Прелюдия любви

Глава 5

Поднимая глаза от вышивания, Мэри сказала:

— Дорогая моя, если ты не против, завтра тебе необязательно сидеть целый день взаперти. Ведь ты выходишь из дому, только когда идешь в церковь.

— Погода не благоприятствует тому, чтобы стремиться на воздух, — заметила Сара. — Все время так ветрено и холодно.

— И тем не менее, — мягко настаивала Мэри, — тебе нужна смена обстановки, даже если это будет всего лишь поездка в Чичестер. Криспин отправится с тобой.

— Я могу взять Берту. Уверена, что Криспин слишком занят.

Мэри вздохнула:

— В самом деле, он слишком много времени проводит в библиотеке. Боюсь, он для тебя — неважная компания.

Сара положила ладонь на руку Мэри:

— Ты для меня самая подходящая компания. Мне кажется, ты достаточно оправилась, чтобы мне не нужно было перед тобой притворяться.

— Притворяться? Зачем бы тебе это понадобилось?

— В Лондоне… — Сара, нахмурившись, смотрела на свое шитье. — Ты ведь никогда не бывала в лондонском свете?

— Нет, и никогда не хотела. Я чувствую себя совершенно счастливой здесь, в Клэверинге.

— В таком случае я сомневаюсь, что ты поймешь. Предполагается, что девушка моего положения должна все время состязаться с другими в том, чтобы иметь самое элегантное платье, лучше всех уложенные волосы, самое большое число кавалеров. Когда-то я думала, что все это — из-за мужчин, которые борются за руку женщины. Но на самом деле… Знаешь, я ни секунды не знала покоя, пока Энтони не посватался за меня.

Мэри снисходительно улыбнулась ей:

— Но в конце концов ты его получила.

— О да, — непринужденно ответила Сара.

Ей так хотелось сказать правду, произнести: «Нет, не я получила его. Мой отец купил его для меня». Но она дала Криспину слово. И даже если бы она этого не сделала, она верила, что в любом случае сумела бы преодолеть искушение свалить все свои беды на слабые плечи Мэри.

Три дня она не отходила от Мэри, сидя либо в спальне у ее кровати, либо рядом с кушеткой в гостиной. Она читала книги девушке, пела ей, играла на клавикордах и развлекала ее лондонскими сплетнями. Стоило ей войти в комнату, как глаза Мэри начинали светиться и улыбка трогала ее бледные губы. И только когда Дебора и Эдвард приходили с визитом или Криспин желал посидеть с сестрой, Саре удавалось немного прогуляться по длинной галерее, окружавшей дом по всей длине и увешанной от пола до потолка фамильными портретами Данси.

Мэри отложила работу.

— Ну вот, темнеет, и я больше не могу ничего делать. Не поиграешь мне немного — до того, как придет время зажечь свечи?

— Охотно. Что бы ты хотела послушать?

— Ту маленькую песенку, которую ты напевала, когда мы возвращались с пляжа. Я не запомнила всех слов, но там было что-то о том, что настоящая любовь любое время года превращает в лето. — Она жестом указала на залитую дождем террасу и рассмеялась. — Я думаю, чтобы поверить этим словам, человек должен любить очень глубоко.

Сара уселась за клавикорды. Она без труда припомнила ноты и слова. И тем не менее, ее пальцы двигались по клавишам не слишком уверенно, а ее голос немного дрожал, пока она пела. Память унесла ее из этой маленькой, отделанной панелями комнаты, в которой в гаснущем свете сгущались тени, в освещенную канделябрами гостиную родного дома. Она так же, как сейчас, сидела за клавикордами, правда, инструмент был более современным. Энтони стоял рядом с ней, переворачивая листы нотной тетради, то и дело на мгновение задерживая свою руку у ее обнаженного плеча. Когда песня закончилась, он наклонился и прошептал ей на ухо: «Для нас всегда будет лето, моя маленькая Сара. И ты будешь моим солнцем, которое светит ярче, чем настоящее». В тот вечер он сделал ей предложение. Она думала, что ее жизнь и вправду превратится в вечное лето.

Сара прервалась на середине фразы и закрыла лицо руками. Встревоженный голос Мэри вернул ее к действительности:

— Сара, что случилось? Разве ты не можешь мне все рассказать?

Сара подняла голову:

— Прости меня. Я просто на минуту забыла слова.

— Дорогая моя, — мягко сказала Мэри, — я не случайно спросила тебя. Если ты хранишь молчание из-за меня…

Сара перебила ее неестественно резким голосом:

— Ты ошибаешься. О чем мне хранить молчание?

— Ты только что сказала, что тебе нет нужды притворяться передо мной. И тем не менее, я думаю, что именно это ты сейчас и делаешь. Если не хочешь говорить мне о том, что тебя тревожит, не надо. Но молю тебя, не думай, что я поверю, что у тебя все хорошо. Я чувствовала, что ты страдаешь, с той самой минуты, как ты приехала. Ты ведь нуждаешься в утешении, разве не так? И вместо того чтобы предложить тебе помощь, которая в моей власти, я опираюсь на твою силу, принимаю…

— Все так, как и должно быть, — быстро сказала Сара.

Она поднялась со стула у клавикордов и встала у окна, глядя на колышущиеся под ветром деревья. Вот он, настал миг искушения, о котором она думала и которое преодолевала. Ей нужно лишь опуститься на колени рядом с Мэри и все высказать, услышав в ответ слова понимания и сочувствия.

