Прелюдия любви

Глава 2

Сара каталась с Энтони в парке. Она сидела верхом на любимой гнедой, одетая в новый костюм для верховой езды, отделанный серебряным кантом. Маленькая шляпка с изогнутым пером была изящно приколота поверх пышных волос.

Энтони смотрел на нее, ласково улыбаясь. Отец, которого Сара видела только за обедом, похоже, совершенно позабыл неприятный инцидент, несколько омрачивший картину бала, равного тому, какой устроили бы при первом выходе в свет для герцогской дочки. Мачеха же пребывала в нервическом состоянии. По правде сказать, леди Торренс вечно волновалась — то по тому, то по другому поводу. Что же до Криспина Данси, то Сара полагала, что он явится с визитом, чтобы принести извинения, а потом вернется в свое поместье в Сассексе и она еще долго его не увидит. В ее мирке все снова было хорошо.

С улыбкой она отвечала на приветствия знакомых, доносившиеся из проезжающих экипажей, и перебрасывалась парой слов с теми, кто совершал конные прогулки верхом. Она была готова взорваться от гордости, замечая завистливые взгляды других девушек, и чувствовала абсурдное желание петь, громко смеяться, послать лошадь в безудержный галоп и мчаться так, чтобы ветер развевал ее волосы.

Сара так погрузилась в свои счастливые переживания, что прошло некоторое время, прежде чем она осознала, что Энтони, похоже, не разделяет ее чувств В самом деле, он выглядел довольно угрюмым.

— Мне кажется, ты чересчур рассеян, — заметила Сара после того, как они провели в молчании целых пять минут. — Может быть, я огорчила тебя, сама о том не подозревая?

Энтони повернулся к ней с улыбкой, тронувшей ее сердце.

— Тебе никогда не удастся сделать этого, любовь моя. — Он тяжело вздохнул. — Однако же ты права Некоторые неприятные соображения одолевают мой разум. Но у меня нет никакого права навязывать тебе свое дурное настроение. Долги не тот предмет, которым следует занимать голову хорошенькой женщины.

— Я полагала, что ты богат. Как же у тебя могут быть долги?

Энтони беспечно пожал плечами:

— Джентльмен всегда имеет долги. Тому причиной лошади, или карты, или… В том кругу, где я вращаюсь, вернуть долг — дело чести. Ну а сейчас этот долг оказался больше, чем обычно, а что до моей матери — она по странной прихоти не желает мне помочь.

— Твоя мать? — переспросила Сара в изумлении.

Энтони ответил ей горестной улыбкой:

— Мой покойный отец завещал право распоряжаться большей частью нашего состояния моей матери, пока она жива.

— И она не поможет тебе выпутаться из затруднительного положения?

— Моя мать — жесткая женщина, Сара. Она никогда не относилась ко мне с нежностью. Ребенком я был очень одинок.

Сара импульсивно протянула ему руку.

— Бедняжка Энтони. Я все это исправлю. Я дам тебе всю нежность, какая только существует в мире.

И, не обращая внимания на проезжающих мимо всадников, она поднесла палец в перчатке к его губам.

— Я знаю об этом, любовь моя. Что же до меня, то я буду самым преданным из мужей. Дни, когда я волочился за каждой юбкой, ушли в прошлое. С сегодняшнего дня мое сердце всецело принадлежит тебе. — Взгляд его орехового цвета глаз заставил сердце Сары забиться быстрее. О, как ей хотелось, чтобы они сейчас были дома, одни, чтобы он мог целовать ее.

Она неуверенно начала:

— Энтони, умоляю тебя не обижаться на предложение, которое я собираюсь тебе сделать. Я хотела бы одолжить тебе денег, чтобы ты мог вернуть самые неотложные долги.

— Моя любовь, я не могу…

Но прежде чем он закончил фразу, Сара торопливо перебила его:

— Я попрошу папА. Он никогда ни в чем мне не отказывал.

— Нет, — быстро произнес Энтони, а потом, более спокойно, продолжил: — Умоляю тебя не обращаться с этой просьбой к отцу. Но если ты готова просить его об этом, не упоминай, для каких целей тебе понадобились деньги.

Ее глаза расширились от удивления.

— Но почему?

Энтони смахнул песчинку с белых бриджей.

— Мне бы не хотелось посвящать твоего отца в то, сколь глубоко я погряз в долгах. Его не следует тревожить подобными пустяками.

— Но ведь это, как ты только что сказал, — вопрос чести, — настаивала Сара. — Он должен понять.

— Сара, если бы я принял твое предложение, — беззаботно произнес Энтони, — а в нынешних обстоятельствах я и вправду испытываю огромное искушение сделать это, — разве ты не сумела бы придумать другую причину, по которой тебе вдруг понадобились бы деньги? Какая-нибудь драгоценность, например, которую тебе непременно захотелось иметь.

