать это… так как я нашла… своих… родственников?
– Нет, это неправда, – резко сказал он и почти до боли сжал ее пальцы. – Я прошу вас об этом потому, что люблю вас, Кандида; потому, что уважаю и почитаю вас; потому что вы нужны мне, и потому, что без вас не могу. Все, что случилось, – целиком моя вина; не ваша – моя, потому что я был слеп и чудовищно глуп. Но вы должны попытаться простить меня… попытаться понять.
Он в отчаянии чувствовал, что его слова ее не убеждают.
– Я совершил, – продолжал он, – очень много плохого за последние годы, Кандида. И не стану скрывать, что вы были бы шокированы моим поведением, возможно, почувствовали бы даже отвращение. Мне нет оправдания, кроме того обстоятельства, что однажды кое-кто заставил меня страдать, и я этого так и не забыл. С тех пор я относился к женщинам с подозрением; я думал, что все они одинаковы: стремятся получить побольше, любят только тогда, когда за эту любовь будут вознаграждены деньгами или положением в обществе. Поэтому, встретив вас, моя дорогая, я не мог предположить, что вы так отличаетесь от них, что вы так… чисты.
– Боль вам причинила… женщина? – полуутверждающе спросила Кандида. – Я была уверена… в этом.
– Вы так думали? – удивился он.
– Да, – ответила Кандида. – Я была убеждена, что какая-то… женщина… нанесла вам душевную рану, и я оказалась… права.
– Вы всегда были правы, – сказал он. – Кандида, меньше всего мне хотелось бы, чтобы слова мои прозвучали драматично, но если вы откажете мне, то жизнь моя придет в упадок и станет такой бесцельной и никчемной, что мне останется только надеяться, что она долго не продлится.
Она смотрела ему в глаза, и у него было ощущение, что она изо всех сил пытается найти что-то в его лице. Не в силах больше сдерживаться, он вскричал:
– Кандида, если вы выйдете за меня замуж, то клянусь вам, я буду весь ваш. Я люблю вас… люблю всем сердцем. Говорят, что сердца у меня нет, но, честное слово, оно у меня мучительно болело, не переставая, все эти последние три недели, пока я искал вас.
– Вам действительно… не хватало меня? – спросила Кандида.
– Не хватало?
Он почти улыбнулся от нелепости вопроса, а затем сказал:
– Вы сейчас… какая-то другая… я не знаю, что это такое… Лишь однажды вы выглядели так – в тот день… когда мы нашли… наш волшебный лес. Кандида, давайте вернемся в тот день, – умоляюще произнес он. – Давайте забудем обо всем, что случилось. Причиной всему тому, что я сказал или сделал в ту ужасную ночь, было то, что я обезумел от ревности. Мне невыносима была мысль о том, что любой другой мужчина прикоснется к вам. Я уже считал, что вы принадлежите мне, верил в это, и будь у меня хоть капля рассудка тогда, я бы увез вас тотчас же после тех секунд счастья в лесу. Мы бы уехали куда-нибудь, где могли быть вдвоем – лишь вы и я.
– Ох, если бы только, – вздохнула Кандида.
– Разве мы не можем вернуться и начать все сначала? – смиренно спросил лорд Манвилл. – О, Кандида, скажите же, что выйдете за меня замуж!
– Вы… абсолютно уверены в том, что… я нужна вам? – спросила Кандида. – Я такая… неотесанная, я так мало… знаю о жизни, которую вы… ведете, о том, что вам нравится и что… доставляет вам удовольствие.
– О, любимая моя, – ответил он, я тоже этого не знаю. Разве вы не понимаете, что мы оба начинаем все сначала? Я знаю лишь, что все, что я делал раньше, кажется мне теперь невероятно глупым, и об этом не стоит и вспоминать. Мы начнем все сначала в поместье Манвилл-парк. Мы заживем там новой жизнью – вы и я, с нашими лошадьми и когда-нибудь – с нашими детьми. Достаточно ли вам этого?
Он вдруг осознал, что это из-за слез ее глаза сияют, будто звезды.
– Об этом я всегда… мечтала, – прошептала она, – собственный… дом… и вы…
Она замолчала и потупила взор. Тут, будто не в силах больше сохранять самообладание, лорд Манвилл обнял ее и, притянув к себе, приподнял ей подбородок.
– Если бы вы только знали, как я хотел этого, – прошептал он и поцеловал ее.
Кандида почувствовала тот же восторг, то изумление и ту радость, что ей принесли минуты, проведенные с ним в том маленьком лесу. Но сейчас она инстинктивно чувствовала, хоть и не могла себе этого объяснить, что в поцелуе его была преданность, которой раньше не было. Его губы – сначала нежные, затем требовательные и в конце концов страстные – пробудили в ней пламя.
Но было также и нечто, казавшееся неразрывно связанным с ее молитвами, ее верой в Бога и великолепием солнца.
Поддаваясь порыву, она обвила руками его шею и притянула его ближе к себе. Он никогда не узнает, подумала она, как тоскливо и одиноко ей было без него. Казалось, будто какая-то ее часть осталась там, в Манвилл-парке, когда она убежала оттуда.
Теперь, целуясь, они были мужчина и женщина, но такие близкие друг другу, что представляли собой будто единое целое: и она подумала, что теперь они никогда не расстанутся.
– О, Кандида, – прошептал лорд Манвилл, глядя на нее, – я нашел тебя – нашел после того, как начал было думать, что уже потерял навсегда. Ты никогда не покинешь меня, никогда больше не убежишь от меня, потому что я знаю, что лишь ты значишь для меня что-то в этой жизни… и я не могу жить без тебя.
– Я… т-тоже… л-люблю тебя, – прошептала она, захлебываясь собственным счастьем; щеки ее зарделись, а глаза лучезарно сияли, и она была совсем не похожа на себя прежнюю. – Я люблю… т-тебя, я люблю тебя… а остальное н-не важно… правда?
– Совершенно верно, моя дорогая, – ответил он. – Мы вместе – ты и я – а остальное не важно.