И тут раздался голос Криспина — так ясно, словно он в эту самую минуту прозвучал в комнате: «Даете ли вы мне слово? Я верю, что вы сдержите свое обещание».

Она распрямила плечи и крепко сжала руки:

— Поверь мне, нет ничего такого, о чем тебе хоть сколько-нибудь стоило бы тревожиться. У меня есть одна проблема, это правда. Эта проблема касается только меня, и о ней не стоит даже беспокоиться — во всяком случае, до тех пор, пока я не вернусь в Лондон. Теперь ты удовлетворена?

Она обернулась, принужденно улыбаясь и глядя на Мэри ясными глазами. В дверях стоял Криспин. Она не могла сказать, как долго он пробыл здесь. На лице его было написано безразличие. В руках он держал письмо.

— Я не слышала, как подъехал почтальон, — сказала Мэри. — Кому это письмо?

— Саре. Рука тетушки Фебы.

Пытаясь скрыть разочарование, Сара спросила:

— Только одно?

— Боюсь, что так. А вы ожидали другого?

— Я думала получить весточку от Энтони.

Криспин пожал плечами:

— Некоторые мужчины не мастера писать.

— Криспин, зажги свечи, чтобы Сара могла прочитать письмо, — попросила Мэри. — Может быть, там найдутся новости о лорде Бретертоне, которые ей не терпится узнать.

Но в письме не было ни слова об Энтони. Леди Торренс прислала две страницы банальностей — таких же, как те сплетни, которые она пересказывала за чаем. Сара нетерпеливо пробежала их глазами, пока не дошла до последней части.

«Говорят, что лорд Стернер — рогоносец, и он угрожает вызвать обидчика на дуэль, если только сумеет открыть его имя. Я уверена, что в вашем сонном Сассексе ничего такого интересного не происходит. Когда я вспоминаю, как тоскливо было в Клэверинге, то думаю, что ничуть не удивлюсь, если ты вернешься раньше, чем это письмо доберется до тебя».

Она перечитывала последнюю часть до тех пор, пока слова не начали сливаться друг с другом. А потом, чувствуя, что за ней следят, Сара произнесла с удивившей ее саму легкостью:

— Я прочту вам, что пишет матушка. В ее письме нет ничего особо личного.

Когда она закончила читать, Криспин насмешливо спросил:

— Вы тоже находите, что тут очень тоскливо? Вероятно, через день-другой нам предстоит разлука с вами?

Сара сложила письмо. Она подумала, что мачеха — в своей раздражающе неопределенной манере — предостерегает ее, более того, советует вернуться как можно скорее.

— Если только вы желаете моего отъезда, — холодно ответила Сара. — Я же пока не испытываю желания вернуться в Лондон. — Она заставила себя улыбнуться, взять более легкомысленный тон. — Кроме того, я пообещала Мэри, что научу ее танцевать новомодную джигу, когда она в достаточной степени окрепнет. А ведь обещания надо выполнять, разве не так, кузен Криспин?

Он ответил, пристально глядя ей в лицо:

— Я не сомневаюсь, что вы их всегда исполняете, Сара, и всегда будете исполнять.

Теперь она знала, что он слышал, как она отклонила попытку Мэри разговорить ее, и должен был понять, что искушение нарушить слово было чрезвычайно сильно, но она устояла. Наконец-то она сделала что-то, заслуживающее его одобрения. Мысль об этом подействовала на нее успокаивающе, смягчая пронзительную боль из-за молчания Энтони. Теперь ей захотелось оказаться в одиночестве, чтобы повнимательнее прочитать письмо леди Торренс.

— Если вы немного побудете с Мэри, — сказала она, — я смогу пойти в библиотеку и написать маме ответ, чтобы отослать его со следующей почтой.

Она уже сидела за большим столом, неотрывно глядя на загадочное сообщение о лорде Стернере, когда дверь открылась и вошел Криспин. Он нес поднос с двумя стаканами и бутылку, которую поставил на столик у камина. Когда он повернулся к Саре, его лицо вдруг удивительно напомнило ей лицо Мэри. Та же мягкость губ, та же доброта в глазах. Даже в голосе звучала теплота, столь свойственная его сестре.

— Простите меня за вторжение. Но мне показалось, что в письме тетушки Фебы было что-то, что вас огорчило, и это вдобавок к разочарованию оттого, что вы не получили письма от лорда Бретертона. — Он налил вина, поднял стакан. — Идите присядьте у огня. Я вижу, вы продрогли.

Принимая у него стакан, Сара увидела, что ее рука и вправду дрожит. Она быстро проглотила вино, и он мгновенно наполнил стакан снова. Сара уселась в большое кожаное кресло, кресло, созданное для мужчины, в котором она сразу почувствовала себя маленькой.

— Вы очень добры, — пробормотала она.

— Сейчас — может быть. Но я не всегда такой, не правда ли, маленькая кузина? Временами вы считаете, что я чрезмерно неучтив.