Встревоженная, Сара отвернулась. Наконец, нарушив неловкое молчание, она произнесла:

— Энтони, я хочу помочь тебе от чистого сердца. И полагаю, вопрос о том, как мне раздобыть деньги, следует оставить на мое усмотрение. Я никогда не лгала папА, не считая незначительных детских шалостей. Не могу сделать этого и теперь, даже ради тебя.

Энтони наклонился к ней, спеша извиниться:

— Прости меня, моя любовь. Иногда я забываю, что ты не похожа на других женщин, что значительно превосходишь меня в своих принципах.

Краска в ту же секунду залила ее щеки.

— Ты заставляешь меня чувствовать себя ханжой.

— А что, если и так? Я люблю тебя за это.

И снова сердце Сары согрели его улыбка и нежный взгляд.

— Какую сумму ты должен? — спросила она.

Мгновение Энтони колебался, а потом небрежно сказал:

— Пятьсот фунтов покрыли бы мои долги.

Она опешила, однако быстро взяла себя в руки.

— В самом деле, как ты и говорил, сумма немалая. Как быстро тебе нужно ее получить?

— Чем скорее, тем лучше. Но не бойся, меня не посадят в долговую яму еще неделю или две. Вечная благодарность тебе, моя маленькая Сара, за твою доброту. Готов поклясться, что в целом свете нет никого, кто бы сравнился с тобой. — Он взглянул на часы. — Если мы собираемся переодеться и еще успеть поужинать, прежде чем отправиться сегодня вечером в театр, полагаю, нам самое время повернуть назад.

У дверей дома на Беркли-стрит Энтони спешился и подскочил к ее кобыле прежде, чем грум успел поймать повод. Неожиданно отличное настроение снова вернулось к Саре, и она одним махом отбросила внешние приличия. Высвободив ногу из стремени, она положила обе руки на плечи Энтони и соскользнула прямо в его объятия. Этот поступок непременно шокировал бы мачеху. Руки Энтони обвили ее талию, его щека коснулась ее щеки. Одна из складок ее широкой юбки зацепилась за его локоть, а край его треуголки сдвинул ее шляпку на затылок. Прядь волос выбилась и упала из-под удерживающего прическу черного кружева.

И тут у Сары внезапно появилось странное чувство, что за ней наблюдают. Она взглянула через плечо. Рядом с одним из каменных львов, охраняющих вход в сад, стоял Криспин Данси. Его рот скривился в усмешке, а взгляд выражал крайнюю степень неодобрения.

Энтони холодно приветствовал его, затем, нежно попрощавшись с Сарой, вскочил на лошадь и ускакал. Грум повел гнедую кобылу Сары в конюшню.

Криспин сделал шаг вперед:

— Одну минуту, кузина, будьте так добры. Я хотел бы принести извинения.

— Но разве не будет лучше, если вы войдете в дом? — холодно предложила Сара, поворачиваясь к нему спиной.

Рука Криспина легла ей на локоть, удерживая:

— Ваш отец выгнал меня из своего дома. Этого следовало ожидать, и я не таю против него злобы. Вы не погуляете со мной немного по саду? Я скоро покидаю Лондон и какое-то время буду отсутствовать. Правду сказать, я специально задержался, чтобы побывать на вашем балу, потому что моя сестра сочла необходимым, чтобы один из нас там побывал, а сама она слишком слаба здоровьем.

— Вы приехали потому, что Мэри приказала вам сделать это?

Он поднял темную бровь:

— Я не слушаю ничьих приказов, Сара. Мэри предположила, что тетушка Феба очень огорчится, если мы не приедем, и что наше отсутствие огорчит и вас.

— Едва ли я бы это заметила. В конце концов, на моем балу было достаточно гостей.

Криспин окинул ее пристальным взглядом:

— Я вижу, что все еще не прощен за то, что приключилось прошлым вечером. По-вашему, мне следовало позволить им забрать негра на корабль и вернуть его в рабство?

Сара обнаружила, что помимо своей воли идет вместе с Данси в сад, где высокие изгороди укрывали их одновременно и от дороги, и от дома.

— На этот счет можете быть спокойны, — сухо произнесла она, — вы не нанесли мне никакого оскорбления, мистер Данси. Я понимаю, что вы не могли поступить иначе.

— Тогда почему вы так сердиты на меня? Чем я вас оскорбил?

Сара высвободила руку и повернулась к нему лицом:

— Тем, как вы смотрите на меня сейчас — так, словно я… я — падшая женщина.

Одно мгновение Криспин в изумлении смотрел на нее. А затем разразился смехом.

— Маленькая кузина Сара, ваше простодушие восхитительно! Неужели я выгляжу таким строгим?

— Разумеется, и вы не делаете ни малейшей попытки скрыть неодобрение.

Криспин отозвался неожиданно серьезно:

— Мой неодобрительный взгляд относился отнюдь не к вам.