— Я иногда не понимаю, почему вы так себя ведете, — признала Сара. — Ваши настроения меняются так быстро. Например, тот день, на пляже. Мы так весело проводили время, и вдруг вы…

— А, это. — Криспин поставил стакан и сел так, чтобы его лицо оказалось в тени. — Поверьте мне, Сара, я не имел намерения прервать ваше веселье. Только на одно мгновение, когда вы распустили волосы и стали смеяться, и…

— Полагаю, я напомнила вам мою мать?

Сара услышала, как он шумно втянул воздух.

— Нет. О нет. Это было нечто совсем иное. Вы не были… — Он наклонился вперед, сжав коленями сплетенные руки. — Сара, я не так проницателен, как Мэри. И тем не менее, я тоже заметил какую-то тревогу в вашем лице — в особенности когда вы думаете, что вас никто не видит. Я принудил вас отказаться от утешения или совета, которые могла предложить вам Мэри. Может быть, я каким-то образом могу вам помочь?

Совершенно сбитая с толку такой переменой, Сара быстро выпила остаток вина и несколько неуверенно поставила стакан. Свет канделябров покачивался у нее перед глазами.

Наконец она спросила:

— Вы знакомы с лордом Стернером?

— Я встречал его пару раз у Элмаков.

— Он искусный фехтовальщик, великолепно владеет пистолетом?

— Думаю, он хорошо владеет и тем и другим. Похоже, они ему понадобятся, если он желает защитить честь своей жены.

Сара уловила в его голосе нотку сарказма.

— Леди Мария — она… очень красивая?

— Да, и в самой волнующей манере. Меня такой тип женщин не привлекает.

Сара мельком подумала о Деборе. Нет сомнений, описывать ее в подобных выражениях никому бы и в голову не пришло.

Криспин спокойно заговорил снова:

— Почему вы задаете эти вопросы?

Дрожь пробежала по телу Сары. Криспин снова наполнил ее стакан, и она выпила, благодарная за тепло, которым согревали ее вино и огонь.

— Потому что… — Она посмотрела на хозяина дома. В его глазах все еще светилась доброта. — Криспин, если я расскажу вам, вы должны поверить, что я не предаю этим Энтони, что я не открою вам ничего такого, о чем не знала бы, как я догадываюсь, половина лондонского света.

Он ждал в молчании, пока Сара встанет и возьмет со стола письмо леди Торренс. Сейчас слова разобрать было трудно, но их смысл уже отпечатался в ее сердце, так что она могла прочесть без труда. «Говорят, лорд Стернер — рогоносец и угрожает вызвать обидчика на дуэль». Она положила письмо и сказала тихим голосом:

— Этот человек — Энтони.

Криспин не выказал ни малейшего удивления.

— Да. Я знаю.

— Вы знаете? Откуда?

— Эту интрижку обсуждали в кофейнях еще до того, как я уехал из Лондона. В тот день на Беркли-стрит, когда Бретертон помог вам спуститься с вашей кобылы и вы, судя по всему, наслаждались в его объятиях… Вы думали, меня шокировало ваше поведение, не так ли? Но нет, я просто испытывал сильнейшее искушение дать ему пощечину.

— Но почему?

— Его видели в тот самый день, поутру, покидающим дом Стернеров. А лорд Стернер был в отъезде.

— В то утро? В первый же день после нашей помолвки?

— Боюсь, что так, Сара. Я никогда не заговорил бы с вами об этом, если бы вы не дали понять, что знаете об этом. Лорд Бретертон сам рассказал вам?

— Нет. Его мать. Она назвала меня дурой, потому что я верила в искренность его чувств. В самом деле, я была очень глупа. Но, вы понимаете…

Криспин придвинул стул ближе и взял ее руку в свои:

— Расскажите мне.

Сара не знала, было ли то действие вина, а может быть, ей вдруг показалось, что он обладает той же добротой, что и его сестра, что он сдержит обещание и постарается ее понять, но она рассказала ему все, о чем хотела поведать Мэри. Она понимала, что ее речи слишком наивны. И тем не менее, в его глазах не было ни насмешки, ни презрения, которое она видела в них раньше. Его руки, сжимавшие ее пальцы, были теплыми и сильными.

Когда она замолчала, Криспин сказал очень мягко:

— Бедная малышка Сара. И я говорил, что у вас нет сердца. Простите меня, я не заглянул достаточно глубоко.

И она спросила, причем голос ее звучал словно чужой:

— Что же мне делать?

Отпустив ее руки, Криспин встал, облокотившись на каминную полку.

— Вы все еще любите его?

Потрясенная, она ответила:

— Ну конечно. Человек не может измениться только потому… — И под его проницательным взглядом Сара запнулась. — Криспин, я дала ему слово.

— Вы объявили о помолвке, но не давали брачной клятвы. Помолвку можно разорвать.

Сара взглянула на него:

— И это произносите вы? Вы ведь сами говорили мне…

— Что вы никогда не нарушаете своего слова? Да, я знаю. И хоть сейчас готов засвидетельствовать, что вы оправдали мое доверие. Но тут совсем другое дело. На карту поставлена вся ваша будущая жизнь, ваше счастье. Ваш приезд в Клэверинг — это бегство, разве не так? Вы решили спрятаться от проблем, с которыми столкнулись? Но вы не сможете делать так вечно, Сара. Вы должны спросить себя, любите ли вы Энтони настолько глубоко, чтобы простить эту слабость, или найти в себе достаточно мужества, чтобы согласиться, что эта ситуация будет повторяться снова и снова. Когда вы выходите замуж, Сара, вы должны быть готовы к тому, чтобы принимать мужа таким, каков он есть, а не таким, каким вы хотели бы его видеть.