— В таком случае… Вы осмеливаетесь критиковать Энтони?

Криспин пожал плечами:

— Мужчина может критиковать, кого он пожелает. Бретертон не тот мужчина, которого я избрал бы себе в друзья и которого хотел бы видеть мужем какой бы то ни было женщины, к которой испытываю уважение и привязанность.

Одно мгновение Сара в смятении молчала. А потом яростно бросилась в атаку:

— Ничего удивительного, что вы в вашем Сассексе не усвоили хороших манер.

Невозмутимый Данси спокойно ответил ей на это:

— Может быть, у нас просто разные системы ценностей. Во всяком случае, я научился судить о человеке по его характеру.

— В таком случае я попросила бы вас держать ваши суждения при себе. А теперь прошу меня простить…

Сара уже была готова покинуть его, как обнаружила, что взгляд Криспина удерживает ее. Он взирал на нее с печалью.

— Неужели вы никогда не разговариваете тоном вашей матери, Сара? — тихо спросил он.

— Что вы можете знать о моей матери? — отозвалась Сара. — Она умерла, когда мне было всего пять лет.

— Я уже окончил школу, когда однажды летом вы навестили нас. Со смертью моей матери тетушка Феба взяла заботу о доме на себя. Она никогда не любила деревню и, чтобы развеять деревенскую скуку, то и дело приглашала в Клэверинг друзей из Лондона. Среди них были и ваши родители. Вы ничего не помните об этом визите?

Сара покачала головой:

— Расскажите мне о моей матери. ПапА никогда о ней не говорит, как и моя мачеха.

— Она была прекрасна, — задумчиво произнес Данси; казалось, он говорит сам с собой. — Самая любезная женщина из всех, кого я видел, исключая лишь одну. Все три недели, покуда вы были с нами, я не сводил с нее глаз. Правду сказать, я никого, кроме нее, не видел. — Он иронично улыбнулся. — Простите меня, кузина, но вы тогда были всего лишь ребенком. Именно ваша мать побуждала меня больше читать, интересоваться окружающим миром, помогать ближним. Если бы она была жива, я убежден, что ваш отец никогда бы не связался с Вест-индской торговой компанией со всеми ее… — Он пожал плечами и почти отвернулся от Сары, глядя куда-то вдоль мощенной плитами дорожки. — Она была доброй, могла убедить любого мужчину стремиться к более высокой цели, чем погоня за собственной корыстью. В ночь перед тем, как она покинула Клэверинг, я поклялся, что буду предан ей до конца жизни. Мне было тринадцать. — Данси коротко рассмеялся. — Я никогда больше ее не видел. Ваш отец женился на тетушке Фебе сразу же по окончании траура. На свете мало мужчин, которые могут похвастать, что две их жены так не похожи друг на друга.

— И я тоже не похожа на маму?

Данси повернулся к ней:

— Прошлым вечером, только на одно мгновение, когда вы смотрели на несчастного негра, я уловил в вашем лице схожесть с вашей матушкой. Но то было лишь мгновение, не так ли, Сара? В вашей жизни нет места тем, кто оказался не так удачлив, как вы. — В голосе Криспина послышался сарказм. — Думаю, вы с лордом Бретертоном — прекрасная пара.

Топнув ногой, Сара воскликнула возмущенно:

— Я не намерена выслушивать подобные дерзости! Никто и никогда со мной так не говорил!

— Могу в это поверить. Вы во всех отношениях — по моим личным наблюдениям — изнеженны и испорчены и были такой всегда. Вы живете в мире, защищенном от всего, что может доставить вам малейшее огорчение.

— По-вашему, это моя вина? Можно ли обвинять меня в том, как ко мне относятся другие люди?

Данси вскинул брови:

— Вот видите? Вы уже распекаете меня и защищаете себя. Думаете ли вы о чем-нибудь другом, кроме того, какое платье надеть, какие драгоценности выбрать и как повеселее провести время между прогулкой и сном?

— А какие еще мысли у меня должны быть? Так живут все девушки моего круга. И что в этом такого?

— Я не осуждаю вас, Сара. Я просто говорю правду. Вы спросили меня, похожи ли вы на свою мать. Я ответил, что не совсем. Может быть, для вас это и к лучшему. Ее было слишком легко ранить — она страдала и от собственных бед, и от бед других людей. Вы же, осмелюсь предположить, когда что-то вам не по нраву, просто покупаете очередную безделушку, шьете новое платье, и мир снова хорош и прекрасен.

Дрожащим голосом Сара попыталась ответить ему.

— Мой отец правильно сделал, что выгнал вас из нашего дома. Если бы он слышал, как вы разговариваете со мной…

— Он бы отстегал меня кнутом? И какая вам от этого выгода? Правда есть правда, Сара, хотите вы ее признать или нет. Но боюсь, вы никогда не захотите.