— Вы бы простили Дебору?

Он не ожидал такого вопроса, но ответил достаточно спокойно:

— Такая ситуация едва ли может возникнуть.

— Я не имею в виду точно такие же обстоятельства, — хрипло сказала Сара. — Но смогли бы вы, любя ее, не замечать ее слабостей?

— Мне не с чем сравнить.

— Вы хотите сказать, что у Деборы нет слабостей?

— Нет, я имел в виду не это. — Криспин ногой подтолкнул в огонь полено. — Не каждый мужчина любит женщину, на которой собирается жениться, Сара. Разве вы этого не поняли?

Она посмотрела ему в глаза и спросила в каком-то оцепенении:

— Насколько я могла заключить из вашего замечания, вы не влюблены в Дебору?

— А разве у вас сложилось впечатление, что влюблен?

Сара подумала, что ей не стоило пить так много вина. У нее кружилась голова, а голос звучал так, словно говорил кто-то другой. Пытаясь сохранить связность речи, она произнесла:

— Как я теперь понимаю, вы проявляли куда больше нежности к Мэри. В таком случае… в таком случае действительно бесполезно просить вас решить мою проблему, не так ли?

Поднявшись на ноги, девушка покачнулась, и ей пришлось ухватиться за руку Криспина, чтобы не упасть.

— Никто не сможет решить проблему за вас, Сара, — спокойно ответил Криспин. — Вы столкнулись с ситуацией, в которой все богатство вашего отца, все ваши слуги и экипажи, платья и украшения, изысканные безделушки, которые наполняют вашу повседневную жизнь, ничем не могут помочь. И даже Мэри не сможет помочь вам. Вы выбрали Бретертона, прекрасно зная, что это за человек. Он не изменится. Это придется сделать вам. — И он крепче сжал ее руку, поддерживая ее. — И вам придется сделать это, Сара, если вы хотите иметь хоть немного душевного покоя. Я вижу, что предвзято судил о вас, вы похожи на свою мать, во всяком случае в том, что вы, как и она, чувствительны к боли. Я прошу прощения за все, в чем винил вас.

Сара подняла голову и пытливо вгляделась в его лицо:

— Никогда не видела человека, который менялся бы так быстро, как вы, Криспин. Я… я совершенно вас не понимаю. Но я очень рада, что теперь вы обо мне более высокого мнения, я в самом деле очень рада.

Она запуталась и лишь немного удивилась тому, что его доброе мнение, похоже, оказалось для нее предметом величайшей важности, даже более важным, нежели тот факт, что она ни на шаг не приблизилась к решению проблемы с Энтони. Но об этом сегодня вечером она думать не станет, об этом она подумает завтра.

К следующему утру распогодилось. Дебора появилась сразу после завтрака и принесла с собой охапку книг.

— Нет сомнения, что это чтение на много часов займет Мэри, — сообщила она Саре. — Как она?

— Думаю, все так же. Для нее огромное облегчение, что ее перестали донимать кровопусканиями и слабительными, из-за которых, как говорит сама Мэри, она чувствовала такую слабость.

— По мнению Эдварда, ее проблема не в излишке, а, напротив, в недостатке крови. Могу я подняться к ней?

Озадаченная подобным вопросом Сара ответила:

— Не в моей власти давать вам разрешение, мисс Трехерн.

— Разве она не ваша подопечная?

Дебора улыбалась, но в ее голосе прозвучала особая нотка, которая делала ситуацию не такой уж забавной.

— Я лишь гостья в этом доме, — твердо отвечала Сара. — Я делаю для Мэри, что могу. Ваше положение, несомненно, куда более прочное.

Дебора окинула ее долгим, оценивающим взглядом.

— Вы намекаете на то, что в один прекрасный день я стану хозяйкой Клэверинга?

— Естественно. Все, что я вижу, лишь укрепляет меня в этой мысли. Разве это не правда?

— Абсолютная правда. Разве что Криспин передумает. От мужчин всего можно ожидать, сами знаете. Правда, что касается этого вопроса, женщины тоже хороши. Вы возвращаетесь в Лондон?

Застигнутая врасплох столь неожиданным вопросом, Сара ответила:

— Пока нет. Мэри была так добра, что позволила мне еще немного развлечь ее.

Брови Деборы слегка приподнялись.

— Вы полагаете, что развлечение является наилучшим способом позаботиться о ней?

— Почему бы и нет? Ведь ваш брат настоял, чтобы она отдыхала и не отягощала себя домашними обязанностями.

— Но он не давал ей приказа вести бездумное существование. Мне кажется, сейчас она получила превосходную возможность изучить некоторые работы по философии. Например, эти. — Дебора указала на принесенные с собой книги. — Я хотела сегодня утром посидеть с ней и обсудить некоторые вопросы филантропии, которыми я занимаюсь в последнее время.

— Должно быть, вы думаете, что часы, проведенные в моем обществе, — это потраченное впустую время, сударыня? Я рассказываю ей глупые анекдоты и пою дурацкие песенки. Они заставляют ее смеяться.

— Я так и думала. Но мне кажется, что смех следует оставлять на пороге детства.