И прежде чем до нее дошел смысл сказанного, он стремительно поклонился ей и, повернувшись спиной, зашагал прочь. Сара слышала, как стучат по булыжникам его высокие каблуки — шаг был быстрым и целеустремленным. Она стояла, вцепившись обеими руками в кнут, и, пока шаги не затихли вдали, сердце ее колотилось. Она никогда в жизни не была так зла. Где-то глубоко в сердце она чувствовала знакомый страх перед Криспином Данси. Она не могла выразить это словами. Но он был сродни мрачному предчувствию, которое она испытала прошлым вечером, абсурдному, но совершенно реальному страху, что этот человек каким-то необъяснимым образом угрожает ее счастью. Солнце тем временем скрылось за высокой изгородью. Сара вздрогнула — и не только от холода.

Леди Бретертон, которая никогда не поднималась с постели раньше полудня, каждое утро принимала визитеров, возлежа на огромной, украшенной балдахином кровати. Горничным требовалось два часа, чтобы завершить ее туалет, и результат, как убедилась Сара, своей красочностью мог сравниться с калейдоскопом. Лицо пожилой леди, обрамленное тщательно завитыми локонами, покрывала белая пудра, а щеки горели чахоточным румянцем. Гигантское одеяние было сплошь украшено кружевными оборками и шелковыми бантами. Пальцы, изуродованные артритом, унизаны тяжелыми кольцами. Спаниель породы кинг-чарльз с завязанными на ушах шелковыми бантиками лежал рядом с ней. В изножии кровати сидел, скрестив ноги, маленький чернокожий мальчик. Его красно-золотая куртка была богато украшена, а в зеленом тюрбане сверкали драгоценные камни.

Энтони открыто признавал, что его мать эксцентрична, но Сара видела, что он ее побаивается. Она поверила его утверждению, что леди Бретертон никогда не проявляла к нему особой нежности. Маленькие черные глазки выражали лишь осуждение и злобу.

Леди Бретертон самым критическим образом осмотрела Сару сквозь монокль, пока та делала реверанс. Сара не имела никакого представления о том, чем вызвано это бесцеремонное приглашение со стороны будущей свекрови. Она обнаружила, что в этот час в этом доме она оказалась единственной гостьей. Ну а Энтони, как она узнала у дворецкого, не было дома.

— Мне не нравится синий, — сварливо бросила леди Бретертон, — слишком вялый цвет. И мне сообщили, что вы обзавелись новым черным костюмом для верховой езды. В самом деле, черным? Такие вещи подходят только для наряда вдовы.

Она допила горячий шоколад и протянула чашку спаниелю, чтобы он ее вылизал, а затем швырнула чернокожему мальчику, захлопав в ладоши, когда он поймал ее.

— Умница. Что за умница, мой маленький попугайчик. — И, повернувшись к Саре, бросила: — А что за постыдную демонстрацию плохого воспитания устроил мистер Данси у вас на балу? Препираться с вашим отцом, встревожить всех до единого гостей, и все из-за какого-то беглого раба… Какой позор!

Как бы ни была Сара зла на Криспина, она все же не могла согласиться с этой мстительной старой женщиной.

— Мистер Данси принес мне извинения, сударыня, — твердо сказала она. — Я думаю, в тот момент он не мог поступить по-другому.

Леди Бретертон удивленно уставилась на нее:

— Будь моя воля, я бы отправляла на виселицу в Тайберне всякого мужчину или женщину, которые объявляют себя аболиционистами.

— Я не совсем понимаю вас, сударыня. Какой вред они могут причинить?

— Какой вред! Вы только взгляните на моего Бижу! Разве его плохо кормят, разве его не балуют? Что за преступление я совершаю, когда держу его здесь в роскоши, вместо того чтобы позволить ему бегать голым и голодать в джунглях Африки, среди врагов и диких зверей? Скажи мне, Бижу, ты ведь не хочешь вернуться обратно в Африку, ведь нет?

Мальчик отчаянно замотал головой:

— Нет, ваш милость. Англия есть хороший место. Моя здесь хорошо. Не посылать меня назад, пожалуйста.

Леди бросила ему конфету, которую мальчишка ловко поймал губами, вращая блестящими черными глазами и преданно глядя на хозяйку. Леди разразилась кудахтающим смехом.

— Ну конечно, я не отошлю тебя назад, мой маленький попугайчик. Ты слишком хорошо меня развлекаешь. Что ты на это скажешь?

Мальчик заерзал по кровати и наклонился, чтобы поцеловать ее пальцы. Драгоценные камни на его тюрбане отразили сияние хозяйкиных колец. Он улыбнулся ей, и зубы влажно сверкнули в широко растянутых губах.

— Вот видите? — сказала Саре леди Бретертон. — Можете описать эту сцену мистеру Данси в следующий раз, как его увидите.

Сара не имела никакого представления о том, что может быть во всем этом интересного для Криспина, но ей не хотелось поддерживать разговор на тему, которую она и без того считала неловкой.

Леди Бретертон несколько минут хранила молчание, трепля мальчика за щеку. Потом отрывисто бросила Саре:

— Я ожидаю ответа на свой вопрос.

— Вы о чем-то спрашивали меня, сударыня? — встревожилась Сара.

Старая леди в раздражении оттолкнула раба в изножие кровати.

— Ну конечно, я спрашивала. Неужели вы внезапно оглохли? Я повторю свой вопрос. Просил ли Бретертон у вас недавно денег?

Застигнутая врасплох, Сара задержала дыхание. Маленькие глазки сверкали.

— Я вижу, что просил, в противном случае вы стали бы это отрицать немедленно. Какова сумма?

— Простите меня, сударыня, я не думаю…

— Меня не интересует, что вы думаете, мисс. Я повторяю: какова сумма? Пятьсот гиней?

Сара неохотно ответила:

— Что ж… да. То есть пятьсот фунтов.

— Нет сомнений в том, что оставшиеся двадцать пять он сумел раздобыть сам. Вы дадите ему денег?

— Да. Я попросила моего отца.

— Какую же причину вы привели ему, а? Пятьсот фунтов не такая сумма, которую можно получить на булавки.

— ПапА очень щедр. Он дал мне чек безо всяких вопросов.

— В таком случае он еще больший дурак, чем я полагала раньше. А вы еще тупее, чем я думала.

— В этом нет ничего глупого, сударыня, — запротестовала Сара. — Это просто ссуда, чтобы покрыть долг по проигрышу. Энтони объяснил, что подобные затруднения могут случиться у всякого джентльмена.

— И вы ему поверили? — Смех леди Бретертон был презрительным. — Неужто ни одна из этих хныкающих мисс, которых вы называете своими подругами и которые срывают свои чепцы перед Бретертоном так же бесстыдно, как это делаете вы, не отказала себе в удовольствии поставить вас в известность, что леди Марию Стернер видели вчера катающейся с моим сыном верхом на превосходной черной кобыле?

Озадаченная, Сара спросила:

— Зачем бы им ставить меня в известность? Я вовсе не предполагаю, что Энтони станет проводить со мной каждую минуту и покинет своих друзей.

— Своих друзей! — Пожилая леди отшвырнула покрывало, так что спаниель свалился и, визжа, покатился кубарем по полу.

Мальчик тут же поднял пса, и его хозяйка целых пять минут суетилась над ним и осыпала его поцелуями, а Сара тем временем ждала, сдерживая нетерпение. Наконец леди Бретертон обратила на нее внимание.

— Поскольку вы со свойственным вам упрямством не желаете или не способны понять самую что ни на есть простую ситуацию, я вам ее разъясню. Мария Стернер — последняя любовница моего сына, а кобыла — та самая, которую сэр Чарльз Тэллбой продал по цене в пятьсот гиней. Я выразилась достаточно ясно?

Кровь отлила от лица Сары. Она чувствовала себя так, словно ей дали пощечину, которая лишила ее дара речи и возможности мыслить. Наконец она прошептала:

— Я этому не верю.

Леди Бретертон пожала плечами:

— Как вам будет угодно. Но верите ли вы этому или нет, не имеет значения. Потому что это правда.

И безжалостный голос в голове Сары повторил: «Правда есть правда, Сара, хотите ли вы взглянуть ей в глаза или нет». Голос Криспина Данси, тот самый, который она хотела забыть.

— Но он обещал, — в отчаянии возразила она. — Энтони клялся, что со всем этим кончено, что он не хочет никого, кроме меня.

— Фу! В том, что касается мужчин, вы невинны, словно грудной младенец. Я говорила Бретертону, что ему следует найти какую-нибудь богатую вдову, желающую обменять свои деньги на его титул, а не втягивать в это дело неопытную девушку, которая потеряет голову от его улыбки и наскучит ему через неделю.

— Я ему не наскучила. Энтони выбрал меня за те самые качества, которые вы высмеиваете.

Голос старой женщины был хриплым, словно голос попугая.

— Он выбрал вас, потому что ваш отец имеет отношение к вест-индской торговле, с каждым годом приносящей все большую прибыль.

Сара поднялась и отошла к окну, теребя юбку.

— И все же я этому не верю. Энтони любит меня, я знаю, что любит.

— И что еще важнее, — продолжала леди Бретертон так, словно бы Сара ничего не говорила, — ваш отец охотно потворствовал вашему желанию выйти замуж за моего сына, поскольку это добавляет к вашему фамильному древу титул пэра.

— Нет… нет. Вы все это выдумали.

Фантастическая внешность старой леди, спаниель с огромными бантами, ухмыляющийся чернокожий мальчик в цветистых одеждах — все это показалось Саре таким нереальным, словно было частью сна. Но голос — голос оставался достаточно реальным.