Глядя, как она поднимается по лестнице, Сара уже не сомневалась, что у Деборы Трехерн не может быть никаких слабостей. Как, должно быть, трудно жить с нею рядом. Но, с другой стороны, Криспина едва ли можно назвать веселым человеком. Бедняжка Мэри. Вряд ли в Клэверинге будет часто звучать смех после того, как Криспин приведет сюда Дебору в качестве жены.

Пожав плечами, потому что ей, в конце концов, не было никакого дела до будущего Клэверинга, Сара отправилась искать свою горничную и обнаружила ее за уборкой постели.

— Берта, ты умеешь ездить верхом?

— Думаю, что да, сударыня. С сенокоса я всегда возвращалась сидя на лошади. Я совсем не боюсь лошадей.

— Хорошо. Я видела в конюшне пони, на вид он очень спокойный. Попрошу у мистера Данси разрешения взять его, чтобы ты могла прокатиться со мной к морю.

Сияющее лицо Берты, особенно после сурового облика Деборы, было для Сары словно солнечный свет в непогожий день. Стаскивая платье, она велела горничной подать ей черную амазонку.

— А ты можешь надеть мою зеленую, — добавила она.

— О, сударыня, — засмеялась Берта.

— Что такого смешного я сказала?

— Мисс Сара, вы посмотрите на себя, а потом на меня.

— Да, я вижу. — И Сара рассмеялась вместе с Бертой при мысли о том, что будет, если они попытаются втиснуть пышные формы девушки в костюм, сшитый по ее крошечной мерке.

— Мисс Трехерн, разумеется, не одобрит нашу затею, — сказала наконец Сара. — Боюсь, мисс Данси предстоит пережить весьма мрачное утро.

Лицо Берты затуманилось.

— Ей станет лучше, сударыня?

— Я горячо молюсь об этом. С помощью нового лечения, назначенного доктором Трехерном…

— Если она поправится, это будет заслугой не одного только доктора. Это случится еще и благодаря вам, мисс Сара. Правда-правда, не одна я так говорю. В комнате для слуг обсуждают, сколько перемен вы принесли с собой. Мисс Данси всегда хотела иметь сестру, и похоже, что младшую сестру. Она помнила о вас с тех самых пор, как вы гостили тут много лет назад, и часто о вас говорила. Слуги твердят, что, когда она услышала, что вы приезжаете, радовалась как ребенок и выходила во двор, чтобы убедиться, что все в должном виде.

«А ведь я была готова повернуть назад — после того разговора с Трехернами на постоялом дворе», — думала Сара. Криспин был прав. Она была эгоистичной, бездумной и всегда считала, что все на свете существует только для нее. Но все же что-то изменилось в ней за это время. Сара на это надеялась.

Нарядившись в черную амазонку, сшитую по последней моде, Сара спустилась вниз, чтобы поискать Криспина. Тот стоял на террасе, глядя, как грачи ссорятся в высоких вязах. Когда Сара подошла к нему, он с удивлением посмотрел на нее:

— Я думал, вы поехали в Чичестер.

— Это была идея Мэри. А я предпочитаю снова покататься по пляжу.

— Кто вас сопровождает?

— Берта испытывает огромное желание поехать со мной. Я думаю, что вы позволите ей прокатиться на белом пони?

— Разумеется, она может взять его. Кто еще поедет с вами?

— Больше никто. Я уверена, что сумею найти дорогу.

Он с неудовольствием в голосе обратился к Саре, словно говорил с ней как с ребенком:

— Моя дорогая кузина, неужели вы могли предположить, что я позволю вам отправиться гулять верхом через места, которые совершенно вам незнакомы и таят всяческие опасности?

— Какие, например? — спросила Сара, ее уверенность пошла на убыль.

Криспин снова смотрел на грачей.

— Топи. Дикие кабаны. Контрабандисты.

— Контрабандисты!

— Конечно. Это побережье славится незаконной торговлей.

— Но… но они ведь не осмелятся появиться при свете дня, и в любом случае…

— И в любом случае, они не причинят вам вреда? — Криспин повернулся к ней. — Я полагаю, ваши богато разукрашенные шпоры сделаны из серебра. На пальце у вас великолепный топаз и еще один — в броши. И даже пряжка, удерживающая перо на вашей шляпе…

— Криспин, умоляю вас прекратить. Вы уже достаточно меня напугали. Даже в сопровождении грума…

— Я не имею намерения посылать с вами грума.

— Значит, я не могу ехать? — спросила Сара, пытаясь скрыть разочарование, прозвучавшее в ее голосе.

Над головой раздавалась яростная перебранка грачей. Криспин поднял голову и посмотрел на кричащих птиц.

— Мне нужна постоянная тренировка, — обронил он как бы между прочим, — так же, как и моему коню. Мы оба с радостью вдохнем соленый морской воздух.

— Вы хотите сказать?.. Криспин, я думаю, вы меня дурачите. Вы с самого начала собирались поехать со мной.

Он улыбнулся ей сверху вниз.

— Конечно. Пойду прикажу седлать лошадей.

Сара положила руку ему на локоть.

— Но Дебора здесь. Разве она не захочет поехать с нами?

Криспин бросил взгляд на окно сестринской спальни.

— Дебора занята тем, что она любит больше всего на свете, — она творит добро, хотя я и не уверен, что Мэри… — Он резко прервал речь и, помолчав, продолжил: — Для Деборы море — вещь за пределами понимания, поэтому ее следует избегать.