— Все выдумала, не так ли? Вы готовы испытать меня на правдивость? В таком случае спросите Бретертона. Спросите любого из его дружков и посмотрите, как покраснеют их лица, как забегают глаза и как они станут лгать вам. Что ж, должно быть, над вами уже вовсю потешаются в кофейнях и клубах.

Сара быстро пересекла комнату, схватив перчатки и сумочку.

— Прошу меня простить, сударыня. Моя мачеха ожидает экипаж.

— Неважный предлог. Держу пари, что у вас в конюшнях полдюжины экипажей. Очень хорошо, идите. Я исполнила свой долг, и это меня утомило. Думаю, я сегодня вовсе не буду вставать. — Она повернулась к мальчику-рабу. — Ты ведь развлечешь меня, Бижу, правда? Мы будем играть в пикет. Принеси карты, будь хорошим мальчиком.

Сара спустилась вниз, опасаясь, что Энтони может вернуться до того, как она успеет прийти в себя. Но он не появился. Приказав кучеру везти ее домой длинной дорогой, Сара откинулась на подушки, желая спрятаться и таким образом избежать возможности встретить кого-нибудь из знакомых. Если бы только она могла ехать час за часом, затаившись в темноте безопасной кареты, подальше от Энтони и ее подруг, которые будут прятать свои ухмылки по поводу ее наивности. Она вспомнила, как дразнили ее те самые юные леди, о которых леди Бретертон говорила столь презрительно.

— Как ты собираешься приручить его, Сара? Привяжешь к ножке кровати? Думаю, если ты намерена выйти за Энтони Бретертона, тебе стоит научиться делиться.

Она не обращала внимания на эти насмешки — так же, как пропускала мимо ушей предостережения мачехи: «Не ожидай слишком многого, Сара. Ты получила его, теперь тебе нужно суметь его удержать».

Она думала, это так просто. Он клялся ей в совершеннейшей преданности, и она ему поверила. Как она могла не верить, когда Энтони смотрел на нее с такой трогательной улыбкой, с такой нежностью в орехового цвета глазах? Но именно так он, должно быть, смотрел на великое множество женщин, и нет сомнения, что не все они были столь наивны и глупы, как она. Но теперь, когда ей пришлось взглянуть правде в глаза, что же ей делать?

Ее учили вести вежливую беседу, играть на клавесине и при случае спеть несколько сентиментальных песенок, правильно поднимать чашку с чаем, эффектно пользоваться веером — атрибуты хорошего воспитания, которые придавали абсолютную уверенность в себе и открывали доступ в высшее общество. Но никто не научил ее, как справляться с подобными ситуациями. Как принять неверность мужчины, которого она любила, — так скоро после их помолвки?

И что еще ужаснее, ложь и уловки, цинизм, с которым этот человек взял у нее деньги, чтобы купить своей любовнице дорогой подарок.

После того как экипаж углубился в бедную часть города, почти неизвестную ей, Сара наклонилась вперед, подперев рукою подбородок, и невидящим взглядом уставилась в окно. А потом, неожиданно охваченная желанием действовать, приказала остановить карету и опустила окно.

— Джереми! Отправляйся на помощь этому джентльмену. Быстро!

В переулке три оборванца окружили мужчину в темно-зеленом камзоле. Его единственной защитой против их палок были собственные кулаки. Юный лакей схватил кнут, который протянул ему кучер, и закричал. Трое нападавших, оглянувшись, поспешили покинуть поле боя, в спешке опрокинув свою жертву наземь. С помощью лакея Сары мужчина с трудом поднялся на ноги. Джереми протянул ему шляпу и показал в сторону экипажа. Незнакомец, пригладив темные волосы, попытался стряхнуть пыль с одежды. Приблизившись к карете, он отвесил Саре элегантный поклон.

И тут ее глаза расширились от изумления.

— Мистер Данси… это вы!

Он ответил ей кривой улыбкой, которую Сара против своей воли нашла привлекательной.

— Я глубоко вам обязан, сударыня. Вам и вашим слугам. Вы поспели вовремя, и ваше вмешательство было очень кстати.

Он выудил из кошелька несколько монет и, вручив их Джереми и кучеру, бросил еще одну монетку мальчишке, державшему коней за повод. Поднеся руку ко лбу, он обнаружил на нем кровь и приложил к ране носовой платок.

— Покорнейше прошу вас, сэр, — встревоженно сказала Сара, — отправиться со мной домой. Необходимо обработать вашу рану.

— Я тоже так считаю. Мой друг доктор проживает в паре минут ходьбы отсюда, я как раз шел к нему. — И когда Сара с сомнением огляделась вокруг, Криспин рассмеялся. — Он вовсе не из этих ваших модных хирургов, в завитом парике и с тростью, украшенной кольцом. И тем не менее, он исключительно искусен. В любом случае, это просто легкая царапина, и она скоро заживет.

— Если вы уверены… мистер Данси, но с вашей стороны было бы предусмотрительно надевать шпагу, если вы часто бываете в этих кварталах.

— О, разумеется, это так. Но я не слишком мудр, кузина Сара. При нашей последней встрече, боюсь, я позволил себе произнести слова, которым лучше было бы оставаться несказанными. Ну а вы в ответ спасли меня от избиения, а может быть, даже от смерти. С вашей стороны это было благородно, Сара. Но голову даю на отсечение, вы меня не узнали.

— А вы полагаете, что если бы я вас узнала, то непременно проехала мимо и бросила здесь? — возмутилась Сара. — В самом деле, сэр, похоже, у вас обо мне сложилось плохое мнение. — И тут она поняла, что он ее просто дразнит. — Мистер Данси, если вы уверены, что я больше ничего не могу для вас сделать…

— То вы отправитесь дальше? Правду сказать, весьма странно повстречать вас здесь. Могу я поинтересоваться, что привело вас в эти места?

— Я… Я хотела подольше не возвращаться домой, чтобы собраться с мыслями. Я была у леди Бретертон.

Глаза Криспина широко раскрылись, а потом он расхохотался.

— Бедная малышка Сара. Эта старая ведьма расстроила вас? Не обращайте внимания. Ваш отец купит вам новое ожерелье, а галантный Энтони нашепчет в ушко комплименты, и у вас снова все будет в порядке.

Щеки Сары вспыхнули, и она изо всех сил вцепилась в край окна кареты.

— Похоже, вы никогда не упустите случая унизить меня, вольно же вам быть таким… таким недобрым. Не могу понять, когда и каким образом я успела вас обидеть.

— Вы обижаете меня своим образом жизни, — сказал Криспин, и его голос неожиданно стал хриплым. — Тем, что вы можете быть такой безразличной, такой беззаботной, что вы принимаете то, что вам дается, без всяких угрызений совести, без тени стыда или вины… — Он приложил платок к кровоточащей ране. — Ну хорошо, похоже, мы больше не встретимся с вами, Сара. Я сегодня уезжаю в Бристоль, а через неделю-другую возвращаюсь в Сассекс. Ссора между мной и вашим отцом слишком серьезна, чтобы ее замять. — Тон Криспина стал мягче, и он печально улыбнулся, слегка скривив губы. — Но невзирая ни на что, я желаю вам счастья, кузина. Думаю, вряд ли буду танцевать на вашей свадьбе, но непременно пришлю вашему первенцу серебряную ложку, чтобы он мог стучать ею по столу.

И прежде чем Сара нашлась, что на это ответить, он повернулся и быстрым шагом двинулся прочь, Сара вдруг заметила, что вокруг них собралась толпа. В окнах верхних этажей виднелись лица, а экипаж окружили нищие. Дрожащими пальцами Сара открыла кошелек и бросила им пригоршню монет. С отвращением она смотрела, как грязные, оборванные создания дерутся на заваленной отбросами мостовой. Она приказала кучеру быстро ехать домой. Сара не помнила, чтобы когда-либо чувствовала себя такой несчастной, хотя ей не в чем было себя упрекнуть…

Дома мачеха нервно вышагивала по вестибюлю, то стягивая, то надевая перчатки.

— Сара, что задержало тебя? Твой отец взял другую карету, а для фаэтона сегодня слишком холодно.

— Мне очень жаль, маман, — устало произнесла девушка. — По дороге я увидела, что на мистера Данси напали грабители.

— Криспин? Где он? Если он ранен, почему ты не привезла его с собой?

— Успокойтесь, сударыня. Он сказал, что рана пустяковая. Я пыталась убедить его поехать сюда, но он отказался и отправился своей дорогой.

Леди Торренс сжала руки:

— О, этот мальчишка! С возрастом он стал даже упрямее, чем был в детстве. Если бы только он довольствовался управлением своим поместьем и не совался в дела, до которых ему нет никакой заботы.

— Он сказал мне, что сегодня же уезжает в Бристоль.

— Бристоль? Еще один порт, где… Говорю тебе, он навлечет на себя еще большие беды. Но, во всяком случае, ни один из кораблей твоего отца не уходит из этого порта.

Сара стояла рядом с мачехой, преграждая ей дорогу.

— Не будете ли вы так добры объяснить мне причину разногласий между мистером Данси и папА?

Леди Торренс бросила тревожный взгляд на резные часы на стене:

— У меня нет времени, дитя. Правду сказать, я уже опоздала. Но ты ничего не сказала о своем визите к леди Бретертон. — Она натянула перчатки. — Не проводишь ли меня к галантерейщику, заодно по пути расскажешь обо всем?