— Но ведь это трудно понять? Мне оно показалось совершенным и прекрасным. Может быть, берег выглядит несколько диким и безлюдным. Но для меня в этом — часть его очарования.

— Странно слышать подобные речи из уст женщины, которая выросла в городе. А я-то думал, что вы станете скучать по шумному Лондону.

— Вроде того сбежавшего джентльмена самого что ни на есть разбойничьего вида? — со смехом продолжила Сара.

Криспин ответил ей насмешливым поклоном.

— Временами я ловлю в ваших глазах выражение, которое заставляет меня думать, что вы предпочли бы предоставить меня моей судьбе.

— Неужели я выгляжу такой злой?

— Да. И боюсь, что у вас есть для этого основания. Я ведь наговорил вам много дерзостей, разве не так, Сара?

— Одно время я так их и воспринимала. А теперь начинаю верить, что это правда. С другой стороны, было бы весьма приятно получать от вас комплименты, хотя, если бы это случилось, я, вероятно, лишилась бы чувств от изумления.

— Не сомневаюсь, что за всю свою жизнь вы выслушали достаточно комплиментов. И разве вам недостаточно восхищения Бретертона, что вам понадобилось еще и мое?

Сара отмахнулась, ожидая последующих насмешек. Когда же он, наконец, сказал ей, что она выглядит очаровательно — в чем также уверяли ее Берта и собственное зеркало, — Сара неожиданно почувствовала себя задетой. А потом вспомнила, что в качестве будущей жены Криспин избрал Дебору Трехерн — высокую, элегантную, возвышенную. Очевидно, сама она была тоже не в его вкусе, как и волнующая леди Стернер.

И Сара твердо сказала:

— Я прогуляюсь вокруг газона, пока вы сходите за лошадьми.

Криспин взял ее за плечи и повернул к себе лицом. Его улыбка, всегда вызывавшая в ней страх, сегодня почему-то показалась привлекательной. Она с изумлением услышала, как он тихо заговорил:

— Сара, маленькая кузина Сара, как же легко вас поймать. А что бы вы хотели от меня услышать? Что ваши щеки похожи на лепестки розы, что ваши глаза как сапфиры…

— Нет, Криспин. Такие выражения то и дело используют молодые люди в Лондоне — молодые люди вроде Энтони. От вас…

И она покачала головой, не в силах закончить фразу.

— От меня вы ожидаете правды, не так ли? Очень хорошо. Сегодня утром вы выглядите словно избалованный ребенок, не желающий становиться взрослым, и я не могу представить ничего более занятного, нежели на все утро отправиться с вами кататься на пляж. Теперь вы удовлетворены?

Краска залила щеки Сары. Следовало бы меньше болтать! — подумала она и подняла глаза:

— Удовлетворена в полной мере, Криспин. Благодарю вас.

Наконец, он ее оставил и отправился в конюшни. Отмеряя шаг за шагом по газону, Сара напевала под нос песенку. И тут, как в то утро на Беркли-стрит, она почувствовала на себе чей-то взгляд. Сара обернулась. В открытом окне спальни Мэри стояла Дебора Трехерн, глядя вниз, а ее длинные пальцы барабанили по подоконнику, выдавая смятение, так непохожее на ее обычное непобедимое спокойствие.

— Мне нет нужды спрашивать, понравилась ли тебе прогулка, — сказала Мэри, когда Сара по пути к себе заглянула в ее спальню. Ей еще следовало переодеться к обеду, который в Клэверинге подавали в три. — У тебя так разрумянились щеки, а глаза так и сияют! Уверена, что прогулка пошла тебе на пользу.

— Ты права. Это было чудесно. А Берта — она бы тебя просто поразила. Похоже, раньше она если и каталась верхом, то только на широкой спине фермерской лошади вместе с остальными детишками. Она три раза упала с белого пони. Терпеливое создание стояло и дожидалось ее, и она всякий раз подтыкала юбки и взбиралась на лошадь прежде, чем Криспин успевал ей помочь. Думаю, что эту девушку ничем не испугаешь, хотя она все-таки нервничала, как и я поначалу, когда мы въехали в море. — При воспоминании об этом Сара улыбнулась. — Ее вопли распугали всех морских птиц. Они поднялись в воздух и стаей летели за нами. Как бы я хотела, Мэри, чтобы ты тоже была с нами. Это тебя бы по-настоящему взбодрило.

Девушка улыбнулась:

— Я вижу все это твоими глазами. А Криспин был вежлив с тобой?

— Чрезвычайно. Теперь, когда я лучше его узнала, он меня меньше пугает.

Глаза Мэри расширились.

— Отчего тебе бояться Криспина? Он ни одной женщине не нанес ни малейшей обиды.

— Я не то имела в виду. Это трудно объяснить, но он часто заставлял меня чувствовать… Но это не имеет значения, теперь мы — лучшие друзья. Расскажи мне, как прошло утро.

Лицо Мэри напряглось.

— Мы с Деборой упражняли мой интеллект. Она очень добра, но, видимо, не осознает, что не одно только мое тело страдает от слабости. Пока я не окрепну, боюсь, не смогу размышлять так напряженно.

— Ты не сказала ей об этом?

— Я никогда не пыталась говорить Деборе о чем бы то ни было, Сара. Она очень сильная личность, как ты, должно быть, уже поняла. Раз уж ей предстоит вскоре стать здесь хозяйкой, будет лучше, если мы не будем раздражать друг друга.

— В таком случае я поговорю с ней. Этого делать не следует. Правда, она считает, что я слишком много на себя беру. Я попрошу Криспина сказать ей. Он тоже не желает, чтобы тебя утомляли философией. — Сара взяла одну из книг, лежащих у кровати. — «Нерушимые обязанности мужчины», — прочла она вслух.

Мэри вздохнула:

— Дебора говорит, что, может быть, ты захочешь понемногу читать мне каждый день.

— Невозможно придумать ничего более нудного. — Сара перелистала несколько страниц. — «Это должно занимать все помыслы мужчины, находящегося в полном расцвете сил. Это не…» — Сара замолчала и наклонилась, чтобы подобрать два листка бумаги, выпавшие из книги.

— Что там такое? — спросила Мэри.

— Сама не знаю. — Сара стала разбирать верхние строчки. Увидев имя адресата, она принялась читать внимательнее.

— Что бы там ни было, — заметила Мэри, — оно, похоже, тебе не по душе.

Сара решительно сложила два найденных листка и быстро отвернулась, чтобы Мэри не могла видеть ее лица.

— Я полагаю, это бумаги, которые мисс Трехерн забыла вынуть из книги. Я верну их ей за обедом. А теперь, простишь ли ты меня, если я тебя оставлю? Мне нужно переодеться.

— Конечно, моя дорогая. Должно быть, ты очень голодна. Я думаю, к обеду будет говяжья лопатка и пирог с голубиным мясом. Хотелось бы мне, чтобы хоть что-нибудь вызывало у меня аппетит.

Сара замерла у двери:

— Пообещай мне, что ты съешь все, что тебе пришлют, в особенности мясо.

— Я постараюсь. Но только потому, что ты меня просишь.

Открывая дверь, Сара послала ей воздушный поцелуй. А потом чуть ли не бегом бросилась к себе в комнату, разложив бумаги на столе. Почерк был аккуратным, каждое слово отделено от другого ровными промежутками, словно писавший изо всех сил старался, чтобы посланная им информация была понята совершенно ясно.

«РАПОРТ

об условиях, существующих на большинстве кораблей для перевозки рабов, стоящих на приколе в портах Лондона и Бристоля

Нижеследующее есть рапорт о помещениях и условиях, в которых рабы перевозятся с Гвинейского побережья в Вест-Индию, сопровождаемый отчетом о беседах с членами экипажей кораблей, описывающих жестокое обращение, с которым сталкиваются несчастные негры во время морских перевозок.

1. «Турецкий принц». Обследован на реке Темза, в Кравесенде, марта 1772-го. Капитан Оуэн Тейлор. Владелец — сэр Уильям Торренс. Корабль водоизмещением около 200 тонн, 85 футов в длину, 25 футов в ширину, способен перевозить 300–350 рабов…»

С начала обеда и до самого конца слова рапорта горели в ее сердце так, что Сара едва притронулась к еде. Несколько раз она ловила на себе взгляд Криспина, замечала выжидающее выражение его лица и только тогда осознавала, что не услышала обращенного к ней замечания. Как только обед закончился, Сара пожаловалась на сонливость, навеянную морским воздухом, и удалилась в спальню.

И снова, со все возрастающим ужасом, она перечитала рапорт. Она отказывалась верить хотя бы единому слову. Что ей теперь делать? Подождать, пока Мэри проснется, положить бумаги обратно между страницами книги и притвориться, что она не читала этой отвратительной лжи о своем отце? Или вызвать на разговор Дебору Трехерн и потребовать объяснений? Она лежала на кровати ничком, и беспорядок, царивший у нее в голове, не позволял ей расслабиться и отдохнуть.

Поднявшись, она натянула плащ, на цыпочках спустилась вниз и выскользнула через боковую дверь. В высоких вязах грачи все еще ссорились из-за своих гнезд. Поднявшийся ветер усиливал крики птиц — на фоне темнеющего неба их силуэты походили на куски горелой бумаги. Сара брела через лес, тянувшийся позади дома, не обращая внимания на шипы ежевики, впивавшиеся в юбку, на рассыпавшиеся по плечам волосы. Скрип ветвей у нее над головой и серые штормовые облака, бегущие над крышей Клэверинга, как нельзя лучше соответствовали ее мрачным мыслям и чувствам.

В ее сознании молотом стучали слова, сказанные недавно Эдвардом Трехерном: «Ваш отец вовлечен в африканскую торговлю — самое сатанинское дело, какое когда бы то ни было совершалось на земле».

Перед ее невидящими глазами вспыхнула недавняя сцена. Бальная зала у них дома, перепуганный негр на коленях перед Криспином, ее отец, приказывающий, чтобы этого человека увели. И смеющийся Энтони рядом с ней.

— То, что я прочла, не может быть правдой, не должно быть правдой, — громко сказала Сара.