Сара колебалась. Ей очень хотелось кому-нибудь открыться, рассказав все без утайки, и чтобы ей объяснили, как теперь вести себя с Энтони. Но один только взгляд на встревоженное лицо мачехи, на ее тонкие руки, теребящие складки платья и ленты на шляпе, убедил ее, что теперь не время для откровенности. Она двинулась к лестнице.

— Благодарю, но прошу меня извинить. Я хочу закончить сегодня часть вышивки.

У парадной двери леди Торренс обернулась:

— Я чуть не забыла. Мэри Данси прислала мне письмо и еще одно для тебя. Оно лежит там, на подносе. Бедное дитя, боюсь, что она становится все слабее. Иногда я думаю, что мне не стоило выходить замуж за твоего отца, а следовало остаться в Клэверинге. Я не должна была покидать Мэри и оставлять на нее все хозяйство, в особенности из-за Криспина, с которым так трудно ладить. Но она казалась такой сильной и даже в шестнадцать лет проявляла большие способности. О, дорогая, так трудно понять тот предел, до которого простираются чьи-либо обязанности.

— Маман, если вы так торопитесь, может быть, вам лучше отправляться в путь? — твердо сказала Сара.

Забрав письмо, Сара поднялась к себе в спальню Она медленно стащила шляпу, сбросила накидку прямо на пол, положила на кровать перчатки и сумочку И опустилась в кресло у окна.

Карета проехала в широкие ворота, едва не задев двух крепких, но с трудом держащихся на ногах молодцов с испитыми лицами, которые нетвердым шагом брели мимо. До Сары доносились звуки улицы: крики разносчиков, визг собаки, которую пинком отбросили в сточную канаву, пронзительный смех публичной женщины, насмехающейся над группой изящно одетых молодых людей, стоявших через дорогу. Это были повседневные звуки, знакомые с детства. И теперь все вдруг изменилось. Всю жизнь ее ограждали от всяческих неприятностей, потакали малейшим ее прихотям. Леди Торренс никогда ни в чем не упрекнула ее, да и отец делал это крайне редко. В первый раз в своей жизни Сара столкнулась с болью и крушением иллюзий, и причиной этому был тот, кого она любила больше всех на свете.

Девушка горько улыбнулась при мысли, что это Криспин Данси каким-то образом угрожает ее счастью. Но он уезжает из Лондона, и, судя по его словам, вряд ли они когда-нибудь встретятся снова. Несмотря на все его грубые слова, его странную враждебность по отношению к ней, она сумеет его забыть, потому что он для нее ничего не значит. Но того, что сделал Энтони, ей не забыть никогда. Если он смог так поступить сразу же после их помолвки, что же будет, когда они поженятся? Сможет ли она выдержать эту боль, выдерживать ее снова и снова?

Она сжала пальцы и только тут обнаружила, что все еще держит в руках письмо Мэри. Сломав печать, Сара развернула листок, исписанный аккуратными строчками.

«Моя дорогая Сара, — прочитала она безо всякого интереса. — Полагаю, с моей стороны было бы большой самонадеянностью ожидать увидеть вас в Клэверинге. Я столько раз просила тетушку Фебу убедить вас посетить наш дом. Прошло тринадцать лет с тех пор, как вы были здесь последний раз. И тем не менее, я до сих пор помню вас очаровательной хохотушкой пяти лет от роду. Мне тогда было пятнадцать, а теперь мне двадцать девять, и я все еще не замужем и, похоже, так и останусь одинокой. Но я счастлива здесь, в Клэверинге, и не страдаю от болей, и лишь утомительная сонливость теперь все чаще докучает мне. Но если бы вы приехали, милая Сара, я бы собралась с силами и могла бы кататься с вами в коляске и верхом и показать вам все наши очаровательные окрестности. Сейчас уже повсюду видны признаки весны: распустились примулы, слышен птичий щебет, и почки уже совсем зеленые, а море такое синее. Должно быть, у вас достаточно всяких развлечений, и нет сомнения, что вы не захотите оставить лорда Бретертона. Более того, боюсь, что у нас в деревне мало что может соответствовать изощренным вкусам такого джентльмена. Простите меня за мою сентиментальность. Но я так долго лелеяла мечту, что однажды увижу дитя, которое превратилось в женщину, и снова услышу в нашем доме ваш смех».

Сара еще раз пробежала глазами письмо, потом медленно сложила его и поднялась с кресла. Долгих пять минут она смотрела в окно, пытаясь разобраться в собственных мыслях. А потом быстро прошла к двери и дернула шнурок звонка. Когда ее горничная, запыхавшись, прибежала на зов, Сара уже стояла у платяного шкафа.

— Ты ведь из деревни, Берта? — спросила она. И, не дожидаясь ответа, добавила с подчеркнутым легкомыслием: — Будь так добра, пересмотри мои платья и отбери те, которые, по твоему мнению, больше всего подойдут для визита в помещичий дом в Сассексе.