Она все шла и шла, не замечая ни направления, ни времени, пока в конце концов не поняла, что заблудилась. Закатные лучи проникали в лес, от усыпанной листьями земли поднималась сырость. Сара попыталась двинуться обратно по своим следам. Но дорожки не было. Она припомнила предостережения Криспина, как опасно выходить одной: контрабандисты, дикие кабаны. Стоило теперь треснуть сучку или веточке, стоило чему-то зашуршать в подлеске, как сердце Сары начинало бешено колотиться. Ей хотелось кричать, звать на помощь, но она словно онемела.

А потом сквозь ветви деревьев она разглядела дымок из высокого камина Клэверинга. Сара пустилась бегом, зацепилась ногой за корень и рухнула как подкошенная. И прежде чем она успела подняться, кто-то схватил ее за руку. Ее крик оказался слабым и почти неслышным.

Сара принялась колотить вокруг себя руками в попытке вырваться. Над ней стоял человек — самый черный из всех, кого она когда-либо видела. На нем была лишь пара изорванных штанов. Шею охватывал железный воротник, с которого свисал обрывок цепи. Белки его глаз сверкнули в сгущающемся сумраке, пока он наклонялся к ней. Сара зажала рот руками и молила Бога, чтобы не потерять сознание.

Негр вытянул руку, но не сделал попытки снова прикоснуться к ней.

— Позвольте мне помочь вам, сударыня. Вам нет нужды бояться, я не причиню вам зла.

Его голос был глубоким, словно музыка. Сара неуверенно подала ему руку и позволила поднять себя на ноги. Негр возвышался над ней, словно башня, он казался огромным, как великаны из ее детских сказок.

— Что вы здесь делаете? — спросила Сара, преодолевая оцепенение.

— То же, что и вы, сударыня, — убегаю.

— Я не… — Сара начала было протестовать и тут же поняла, что в какой-то мере он прав. Она хотела бежать, хотела скрыться если не от людей, то от слов, которые, стоит в них поверить, станут угрозой для самого ее существования.

Негр резко повернулся, заслышав позади какой-то звук. На левой руке у него было выжжено клеймо. Кожа на спине была изранена и кровоточила.

Чтобы удержаться на ногах, Сара оперлась рукой о соседнее дерево и закрыла глаза. Это был просто сон, ночной кошмар, навеянный прочитанным. Ничем другим это быть не могло. Через секунду она проснется и обнаружит себя лежащей в постели в полной безопасности.

Когда она открыла глаза, ее со всех сторон окружал сумрачный лес, а в ушах стоял шум надвигающейся бури. И негр все еще был здесь.

Сара сделала невероятное усилие, чтобы собраться с духом, и наконец спросила:

— Почему вы убегаете? Что вы сделали, какое преступление совершили, что заслужили такое наказание?

— Я пытался спасти служанку молодой леди.

— От чего?

Негр пожал массивными плечами:

— От домогательств белого человека. Вы тоже от этого бежите?

Пораженная, Сара неожиданно сообразила, как она выглядит: изорванная юбка, покрытый грязью плащ, растрепанные волосы. Она выпрямилась во весь рост, но на фоне этого огромного человека казалась не более чем ребенком.

— Разумеется, нет. И я не служанка.

— Прошу прощения, сударыня. В таком случае, думаю, что вы станете искать магистрат, чтобы меня взяли. За мою поимку назначена награда.

Сара уставилась на него, она смотрела на тяжелые мускулистые плечи, на толстые запястья, на могучие руки, бессильно свисающие у него по бокам. Она глубоко вдохнула и спросила:

— Если я скажу «да», что вы станете делать? Запугаете меня? Убьете?

Негр медленно и решительно покачал головой:

— Одно зло не исправить другим, сударыня. Я не причиню вам зла.

Его глубокий, звучный голос оказывал на Сару странный, гипнотический эффект.

— Я не буду доносить на вас, — честно сказала Сара. — Но что вы станете теперь делать?

Негр пожал плечами:

— Идти, покуда дальше будет некуда. Я буду счастлив умереть где-нибудь в лесу, среди деревьев — свободным. — Он посмотрел вокруг. — Мне говорили, что где-то здесь есть дом…

— Где вы сможете найти укрытие, спрятаться? Здесь есть такой дом. Он там, дальше, за лесом. — Сара указала туда, где кольцами поднимался дымок, завиваясь на ветру. — Его хозяин — мистер Данси. Я уверена, что он не выдаст вас. К тому же сейчас там находится доктор, который осмотрит ваши раны. Конюшни будут справа, как только выйдете из леса. Спрячетесь на сеновале, а я расскажу им о вас.

Одно мгновение он смотрел на нее сверху вниз, его темные влажные глаза недоверчиво расширились. Потом он опустился на колени и склонил голову к краю ее плаща. Сара услышала звук, похожий на рыдание, за ним последовали слова, которых она не могла понять. Наконец он довольно ясно произнес:

— Да благословит вас Бог, маленькая леди, за милость, которую вы подарили одному из ничтожнейших его созданий.

И в одно мгновение он исчез за деревьями — стремительно и бесшумно. Сара стояла неподвижно. Над ней все громче и громче шумели ветви; первые капли дождя упали ей на лицо. Весь лес вокруг нее наполнился зловещими звуками. Но у нее в ушах все еще звучал голос беглого раба, призывающего на нее благословение.

Очнувшись, Сара двинулась вперед, чувствуя, как пронзительный ночной холод пробирается под плащ. Стараясь не наступать на корни деревьев и кроличьи норы, она медленно двинулась обратно в Клэверинг.